Оживать было больнее, чем умирать. Ощущение прерванного полета, мельтешение блеклого неба над головой. Казалось, прямиком с него я и упала. Обратно на грешную землю, разбившись вдребезги. У сердца нестерпимо жгло, каждый вдох давался через силу. Тело будто вовсе не радовалось нашему воссоединению, успев за те три минуты стать куском мяса на костях, а тут опять я. Вернулась и предъявляю какие-то права, заставляя еще мне послужить. Оно не хотело, сопротивлялось.

Нет уж, родное, не смей меня предавать… Не для того мы проделали весь этот путь, чтобы он закончился так – у гиблых болот, в трижды проклятом лесу. Понятия не имею, проклинал ли его кто-то в действительности, но я бы охотно добавила!

К счастью, сухие деревья отдалились, исчезнув за густыми кронами обычных. Жухлая трава сменилась ковром сочной зелени, обступило живой пестротой Пустошей. Я перестала смотреть по сторонам: вжалась в мощную грудь Ивона, боясь свалиться с лошади. Она шла плавно, а все равно укачивало. Реальность распалась на куски, потом склеилась в расплывчатую картинку с дрожащими очертаниями.

Раньше, чем я задумалась, куда мы едем, поводья натянулись, останавливая лошадь. Впереди высилась громада пограничного гарнизона. Квадратные башни из черного камня на фоне утреннего неба. Сложно не увидеть даже сквозь мутную рябь.

– Иди туда, – указал Ивон на крепость и спустил меня на дорогу. – Тебя там вроде как знают.

Это не плюс… Лучше бы не знали.

– Что? – усмехнулся он, глядя сверху вниз. – Ты и на них произвела неизгладимое впечатление?

Будь я в состоянии, непременно бы поразилась услышанному. Не идеальная издевка, но человек делает успехи!

Куда более издевательски – прощаться со мной в нескольких сотнях футов от гарнизона и отчаливать. Во-первых, это моя лошадь. Ну, не совсем моя… Зато совсем не его! Во-вторых, откачавшему меня целителю прекрасно известно, что я едва стою на ногах.

– Справишься, – преуспел он вдобавок и в угадывании мыслей. – Для тебя же не существует невозможного, дойдешь.

– Сдрейфил ближе подъехать? – не удержалась я. – А Велизар где, блюдет максимально безопасную дистанцию?

Ивон помрачнел, словно его чудом проклюнувшийся распознаватель «сомнительного юмора» резко иссяк. Помимо этих, у меня было полно вопросов посерьезнее… Отвечать он, конечно, не собирался. Развернул лошадь в обратном направлении и ускакал. А сумку мою отдать?!

Ладно, невелика потеря. Ценного в ней нет, только всякое дорожное. А куда я теперь поеду…

Внутри все сжалось, воздух встал в горле комом. Натужно сглотнув, я запретила себе размышлять о том, как быть дальше. Не ко времени! Сейчас цель другая, простая и вполне выполнимая. Дышать непрерывно и размеренно, ни на что не отвлекаться. Идти, не спеша перебирая ногами. Остальное – подождет. Проблемы надо решать по очереди.

Ворота гарнизонной крепости рябили, но медленно, фут за футом, приближались. Стражи усиленного караула следили за мной напряженно и что-то кричали, но я толком не расслышала. Среди них был знакомый мне толстяк. Ему я в тот раз и предъявляла поддельные документы о распределении! Круг замкнулся…

– Вы меня помните? – выдавила я, замерев от них в паре шагов. Он подался ко мне, опасливо озираясь. Помнит. – Я у вас по весне терялась. Вот, нашлась.

Страж то ли прищурился, то ли нахмурился. Равновесие подвело, я качнулась и завалилась на него. Практически рухнула, молясь, чтобы он не принял это за попытку нападения. Повезло: полуобморочная девица не сошла за угрозу, меня неловко подхватили. Все поплыло, взорвавшись звоном и дребезжанием.

Дальнейшее отпечаталось в памяти невнятными отрывками. Колючая накидка под щекой, тиски поддерживающих рук. Отпертые массивные ворота, сырой неприветливый двор. Тусклые флаги на мощеной улице, унылая безликость одинаковых зданий. Люди, гомон, суета. Снова руки – мягкие, почти ласковые. Целебные чары на кончиках чужих пальцев, разрезанное облаками солнце. Померкший мир, провал в темноту. Она рассеялась, проявился бревенчатый потолок тесной комнатушки, окутало удушливым запахом трав.

Зашторенное цветастой занавеской оконце робко и неуверенно источало свет. В ушах уже шумело меньше, из-за порога доносилось сварливое:

– …ишь, чего удумали! В темницу тащить девочку. Мне тоже прикажете сидеть с ней за решеткой, покуда не оклемается?

– По регламенту не положено ее оставлять у тебя дома, – возразил властный голос. – Эта ушлая особа пятый месяц в розыске и непонятно кто на самом деле такая, мало ли что учудит.

– Да ничего она не сделает, дышит-то еле-еле.

Дышалось вправду с трудом, жжение не утихало. Но вряд ли бы Ивон меня бросил, угрожай моей жизни опасность. При всей его личной ко мне неприязни, приказы начальства исполняет беспрекословно!

– Ты ей не нянька, и она облапошила тебя в числе первых, – продолжил авторитетный тип спорить с Цецилией. Невзирая на спутанное сознание, я не сомневалась, что за меня заступается именно главная целительница гарнизона. – Не запирать ее безответственно, особенно при текущих обстоятельствах.

– Значит, будет тут со мной под мою ответственность. Девочке надобно поправляться, и не под тем присмотром, какой ты рвешься устроить. Хочешь – пришли стражника, пускай проконтролирует. Прекрати быть упертым дурнем, ну! Северин ее столько искал, а вы угробите.

Упоминание бывшего коменданта крепости подействовало магически: раздались удаляющиеся шаги и скрип половиц, хлопнула входная дверь. Цецилия пробормотала себе под нос не самых цензурных выражений, будто намеревалась еще поругаться, а оппонент спасовал как-то преждевременно. После она прошаркала ко мне в комнатушку и склонилась над кроватью, или на чем я лежала, накрытая тяжелым покрывалом. Хотя, вероятно, оно лишь казалось тяжелым.

– Очнулась, – констатировала Цецилия, очевидно, уловив в моем взгляде некоторую осмысленность. – Не вздумай колдовать, береги силы.

– Не буду. – При нынешней концентрации, точнее ее полном отсутствии, любая магия получится двойной и «аномально» серебристой. Светить ею совершенно лишнее. – Спасибо.

– Как ты дошла до жизни такой, пропажа наша драгоценная? – Брови она сдвинула строго и грозно. Я не стала притворяться, что меня это проняло. Прежде изображала для нее скромную деву – на то были причины и актерский азарт. Обстоятельства изменились, пора познакомиться по-настоящему. – Одного нашего целителя споила, другого траванула… И зачем? Чтобы в патруль поскорее попасть? Наворотила дел! Чего молчишь? Сказать нечего?..

– Есть. – Я приподнялась, привалившись к стене. – Мора передала, что прощает тебя.

Цецилия изменилась в лице, опустилась на край кровати. Шумно и грузно, вопреки ее сухонькому телосложению. Увлажнившиеся глаза уставились меня не моргая, узловатые пальцы заправили за ухо темную прядь с заметной проседью.

– Как?.. – спросила целительница враз севшим голосом. – Ты… про ведьму из Пустошей?

– Да. Виделась с ней вчера, она была при смерти.

Цецилия посмотрела с сомнением. Не с тем, когда подозревают во лжи. А когда не могут поверить.

– Мора попросила тебе сказать, я сказала, – пожала я плечами. – О чем речь, не знаю.

– На мне было… своего рода проклятие, – прохрипела она потерянно. – Справедливое.

Я протянула руку, накрыв ее ладонь своей. Просто хотелось почувствовать тепло. Или поделиться. Не зря же советуют при его недостатке греть того, кто рядом…

– Давно это произошло, – с каждым словом Цецилия бледнела и выглядела все отрешеннее. – Я совсем юная была, как ты. Своевольничала чрезмерно в центральной северной лечебнице, разругалась с начальством, перераспределили сюда… Правила гарнизонные в те года были не чета нынешним, отпускали одну за травами. Свела знакомство с парнишкой из диких и завертелось. Встречи тайные, милование, что не отлипнуть друг от друга. Хороший был! Предлагал уйти жить к нему в племя. Согласие я дала, но уходить не торопилась. Все же боязно, вот так в неизвестность.

Она перевела дыхание, тихо всхлипнула. Я сжала ее ладонь, храня молчание. Моих слов пока и не требовалось.

– Однажды на нас наткнулся отряд стражников, – Цецилия поморщилась, – в момент, зрителей не предполагающий. Я испугалась – и осуждения, и вообще… Сделала вид, что не по моей воле это. Они его и прирезали. Быстро, за секунды. С собой потом меня увезли, утешали, а я не от того рыдала. С тех пор ввели запрет кому-либо в одиночку по Пустошам разгуливать, даже у кромки леса. Через месяц я с ними поехала в патруль, свободных целителей не имелось. Глупая. Подкараулили нас колдуны и отомстили. Кроме меня, никто не выжил. Мора там была. Сказала мне: раз я предпочла эту крепость любимому, то здесь и останусь. Его дух ей поведал, что и как произошло. Суть ее слов вскоре открылась. Стоило нос из гарнизона высунуть, мигом озверевшее воронье слеталось стаями, и любая тварюшка норовила напасть, будь то хоть сурок. А волки не чурались выбегать прямо на дорогу… Не стало мне отсюда выхода.

Она хватанула ртом воздух и, подавившись им, глухо кашлянула.

– Сочувствую. – Уж точно не мне было ее осуждать. – Легко наворотить дел, не оценив последствия.

– Наказала она меня, да. Но не сильнее, чем я сама. Все эти годы себя ненавидела за содеянное, а признаться никому не отваживалась до сего дня. Малодушие – страшный грех.

– Бывают и пострашнее, – вздохнула я, не понимая, болью жжет грудь или муками совести. – Предупреди патрули, что в лесах новая угроза, незримая. Нечестивые духи, выпущенные Культом.

Выборочная правда, но большего я бы сказать и не смогла.

– Во дела… – Цецилия вытерла выступившие слезы. – Это отступники энергией бахнули так, что небо сотряслось? Спозаранку переполох.

Я кивнула, надеясь, что гарнизонные отряды не полезут в самое пекло. У них ноль знаний в запретной магии, способной одолеть забарьерных тварей. А те непременно просочатся через проделанную брешь на территорию Пустошей – утолять многовековой голод. Ведьмы с колдунами из племен справятся с ними лучше, да и адепты заранее отрабатывали специальное массовое заклинание. Но тварей-то наверняка полчища, а граница подобна вязаному полотну – распусти главный шов, и постепенно оно осыпется везде. Вопрос времени!

В памяти, как наяву, возникли сотканные из пепла кошмарные силуэты, сознание помутилось. Цецилия подорвалась отпаивать: в горло полилась колодезная ледяная вода, смешанная с терпким травяным настроем.

– Успокоительное, – пояснила она, отняв кружку от моего рта. – Снадобья посерьезнее поостерегусь давать, недуга конкретного не вижу, одну изнурительную слабость. Восстанавливающих плетений на тебе изрядно, тревожить их нельзя, они цельные и не наши. В племени лечили?

Подумать так логичнее всего. Пропала я в Пустошах, в которые стремилась, знакома с Морой. Не исключено, что Цецилия приписала мне запретную любовь с кем-то из диких, оттого и поделилась сокровенным. Почуяла похожую историю? Не буду ни подыгрывать, ни опровергать.

– Зашлите про меня письмо в северный предел лорду Велимиру, – прошептала я, опуская тяжелеющие веки. – Мое имя Сияна, я у них была. Сообщите, что я в гарнизоне, его светлость все подтвердит.

Не просить же писать принцу, он на севере тайно. Так или иначе, Герману передадут обо мне весть, и ему не придется затевать поиски.

– Устрою, – пообещала Цецилия, уложив меня назад на подушки. – Спи, лишь это тебя исцелит.

Я послушно закрыла глаза, противиться не было сил. Вместе с успокоительным она явно подмешала сонное зелье…

Чувства притупились, обволокло густой тишиной. Покой, похожий на забвение. Нырок в самую глубину, беспробудная темнота. Она текуче сменилась обычной, стелющейся за окном, словно я всплыла на поверхность, или меня вынесло туда мягким течением. Усталость не ушла: шевелить языком было тяжко, не то что руками и ногами. Цецилия помогла мне обмыться и переодела в мое же простенькое платье, оставшееся у нее с весны. Я вытащила из кармана грязного дорожного костюма игральную карту.

Некогда тлеющая роза из колоды света и тьмы, по-прежнему различимая на куске потрепанной плотной бумаги, казалась почти черной. В классических партиях она меняет масть последней выложенной карты со светлой на темную и наоборот. Сама по себе, без просчитанной комбинации, не ценна. Но не для меня…

Я положила ее за пазуху, поближе к сердцу. Ужасных я наворотила дел или не очень – положительное есть, отныне адепты с проклятиями Герману не угрожают. Смысл в его смерти для Культа отпал, чинить реликвию больше не нужно. Не только свою шкуру спасла, угу.

В коридоре ко мне попытался пристать с вопросами стражник, все-таки присланный контролировать, стану ли я чудить. Цецилия рявкнула на него, что я еще плохо соображаю и разговаривать со мной бесполезно. Упомянув вскользь про отправленное в северный предел письмо, проводила меня в комнату, в которой я у нее в прошлый недолгий «приезд» и жила. Иронично… Откуда сбежала, туда и вернулась.

Как и во всем доме, здесь царили чистота и домашний уют. Шторка с милой вышивкой вместо двери, подоконник заставлен южными растениями. Выращивать их в местном суровом климате – сродни подвигу. На прикроватной тумбе сидел, лениво вылизываясь, знакомый котяра. Уже не такой ободранный, как в дворовую бытность. Холеный, прилично раздавшийся в боках.

– Прожорливый, гаденыш, – посетовала Цецилия, будто он откормился на ее харчах самостоятельно. – Регулярно захаживает с той ночи, когда пролез в форточку и раздербанил мои запасы трав из-за тебя.

– Извините, – не потрудилась я спрятать улыбку, – это было специально.

– Да поняла уж!

Неубедительно ворча, она уложила меня отдыхать, не забыв напоить сытным отваром, от которого моментально срубило. Радикальные у нее меры предосторожности…

Проснулась я на рассвете, под крики петухов. Самочувствие было сносным, в груди зудяще саднило, словно там затягивалась рана. Цецилия принесла мне на завтрак новый отвар – прямиком в постель, кот улегся в ногах, утробно мурча. Едва я осушила миску, заскрипела входная дверь, а затем и половицы. По ним запросто отслеживаются перемещения в доме. Отодвинулась шторка, порог переступил весьма неприятный маг. Заурядной, в общем-то, наружности, но его губы под жидкими усами кривились на редкость гнусно.

– С пробуждением, – заговорил он, и я узнала голос вчерашнего визитера, жаждущего запереть меня в менее комфортных условиях. – Сияна, или как ты нынче назвалась.

– Да, – проигнорировала я этот выпад. – А вы…

– Румен, комендант крепости.

Новый глава гарнизона, слово которого решающее. Номинально, по крайней мере. Не стоит с ним ссориться – если разозлю, Цецилия может и не защитить. Беда! Юлить в нынешнем положении не вариант, прорываться с боем наружу тем более.

– Что за твари шныряют по лесу и откуда ты обо всем прознала? – обошелся он без прелюдий. – Выкладывай.

– Из того леса к вам и пришла, видела их.

При попытке мысленно проговорить «это духи из-за границы» к горлу подкатило, и я замолчала. Захлебнуться кровью не пойдет на пользу моему выздоровлению.

– Мне мешает клятва. – Культа, но сошлюсь и на другую. – Данная тайной службе. Я из личной охраны императорской семьи.

– Ну конечно, – скептически ухмыльнулся Румен. Я сохранила непреклонное выражение лица, последовал издевательский комментарий: – Поди, ты и доохранялась, раз обоих принцев прикончили адепты.

– Младшего рано хороните, – скупо отметила я, не имея ни права, ни желания делиться подробностями. – А информации о потусторонней угрозе у меня мало. Я увидела жутких духов издалека и чудом сумела добраться до гарнизона.

– Что ты вообще забыла в Пустошах?

– Не могу распространяться об этом. Но меня туда отпустили.

– Спрошу иначе. – Он в два шага уничтожил расстояние до кровати и устрашающе навис надо мной. – Какого хрена ты делала на запретной территории сейчас и зачем проникла в крепость весной по поддельным документам, устроив тут саботаж?

Кот зашипел, вздыбив шерсть на спине. Выпущенные когти впились в одеяло.

– Вы вправе злиться, но отчитываться я буду перед начальством, – молвила я в перекошенную гневом рожу, хотя тянуло повторить за котом. – Сомневаетесь в том, кто я? Подождем ответа лорда Велимира.

– Подождать ты можешь и за решеткой.

– Как вам будет угодно, – коротко отозвалась я, поскольку таким только повод дай подоказывать власть. – В любом случае я благодарна за оказанную мне в вашем гарнизоне помощь.

Румен не шелохнулся, я тоже. Прямой смиренный взгляд против колючего и откровенно агрессивного. И похуже бывало! Не реагировать, внимать совету Келлара. Раз – глубокий вдох. Два – ровный выдох. Три – опять вдох… Досчитала до десяти, ни мускулом не дрогнув.

– Про что, помимо этого, тебе нельзя говорить? – осклабился он. – О том, сколько в Пустошах культистов?

– Я столкнулась с двумя. Велизаром… – от произнесенного имени по спине прокатился озноб, – и еще одним. Вероятно, их больше.

– И они тебя не тронули?

– По моему состоянию так кажется? Я должна быть мертва!

Да. Должна. Велизар получил, что хотел. Обвел вокруг пальца дурочку переходящую, сотворив все ее руками, и убил. Готово, сделано!.. Нет же, вернул к жизни. Хитрый рискованный план, куча мороки. Ради чего? Что ему еще от меня нужно?!

Нервы сдали, крупно затрясло. Кот втянул когти, жалобно мяукнув.

– Птицы до северного предела долетают быстро. – Румен выпрямился и сложил руки на груди. – Возможно, до полудня придет ответ. А до тех пор… Сунешься за порог дома – пеняй на себя.

– Не сунусь, – уверила я, морщась от саднящей боли.

Он грозно зыркнул напоследок и удалился, прибежала Цецилия. Напичкала меня – а лучше бы своего коменданта – успокоительным, прогнала кота и ушла в кладовую заниматься травами. Дрожь унялась, и я кое-как привела мысли в порядок. В голове не укладывались ни великие цели Культа по обретению магами свободы, ни масштаб грядущего бедствия из-за нечестивых порождений, но то, что я жива, радовало гораздо сильнее, нежели пугало. Я свободна от влияния границы! Разобраться бы, чревата ли для меня чем-то смерть, пусть и трехминутная…

Я валялась в постели долгие часы, тщетно прислушиваясь к себе и не находя ничего критичного. Закономерное изнеможение, постепенно отступающее. Но облегчения это не приносило. Оправлюсь, попробую колдовать – тогда и удостоверюсь, что все в норме.

Минул обед, в окне засияло полуденное солнце. Улица отчего-то опустела, сменившийся стражник шастал туда-сюда по коридору. Ответного письма из владений лорда Велимира, видимо, пока не было. Уж не сгинула ли почтовая птица в дороге?.. Края здесь опасные, потеря писем – обыденность.

Я успела досконально изучить потолок, несколько раз провалиться в сон и хорошенько нагладить навещающего меня кота. В преддверии заката тревога возросла, и требовательный стук в дверь прозвучал как гром среди ясного неба. Она со скрипом отворилась, я тотчас села на кровати. Странная пауза, невнятный бубнеж стражника, сдавленное аханье Цецилии. Шаги, рывком отдернутая шторка. За ней стоял Северин, и в его синих глазах явственно отражалась безудержная ярость, которую не способно вместить ни одно письмо. Такие слова высказывают только лично…

Загрузка...