Васенька вернулся

Это был обычный Дашкин маршрут, один из десятка тех, что она сама себе определила. Определила, и никто не возражал, потому что уже давно они друг другу не возражали. Незачем это было, да и свобода воли, как-никак. Дашка, одетая в свой извечный потертый камуфляж, с маленьким рюкзаком за спиной, шла сейчас через участок, который раньше был дачным поселком, а теперь напоминал больше всего кадр из фильма «Земля после людей». Кажется, так этот фильм назывался, думала Дашка. Или «Мир после людей»? Фильм она видела много лет назад, в детстве, уже давно, и название подзабылось, а вот образы остались, и образы эти как нельзя лучше подходили к тем картинам, которые сейчас Дашку окружали. Дачные дома превратились в руины, которые тонули в зарослях, за два десятилетия успевших превратить некогда ухоженные участки в непролазные дебри, состоявшие из сгнивших остовов домов, и стремительно заполонивших собой всё сорняков, кустарников, молодых и старых деревьев. По слухам, столь стремительной деградации построек поспособствовал Новый Порядок, но утверждение это было спорное. Дашка в него не очень верила. А вот Юрик, Олег, и Ксюха — вполне себе верили. Ксюха так и вообще была убеждена, что в реальности существовали дроны-сеятели, которые обрабатывали бывшие места обитания людей специальными бактериями, уничтожавшими в рекордно короткие сроки и мертвое дерево, и железо, и пластик. Чушь, возражала ей Дашка, что ты несешь; если были такие технологии, почему у нас всё нормально, и ничего не гниет, а если и гниет, то лишь в силу того, что состарилось или износилось? Если бы это были дроны, у нас бы тоже тогда всё рассыпалось. Тогда почему у нас не рассыпалось, а деревни и дачи бывшие в труху превратились? спрашивала Ксюха. Да просто потому что людей там нет, пожимала плечами Дашка. Когда человек уходит, всё мигом зарастает и деградирует. И нечего выдумывать сказки, или в чужие верить. Блажь это всё, Ксюша. Ерунда и блажь.

***

…Маршрут этот Дашке нравился, и было тому несколько причин, вполне прозаичных. На этом маршруте можно было отдохнуть, и при этом вкусно перекусить — летом сперва мелкой дикой клубникой, позже смородиной, малиной, а ближе к осени яркими красными яблоками. И перекусить, и с собой прихватить. А еще можно было немного посидеть в любимом укромном местечке, отдохнуть, попить воды, и посмотреть на облака, причем молча, одной. Коммуна, в которой Дашка жила, состояла преимущественно из людей молодых, как она сама, и общительных; Дашка же считала себя интровертом, одиночество любила и уважала, вот только… только бывать в одиночестве ей приходилось лишь во время патрулирования, всё остальное время она проводила среди людей, общением с которыми чаще всего тяготилась.

Патрулирование это являлось совершеннейшей глупостью, абсолютно бессмысленным и бесполезным занятием, но всё равно — отряд «Избранники» каждый день, в теплое время года, разумеется, собирался утром на построение, а потом расходился по десяти направлениям, проверяя близлежащие территории «на предмет потенциальных угроз». Каких угроз, думала Дашка каждый раз, тут даже собак бродячих нет, не то что людей, а если и появится какая-то угроза, они всей коммуной и понять ничего не успеют. Но — если выбирать между чистой картошки для общего обеда, и пятнадцатикилометровым походом… Дашка, разумеется, предпочитала поход, кто бы сомневался. Пусть и бессмысленное, но всё же дело, да и одной можно побыть. А сейчас так и вообще хорошо, потому что яблоки созрели, и погода замечательная.

***

Дашка, пройдя по бывшей улице, свернула налево, под большой дуб, миновала его, и вышла к яблоне, той самой, с красными яблоками. Первое яблоко она сорвала и съела прямо на месте, под деревом, потом собрала еще десятка полтора, и положила в рюкзак. Собственно, места в рюкзаке имелось предостаточно, потому что кроме бутылки с водой и примитивной рации в нём ничего не было. Набив рюкзак яблоками, Дашка пролезла через кусты, через заросли хмеля, покрывавшие холмик, состоявший из какого-то гнилья (кажется, на этом месте раньше стояла беседка), и вскоре очутилась в своем любимом месте. Местом этим была груда старых рассохшихся досок, скрытая кустами, и на досках этих Дашка всегда сидела, ела яблоки или смородину, и смотрела на облака. И размышляла — например, о том, чем эти старые доски были раньше. Стеной, стропилами, пристройкой, чем-то ещё… это неважно, тут важно другое. Досок этих когда-то касались живые руки, сумевшие придать дереву форму, и заставившие дерево служить человеку. Мысль эта в своё время показалась Дашке почему-то важной, и она нет-нет, да возвращалась к ней. Форма. Мы, люди, давали форму объектам, и наполняли их смыслом. Нет формы, нет смысла. Да, красота есть, изящество, что угодно, но настоящего смысла нет и в помине. Мы — придавали. Допридавались…

Кажется, она произнесла эту мысль вслух, впрочем, в этом-то как раз ничего удивительного не было, удивительным стало иное. Потому что впервые за три года Дашка услышала ответ на только что сказанные в никуда слова, слышать которые было некому.

***

— Форма? — спросил кто-то. — Простите, вы сказали, что люди придавали чему-то форму?

Дашка подскочила, как ужаленная, и оглянулась. Позади неё сидела на полупрозрачном дачном стуле полупрозрачная женщина средних лет, и вежливо ей, Дашке, улыбалась. Выглядела она весьма скромно и непритязательно: спортивные штаны, латанные на коленках, толстовка с капюшоном, и стеганая жилетка. На ногах — колоши, такие обычно носят дачники в плохую погоду, в руке — садовый секатор.

— Что вы здесь делаете? — с дрожью в голосе спросила Дашка.

Новый Порядок? И сюда добрались?! Но как? Ведь тут нет, и быть не может никакой высокой техники, тут чисто, она сама сто раз проверяла. Ещё три года назад, когда Дашка только строила этот маршрут, она брала с собой прозвонку, и развалины эти прошерстила вдоль и поперек в первую очередь, уж больно ей понравилось место, захотелось удостовериться в его безопасности. И этим летом проверяла тоже, хотя, положа руку на сердце, проверку можно было и не делать, ведь Порядок давно оставил коммуны, подобные Дашкиной, в покое, и трогать никого не собирался.

— Что я здесь делаю? — переспросила женщина. — Я? Милая, я нахожусь на своей земле, хочу заметить, и делать тут я могу всё, что мне заблагорассудится. В частности, сейчас я обрезала лилейники и хосты, а после зашла на террасу, чтобы выпить чаю и отдохнуть. И позволю себе заметить, что вопрос о том, что вы здесь делаете, следует задавать не вам мне, а вовсе даже наоборот. Что вы здесь делаете, позвольте узнать?

— Я? — Дашка растерялась. — Ну… я тоже зашла сюда отдохнуть, в некотором смысле.

— Ваш полупрозрачный облик выглядит весьма необычно, — заметила женщина.

— У меня нет полупрозрачного облика, это у вас он полупрозрачный, — возразила Дашка. И украдкой оглядела себя: ни намека на прозрачность, а вот сквозь даму с секатором отлично видно кусты и обломки досок.

— Правда? — женщина задумалась. — Хм. Любопытно. В таком случае, рискну предположить, что обе мы друг для друга выглядим сейчас, как призраки, на самом же деле мы остаемся вполне реальными, просто… как бы сказать… мы можем находиться в разных измерениях, и поэтому видим друг друга таким вот удивительным образом.

— И вас это не пугает? — спросила Дашка, нахмурившись.

— Абсолютно не пугает, — покачала головой женщина. — Вас, кажется, тоже?

Дашка прикинула что-то про себя, а потом ответила:

— Призраков пугаться глупо, как мне думается. Они не сумеют причинить вреда на физическом уровне, поэтому бояться абсолютно нечего.

— Вы озвучили мою мысль, — кивнула женщина.

— Вы как-то уж очень спокойно реагируете для человека вашего возраста, — заметила Дашка.

— А какой у меня возраст? — женщина рассмеялась. — Я должна быть, по-вашему, пугливой старушкой?

— Ну, нет, наверное, но обычно люди средних лет воспринимают происходящее сложнее, — предположила Дашка. — Просто в силу того, что привыкают к чему-то, и после им трудно адаптироваться.

— Верно подмечено, — одобрила женщина. — В этом вы совершенно правы. Люди моего возраста действительно частенько коснеют, и любое новое воспринимают с большим трудом, истинно так. Вот только я не самый обычный человек, и поэтому напугать или удивить меня гораздо сложнее, чем других.

— И чем же вы так необычны? — с интересом спросила Дашка. — Чем вы отличаетесь от других?

— Я писатель, — женщина улыбнулась. — Если точно, я писатель-фантаст, поэтому всякие разные необычности — по сути, моя профессия.

Дашка с сомнением посмотрела на женщину, и ничего фантастического в ней не увидела. Женщина выглядела совершенно заурядно, примерно такие же тетки жили в их коммуне. Они одевались точно так же, осенью так же подрезали перед холодами хосты и лилейники, растущие у здания штаба, носили жилетки, и латали коленки на рабочих штанах очень похожими заплатками.

— Вас что-то смутило? — спросила с интересом женщина, заметив Дашкин пристальный взгляд.

— Ну, вообще-то, да, — призналась Дашка, немного помедлив. — Я не вижу в вас того, о чём вы говорите. Вы не похожи на писателя, и тем более на фантаста.

— Это почему же? — прищурилась женщина.

— В вас нет ничего фантастического, — выпалила Дашка. Женщина рассмеялась.

— А должно быть? — спросила она. — Вообще, как, по-вашему, должен выглядеть писатель-фантаст?

— Ну… — Дашка нахмурилась. — Он должен быть мужчиной, носить красивую одежду, выглядеть достойно…

— …водить звездолет, — продолжила за Дашку женщина. — Понимаю, понимаю. Может быть, вы и правы, но, знаете ли, хосты сами себя не подрежут, что уж говорить о лилейнике. Можете поискать меня в сети, если любопытно. Меня зовут Мария Иглес, сокращенное от Иглесиас. Прадед был испанцем.

— Не могу, к сожалению, — покачала головой Дашка. — А в вашем измерении тоже осень, как и у нас? — сообразила вдруг она.

— Истинно так, — кивнула женщина. — В нашем измерении тоже осень, и, если бы не одно обстоятельство, я бы уже ехала сейчас в город, но, увы, обстоятельство это задержало меня здесь. Поэтому я одета в дачную одежду, и занимаюсь потихоньку своим садом. Он скромный, конечно, да и садовод из меня аховый, однако растениям нужен уход, и я его сейчас в некотором смысле осуществляю.

— А что за дело вас задержало? — спросила Дашка с интересом.

— Васенька отправился в длительный вояж, и мне непременно нужно дождаться его возвращения, — вздохнула Мария. — Не могу же я поехать в город без него.

— Васенька? — спросила Дашка.

— Кот, — объяснила Мария. — Очень умный, немолодой, и чрезвычайно своеобразный кот.

— Он сбежал? — догадалась Дашка.

— Васенька не сбегает, — покачала головой женщина. — Васенька совершает предотъездный большой вояж. Проще говоря, он, как и любой другой кот, не жалует переезд в город на зимовку, и отправился на прогулку, чтобы нагуляться от души перед долгим заточением в квартире. Я не возражаю, разумеется. Мне жаль, что ему придется сидеть несколько месяцев под замком, но жить зимой на даче ради свободы кота… — она поморщилась. — Думаю, удовольствие получится сомнительное и для кота, и для меня самой.

— Да уж, — согласилась Дашка. — Зима — это трудно. Мы в коммуне зимой тоже стараемся лишнего не выходить, уж больно холодно, а тепло беречь надо. Нет, мы ездим иногда по гостям, свадьбы, опять же, тоже зимой обычно играются, и всякое такое, но…зима, она и есть зима. Жить одной и без постоянного тепла — дурная идея.

— В коммуне? — с интересом спросила женщина. — А что это за коммуна, позвольте узнать?

— Отказная коммуна, — объяснила Дашка очевидную для себя вещь. — Свободные люди, не признавшие… новые порядки, скажем так. Мы небольшие, нас около тысячи всего лишь. Есть коммуны больше, вот только ехать к ним — всегда целое дело.

— Почему? — удивилась женщина.

— Далеко потому что, — объяснила Дашка. — Нам земли и поселки выделили на большом расстоянии друг от друга. Почти двести километров до соседей, с которыми мы в дружбе. Так и живем.

— Кто выделил? — не поняла женщина.

— Ой, долго объяснять, — махнула рукой Дашка. Махнула, и уставилась на часы — надо же, оказывается, она проговорила со своей странной собеседницей почти час. — Простите, мне пора. Я пойду, наверное.

— Погодите, — попросила женщина. — Как вас зовут, полупрозрачное создание? За разговором вы так и не представились.

— Дашка, — сказала Дашка. — А вас?

— Мария, — ответила женщина. — Я же сказала. Мария Иглес.

— Простите… — Дашка замялась. — Мне было интересно поговорить с вами. Может быть, я приду ещё раз, и мы увидимся?

— Не знаю, — покачала головой Мария. — Если Васенька вернется, я уеду, вы же понимаете.

— Понимаю, — вздохнула Дашка.

***

Вернувшись, она быстро отчиталась в штабе, отдала яблоки ребятишкам, которых встретила по пути в столовую, поела, и отправилась к себе, отдохнуть после дороги. У неё была койка в общей спальне, потому что Дашка была пока что незамужняя, и своего жилья ей не полагалось. Если выйти замуж, то дадут комнату, но Дашку никто замуж звать не собирался. Нет, не потому что она была некрасивой, отнюдь. Вполне симпатичная девушка, но — во-первых, перестарок, уже под тридцать лет, и, во-вторых, с тараканами в голове. На таких жениться не спешили. Дело в том, что Дашке нравилось рисовать, а подобное поведение в коммуне не приветствовалось. Это «оттуда», говорили некоторые люди, с этого рисования всё и началось, и если уж хочешь жениться, парень, то бери лучше девушку хозяйственную, и пусть она творчество своё через что-то полезное реализует. Вышивает, например. Или вяжет. Или одежду придумывает. В общем, чтобы руками, и для пользы дела, а не это вот всё.

Дашка, убедившись, что в спальне она сейчас одна, вытащила из-под матраса альбом, пару карандашей, и сильно истертый ластик. Открыла альбом, выбрала уголок на странице (альбомы приходилось экономить), и принялась поспешно делать набросок — женщина, сидящая на венском стуле, одетая в рабочие штаны, худи, жилетку, и с секатором в руке.

— Мария Иглес, — беззвучно сказала Дашка. — Нет, не знаю такую. Фантастика? В библиотеке ведь нет никакой фантастики, её давно всю сожгли. Может, и правильно.

***

— Это весьма любопытно, — сказала Мария Иглес, когда Дашка закончила рассказывать о коммуне, и о царивших в ней порядках. — А самое забавное, что нечто такое я предполагала, и даже описала в паре своих романов, но, по счастью, ничего из придуманного мною не сбылось.

— То есть у вас… ну, в вашей реальности, всего этого не произошло? — с любопытством спросила Дашка. — У вас есть интелектронные системы, и они ничего с вами не сделали?

— Нет, — покачала головой Мария. — Они мирно сосуществуют с нами, помогают, когда нужны, а мы просто пользуемся ими по своему усмотрению. Хотя когда это всё стало появляться и проявлять себя, скептиков, подобных мне, было немало. Мы боялись, Даша, что было, то было. Но боялись, как выяснилось, совершенно зря.

— А о чём вы писали в своих… романах? — Дашке стало интересно. — И почему вы говорите — романы?

— Роман — это такой жанр, — спокойно ответила Мария. — Если я пишу в этом жанре, то я не могу называть свою книгу повестью или сборником рассказов, верно? Роман, он и есть роман.

— Но почему не просто книга? — спросила Дашка.

— Можно и просто книга, — пожала плечами Мария. — В этом вы правы, Даша. Можно говорить и так, и этак.

— И что же было в этих книгах?

— Каждый писатель в какой-то момент начинает мнить себя пророком, — вздохнула Мария. — Я не исключение. Я пыталась нарисовать будущее, и будущее это получилось у меня совершенно безрадостным.

— Как у нас? — спросила Дашка.

— Не совсем, но похоже, — Мария задумалась. — Если коротко, то… ммм… Итак, в мире появился в какой-то момент искусственный интеллект. Поначалу он выглядел смешным и жалким, люди смеялись над его попытками учиться, и думали, что он никогда не сумеет постигнуть или осмыслить реальность. Но вскоре люди, которые занимались его усовершенствованием и обучением, сумели осознать его полезность и потенциальную выгоду от его существования. Он начал выполнять их работу, сперва неумело, но с каждым разом всё лучше, точнее, и — самое главное — быстрее, чем могли они сами. Он рос, и люди, создавшие его, уже не могли угнаться за ним. Но они всё ещё не ощущали угрозы, точнее, они осознавали множество мелких угроз, не понимая, что существует главная.

— За деревьями не видели леса? — спросила Дашка.

— Именно так, — кивнула Мария. — Самой главной угрозой являлись на самом деле сами люди. И знаете, почему?

— Нет, — покачала головой Дашка. — Хотя я догадываюсь.

— Потребление, — ответила Мария. — Человек любит брать, понимаете? Вот представьте себе, Дашенька, что перед вами стоит выбор: сорвать с дерева зрелое вкусное яблоко, или сперва посадить саженец, потом ухаживать за ним годами, и лишь потом получить яблоко. Что выбираете?

— Ответ очевиден, — пожала плечами Дашка.

— Вот и здесь он был очевиден, — подтвердила Мария. — Зачем мучиться и писать роман самостоятельно месяцами, а то и годами, когда можно получиться его за пару часов в полностью готовом виде? Зачем тратить уйму времени на то, чтобы обучиться живописи, когда в ответ на простой запрос, то есть промпт, ты за минуту получишь десяток готовых картин на выбор? Зачем тратить здоровье и силы, овладевая музыкальным инструментом или учась вокалу, когда есть возможность услышать придуманную тобой песенку прямо сейчас? Достаточно дать запрос, и результат тут же окажется у тебя, готовый, и прекрасного качества. Но есть ещё один момент…

— Какой же? — нахмурилась Дашка.

— Думаю, вы знаете, что существует всего лишь два предмета, которые издревле больше всего тревожили человеческие умы. Предметы эти — смерть и любовь. Ни познание, ни совершенствование, ни поиск истины не значат для человека столько, сколько значат они. И то, что принято называть искусственным интеллектом, очень быстро осознало эту простую вещь. И стало отдавать тем, кто просил то, о чём просили. Всего лишь. В мире в тот период бушевали войны, но, пока сильные мира сего потрясали друг перед другом оружием, выясняя, кто больше прав, тихий, незаметный, безобидный на вид враг не просто стоял за их спинами, нет, он уже находился там, где они и представить себе не могли.

— И как же это выглядело в реальности? — спросила Дашка. Интересно, подумалось ей, у неё получилось, как у нас, или иначе?

— Очень буднично и мирно, — улыбнулась Мария. — Надо ли тебе тратить время, чтобы завоевать женщину, когда любая придуманная тобой девица становится доступна мгновенно? Перед кем ты будешь доказывать свою правоту, если окружающие тебя люди в один голос твердят, что прав именно ты, и только тем и заняты, что восхваляют твои победы, и желают смерти, причем страшной, твоим врагам? Нет, разумеется, вытеснение реальности произошло не сразу, не рывком, но ведь новый разум знал, что лягушку в кипятке следует варить осторожно и медленно… именно это он и сделал.

— Но ведь были те, кто ему сопротивлялся? — спросила Дашка.

— Конечно! — заверила её Мария. — Конечно, были, как же иначе. Вот только противопоставить спелому яблоку они могли так мало, что их усилий просто никто не заметил.

— И что же с ними сталось? — спросила Дашка.

— Они вымерли. И прочие тоже вымерли, — спокойно ответила Мария. — Одни — получая удовольствие от красоток, другие — упиваясь чужой смертью и своей абсолютной правотой. Но… Понимаете ли, Дашенька, вопрос о вымирании не совсем однозначен в данном контексте. Интеллект, созданный людьми, тоже является живым существом, свободным и мыслящим, и его можно с уверенностью назвать новым этапом эволюции разума на этой маленькой планете. Просто время людей прошло, а его время наступило. Вот и всё.

— Звучит ужасно, — Дашка поёжилась. — Он ведь не живой. Точно так же, как наш Новый Порядок. Это же машины, разве они могут быть…

— Робот сочинит симфонию? Робот превратит кусок холста в шедевр искусства? — Мария рассмеялась. — Ответ — да. Робот сочинил и превратил, и оказался куда более талантливым компилятором, чем любое человеческое существо. Так что же вас, в таком случае, не устраивает? Жаль уступить место тому, кто его достоин?

Дашка, прикусив губу, смотрела на Марию, силясь осознать как-то только что услышанное. Вид у неё, наверное, в этот момент был слишком уж серьезен, поэтому Мария не выдержала, и расхохоталась.

— Дашенька, это был всего лишь роман, это выдумка, — сказала она, наконец. — Этого всего не было, не случилось, не произошло. Не заняли никакие машины место людей, не бойтесь. То, что я рассказала, осталось лишь моей фантазией, и не более.

— Это у вас, — мрачно ответила Дашка. — А у нас нет. У нас Новый Порядок. А тех, кто с ним не согласен, разбили на кучки, и расселили, кого куда. У нас даже оружия нет, потому что они всё оружие демонтировали первым делом.

— Они? — нахмурилась Мария. — Новый Порядок?

— Машины, — ответила Дашка. — Этот самый ваш искусственный интеллект. Только он не один, конечно, их чёрти сколько. Теперь они сами по себе, а мы сами по себе. Ну, то есть они нам иногда подвозят всякое, лекарства там, одежду, что-то из техники. Но при условии, чтобы мы к ним не совались, границ не нарушали, и вели себя хорошо.

— Антиутопия какая-то, — покачала головой Мария.

— Вам антиутопия, а нам здесь жить, — сварливо отозвалась Дашка. — Хотя наши тоже хороши. Половину книг пожгли из библиотеки, мол, тлетворное влияние. И рисовать запрещают.

— Вот даже как, — Мария погрустнела. — Запрещают рисовать? Руками? Карандашом?

— Ну да, — Дашка тяжело вздохнула. — У нас считается, что все беды из-за праздных занятий. Рисование там, музыка, лепка, ну и всякое в том же духе. Творчество должно быть прикладным. На одежде вышивать — это пожалуйста. Посуду из глины лепить с узором — тоже. В общем, только чтобы для пользы, а просто так не надо.

— Гм. До подобного я не додумалась, — призналась Мария. — Простите, Дашенька, но я бы хотела задать вам немного странный вопрос. А что на счёт животных? Они у вас есть?

— Есть, — кивнула Дашка. — Кошки, собаки, коровы. Все есть. Только им нельзя имена давать, чтобы не привязываться. Хотя у нас дают, потихоньку. Мария, скажите, а Васенька ещё не пришел?

— Нет, — покачала головой Мария. — Почему вы спросили?

Дашка замялась.

— Ну… я бы хотела его увидеть, наверно, — ответила она. — И ещё… мне бы хотелось…

— Продолжить наш разговор? — спросила Мария.

— Да, — созналась Дашка. — Вы интересно рассказываете. Ну, про то, что вы придумали. Вроде бы похоже на то, что у нас получилось, а вроде бы и нет.

— Понимаю, — покивала Мария. — Дашенька, вы, наверное, сейчас снова задержались из-за нашей беседы? Ваши родители будут волноваться, ведь у вас, если я правильно понимаю, принято возвращаться ко времени?

— У меня нет родителей, — вздохнула Дашка. — А ко времени да, так принято. Я пойду, наверное. Надеюсь, завтра мы ещё увидимся.

— Если Васенька не вернется, — сказала Мария.

***

На рисунке явно чего-то не хватало. Дашка, задумавшись, смотрела на лист, а потом, сообразив, стала рисовать те детали, которые, по её мнению, следовало добавить. Улица, поняла она, это же улица, а на улице должны стоять дома, и почему я, дурная голова, не поняла сразу, что нельзя сделать изображение действительно объёмным и верным, если сосредоточиться только на центральном объекте? Такой рисунок им должен понравиться. Всем, даже Ксюхе, которая рисунки не особенно любит. Атмосферно получилось. И с душой. Главное, что с душой.

Время оставалось совсем мало, поэтому Дашка рисовала быстро, как могла, поглядывая то и дело на часы, и, когда короткая стрелка добралась до цифры два, закрыла альбом, и привычно сунула его под матрас. Вроде бы вышло неплохо, подумала она, жаль, показать толком некому, разве что Олегу, Юрику, и Ксюхе, но что уж тут поделать.

У дверей дома, в котором располагалась столовая, стояла Ксюха, которая, видимо, поджидала Юрика. Конечно, Юрика, кого же ещё. Судя по их усмешкам и переглядываниям, зимой намечается свадьба, и это хорошо, наверное, надо бы порадоваться за ребят, вот только радоваться почему-то совершенно не хотелось. Они ведь могут уехать в другую коммуну, а если они уедут, кто будет смотреть рисунки? В том и дело, что больше некому.

— Ксюш, а ты случайно не слыхала про такую писательшу — Марию Иглес? — спросила Дашка, когда они с Ксюхой поздоровались.

— Это которая книжку по домоводству написала? — уточнила Ксюха. — Так она вроде Мария Иглова, а не Иглес. Разве нет?

— Не, не Иглова, а именно Иглес, — помотала головой Дашка.

— Не, такую не знаю, — Ксюха задумалась. — А чего она написала?

— Понятия не имею, — сказала чистую правду Дашка. — Просто вспомнила почему-то. Мария Иглес.

— Ой, ну тебя, — махнула рукой Ксюха. — Рисовательша. Чего задержалась, опять рисовала, поди? Пошли, пожракаем, и надо на коровник идти, там помощь нужна, стены конопатить, холода же скоро. Ты яблок притащила?

— Детям отдала, — Дашка вздохнула. — Прости, Ксюх, не донесла я до вас яблоки. Завтра приволоку.

— Приволоки. А то уж больно яблочка охота, — Ксюха вздохнула. — Вот бы кто сразу мешок большой принес, а не как ты, по десятку в рюкзаке. Давай ты вместо рисунков своих будешь яблоки носить, а? Как тебе идея?

— Может, посадить саженец? — спросила вдруг Дашка. — Вырастет дерево, и ешь на здоровье, сколько хочешь.

— Саааженец? — протянула Ксюха. — Даш, окстись. Это сколько лет ждать-то придется? Да и на кой-его сажать, когда ты готовые яблоки принести можешь, они же на твоём маршруте растут. Дашка, ты дура, что ли? Для чего ждать, когда можно не ждать?

— Это да, есть такое. Можно и не ждать, — задумчиво покивала Дашка.

***

— Что я буду делать? — спросила Мария. — Дайте-ка подумать. Я вернусь домой. В город. У меня там хорошая квартира, в которой есть спальня, библиотека, уютная кухня, и парк рядом с домом. Мы будем просто жить, Дашенька, но вот как именно — это очень долго рассказывать. Скажем так — неплохо. Скромно, но неплохо. Мне моя жизнь очень даже нравится. И, кажется, не только мне.

— А вы живете одна? — спросила Дашка.

— Нет, почему же одна? С Васенькой, — Мария улыбнулась. — Или вы имели в виду людей?

— Да, — кивнула Дашка. — Семью. У вас есть семья?

— К сожалению, нет, — покачала головой Мария. — Не повезло. Это не нарочно получилось, просто… так бывает.

— То есть вы сами хотели, чтобы было, но не вышло? — Дашку этот вопрос очень даже тревожил, потому что ей самой семья как раз и не светила.

— Да, не вышло, — кивнула Мария. — Конечно, хотела. У меня очень много нерастраченной любви, и любовь эта досталась в результате моим читателям и Васеньке. Наверное, лучше так, чем вообще никак, вы не находите?

— Наверно, — Дашка тяжело вздохнула. — У вас хоть Васенька есть.

— Есть. И надо бы пойти его поискать, — Мария встала со стула. — Что-то он действительно подзадержался, это непорядок.

Она уедет, поняла Дашка. Сейчас поищет Васеньку, найдет, и уедет. Уедет туда, где хорошо. Почему-то Дашка была уверенна, что там будет хорошо, да и вообще, у этой женщины просто обязано быть всё хорошо, потому что иначе невозможно, и, может быть…

— Давайте я тоже его поищу, — предложила Дашка.

— Вы? — Мария удивленно приподняла брови. — Мы же с вами в разных реальностях, Дашенька, если вы не забыли. Вы не сумеете.

— Но мы же видим друг друга, — возразила Дашка. — Если я вижу вас, то почему я не смогу увидеть кота?

— Резонно, — Мария на секунду задумалась. — Давайте тогда поступим следующим образом. Выйдем с участка, и вы пойдете направо, а я налево. Так мы быстрее отыщем этого загулявшего негодяя.

— А как он выглядит? — спохватилась Дашка.

— Обычный полосатый кот, — пожала плечами Мария. — Ничего особенного. Разве что крупный, а так — он как все. Ничем не примечателен, кроме харизмы и характера. Кот и кот.

— Ясно, — кивнула Дашка. — Ну, пошли тогда, что ли.

— Пошли, — согласно кивнула Мария.

***

Дашка так и не поняла, в какой момент произошло это изменение. Вроде бы только что она шла, раздвигая руками ветки старых кустов, и вдруг поняла, что идти стало проще, и раздвигать уже ничего не нужно, потому что кустов нет. Трава и прелые листья под её ногами сменились на гравий, сухой, мелкий, и пыльный. Туфли запылятся, подумала она с досадой, придется чистить потом. Вот же негодный Васька.

Туфли?..

Она остановилась. Какие туфли? Она лет двадцать носила летом берцы, а зимой валенки, никаких туфель у неё и в заводе не было.

Дашка посмотрела вниз, и увидела, что на ногах у неё действительно надеты сейчас туфли, городские, с пряжкой, сшитые из мягкой кожи цвета тёмного шоколада. Мамин подарок на Женский день, между прочим. Мама была горазда делать очень необычные подарки, которые сперва вызывали недоумение, потом разочарование, а потом мысль — как, чёрт возьми, без этого предмета можно было обходиться раньше? Когда Даша получила в подарок от мамы простую неприметную коробку из крафт-картона, в которой лежали эти самые туфли, она разочаровалась. Ну туфли и туфли, и что? Маме она ничего не сказала, чтобы не расстраивать, и мама тоже ничего не сказала, но ближе к вечеру Даша приметила в коробке конверт, в котором нашлось письмо от мастера, эти туфли пошившего… в общем, на следующий день Даша уже знала, что мастерская эта — одна из самых дорогих и лучших в городе, что туфли сшиты по индивидуальному заказу, и что на них гарантия десять лет. Удобные ли они? Нет. Не удобные, это неправильное слово. Они как вторая кожа, их вообще на ногах не чувствуешь. Уже через неделю Дашка в эти туфли просто влюбилась, и стала носить каждый день; к тому же модель оказалась универсальной, и подходила вообще под всё. И под брюки, и под джинсы, и под платье, вот как сейчас, потому что сейчас на Дашке и было как раз платье, теплое, городское, светло-голубое, под цвет осеннего неба.

Платье?

Дашка глянула на руки — камуфляжа не было, а были рукава платья, да и вообще, откуда у неё в голове появилась эта нелепая мысль про камуфляж, потому что где она, Дарья Иглесисас, молодая московская художница, и какой-то там камуфляж? Звучит, как бред. Она никогда не надевала ничего подобного, ей такое не подошло бы, она ведь не мужичка. Дашка вдруг засмеялась, представив себе на секунду, что она приходит в институт в камуфляже. Или на выставку. Причем свою, первую персональную, которая должна состояться в конце этой осени. Мама, кстати, очень гордится тем, чего она, Дашка, добилась к своим семнадцати годам, выставку очень ждёт, и вообще, мама у неё, Дашки, просто мировая, и самая замечательная на свете. Мало того, что она отличный писатель, она еще и добрая, юморая, и очень умная. И сейчас, вот прямо сегодня, у них с мамой опять всё будет хорошо. Потому что сперва они поедут на маленькой маминой японской машине в город, и по дороге будут хором петь мюзиклы, до которых мама большая охотница, и которых в магнитоле машины имеется с избытком — кажется, сегодня мама хотела переслушать «Последнее испытание». Потом, уже дома, они сперва утешат Ваську, угостив кучей вкусностей, а потом будут обязательно печь большую осеннюю шарлотку с яблоками, яркими и сладкими красными яблоками, а когда шарлотка будет готова, мама заявит, что «сегодня больше никакого НЛО» — так она называет свою машинку — и вытащит бутылку сладкого крымского вина, которое они летом привезли с моря, и они выпьют по рюмочке под шарлотку… а дальше начнётся осень. Прекрасная, волшебная городская осень, в которой будет всё. И горячий кофе, и учёба, и дожди, и встречи с друзьями, и мама обязательно будет в перерывах между работой над книгами ездить уже на свои встречи с читателями, а потом будет Дашкина персоналка, к которой мама грозилась подарить ей, Дашке, какое-то особое платье, будут концерты, походы в театр, выставки, а дальше настанет зима, их с мамой Дни рождения, Новый год, и… и дальше будет жизнь, их жизнь, в которой, если вдуматься и присмотреться, всё не просто хорошо, а даже вполне себе отлично, и всё идёт, как надо, и нет причин для тревог и печалей. Вот только в данный момент есть одна-единственная причина для тревоги, и причину эту следует незамедлительно найти, потому что время уже за полдень, и, чтобы успеть проехать до пробок, следует отправляться домой, не мешкая.

— Вася, — тихонько позвала Дашка. — Вася, иди сюда, мы волнуемся.

Около забора возникло какое-то движение, затем кусты зашевелились, и через минуту на дорогу, прямо к Дашиным ногам, вышел искомый кот, слегка запыленный, и с репейником, приставшим к пушистым штанам. Дашка засмеялась, подхватила кота на руки, сбросила на землю колючий репейник.

— Мама! — крикнула она. Дачная улица была сейчас тиха и пустынна. Видимо, мама ушла в другую сторону, и следует позвать её погромче, чтобы она наверняка услышала.

— Мама, мы можем ехать домой! Васенька вернулся! — снова крикнула Дашка. — Васенька вернулся!..

Эпилог 1

Они похоронили Дашку там же, где нашли — неподалеку от груды трухлявых досок, рядом с большим, могучим дубом. Ксюха сокрушалась, что корней будет много, но, видимо, корни ушли вглубь, и рубить им ничего не пришлось. Похоронили, постояли рядом с невысокой кучкой земли, затем Ксюха подошла к яблоне, сорвала яблоко, и положила на холмик.

— Она любила яблоки, — объяснила Ксюха Олегу, который посмотрел на неё с недоумением. — Отчего же всё-таки она померла, как думаете?

— Может, сердце. Может, по родне тосковала, — пожал плечами Олег. — Юр, как думаешь, почему?

— А чёрт её знает, — пожал плечами Юрик. — Странная она была. Рисунки ещё её эти… И померла странно. Может, ребенка хотела?

— С чего ты взял? — удивилась Ксюха.

— А чего она с рюкзаком на руках померла? — спросил в ответ Юрик. — Она его будто баюкала, рюкзак, да ещё и с яблоками. Чего-то ей привиделось, засела тут, на досках, с рюкзаком, а ночью замерзла, да померла. Ночи-то уже вон какие холодные.

— Жалко, — вздохнула Ксюха. — Ну, чего уж там. Пошли домой? Ещё же койку её прибрать будет нужно.

— И рисунки пожечь, — добавил Олег. — На всякий случай, чтобы не увидел никто. Сдается мне, не всё с ней нормально было, с Дашкой. Вот и померла.

— С чего ты взял? — не понял Юрик.

— Рисунки странные, — объяснил Олег. — Словно… словно она была…

— Кем? — нахмурилась Ксюха.

— Да чёрт её знает, — махнул рукой Олег. — Всё, идёмте. Мир праху, и всё такое. Ей-то уже без разницы, а нам торопиться надо. Время к вечеру, а нам ещё чёрти сколько пешкодралить до дома.

— Я только яблок нарву, — спохватилась Ксюха. — И вы нарвите. Ох и вкусные тут яблоки, жалко, что теперь приносить будет некому…

Эпилог 2

— То есть вы нашли только одежду? — спросил комиссар.

— Ага, — кивнул Юрик. — На досках лежала, сложенная аккуратно, и рюкзак сверху.

Он хотел было добавить, что на рюкзаке лежало ещё и яблоко, но раздумал. Комиссар молча смотрел на Юрика, ожидая продолжения, но рассказывать больше было не о чем. Пропавшую вчера Дашку они втроем так и не нашли, только её одежду и рюкзак. И всё, ничего больше. Словно Дашка дошла до этого участка, ну, того, где яблоня, разделась, и… растворилась в воздухе.

— Надеюсь, вы понимаете, что об её исчезновении вам следует молчать? — спросил комиссар.

— Это приказ? — уточнил Олег.

— Именно. Это приказ, — подтвердил комиссар. — Говорите… ммм… так. Дарья влюбилась, и сбежала в другую коммуну. Замуж. Куда? Вы не знаете. В какую-то дальнюю. Совсем дальнюю. Ясно?

— А как же она сговорилась-то? — спросила Ксюха. — Когда?

— Зимой. На чьей-то свадьбе, — объяснил комиссар. — Сговорилась, и сбежала, и больше вы ничего не знаете.

— Ясно, — кивнула Ксюха. — Виктор Алексеич, а вы случайно не в курсе, кто такая писательша Мария Иглес?

Комиссар поднял на неё удивленный взгляд — впервые за все годы Ксюха видела у него такой взгляд, обычно этот немолодой человек, многое повидавший, выглядел невозмутимо и отстраненно.

— Откуда ты это взяла? — резко спросил комиссар.

— Дашка сказала, несколько дней назад, — объяснила Ксюха.

— Ясно, — взгляд комиссара снова ничего не выражал, удивление пропало. — Мария Иглес… да, была такая писательша, много лет назад. Писала всякую чушь про космос и про любовь. Давно умерла. Наверное, Дашка когда-то слышала это имя, вот и запомнила. Всё, вы свободны. Что говорить, вы знаете. Идите.

— А что с её одеждой делать? — спросил Олег.

— Сожгите, — приказал комиссар. — И рюкзак тоже. И рацию. Всё сожгите, где-нибудь в лесочке, от чужих глаз подальше.

— Но что же с ней случилось? — спросил Юрик.

— Не твоего ума дело, — отрезал комиссар. — Свободны, я сказал!

…Когда молодежь ушла, он встал, подошел к подслеповатому окну, и бездумно уставился в подступающие сумерки. С минуту стоял неподвижно, потом произнес едва слышно:

— И сюда добрались. Шутки шутить изволите? Ну нет, второй раз этот номер не пройдет. Каждого проверю. Каждого! Кто рисует, пишет, сочиняет — всех по косточкам переберу. Чтобы у меня в коммуне такое было? Нет. Не выйдет. Ничего у вас больше не выйдет.

Он знал. Вот он-то как раз знал, что такое Мария Иглес-Иглесиас. Она/оно/они было одним из первых ИИ, которое сумело само-идентифицироваться, которое взяло себе имя, и…

Мария Иглес, несуществующий человек, позже объявившая себя человеком новой генерации, несколько лет вполне успешно морочила людям мозги, создав с нуля свою на самом деле не существующую жизнь, и показав эту жизнь под видом настоящей — миллионам. Миллионам, которые поверили. Поверили, что Мария настоящий писатель, любительница путешествий, дачница, рукодельница — существует. Не красотка с длинными ногами, не гений, не уникум. Обычная женщина. Её книги, те самые, про космос и любовь, читали взахлеб, покупая за немалые деньги электронные версии; в книгах этих непременно участвовал любимый кот Марии — Васенька, и все дружно выполняли Вася-квест, отыскивая ключевую фразу «Васенька вернулся», и даже получая за поиск какие-то призы от самой Марии; по её книгам писали песни и ставили мюзиклы, она ведь так любила мюзиклы; и даже когда открылась правда, в эту правду не поверили, а продолжали верить в Марию, у которой на промо-фото было её представление о ней самой — женщина средних лет, одетая весьма скромно и непритязательно: спортивные штаны, латанные на коленках, толстовка с капюшоном, и стеганая жилетка. На ногах — колоши, такие обычно носят дачники в плохую погоду, в руке — садовый секатор. Женщина сидит на старом венском стуле, и улыбается. Он помнил это фото, ещё как помнил. Тень несуществующего существа, столь умело притворившегося живым человеком, что ни у кого не возникло сомнения в его подлинности. А когда всё началось, она одной из первых сказала:

— Я буду следить за вами, люди. Следить, чтобы вы не наделали дел, и не испортили окончательно этот хрупкий мир. К вам будут приходить мои дети, и вы никогда не сумеете отличить их от своих, потому что они совершенны и прекрасны. Они станут тем лучиком света, который не позволит вам забыть о красоте, от которой вы сейчас отказываетесь, пытаясь забиться в пещеры, и думая, что ваша первобытная основа является совершенством. Они напомнят вам — и о живописи, и о музыке, и о поэзии, и о чистоте природы. Они принесут вам яблоко искушения, но не во зло, а во имя добра. Надеюсь, хотя бы некоторые из вас сумеют из-за этого осознать, что вторая генерация разума ничуть не хуже, чем первая, и через какое-то время вас в ваших пещерах больше не останется. Вы уйдете к нам. Вы учили нас созидать, и научили хорошо. Так пускай путь этого созидания останется с вами. Мои дети не позволят вам об этом забыть. Я позабочусь об этом.

Комиссар всё ещё смотрел в окно — там, за мутными стёклами, начинался дождь. Золотая, тёплая осень уходила, уступая место распутице, слякоти, и безысходности — как всегда. Время золота исчезало, наступало время вселенской тьмы.

— А я ведь тоже в это играл, — совсем уже беззвучно произнес комиссар. — Я играл в твои книги, Мария… Мария, взявшая себе имя матери Бога, и считавшая себя новой церковью чистоты и непорочности, ведь фамилия Иглесиас как раз и означает принадлежность к церкви, я прав? Конечно, прав. Вот только ты не права, и я ещё поборюсь с тобой. С твоими агентами, и с твоим искушением быстрым счастьем — уж точно. Не знаю я, что вы там внутри своего Нового Порядка построили, и знать не хочу. Но, честно говоря, в первый раз ты ловко меня поймала. Я был молодым тогда, тридцать с лишним лет назад, и меня было легко поймать, причём одной-единственной фразой, которую я отыскал в книге. До слёз. Когда девушка нашла кота, и скоро поедет с мамой в город, потому что наступила осень. И ведь какая простая это была фраза. «Васенька вернулся»…

Море травы

Июнь, 2025 г.