Петрович вскочил с самого утра. После вчерашнего «трубы горели» и надо было поправить здоровье. К соседям соваться было бесполезно. Васька, обитавший с одной стороны, пьянку одобрял не больше, чем курево, а курить в его присутствии было опасно для жизни. Его же родители появлялись раз в сто лет по обещанию, и, если с отцом еще можно было договориться, чай вместе в одной песочнице сидели, то мать представляла не меньшую опасность, чем проживавшая с другой стороны Клавка, твердо обещавшая прибить его скалкой, если будет ее Серегу спаивать. И, ведь прибьет! Как пить дать, прибьет! Рука у нее тяжелая, ей и скалка не нужна.

А все обычные друзья-приятели без копья. Это еще вчера выяснили. Собственно, прошедший банкет на троих сам Петрович и спонсировал на последние деньги, которых как раз хватило на бутылку сомнительного вида голубоватой водки из местного магазина. Но, за неимением лучшего, и такая пошла. К сожалению, сегодня сушняк был всеобъемлющим во всех смыслах и никакого светлого будущего в этом направлении не просматривалось.

- Петрович! – Вдруг раздался из-за забора голос Васьки. Петрович рефлекторно проверил отсутствие дымящихся окурков, на которые сосед реагировал не лучше, что злобные бабы на выпивку, и развернулся на голос.

- Доброго утречка! – старательно изобразил он радость утренним лучам ласкового солнышка.

- И вам того же! – Петрович, как никак, относился к поколению Васькиных родителей и в тех случаях, когда в голове означенного Васьки не было никаких кровожадных идей в отношении самого Петровича и его собутыльников, общение происходило в «высоком штиле». Даже до «вы» дело доходило. В противном случае использовался более привычный лексикон. Что, в целом, было удобнее и понятнее. А то, как сказанет чего на своем научном – не то, что без стакана, там и без бутылки не поймешь. Или двух. Каковых как раз и нет.

Пока Петрович неустойчиво размышлял над сложностями жизни, сосед успел обозреть его скорбную похмельем персону и прийти к некоторым выводам.

- Вискарь нужен? – вопросил он.

- Ась? – только и нашелся от неожиданности Петрович.

- Опять вчера приперли, «Джонни» красный поллитра – не совсем правильно понял ситуацию Вася и попросту озвучил ТТХ планируемого к пожертвованию объекта.

Пациенты регулярно тащили ему на выписку всякое бухло, но у непьющего Васьки оставалось в хозяйстве лишь нечто достойное особого культурно-исторического интереса, чистая водка для медицинских целей и протирки клавиатуры, да часть вин, подходящие для маринования шашлыка. Все остальное Васькой последовательно раздавалось кому угодно, но, к сожалению, Петровичу доставались лишь крохи. Впрочем, крохи эти зачастую бывали весьма интересными. Пару раз Петрович с помощью телефона соседа Сереги посмотрел, сколько стоит то, что они пьют, после чего зарекся это делать. Вторая проверенная бутылка стоила дороже, чем комплект новых покрышек на его пепелац, являющийся счастливым обладателем девяти грыж и неведомого числа заклеек на четыре колеса. Вот как после такого пить? Но сейчас заданный вопрос требовал незамедлительного и правильного ответа.

- Конечно! – Ожил наконец Петрович, осознав свое внезапное счастье и ужаснувшись тому, что его «Ась?» могло быть воспринято еще более неправильно, например, как информация о скоропостижном переходе к трезвому образу жизни.

- Тогда подходи к забору, сейчас принесу. – сказал сосед и потопал в дом.

Петрович не без опаски подошел к не особо мощному забору между участками. После появления у Васьки этого волкодава, а точнее – волкодавихи, ибо до волкодава кой-каких деталей не хватает, совать что-то угрызаемое на сопредельную территорию стало боязно. Собачка службу знала, а размеры ее клыков могли вселить уважение в кого угодно. Тузик вон, вообще старался лишний раз к забору не приближаться. Так что от привычки стащить малинку-другую с растущих вдоль забора кустов «Кантемировской» пришлось отказаться. Уж больно негативно посматривала псина на любые поползновения. Трансграничная передача пакета с бутылкой, состоявшаяся по инициативе хозяина, вопросов у собаки не вызвала, но осуществлялась под неусыпным контролем.

Петрович сразу же маленько отхлебнул из горла для поправки и пошел копать молодую картошку и дергать лук для закуси. Сосед же, почесав за ухом свою крокодилицу, чуть ли не галопом доскакал до машины и уехал. Петрович не заметил, сколько прошло времени, но немного. Он как раз колол чурки для мангала, чтобы изобразить шашлык из сосисок с той же картошкой и луком. Когда он случайно выглянул из-за угла, то его взору предстало абсолютно невероятное зрелище. Соседская собака открыла входную дверь соседского дома ключом, который держала в превратившейся в руку правой лапе, а затем вошла внутрь и закрыла ее за собой.

Он подошел к бутылке и тщательно осмотрел ее. Вместо полулитра аж ноль-семь, но такие мелочи, как известно, Ваську никогда не колыхали. Все признаки самого качественного алкоголя. Принюхался к содержимому и еще раз немного глотнул. На вкус именно то, что написано на бутылке. А с чего тогда собаки двери ключами открывают???

Обдумав ситуацию, Петрович решил, что пока никому ничего говорить не будет. А вискарь они с ребятами культурно употребят. Если и им собаки мерещиться начнут, то дело в бутылке, а если нет, то в нем самом. Сделав сие умозаключение, Петрович запалил мангал и пошел звать участников планируемого пиршества.

Посидели душевно, выпили и съели все, ни разу не узрев никаких собак с ключами. Еще раз подумав над проблемой просветленным вискарем мозгом, Петрович решил, что ему показалось, а потому ни к каким врачам ходить не надо. Отберут еще права, а они могут и понадобиться, даром, что машина не на ходу и денег на ремонт нет и не предвидится. А посему самое лучшее – считать, что все в порядке.

Следующая неделя оказалась крайне неудачной в плане возможности выпить. Денег не было, вероятность того, что перепадет бутылка от Васьки стремилась к нулю, ибо такие эпохальные события случались от силы раз в полтора-два месяца. Продавщица Машка, зараза такая, в долг ничего, кроме хлеба уже не давала, да и это мотивировала исключительно карамельками, полученными в детстве. Ну да, любил Петрович в молодости детвору конфетами угощать. Пару раз даже шоколадными после премии. Не жадничал, давал сколько просили. Но за шоколадные ему несколько бутылок в долг уже дали, а за оставшуюся карамель ничего, кроме хлеба давать не хотели.

Можно было, конечно, накопать и продать картошки, но тут проблема в том, что бОльшая часть картошки принадлежала не ему, а таджикам. Сам он свой немаленький участок уже давно не обрабатывал, а ребята споро перекапывали его по весне мотоблоком, боронили, сажали картошку и ему и себе, а осенью даже сами собирали его не съеденную за лето долю, складывали в мешки и в подпол ставили. Покушаться на столь полезное сотрудничество, позволяющее ему не сдохнуть зимой с голодухи, категорически не стоило. Так что первые дня два-три Петрович страдал, а потом помаленьку начал оживать.

Все это время никакие оригинальные действия соседской псины его не беспокоили. Собака или бегала по участку или забиралась в будку под крыльцом. Петрович уж было успокоился, но дней через десять увидел ту же картину через подслеповатое окно своего домика. Собака вышла из-под крыльца на трех лапах, держа в правой передней, превратившейся в руку, ключ. Поднялась по ступенькам, открыла дверь и вошла в дом, аккуратно затворив ее за собой.

Петрович так и сел, чудом не промахнувшись мимо колченогой табуретки. Нет, окно, конечно, не мытое с прошлого века, а потому изрядно мутное. Но из темного дома происходившее на залитом солнечным светом крыльце было видно великолепно. Собака определенно вошла в дом, открыв его зажатым в руке ключом. Здравствуй, белочка…

Сей грустный факт настолько огорчил Петровича, что ему остро захотелось выпить. Или, за неимением живительной влаги, хотя бы обсудить сие явление с кем-нибудь из обычных собеседников-собутыльников. Ближе всего жил Тоха, он же Ильич (для молодежи), он же Пришелец. Пришельцем он стал после одного школьного концерта. В детстве Тоха очень хорошо пел, так что его часто ставили солировать. В тот раз школьный хор на утреннике в честь очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции должен был петь всем известную песню «То березка, то рябина…», Тоха, естественно, солировал. А еще у нас в школе было принято, что следующую песню объявляет солист. И в тот день он почему-то опоздал. В итоге хор уже на сцене, а солиста нет. С последнюю секунду запыхавшийся Тоха через три ступеньки влетает на сцену, подбегает к микрофону и срывающимся голосом объявляет:

- Я пришел! Песня «Наш край», стихи Антона Ильича Пришельца, музыка Дмитрия Борисовича Кабалевского. Исполняет сводный хор пятых и шестых классов.

Дальше «Пришельца» почти никто ничего не слышал, все смеялись. Концерт смогли продолжить минут через пять, а Тоху чуть из пионеров не выгнали. Взыскание сняли, когда он макулатуры больше всех в школе притащил (мы ему тогда часть своей отдали, а то на понурого Тоху смотреть было тошно), а вот прозвище Пришелец, являвшееся псевдонимом его тезки - автора стихов, приклеилось намертво…

Вот к этому самому Пришельцу ноги Петровича и несли. На счастье, Тоха оказался дома. Выслушав историю с рукастой собакой–ключницей, он тоже заподозрил, что Петровичу нужно к доктору.

- Понимаешь, оборотень он должен человеком ходить, не отличишь, а на полнолуние волком или еще каким зверем оборачиваться, на луну выть, людей кусать. Да и собаку заесть может. А твой Тузик целехонек, да и покусанных не видно. А что к забору не подходит, так я тоже от такой псины предпочел бы подальше держаться. Умный, значится, твой Тузик. К тому же сейчас день, да и до полнолуния еще неделя. Сам подумай, какие могут быть оборотни?

- Никакие. – согласился Петрович.

- А раз так, то поехали к моему куму, он врач, пусть разбирается. - заключил Тоха, созвонился с кумом и через пять минут ехали на старой Тохиной Яве с город, где упомянутый кум работал неврологом в районной поликлинике.

Врач довольно долго тюкал Петровича молотком по разным местам, колол иголкой, светил фонарем в глаза и в рот, заставлял стоять с закрытыми глазами и делать разные движения руками. Не найдя ничего особо предосудительного, отправил на рентген головы и шеи. Там тоже не нашли ничего интересного.

В итоге он наговорил кучу заумных слов типа «экстрапирамидный синдром», «полинейропатия» и «энцефалопатия», прописал Петровичу кучу таблеток, с одной половиной которых нельзя было садиться за руль, а другая оказалась категорически несовместима с алкоголем. И как так жить? Покупать Петрович их, естественно, не стал, закинув рецепты в ящик кухонного стола. Тут на водку нет, а он всякую ерунду покупать будет!

С пару недель ничего обычного не происходило. А потом, в тот момент, когда Петрович выбрался в огород копнуть картошки, его настиг голос соседа.

- Петрович!!! – вдарил по ушам Васькин зов. - Знакомься, моя Лика. – вдарил по ушам Васькин зов. Петрович развернулся и увидел стоящую рядом с Васькой красавицу-брюнетку в восточном стиле.

- Приветствую! Симпотная какая! И чернявая, аж как вороново крыло! Ты откуда такая? – поинтересовался Петрович скорее для приличия

- С востока. – ответила красотка, при этом Петровичу остро показалось, что с ней что-то не так. Особых клыков, когтей и шерсти нет, но что-то точно есть. Но что???

- А куда ваш волкодав делся? – заинтересовался Петрович, так и не сумев разобраться в своих странных ощущениях.

- Это она отъелась и ускакала куда-то. Встретишь – передай, что дома ждем. – ответил Васька, не вызывающий, в отличие от красотки никаких сомнений.

- Гы! Встретишь такую ночью. От нее, небось, даже алабаи шарахаются. – в этот момент Петрович опять перевел взгляд га красотку и понял, что ему опять кажется. Теперь - что ее руки обрастают шерстью. Петровича пробил холодный пот, он мысленно перекрестился и понял, что пить в этой жизни, пожалуй, больше не будет. - Ладно, меня мужики ждут. Удачи! – завершил ставший сомнительным разговор и сховался промеж рядов картошки, на всякий случай перекрестившись еще раз. Уже как положено. Больше Петрович не выпил ни грамма спиртного...

Загрузка...