Вдохновение

- Где эта чертова девка?! – ярился Константин – Жаннетт, куда подевалась Катрин? – орал хозяин, комкая очередной испорченный лист рукописи и швыряя его мимо переполненной урны. Ему не удавался ключевой романтический пассаж его литературного произведения. За любовные объяснения героев в романах маэстро своим вдохновением отвечала именно Катрин, и эта потаскуха куда-то исчезла как раз сейчас, когда она обязана быть у «станка», и своим исчезновением повлекла мучительный простой творческого процесса. Издатель нервничал – сроки поджимали. Нервничал и Константин – условия контракта с издателем требовали предоставления рукописи в строго обозначенный срок и этот срок – сегодня.

- Я уволю эту подлую тварь! – ревел литератор. Он вышел из-за стола, на котором все было приготовлено для «штурма» задуманной сцены (перья тщательно отточены, свежими чернилами наполнены сразу три чернильницы, чтобы ни в коем случае не перебить шепота музы). Кто бы мог подумать, что его тщательно продуманный и до сих пор безупречно воплощаемый план могла нарушить заранее посвященная в него штатная «муза сердечных струн». Теперь он слонялся по кабинету, качая беспомощным половым органом – столь чутким к добросовестному служению муз. Сюжет был сконструирован мастерски, характеры тщательно прописаны, концовка обещала потоки читательских слез, оставалось только вложить в уста рыцаря самые нежные слова, отразить в облике дамы трудно скрываемое волнение, граничащее с обмороком, и, на тебе – ответственная «лира» загуляла.

Конечно, можно было попытаться вдохновиться Жаннетт, но ее томные губы и язык, он знал это по опыту, «заточены» под официальные письма. Нарастающий темп Лизы – хорош для панегириков, а торжественный стиль Кристины – незаменим для работы над эпитафиями… Нет, только пухленькие, словно пара спелых черешен губки Катрин подходят для сердечных объяснений в его тяжелой прозе.

Дверь распахнулась и на пороге кабинета появилась Катрин.

- Черт возьми! – вскричал Константин, страдания которого переполнили чашу его терпения. Рассыпаясь в извинениях (что-то о больной матери), Катрин поспешно опустилась на четвереньки и поползла к столу. Скрывшись под столом, Катрин оставила снаружи только широкий, круглый зад. Не размениваясь на упреки, маэстро мигом оказался за столом и, обмокнув истосковавшееся перо в чернила, занес его над специально оставленным промежутком в рукописи. Почувствовав нежнейшее прикосновение губ Катрин, мгновенно осененный вдохновением, Константин опустил перо на бумагу. Строки побежали по листу - героиня замерла, услышав долгожданные слова возлюбленного. На всем протяжении описания пылкого откровения кавалера, рука мастера оставалась также тверда, как и его стебель, через который Катрин наполняла творца вдохновением. Однако пришла и его очередь наполнять, и он щедро извергся в жаркую, виноватую полость. С последней каплей великодушного прощения в его труде была поставлена точка. Вновь заслужившая хозяйскую ласку Катрин выползла из-под стола, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что ее вклад в большую литературу был как прежде весом.

Литератор поспешно пробежал только что написанные строки глазами, остался доволен и, аккуратно поместив рукописные листы в кожаную папку, направился в гардеробную – нужно было торопиться в издательство. Он уже чувствовал звонкие золотые монеты, оттягивающие его карман на обратном пути.

Обложка К.Фомин