Вечная Маша. Начало

Деревня Липовая, будущая Восточная Пруссия, X век.

Сизый туман стелился по земле, цепляясь за подол её платья. Мария, дочь кузнеца, совмещающего свою работу с обязанностями жреца, сегодня вошла в пределы священной рощи, где отец запрещал ей бывать по ночам. Но сегодня он сам привёл её сюда, на капище. Они вошли в сухой подвал и поклонились камню в виде куба. Камень слегка засветился в ответ, руны на его гранях сплелись в подобие нечеловеческого лица.

— Это сердце наших предков, — отцовский голос звучал как скрип железа о камень. — Они дали нам силу переплавлять время и возрождаться.

Камень, всегда тёплый, пульсировал в такт её дыханию.

На рассвете отец исчез. В деревне шептались: ушёл в лес сражаться с «железными людьми» — теми, кто пришёл с крестами на плащах.

Три ночи спустя она нашла его меч у ручья, обёрнутый в плащ с пятнами, сверкающими, будто его вымазали в звёздной пыли, вперемежку с пятнами крови.

Отец и раньше уходил из деревни, с мечом или без, надолго или не очень. Иногда он возвращался, как все люди, выходя по тропе из леса, одетый по-походному, с оружием и котомкой своих вещей и подарков. Иногда приходил из священной рощи без ничего, в рубахе или теплой одежде, по времени года, но с пустыми руками. И с бородой всегда разного цвета. Маленькую Марию это страшно смешило.

Отца давно прозвали Кощеем, как бессмертного духа. Ему понравилось, от собственного имени отвык за долгие века жизни. В деревне как-то не обращали внимания, что жрец-кузнец у них всегда один и тот же. Если бы ещё не шастал по всему свету, непоседа. Вот и дочку назвал ромейским прозвищем...

А еще, как говорят почти во всех сказках, матери у них не было.

В деревне уже горели дома. Рыцари в рогатых шлемах и их воины-каратели гнали людей к яме, где дымилась смола.

— Беги в святилище! — крикнула старая ткачиха Вейда, выталкивая Марию в лес. — Только камень спасёт!

Она бежала, спотыкаясь о корни, пока не рухнула в подземелье под капищем, между лиственничными сваями. Камень ждал её, всегда живой, тревожно мерцая.

— Пей, — прошептал голос в ее голове, и Мария прильнула губами к лужице дождевой воды на камне, светящейся вместе с ним, как расплавленное серебро.

Наверху загремели шаги. Первый рыцарь вошёл с факелом, и его лицо расплылось в её памяти навсегда — латы, плащ с крестом, борода грязная, будто обледеневшая, глаза как щели в броне.

— Дьяволица! — он занёс топор.

Мария закричала. Камень взорвался светом. Или это её голова, брызнувшая осколками кости и сгустками крови? Тело упало, прикрыв камень собой. Мира не стало.

Рыцарь вытер топор и ушел. Его внук однажды вернётся сюда, найдет под этими развалинами хороший фундамент и построит замок. А пока христианская дружина поджигала языческое святилище. Богоугодное дело.

Она очнулась на пепелище. Вернее, под пепелищем, в подвале, пожар не спустился в основание. Голое тело ныло и тряслось от холода, но ран на нем не было, кровь чернела только на полу вокруг. Руки обнимали теплый камень. Осколок его, отбитый рыцарским топором после удара по ее голове, грел ладонь.

Мария нашла отцовские вещи и кое-как оделась, пошла в деревню. Волосы, вчера чёрные, стали цвета пшеничной соломы.

— Ты теперь как он, — сказала Вейда, одна из немногих, кто отказался принять нового бога, и единственная, выбравшаяся из той горящей ямы. — Вечная дева. Плата за жизнь.

Деревню переименовали в Линдендорф.

Мария ушла на восток, притворившись сиротой. Да она ею и была. Быть ей вечной девой, не познать любви и материнства. Вот если бы батюшка успел сосватать единственную дочку и дождаться внука...

Ночью осколок камня шептал ей жуткие сказки: как отец сражался с тенью "Хранителя", как предки прятали камень от римлян и германцев. Все тысячи лет её рода, как теперь и её судьба, переплетены с тайными силами, мудрецами и правителями, войнами и дикой силы оружием, которых ещё нет.

Без дела не останешься, Маша.

Ведьму, чертовку, нежить поганую - Марию поймали в Новгороде, когда она вытащила купца из горящей лавки, а ожоги на ее теле, которые должны были убить юную спасительницу, стали затягиваться сами собой при всём честном народе. И не бывает у девиц такой силы и хватки, чтобы тащить дородного дядьку за шиворот.

Обвинили в колдовстве, скоро судили, бросили в ледяную прорубь.

Мария проснулась в своем подвале старого святилища. Волосы стали рыжими, как пламя, что её не убило.

— Каждое возрождение — выбор, — шептал камень — Можешь стать духом мести... или тенью, что поправляет чаши весов.

Камню как будто вторила старая Вейда. Она поселилась рядом с подземельем. Догадавшись, к кому перешёл дар жреца, натаскала в подвал женской одёжи, какую смогла набрать по соседям. И стала ждать свою... Машеньку.

А та выбрала тень.

Прошли века. Никто уже не вспомнит имя деревни Липовой. Замок Линдендорф ещё припоминают, поколения баронов это вам не деревенщина. Но всем хорошо знаком дом старого русского учёного и его потомков. И незнаком, ведь главные тайны скрыты в его древнем подвале.

Когда Маша пьёт кофе с коньяком в своём убежище, ей иногда слышится звон отцовского молота по наковальне — тот самый, что будил её в детстве перед рассветом. И запах янтаря в печи, цену которому ещё не знают.

***

Из ливонских орденских хроник XIІ века:

«В земле пруссов, говорят, есть рунный камень, дарующий жизнь, тепло и вечное возрождение жрецу поганскому. Но стоит ему коснуться дщери жрецовой — и та станет вечным демоном с лицом отроковицы, свершит немало, возродится не единожды, власы цветом обновляя, но не понесёт потомства вовеки».