Вечность для стрекозы

Миллионы людей мечтают о бессмертии, не зная, как провести сегодняшний день.

Свами Сатьянанда Сарасвати

I тысячелетие до н.э.

На родине его считают богом. Почитают и поклоняются. Но сейчас он далеко от узкой долины Нила, окружённой с трёх сторон золотыми песками пустынь. Какая сила привела его в царство холода — на Север, что тянуло? Долгое время он и сам не мог ответить на этот вопрос. Пока в этот мир не пришла его дочь.

Таких как он, тех, кто помогает душам обрести новые тела, называют Проводниками душ. Потому что всё живое, обладающее душой, рано или поздно, после смерти возрождается к новой жизни — таков закон непрерывного круга бытия.

Снежная

Первым маленького хищника в новорожденной девочке разглядел отец. Он взял её, рождённую в самый холодный день года, на руки и заглянул в глаза. Сине-чёрные радужки, точно крупные ягоды черники, белки голубоватые. Большие глаза, гораздо больше, чем у других виденных им до того младенцев. У матери девочки глаза синие, яркие, как небо, ныряющее в море. Но у дочери будут его глаза, тёмно-коричневые, почти чёрные, уйдёт эта младенческая синева, а темнота останется.

Внешность его больше не интересует, он устремляет взор свой внутрь. И вот тогда-то и видит её. Любопытного и наглого зверька, совершенно не боящегося никого. Способного стащить кусочек твоего сердца быстро, качественно и незаметно. Причем сделать это так шустро и внезапно, что не успеешь ни охнуть, ни рассердиться. Кому-то она принесёт неземное счастье, а кому-то невыразимую печаль.

Отец касается губами лба девочки и видит её взрослой.

— О, да, крошка, ты сумеешь постоять за себя. Хоть и будешь всегда желанной добычей для более крупных хищников. Но при встрече с опасностью легко перегрызёшь горло врагу и будешь отчаянно защищать своих щенков. Моя ночная девочка, храбрая маленькая хищница, благословляю тебя!

Мать малышки стоит рядом, когда муж нарекает ту тайным именем. Совсем скоро он должен уехать, возвратиться в родные земли. Мужчина кладёт младенца в колыбель и нежно целует жену.

— Ты запомнила?

— Да. Я уважаю твои обычаи, но в девочке течёт и моя — северная кровь. Поэтому я буду звать её Ласка.

Мужчина ненадолго задумывается, затем кивает, произносит вслух непривычное для него имя:

— Лас-Ка. Пусть будет так.

Начало ХХ века

Женщина просыпается посреди ночи, открывает большие тёмно-карие глаза, бархатная тень растворяется в черноте дверного проёма. Улыбка чуть трогает её красиво изогнутые губы. Отец приходил к ней во сне, она всегда узнаёт его по тому, как он произносит её имя, с паузой между слогами и ударением на вторую «а».

Пёсья

Ласка гладит круглый тёплый животик крохотного щенка, тронутый мягким нежным пушком, взгляд её туманится, она шепчет едва слышно:

— Ты вырастешь большой, сильный, благородный, будешь вызывать страх и восхищение…

Мудрые глаза Проводницы душ видят то, что не может видеть никто другой. Видят все его прошлые воплощения. Всю его жизнь — от рождения до ухода из неё. Знает она и то, какой срок отмерен ему в этот раз. Но следующее воплощение, куда Ласка проводит его, — человеческая жизнь души — не всегда бывает ей открыта.

Она безошибочно определяет, что из всех одиннадцати щенков только в этом чувствуется зарождающаяся сила. Души копят силу Ба, много воплощений, и лишь когда её накапливается достаточно, она проявляется в человеке. А здесь явно что-то необычное. Она сканирует прошлые жизни одну за другой, словно листает страницы книги. Сложная, сложная душа. Кто справится с таким? Ласке не хочется обрекать его на одиночество, но та сила, что растет в нем… Почему ей всегда достаются такие сложные души? Она листает, листает прошлые воплощения.

Время течёт иначе для неё. И вот уже пожилой пёс кладёт крупную красивую голову на её колени. Она целует его мощный лоб:

— Ты так не любишь мороз! А время к зиме, надо поторапливаться. Одиннадцать. Твоё число. Пусть будет так.

Начало ХХII века

Женщина робко берёт на руки туго спелёнутого спящего мальчика.

— Орал страшно! — почему-то улыбается нянечка, передавая ребёнка матери. — Хара́ктерный! Первенец?

— Нет...

Мать рассматривает сына, и ей вдруг очень хочется его понюхать. Она отворачивается и быстро прижимается носом к красноватому личику.

— Здравствуй, пёсья душа.

Начало ХX века, 1930 год

Светлоглазая

Ласка кладёт руку раскрытой ладонью вверх. Душа, маленькая с небольшой круглой головой, худенькой спинкой и тонкими длинными конечностями, осторожно взбирается ей на руку, обхватив большой палец, как веточку дерева и для страховки обвивает хвостом.

В тщедушном крошечном тельце нет мощи, особой выносливости или сил, но есть дар. В обычное время эта душа очень разговорчива, её болтовня похожа на пение птиц, а когда ей страшно, то можно услышать высокий визг. Порой она может производить звуки не слышимые человеческим ухом.

Только не заглянуть бы в её глаза! Но... Ахх, поздно! Теперь ничего не поделать, яд этих светлых глаз не способен никого отравить, но может вызвать зависимость, привыкание.

Ну что ж, раз так... Ласка устраивается в плетёном кресле, поджав под себя ноги. В одной руке маленькая душа, в другой — чашка чая с лимоном и тишиной.

Время летит незаметно, Ласка слушает и видит невероятно красивые истории. Опомнившись, замечает, что снова закончилась зима.

— Как же быть? Ты должен прийти туда зимой, а сегодня заканчивается февраль.

Из глаз души скатывается слезинка и застывает на её ладони изящным ледяным ирисом.

Вздохнув, Ласка продлевает зиму на ещё один день и отпускает душу.

Начало ХХII века

Юная мать купает сына. Мягкая губка с нежной пенкой ласково касается кожи. Малыш внезапно всплёскивает ручками, отчего сам пугается, тонкие пальчики сжимаются в кулачки. Мама улыбается, стараясь осознать своё счастье.

Конец ХХ века, 1990 год

Лисья

Ласка закрывает книгу и кладёт томик «Сильмариллиона» на прикроватную тумбочку. Выключает ночник. Спускает пониже одну подушку, а вторую небрежно скидывает на пол. К ней под одеяло настойчиво лезет мужская рука, хватает поперёк живота и притягивает к себе. Одеяло летит в сторону, в её грудь жадно впиваются его губы. Оторвавшись на секунду, раскатисто рычит:

— Я думал, что никогда не наемся!

Поцелуи спускаются ниже:

— Да так оно и есть!

Ласка тихонько смеётся, ёрзает под ним, берёт руками его голову и притягивает:

— Мне нужна белая лисица...

Мужчина замирает, приподнимается, упираясь на локти, смотрит на неё, вздыхает:

— Ты можешь хоть иногда не думать о них?

— Да ты пойми, Серёж, я сейчас читала и видела... Ну, мне очень надо... Такую тонкую, изящную, как Толкиновская эльфийка.

Он ложится рядом, тянет на себя одеяло, делая вид, что обиделся. Ласка сама начинает к нему приставать, и тогда мужчина оттаивает:

— Кажется, я видел такую в зоопарке. Ты же знаешь, — он укладывает Ласку на лопатки и с самодовольным видом заявляет, — для твоего мужа нет ничего невозможного!

Через несколько дней утром на её коленях лежит белоснежная красавица. Ласка едва касается пальцами длинного меха. Мужчина издали любуется ею, не смея тревожить. Глаза Ласки закрыты, сейчас она видит то, что будет.

— О, какая ты, девочка. Сколько интересного тебя ждёт! Ты будешь появляться в чужих снах, творить иллюзии, почти неотличимые от реальности, ты будешь создавать прекрасное вокруг себя, принесешь много красоты в твой мир...

Начало ХХII века

Всё украшено к празднику. Золотистые и белые шары в высоких напольных вазах, в центре комнаты стол с белоснежной скатертью, изысканный сервиз из тонкого фарфора, стойки с пирожными, белый воздушный крем которых усыпан золотыми звёздочками, под потолком десятки воздушных шариков тех же цветов. Комната полна света и радости.

Малышку в красивом белом платьице фотографируют с гостями. Мама и папа вручают ей большой набор художественных принадлежностей. Она поднимает полные восхищения глаза и обнимает тонкими ручками сразу обоих.

***

Юная женщина сидит у мольберта. На голове повязка с кокетливым бантиком, чтобы волосы не падали на глаза, в ушах наушники. В руках пастель. Перед ней — залитый солнцем летний луг с убегающей вдаль тропинкой.

Конец ХХ века, 1992 год

Малахитовая

Мужчина удобно развалился в любимом кресле на открытой летней веранде. Рядом с креслом на полу большая подушка. Ласка сидит на подушке, поджав ноги. На её коленях полная миска сочной тёмно-бордовой черешни. На кустах гирлянды бумажных фонариков, привлекающие бабочек.

Неспешная уютная беседа. Она кормит его спелыми ягодами.

— Ты знала, что черешня хороша для профилактики Альцгеймера? — Сергей откладывает в сторону газету. Серые глаза его всегда теплеют, когда смотрят на жену.

— Не-а. Я знаю, что она развивает гибкость.

Он вопросительно приподнимает бровь.

— Ну, помнишь сцену из «Твин-пикс», когда Одри, устраиваясь на работу в «Одноглазый Джек», язычком завязала черешневый хвостик?

Ласка, лукаво поглядывая на мужа, выбирает черешенку с тонким длинным хвостиком. Тянется, чуть привстав. Ничем не стеснённой под тонкой туникой грудью, будто нарочно касается его колен. Подносит сладкую тёмную ягоду к его рту. Он, точно околдованный, заворожённо обхватывает плод губами, предвкушая, что будет дальше. Веточка остаётся у неё. Через несколько секунд Ласка с торжествующим блеском в глазах берёт его руку, разворачивает вверх и соблазнительно целует, оставляя в центре ладони ловко скрученный хвостик.

— Ахх! Погоди! — Ласка отталкивает руку мужа и тут же забывает о любовных играх.

На расстоянии вытянутой руки цветочный куст, над которым замер крупный и упитанный бражник с узкими крыльями, похожий на небольшую птичку. Учащённая работа бархатных малахитовых крыльев завораживает. Бражник зависает над цветком, запуская в него свой длинный хоботок. Потяжелев, плавно раскачиваясь, словно пьяный, перелетает к следующему цветку.

Ласка протягивает руку к прекрасному созданию, но не для того, чтобы коснуться. Но чтобы посмотреть, что ждёт его. Убедиться, что в перерождении этой души будет смысл. Мужчина с изумлением замечает, как на глазах жены неожиданно выступают слёзы.

— Бедный, бедный... Сколько всего тебе доведётся пережить. Но я не могу изменить твой путь, только немного облегчить. Ты сильный. И перезимовав, весною расправишь крылья

Конец ХХ века

Дикая

Один из череды неспешных вечеров в любимом каменном доме на берегу моря. Небо низкое, тёмное, море разыгралось, солёные волны соперничают с атакующими пресными, льющимися с небес, вскидывают загребущие кисти. Большие окна галереи со стекающими потоками воды превращают окружающий дом пейзаж в фантастический сюр.

— Чего тебе сейчас хочется?

Мужчина кидает с другого конца галереи свёрнутый плед. Ласка с нежностью глядит на мужа, улыбаясь его заботе, заворачивается в тонкую мягкую шерсть и удобнее усаживается в кресло, поджав ноги.

— Хочешь, разожгу камин? Ты же любишь смотреть на огонь...

От поленницы отделяется маленькая юркая фигурка и стремительно несётся вперёд. Ласка наклоняется и подставляет руки. Зверёк взбирается по подставленным ладоням, как по лесенке и ныряет под плед, прижавшись к её боку. Она чувствует дыхание зверька и его острые коготки. Ждёт, пока малыш успокоится. Осторожно заглянув под плед произносит:

— Кто тут у нас? Какая ты дикая... Красавица моя. Ты хочешь родиться? Я знаю пару, которая мечтает о такой девочке.

Ласка разглядывает малышку — тёмная блестящая шёрстка, любопытные глазки, острые зубки.

— Ты так хороша, что мне хотелось бы оставить тебя себе!

Зверёк ворчит, замирает от прикосновения тонких пальцев. Ласка закрывает глаза и видит будущее этой дикой крошки.

— Ты ж моя сумеречная девочка, тебе будет нравится одинокий образ жизни, ты будешь охранять его... Но тебя будут любить... И ты всегда будешь желанна.

Конец ХХ века

Апрель любовно врывается в сердца новоиспечённых родителей рождением новой жизни. Счастливый отец в белом халате несётся по лестнице через три ступеньки. Нянечка, везущая каталку с тремя дремлющими после кормления младенцами, останавливается посреди коридора. Оглядываясь, не видит ли их кто, так как правилами родильного дома посещения запрещены, шепчет папаше, показывая на одну из трёх девочек:

— Которая твоя, эта?

Но он безошибочно определяет свою дочь:

— Нет, моя вот эта!

Малышка просыпается, со смуглого гладкого личика на него смотрят ясным взглядом глаза, тёмные, как ягоды смородины.

Начало ХХI века

Мудрая

Сидя на развилке пятисотлетнего дуба, Ласка медленно проводит большим пальцем правой ноги по ярко-зелёной мшистой ветке.

— Ну, вылезай, не бойся.

Пришлось сидеть здесь достаточно долго, но маленький полоз так и не показался из своего укрытия. В просвете ажурной листвы Ласка замечает мужскую фигуру, неспешно шагающую по едва различимой тропинке. Окликает его. Мужчина пытается высмотреть, откуда доносится голос. Когда проходит мимо дуба, инстинктивно напрягается, и в этот же момент на его спину приземляется лёгкое и гибкое тело.

Весьма удачно спрыгнув, охотница хихикает, обхватывает его крепкую шею руками, а талию ногами, шумно втягивает носом воздух и целует чуть ниже затылка.

— Попался!

Он аккуратно спускает Ласку на усыпанную хвоей землю. Под ногой хрустит большущая шишка пицундской сосны.

— Скажи-ка мне, почему у нас кругом эти штуки? Даже под дубами? — мужчина поднимает с земли шишку и вручает Ласке, потирая ушибленную ступню. С одной стороны чешуйки обломаны. Ласка переворачивает шишку, держа её как колокольчик, вскидывает руку вверх, будто хочет позвонить и замирает. Шепчет едва слышно:

— Серёжа, смотри…

С ветки дуба медленно сползает полоз.

Бесшумно ступая, Ласка делает пару шагов и подставляет руку с шишкой, на которую переползает симпатичный змеёныш.

Мужчина улыбается:

— Только ты могла искусить змея шишкой!

Но уши Проводницы душ уже не слышат его слов, а взгляд устремлён куда-то далеко. Ласка видит, кем станет этот узорчатый малыш.

— Ах ты, добряк, какой же ты будешь милый. И мудрый. Ты будешь любить природу, как и я. И эта любовь будет взаимна. А дары её всегда будут доступны тебе в изобилии.

Ветерок гуляет по древнему парку, перебирая, поглаживая ветки прекрасных деревьев, посаженных ею давным-давно...

Начало ХХI века, 2022

— Ты не можешь оставить меня! Я тогда заболею и умру!

Сергей с тоской смотрит, как Ласка вешает ключи в маленький шкафчик у выхода в виде домика с круглой дверцей.

— Что ты молчишь? Ты вернёшься? Вчера ты говорила, что подумаешь.

— Я подумаю, Серёж. Не могу так быстро. Возможно...

Ласка секунду колеблется, стоит ли поцеловать его на прощание. Порывисто делает шаг к мужу, едва касается мягких тёплых губ. Стараясь не смотреть в ставшие такими родными серые глаза, быстро выходит из дома.

Глоток свежего воздуха. Второй, третий. Она бежит под горку по тропинке рядом с накатанной центральной дорогой. От реки под мостом поднимается туман, окутывает, обволакивает мягкими лапами, прячет от чужих глаз.

Даже если он вышел следом, её уже не увидеть. Ласка останавливается перед деревом, чуть отдышаться. Скидывает обувь, куртку, одним жестом снимает с себя толстовку и майку, нервно стягивает спортивные штаны. Ещё раз оборачивается, чтоб убедиться, что она одна и мысленно призывает свой тотем.

По полю стремительно несётся длинными прыжками зверёк, высоко выгибая спину. Изредка останавливается, встаёт на задние лапы, осматривается по сторонам. Уже достаточно холодно, скоро шубка Ласки поменяет окраску, ворс станет длинным и снежно-белым. Она хорошо потрудилась в это столетие.