Ведьмин дом

За оврагом дорога закончилась, и начались ухабы, по которым и при свете дня было бы непросто проехать. Свет фар вырывал из темноты то огромную глубоченную лужу, в которой отражалось ночное небо, отчего она казалась и вовсе бездонной, то высокие кочки, поросшие еще более высокой травой, а иногда и призрачный след колеи в мокрой траве. Наконец машина взвизгнула и прочно уселась всеми колесами в жидкую глину. Алексей заглушил мотор и сокрушенно повалился на руль. Дворники весело размазывали по лобовому стеклу грязь и останки ночных насекомых, а впереди в свете фар темнела неприступная стена древнего леса.

Не стоило ехать ночью. Алексей с тоской вспомнил придорожную гостиницу в двух сотнях километров отсюда с неплохим меню в кафе на первом этаже и очень приемлемыми ценами. Впрочем, он рассчитывал приехать еще до темноты, никак не полагая, что указателей и хороших дорог в этих местах за пределами основных трасс очень мало, а темнота обрушивается почти мгновенно, едва край солнца скрывается за горизонтом. Хотя горизонт здесь не виден – повсюду нескончаемый высокий вековой лес, наполненный пугающими звуками и неприветливой сыростью этих мест даже при свете дня. Сейчас, казалось, деревья стали еще выше, и лес плотным кольцом смыкался вокруг безнадежно застрявшей машины.

В салон понемногу начал пробираться холод. Алексей поежился и попытался получше закутаться с рясу, которая отказывалась греть. Теплые вещи, вспоминал Алексей, были зарыты глубоко на дне чемодана в недрах багажника.

Он достал фонарик и нехотя выбрался из машины. По ногам тут же неприятно хлестнула мокрая трава, отчего стало еще холоднее.

Снаружи все казалось совсем иначе и еще безнадежнее. В ближнем свете фар поблескивали грязные лужи, а дальше все терялось в абсолютной темноте. Черный высокий лес поглощал весь свет, а на безлунном небе не было звезд. Машина, прочно увязшая в глубокой луже, была единственным островком света на многие километры, но казалось, что на миллионы этих самых километров. Алексей поежился и вернулся в салон.

Внутри машины не слышны были пугающие звуки ночного леса и завывания ветра, только мерное тиканье дворников, которые уже следовало бы отключить, но он не решался. Поэтому проблеск света впереди ему показался сперва бликом от фар на металлической части механизма. Он присмотрелся. Темнота и вдруг снова отблеск света, словно кто-то стремительно бежал сквозь лес с очень ярким фонариком. От такого сравнения сразу стало не по себе, но Алексей присмотрелся снова.

За близким холмом дорога сворачивала налево и терялась в лесу, но потом снова делала резкий поворот на юг, и свет определенно был оттуда. Сквозь оголяющийся к зиме лес был виден свет фар приближающегося автомобиля. Алексей перекрестился, и улыбнувшись поспешил выбраться наружу. Встретить машину на глухой дороге в глухом лесу на самой окраине не самой населенной области – огромная удача, но в удачу он не верил.

Старый грязно-желтый УАЗ притормозил в нескольких метрах от него.

– Эй, помощь нужна?

– Если вам не сложно. Я, похоже, застрял, – ответил Алексей из темноты.

Машина подъехала ближе, и теперь он стоял в самом свете фар, щурясь и прикрывая рукой глаза.

– О, батюшка! А я уж подумал девка какая столичная заблудилась, не разглядел сперва. Сейчас, только развернусь…

УАЗ очертил широкую колею в глине и подъехал ближе. Из кабины выбрался мужчина лет тридцати в теплом свитере и брюках. На ногах еще ухитрялись поблескивать нещадно заляпанные грязью и глиной туфли. Он был коротко подстрижен и обходился без засаленной кепки на голове, вопреки ожиданиям Алексея.

Минут пятнадцать ушло на поиск троса.

– Машина у вас, батюшка, так себе, хоть и нерусская, но для нашей дороги вообще не годится.

Затем неожиданный спаситель громко хлопнул багажником и ругнулся.

– Троса нет. Выложил в гараже, видимо. Вот что, – он вытер руки об свитер и заглянув в салон чужой машины по-хозяйски включил фары и вынул ключи, – карету вашу заберем утром. Сейчас я лучше докину вас, куда вам нужно. Договорились?

– Если не сложно, – Алексей вытащил чемодан и, согнувшись, потащил его на свет.

За холмом и правда была дорога. Вернее, подобие дороги – узкая грязная колея прямо сквозь высокий лес. Ехали не спеша, подпрыгивая на каждой кочке. Алексей держал тяжеленный чемодан на коленях и смотрел вперед.

– В Глинеевку? – спросил водитель, неопределенно махнув рукой на дорогу.

– Да. Туда.

– Немудрено заблудиться. Тут две Глинеевки. Одна в десяти километрах, но это новая Глинеевка, уже после войны построенная. На нее и указатель есть на трассе, а на эту, старую указателя нет, ищи, как хочешь. Кстати, Кирилл.

Он протянул руку, не глядя на Алексея, и тот пожал с непривычки только пальцы.

– Алексей, – сказал он.

– Это как, отец Алексий, получается? – уточнил Кирилл.

– Просто Алексей.

– Хорошо. А в наши края зачем, Алексей? Я думал, что спятил, когда на дороге увидел батюшку, да еще и на машине.

Он потер лицо руками, и Алексей украдкой взглянул на него. Красные глаза выдавали сильную усталость и длительное недосыпание. Он поежился.

– Может, я сам доберусь? – неуверенно предложил он. – Вы устали за рулем, не хотелось бы вас…

– Беспокоить? – Кирилл рассмеялся и махнул рукой. – Это вы серьезно собрались идти с многотонным чемоданом, через ночной лес? Ну, нет уж. У нас тут частенько бродят волки, и я сейчас не шучу. Мне потом пиши рапорт, как и при каких обстоятельствах…

Кирилл снова рассмеялся.

– Я здешний участковый. Живу в Сторожино за оврагом. А вы-то где остановиться собираетесь?

Алексей промолчал.

– Ладно, что-нибудь придумаем. Надолго к нам.

– Надолго, – кивнул Алексей. – В прошлом году епархией принято решение восстановить приход и открыть храм архангела Михаила в Глинеевке, а я туда отправлен на служение.

– Новым батюшкой, значит? Хотя, я так говорю, будто старый был. Церковь то до войны еще закрыли, на Пасху ездим в райцентр. Только, не маловато ли вам лет для батюшки?

Алексей не ответил на бестактный вопрос.

– В райцентре старый уже, с бородой до колен. Но это я так, разговор поддержать, не обижайтесь.

– Не обижаюсь, – обманул Алексей.

– Ох, и нелегко вам будет тут, Алексей, – вздохнул Кирилл.

Некоторое время ехали молча. Алексей смотрел на дорогу, едва угадывающуюся в высокой траве. Впереди лес расступался, и показались низкие домики села с темными окошками и покосившимися заборами. С одной стороны село спускалось к небольшой речке, а выше на холме примыкало к плотной стене леса, но все это Алексей узнал позже, а пока он видел за лобовым стеклом лишь силуэты низких построек и старый колодец под деревянной крышей. Справа проплыл маленький холм, окруженный кольцом молодых деревьев и густого кустарника. Кирилл что-то прошептал про себя и перекрестился.

– Что там? – тихо спросил Алексей.

– Не важно. Приехали.

Он остановил машину у маленького дома на окраине села, вытащил чемодан и оттащил к крыльцу.

– Батюшка, там что, кирпичи на новый храм что ли? – прокряхтел Кирилл.

После нескольких громких ударов в дверь, наконец, зажглось окошко и в дверном проеме показалось заспанное лицо женщины в старом пальто.

– Егоровна, открывай и ставь чай. Нового батюшку привез. Батюшку говорю! Глухомань.

Женщина охнула и скрылась в доме, а через минуту уже была в нарядной кофте и с виноватой улыбкой на лице.

Кирилл протащил чемоданы в глубь дома, в маленькую комнату с невероятно маленьким окном, которую отгораживала от гостиной пыльная занавеска.

– Располагайтесь, владыко, – усмехнулся он. – Не Метрополь, но жить можно. Утром Егоровна блинов напечет. Егоровна! Тесто, говорю, ставь!

Алексей подбежал и остановил Кирилла на руку. Он оказался на голову ниже участкового и у него был довольно смешной вид – лохматый и небритый, после дальней дороги, но без бороды и в грязной рясе.

– Мне, правда, неудобно, Кирилл. Может остановиться в другом месте?

– Ну, в райцентр в гостиницу я вас не повезу, за полночь уже, меня жена живьем съест. А хлев предложить не могу, гордыней попахивает, не находите? – он снова рассмеялся и исчез в гостиной. – Егоровна, чай готов?

Алексей тяжело опустился на застеленную кровать и посмотрел на чемодан, одиноко стоявший посреди комнаты, прямо над лампочкой без абажура, торчащей из плохо побеленного потолка. Что-то в этом всем показалось ему зловещим. Но, скорее всего, просто от усталости. Он на минуту закрыл глаза и не заметил, как провалился в глубокий, но беспокойный сон.

* * *

Алексей проснулся непростительно поздно и петухов не слышал, хотя, возможно, что и не было тут никаких петухов. Он все еще лежал на кровати под окном, из которого сочился свет, прямо в подряснике, но его ноги были заботливо укрыты одеялом. Чемодан стоял на прежнем месте. Хорошо, что чистая одежда там, а не осталась в машине.

Он достал икону Спасителя и маленькую лампаду, совершил утреннюю молитву. Места для иконы в комнате не нашлось, ни полочки, ни гвоздя в красном углу. Алексей положил образ и молитвослов на низкий подоконник, переоделся, и аккуратно свернув перепачканный глиной подрясник, спрятал его на дно чемодана.

В доме было тихо. Он аккуратно выглянул за занавеску, затем прошел в гостиную.

Печка, вторая спальня за занавеской, деревянный комод и сервант, в котором пылилась праздничная посуда и черно-белые выцветшие фотографии. В углу умывальник с чистым полотенцем, а на столе у окна целая стопка блинов. Рядом в большом бокале уже холодный чай.

Он опустился за стол и принялся ждать.

Еще неделю назад он и не помышлял о том, чтобы оставить службу в столице. Безоблачные перспективы после блестящей учебы в семинарии были не за горами. Пока не оказалось, что Господь указывает, что его место здесь, по крайней мере, пока, но надолго – в глухих лесах, в маленьком приходе, в полуразвалившейся местной церквушке. Конечно, указал на это не сам Господь, а отец Тихон, по нижайшей просьбе которого его, недавнего выпускника семинарии, отправили в самую глухую часть православного мира. Ни от всевышнего, ни от отца Тихона Алексей такого поворота дел не ожидал.

«Не расстраивайся, друг», – посоветовал отец Амвросий – в миру Олег, его сокурсник по семинарии и друг.

Сейчас он сидел на шаткой скамейке и косился на стопку остывающих блинов.

– Проснулись, батюшка?

Алексей вздрогнул и обернулся. Хозяйка дома имела обыкновение перемещаться бесшумно.

– Чай совсем остыл, сейчас я вам новый сделаю. Вы кушайте, кушайте.

Новый чай был не лучше прежнего остывшего и отдавал лавровым листом. Алексей съел два блина и отпил из бокала как можно больше, изо всех сил стараясь не морщиться.

– Как спалось, батюшка? Я зашла под утро, а вы в чем были и спите, прямо на покрывале. Устали, видимо, с дороги очень.

– Немного, – признался Алексей и отодвинул бокал. – Я слышал, что Кирилл обращался к вам…

– Егоровна? Да, я Мария Егоровна, Кириловой жены Лизы родная тетка. Они и дочку в мою честь назвали. По крайней мере, я так думаю, – она тяжело опустилась за стол, продолжая мять в руках полотенце. – Ну, точно в честь меня. Как же иначе. Маша хорошая девочка, правда, ко мне почти не приезжает.

– Мария Егоровна.

– Да, – она отвлеклась от своих мыслей и улыбнулась. Алексей вдруг заметил, что у нее разные глаза: один карий, а второй светло зеленый с голубыми вкраплениями.

– Я благодарю вас за гостеприимство и замечательный завтрак, но мне, правда, неудобно оставаться у вас надолго. Я рассчитывал разместиться в гостинице в райцентре, пока не определюсь с жильем, но моя машина, боюсь, надолго застряла в лесу.

– Да Господь с вами, батюшка. Оставайтесь сколько нужно, из райцентра вам сюда добираться на службу не меньше часа и это если с дорогой повезет, зимой и в дождь ее вообще почти нет. А машину Кирилл вам доставит, сегодня и доставит.

– И все же, Мария Егоровна, мне неловко.

Хозяйка улыбнулась и хлопнула ладонью по столу.

– Вот что. Тут есть дом, небольшой, но чистый. После брата остался его детям, а они: один в столице, другой в Канаде. Я вроде как присматриваю, но боюсь, что хозяева до конца моего века не объявятся. Я ключик вам дам, можете жить, пока не надоест.

Она засмеялась и полезла в железную банку из-под чая, стоящую на полке по соседству с пустыми банками, видимо, за ключом.

– Не знаю, как вас благодарить, Мария Егоровна.

Их разговор прервал громкий стук в сенях, после которого в доме оказалась девушка с копной черных и густых, собранных в хвост волос. Она ойкнула на пороге и остановилась, не сводя глаз с Алексея.

– Ну, чего встала, проходи.

– Здрасьти, – тихо сказала девушка, косясь на Алексея.

Алексей кивнул в ответ и привстал.

– Светлана.

– Алексей.

Света помолчала, словно ожидая услышать еще что-то. Потом улыбнулась.

– Так, иди отсюда, на улице поговорим, – полушутливо, но сурово сказала Мария Егоровна. – И ведра в сенях захвати.

– Соседки внучка, – пояснила хозяйка, когда девушка выпорхнула в коридор, – забегает помочь по хозяйству и поговорить и том о сем. Вы кушайте и прилягте отдохнуть, Кирилл после обеда заедет, поможет с чемоданом.

– Да я думаю пройтись, посмотреть на храм.

Мария Егоровна рассеяно кивнула.

– Да, конечно. Тут недалеко. Храм.

* * *

Утро было пасмурным и холодным, как и каждое утро в последние несколько недель. Небо затянули облака, и несильный прохладный ветер не мог их разорвать, он только шумел верхушками деревьев, да слегка колыхал траву в поле за рекой.

Поселок был небольшим, и, если бы не церковь на окраине, вовсе мог бы считаться неприметной деревенькой в лесной глуши. До войны тут было большое село, живущее, процветавшее четыре сотни лет, а возможно и больше. В упадок село пришло уже в пятидесятые, когда в десяти километрах севернее построили военный аэропорт и новый поселок, наспех названный также Глинеевкой, словно еще не оправившееся от войны село в лесах уже не существовало. В новый поселок переехало много семей, а про Глинеевку в лесной глуши стали постепенно забывать. Исчезла школа, потом почта и рынок. Пришли в запустение останки некогда богатых колхозных строений. В Глинеевке едва ли остался десяток жилых домов к тому времени, как машина нового настоятеля местной церкви застряла на лесной дороге.

Алексей вышел на центральную дорогу, на которой еще местами просматривались фрагменты асфальта. Один ее конец упирался в колодец на окраине, а второй поднимался на холм, где виднелся остов давно не работающей водонапорной башни.

Дом Марии Егоровны можно было считать за начало улицы. Ниже к колодцу виднелись только несколько сараев и черное пятно от старого пожарища. Был ли там некогда дом или другое строение, сказать было невозможно. Напротив стоял покосившийся сруб с двумя окнами, занавешенными изнутри чем-то похожим на старые покрывала. К фасаду с двух сторон примыкал высокий деревянный забор, за которым свешивались под тяжестью мелких зеленых яблок садовые деревья. Сад был давно заброшен, а многие деревья давно погибли и чернели сейчас на фоне пасмурного неба причудливыми корягами, опутанными вьюном и диким виноградом.

Алексей не спеша пошел по дороге, озираясь по сторонам и пытаясь угадать в каком из домов еще есть жители, а в каком остались лишь старые фотографии и мыши. Два дома впереди были точно жилыми. Один, небесно-голубой с резными окнами, был даже окружен палисадником. Правда, розы были чахлыми и уже мало напоминали о своем декоративном виде. Второй, был тщательно побелен, а в маленьких окошках виднелись комнатные цветы. У забора стоял старик, опираясь на самодельную трость. Алексей кивнул ему в знак приветствия, но тот даже не шевельнулся.

Вдоль дороги росли высокие деревья, местами склоняющие ветви почти до самой земли. Обломки старых сучьев валялись здесь же, и только возле еще жилых домов были аккуратно свалены в высокие сухие кучи. В основном тут росли старые клены, но кое-где встречались еще и белые стволы тополей.

С пригорка, где дорога раздваивалась, образуя еще один спуск, но к реке, Глинеевка была удручающим зрелищем. Еще прочные, хотя, может уже и не жилые дома, теснились к главной улице, а ближе к лесу из высокой травы торчали только покосившиеся крыши и остатки стен с пустыми глазницами окон. Даже тропинки, если они и были, уже давно потерялись в бурьяне. На перекрестке стоял единственный магазин с наглухо закрытой дверью – видимо работал не всегда, а ниже виднелись еще пара домов и бревенчатый мост через речку. На обратном берегу за низкими деревьями виднелся крест над давно не крашенным куполом старой церкви.

Алексей не спеша стал спускаться вниз по глинистой и неровной дороге, боясь оступиться и улететь кубарем под откос. На пути не встретилось ни души, словно село вымерло и кроме него – одинокого путника в черной рясе, не осталось никого. От такой мысли он вздрогнул и обернулся. И тогда он увидел дом, который можно было и не заметить, проходя мимо. Он стоял в стороне от дороги за низким и нескладным строением магазина. На обитых досками стенах еще сохранились следы краски, но от сырости и времени они уже давно потемнели, из-за чего дом казался черным и нежилым. Его крышу местами покрыл мох, а веранда перед входом угрожающе перекосилась, грозя рухнуть на незваных гостей. Вокруг росла высокая пыльная трава, до половины закрывая окна, и, если бы не узкая тропинка к входной двери, можно было посчитать, что дом давно заброшен. Его маленькие окна прикрывали тряпки. Алексей не сразу понял, чем его привлек этот дом. Сначала было просто ощущение, что дом наблюдает за ним, таращится своими окнами на случайного путника, а потом он заметил, что тряпки на окнах колышутся, словно кто-то торопливо задернул их изнутри.

Он сделал было шаг ближе, завороженный странной красотой запустения этого дома у обочины, когда заметил, что край занавески, если это была занавеска, приподнялся и опустился снова. Затем в соседнем окне между пыльными тряпками образовалась щель, достаточная для человеческого глаза. Кто бы ни был в доме, он явно проявлял любопытство к прохожему. Алексей неловко потоптался на месте, не решаясь уйти.

– Батюшка! Постойте, – окликнул его кто-то за спиной.

Человек в распахнутой куртке и в сапогах торопливо спускался к нему с пригорка. Он был плохо выбрит, а пепельные волосы на ходу приглаживал рукой. Его непропорционально тощая красная шея с выдающимся кадыком торчала из растянутого ворота свитера и, казалось, с трудом держала косматую голову.

– В церковь? – спросил он, остановившись в метре и закурив.

Алексей кивнул.

– Ну, я так и решил, что в церковь. Смотрю, поп идет, думаю – в церковь, наверное.

Он продолжал торопливо курить, словно спешил. А представиться он не спешил вовсе.

– Вы хотели спросить что-то?

Человек фыркнул, насколько позволяла сигарета в зубах и покачал головой.

– Говорю же, смотрю идет батюшка, в церковь видимо. Вот я и подошел.

– Понятно.

Алексей уже хотел вежливо попрощаться, когда незнакомец вдруг бросил под ноги недокуренную сигарету и выхватил из пачки еще одну.

– А то может, и не надо ходить-то, батюшка?

Алексей непонимающе мотнул головой.

– Что?

Незнакомец снова ухмыльнулся.

– Может, говорю, в церковь-то не надо вам? Что вам там делать-то, а? В церкви-то.

Алексей развернулся и пошел дальше по тропинке к мосту, стараясь не прибавлять шаг. Настроение утренней безмятежности было изрядно подпорчено.

– Может, – не унимался голос позади, – оно и без церкви хорошо, батюшка? А?

И в селе, как и в городе, полно своих ненормальных. Только в столице их побольше и выглядят они иначе.

Вспомнив о Москве, он спохватился – не забыть бы позвонить Олегу – называть его Амвросием он еще не привык, рассказать, как добрался и какая тут на самом деле глушь. Что бы ни говорил отец Тихон о смирении, служении людям и испытаниях, со столичным приходом тут не было ничего общего, словно разные миры. И меньше всего Алексей был уверен, что продержится тут хотя бы месяц. Сами-то отец Тихон остались в столице, в чистом и сверкающем великолепием храме Преображения! Впрочем, и Олега не сослали в сибирские скиты или куда подальше нести Слово Божье, а оставили при московской епархии.

Алексей вдруг поймал себя на мысли, что злится. Он разжал кулаки и долго смотрел на следы от ногтей на ладонях. Нельзя так. Может, отец Тихон и был не прав, но не стоит начинать свою первую службу со злости к людям. В конце концов, не до глубокой же старости ему быть настоятелем в церкви умирающего села Глинеевка.

А вот и церковь. Сразу за мостом, с каждым шагом, ее купол поднимался из-за соснового бора, а с высокого берега реки она была как на ладони – посреди поляны на невысоком холме между стеной леса и бором. Поляна заросла травой и к крыльцу храма не вела ни одна тропа.

Храм был небольшой, как порой бывает в старых селах, когда среди полумертвого поселения ты вдруг видишь колоссальный собор, возведенный некогда уже забытым графом или купцом, где под сводами давно живут лишь беспечные голуби. Но не был он и маленькой церквушкой, что любят строить провинившиеся в жизни владельцы «Феррари» или в роде тех, что порой ютятся в старых кварталах городов за большими соборами. Со стороны реки был виден высокий одинокий купол и крест, а за ним колокольня, часть которой давно обрушилась. Издалека стены казались ровными и белоснежными, но Алексей знал, что вблизи увидит облупившуюся штукатурку, вездесущий мох, следы от сотен ливней, хлеставших пустые ожидающие стены все эти годы.

Алексей взглянул на непокорный крест, за столько лет даже не покосившийся, трижды перекрестился и стал потихоньку пробираться к заброшенному храму.

Трава тут была почти по пояс, еще мокрая после недавнего дождя. Недалеко от крыльца из зарослей выступали остатки низкой ограды с проржавевшими петлями. Половинка ворот еще болталась на изгороди. Крыльцо было совсем рядом, но Алексей не спешил. Он медленно шел вокруг храма, осматривая его состояние.

В прочных стенах не было трещин, хотя большая часть штукатурки давно облупилась. По северной стене мох добрался почти до самого купола, туда, где из стен проглядывали ростки молодых деревцев. Алексей приложил ухо к холодной шершавой стене. Тишина. Толстые стены храма много лет оберегали внутренний уют и убранство, ожидающие нового настоятеля, новых прихожан. Алексей улыбнулся своим мыслям. Скорее всего, внутри такое же запустение. Он прошел дальше и наткнулся на обломки кирпичей. Видимо, сюда обрушилась часть колокольни, чудом не задев крышу. В стене виднелась маленькая, наглухо заколоченная дверь.

За храмом было видно, как лес и сосновый бор смыкались в отдалении, но от самой церкви до лесной чащи простиралась поляна, поросшая бурьяном. Из травы тут и там проступали остатки оград и покосившихся крестов. Старое кладбище. Вероятно, тут хоронили еще в то время, когда храм действовал, но с тех пор не осталось уже ни воспоминания о тех, кто тут покоился, ни о тех, кто их хоронил.

Шагнуть за ограду кладбища Алексей не решился. Он вернулся по уже протоптанной дорожке к крыльцу храма и встал у его дверей.

Над входом едва различимо виднелся образ архангела Михаила – белоснежный на бледно-синем фоне. Алексей вновь перекрестился и подошел к закрытой, но не заколоченной двери.

Вот и все. Он ожидал и боялся этого момента. Словно все до этого: семинария, разговор с отцом Тихоном, дорога из столицы, происшествие в лесу – было не настоящим, просто розыгрышем. Сейчас раздастся звонок, и веселый голос отца Амвросия скажет, что его возвращают в Москву, а потом останки умирающей Глинеевки скрываются за поворотом дороги. Всего этого он ожидал до этого момента, пока не коснулся дверей храма. Пока они, пронзительно скрипнув, не пустили его внутрь. Теперь все по-настоящему. Он настоятель храма архангела Михаила.

Внутри стонал и свистел ветер, изредка доносился шелест крыльев. Огромный купол, а отсюда изнутри он казался еще выше, хранил остатки росписи, как и потемневшие от времени стены. Конечно, никаких следов прежнего убранства не сохранилось. Часть образов была сбита. Видимо тут планировалось сделать склад в свое время или отдать помещение под какие-либо другие нужды, но село пришло в упадок и старый храм оставили в покое. Как ни странно, но частично уцелел алтарь, по крайней мере, то, до чего не удалось добраться охотникам за иконами. В иконостасе зияли пустые дыры от вырванных образов. Из-под купола печально смотрел образ Спасителя.

Алексей посмотрел на свои пустые руки. Следовало провести вечернюю службу, раз уж он тут, а для этого он ничего не захватил с собой. Даже веника и полотенец, чтобы немного прибраться у алтаря. Он опустился на ступени и вдохнул полную грудь воздуха, словно пытаясь уловить хоть малейший запах ладана или горящих свечей. Все утрачено, только пыль и запах сырой штукатурки. Под куполом вспорхнули и закружили над ржавой люстрой пара голубей. Один уселся на иконостас и уставился на непрошенного гостя.

Некстати зазвонил телефон и вывел его из грустных раздумий. Алексей напомнил себе всегда выключать звук, неуместный под куполом храма.

– Да!

– Благословите, отец Алексий.

– Бог благословит, отец Амвросий.

Алексей и не представлял, как обрадуется, услышав знакомый голос.

– Как добрался, где устроился?

Алексей было хотел выдать огромной тирадой приключения последних дней, но неожиданно для себя сказал:

– Все хорошо. Готовлюсь совершить службу в храме апостола Михаила.

– Господь в помощь. Первая самостоятельная служба.

Алесей улыбнулся.

– Верно. Первая.

– Обязательно позвони потом, расскажи. Я передам отцу Тихону. Вечером как раз вижусь с ним, передам, что отец Алексий испрашивал молитв.

Об обиде на епископа, Олег догадывался, но высказать догадку не решался.

– Расскажи о пастве, – вкрадчиво произнес Олег. – Я помню о твоем решении не принимать схиму, а значит, на венчании твоем я буду первый гость. Не за горами, а, отец Алексей?

Алексей засмеялся.

– Ты портил беседами о девушках все лекции в семинарии, все семь лет, что мы знакомы и даже этот очень, кстати, важный для меня момент. Спасибо тебе, что, получив сан, ты, по крайней мере, стал тактичнее.

– Всегда пожалуйста, дорогой друг.

Алексей не заметил, как за беседой поднялся по винтовой лестнице на колокольню. Тут дул прохладный ветер, зато вся Глинеевка как на ладони и даже дом Марии Егоровны можно разглядеть.

– Что у тебя там, духовой оркестр? – послышалось в трубке.

– Нет, просто ветер. Колокольня немного повреждена, хотя храм уцелел за столько лет. И знаешь, что странно?

– То, что ты не ушел оттуда пешком в Москву до сих пор? – предположил Олег.

– Нет, подожди. Кое-что действительно странно.

Он смотрел с колокольни на старое кладбище, на котором не хоронили уже добрые полвека. Отсюда его было видно от начала у соснового бора и до самых стен храма. Оно все заросло высоким бурьяном, кроме одного места. В самый центр из лесной чащи вела хорошо протоптанная в траве тропа, которую, конечно, не было видно от стен храма.

***

К полудню приехал Кирилл и помог перенести вещи в новый дом, который оказался, хоть и не на главной улице, а ближе к лесу, среди безлюдных строений, зато ближе к мосту и к церкви.

– Нет, ну там точно гири, святой отец. Вы, верно, тренажерный зал открываете, а не приход.

Алексей только улыбнулся. При свете дня шутки Кирилла не так задевали, да и сам Кирилл выглядел менее устрашающе. Сегодня он был почти по форме – китель поверх клетчатой рубашки и форменные брюки, заправленные в сапоги.

Они проезжали по пустой улице на машине Алексея, которую участковый ухитрился извлечь из грязи. Видимо за этим и потребовались сапоги. Пустая улица, ни собак, ни кошек. В луже у фонарного столба купались две вороны, разбрызгивая грязь и угрожающе топорща крылья.

– Никого нет, – заметил Алексей.

– А кто вам нужен? Тут жильцов не густо, да и погода так себе.

Это было верно. С серого неба начинал крапать дождь.

– И вам бы не выходить, Алексей. Попейте чаю, и ложитесь спать. Ну, или книжку там какую почитайте.

Алексей не ответил. Он смотрел на дорогу в боковое зеркало. У фонарного столба стояли две старушки, опираясь на короткие трости, ровно там, где он видел барахтающихся в луже ворон. Под черными платками не было видно лиц, но смотрели они явно вслед удаляющейся машине.

– Не по себе мне тут, – признался Алексей.

– Мне тоже, – хохотнул Кирилл и достал сигареты. – Курите?

– Да вы что!

Кирилл пожал плечами.

– Просто спросил. Всякое же бывает. Я вот тоже не курил, пока сюда не переехал.

Они свернули на узкую дорогу к лесу. Позади остался местный магазин.

– А кто живет в том доме? – внезапно для себя спросил Алексей.

– В котором? В облезлом впереди? Вы, батюшка.

– Нет, я про дом с маленькими окошками за магазином.

Кирилл поджал губы и посмотрел во все зеркала, словно мчался по московскому шоссе, а не заброшенной деревенской улице.

– А что случилось?

– Просто, любопытно.

– Таисия Несторовна там живет. А вот мы и приехали. Скажите мне, честный отче, кто вам с чемоданом в столице помогал? Явно не один взвод солдат.

Маленький дом выглядел чистым, хотя палисадник и двор давно заросли сорняком. Трава выросла почти до окон, только от калитки до крыльца виднелась узкая вытоптанная тропинка.

Кирилл поковырялся ключом в замке и торжественно распахнул дверь.

– Прошу!

В доме было светло и чисто. За сенями находилась маленькая комната с печкой, а сразу за ней гостиная и маленькая отгороженная спальня, примыкавшая к стенке печи. В углу пустой сервант, рядом большой стол и пара кресел, за перегородкой в спальне узкий диван с прикроватной тумбочкой. На стенах несколько старых картин и видавший немало ковер. Над массивной хрустальной вазой с останками камыша висел календарь на 1986 год.

– А тут уютно, – заметил Кирилл. – Печь топить умеете?

– Нет.

– Значит, в октябре зовите в гости. Кстати, вот мой номер, – Кирилл протянул бумажку с криво нацарапанными цифрами, – это если что. Тут, в общем то спокойно, последнему из шальной молодежи намедни семьдесят стукнуло, но на всякий случай держите под рукой.

Алексей кивнул.

– А это что? – спросил он, кивнув на блюдце у печки.

Там лежала пара засохших пряников и дешевых конфет. Рядом стоял пустой стакан.

– Это? Егоровна постаралась. Домовому, чтобы не обижался и не ушел, дождался новых хозяев, так сказать.

– Ага. Домовому значит.

– А что?

Алексей выразительно посмотрел на Кирилла, но тот только развел руками.

– Ну, не я тут это поставил. У меня свой дом есть.

– Тоже с домовым?

– Естественно. Мы, батюшка, не так умны, чтобы возить с собой целую коммунальную службу, – он кивнул на чемодан. – Обходимся подручными средствами.

Алексей только вздохнул и принялся убирать подношение. Кирилл некоторое время наблюдал за его действиями, затем сказал:

– Ладно, развлекайтесь. Если понадоблюсь, я на связи.

Алексей кивнул и пожал ему руку.

– Спасибо вам за помощь и за машину.

– Всегда пожалуйста и закройте за мной дверь.

Оставшись один, Алексей принялся наводить в доме порядок, но вскоре забросил это дело и, потащив к дивану чемодан, начал раскладывать вещи. Он аккуратно разложил чистый подрясник, епитрахиль и новую ризу, установил в красном углу образы Спасителя и Богородицы, для чего пришлось передвинуть стол. На дне чемодана лежали книги и скромный пакет с личными вещами. Остальное он рассчитывал купить здесь, не учтя странный график работы сельских магазинов.

Ничего съедобного среди вещей не оказалось, и Алексей с грустью начал вспоминать стопку горячих утренних блинов. Но не ходить же целыми днями по гостям, в самом деле. Он принялся рыться по полкам в маленькой кухне у печки и нашел полпачки гречи и соль, если не считать банку с совсем уж бледным и сухим горохом.

– Да, – тихо сказал он, – у домового меню на сегодня получше.

В голову некстати лезли воспоминания о последнем обеде с приятелями, когда Олег, славящийся среди прочего особыми кулинарными способностями, приготовил уж совсем неприлично роскошный обед.

«Прости, друг», – говорил он, – «но в таком мегаполисе, как Глинеевка ты поешь нормально уже очень нескоро».

«Может пойдет на пользу», – предположил Алексей.

«Это вряд ли. Тощих священников в таких местах паства не любит».

– Как в воду смотрел, – снова прошептал Алексей и полез в сени искать дрова.

Каша варилась медленно, а за окном стремительно темнело. Маленький дом уже не казался таким уютным, как прежде. Желтые старые обои навевали тоску, а свет единственной лампочки был слишком тусклым для таких стен. И слишком тихо в доме для привыкшего к городской суете огромного мегаполиса, где даже ночью все вокруг было наполнено звуками и светом. Наверное, так чувствует себя в первый день монах, оказавшись в келье. Хотя, сложно было представить, Алексей никогда не помышлял стать монахом. Он и в семинарию поступил лишь по настоянию отца – настоятеля храма святого Николая Чудотворца в приходе в миллион раз большем, чем этот.

С каждой минутой тишина становилась все более зловещей, а от внезапно напавшего страха желтая комната с тусклой лампочкой плыла перед глазами. Казалось, вот-вот выглянет из спальни огромное волосатое лицо обиженного домового и скроется снова, так же тихо. От этих мыслей холодные мурашки побежали по спине, и больно скрутило где-то в животе. Хотелось встать и бежать как можно дальше, оставив распахнутыми двери. Бежать по пыльной дороге, через лес, через овраг, по яркому шоссе, пока впереди не покажутся золоченые купола московских храмов.

Каша затрещала и распространила угрожающий запах гари. Обжигая пальцы, Алексей поспешил снять ее с печи, стараясь не упускать из поля зрения пугающую комнату.

Ел на кухне не замечая, что каша подгорела и без масла почти несъедобна. Зато с каждой ложкой чувствовалось, что возвращается умиротворение и внутренний покой. А потом, когда от внезапной еды навалилась тяжесть, он прилег на диван, заставив себя зайти в комнату и вскоре уснул, так не сняв подрясника и не выключив свет.

* * *

Алексей шел по полю, наслаждаясь свободой бескрайних просторов и свежим ветром, слегка волновавшим мягкую сочную траву. Светило утреннее солнце и не заходило уже добрый десяток лет, пока он, не считая шагов и не чувствуя усталости бежал к далекому горизонту. Ряса колыхалась на ветру и казалась невесомой, как шелк, только еще легче. Казалось, что выросли крылья. А может, и правда, выросли. Он попытался взлететь, но не смог. Черный ухоженный пес держал его за край рясы. Как странно, бродячий, но ухоженный пес. Его короткая гладкая шерсть блестела на солнце, а глаза он скрывал, низко наклоняя голову. Алексей отвернулся и пошел торопливым шагом, надеясь, что пес отстанет. И правда, пса не видно, только лес вокруг, а за деревьями золотые купола собора. Он рад бы идти, но тропинки туда нет, все вбок и назад, как ни старайся. И что-то мокрое тычется в ногу. Это собачий нос, хотя пса и не видно. Он все время сзади, сколько не оборачивайся.

«Попросил что-нибудь?», – спрашивает пес и вдруг убегает в лес, мягко куснув за лодыжку. Так мягко, что ни боли, ни крови нет, только холодно становится, потому что солнце уже в зените и от него веет холодом.

Алексей бросается вперед, прямо на деревья, чтобы вырваться из леса, а это не деревья вовсе – это бревна. Одно к одному, как сруб. Он смотрит в щелку между ними, а впереди пыльная дорога к мосту, угол магазина и старый дом с палисадником. Он внутри дома за магазином! Только не оборачивайся! Он стучит по бревнам, пытаясь выбраться, пытаясь пролезть на свет в узкую щель, но кто-то сзади мягко тянет его назад за край рясы.

Беззвучный крик во сне становится настоящим, и Алексей открывает глаза. За окном еще ночь, только свет лампочки сочится из комнаты.

* * *

Ничто так не отгоняет ночные кошмары, как яркое солнце утром, растворяющее отголоски беспокойной ночи и вселяющее надежду, что новый день будет безупречно хорошим.

Но в этот день солнца не было. С утра лил дождь, а Алексей проспал утреннюю службу и теперь сидел на веранде, коря себя за это и прихлебывая теплую воду из кружки. Рядом лежал телефон, но никому не хотелось звонить, особенно Олегу, который обязательно отпустит пару шуток, прежде чем утешить и возложить всю вину на жуткую ночь. Участковый Кирилл сделает то же самое.

Алексей допил кипяток и начал размышлять о вероятности того, что магазин сегодня будет открыт.

– Доброе утро, батюшка!

Он почти испугался, хотя секундой ранее услышал шорох под верандой. Сначала показался зонтик, а потом на веранду поднялась девушка с все еще черными и все еще густыми волосами. Только вместо хвоста сегодня они были убраны под платок. На ней была легкая куртка и светлые джинсы, ухитрившиеся остаться светлыми по пути сюда.

– Светлана?

– Можно Света, – торопливо сказала она.

– Зачем вы здесь? В смысле, я рад, просто неожиданно.

Света показала плотно завязанный пакет, который Алексей не сразу заметил.

– Егоровна вам пирожки передала. К утреннему чаю. Надеюсь, я успела, и вы еще не завтракали?

– У меня только кипяток, – пожаловался Алексей. – Очень неудобно, но мне нечем вас угостить.

Света развела руками.

– В таком случае, берите с собой пирожки и пойдемте, прогуляемся.

– Так ведь дождь, – заметил Алексей.

– Так ведь закончился.

Алексей улыбнулся, кивнул и надел сапоги.

– А нормальная одежда у вас есть? – покосилась на подрясник Света.

– Это моя нормальная одежда.

– Ну, тогда идем, – сказала Света и нехотя исправилась. – Идемте.

Утро все же было неплохим, несмотря на недавний дождь. Они шли вдоль дороги, стараясь не касаться мокрой травы, шли не спеша, наслаждаясь свежестью утра и запахом отцветающей травы, особенно сильным после дождя. Алексей нес в пакете остывающие пирожки и время от времени поглядывал на Свету. Возможно, и не следовало соглашаться на прогулку, просто ему ужасно надоело сидеть в одиночестве и прокручивать в голове жуткий сон, который он все никак не мог забыть.

– А как это, быть священником? – вдруг спросила Света, видимо из чистого любопытства.

– Неплохо, если вы об этом, – попытался пошутить Алексей, но Света уже внимательно слушала.

– Ну, это служба. Что-то вроде службы в армии, только когда служишь Богу. Большая ответственность за свою паству, за свои дела. Хотя, – Алексей невесело усмехнулся и махнул рукой, – кого я обманываю. Я и сам пока не знаю, и священником еще не был. И службу я проспал.

– Ну, ладно вам. Вы хороший батюшка, вы добрый, – сказала Света, – я сразу по голосу определяю, что человек добрый, а не по глазам, как другие. Глаза иногда обманывают. Редко, но обманывают.

– Вы меня совсем не знаете и заверяете, что я добрый человек, – засмеялся Алексей. – Мне кажется, что вы мне просто льстите.

– Ну, может совсем капельку. Я же, правда, вас не знаю. Расскажите.

– А что рассказать?

Света сорвала синий цветочек цикория и задумчиво помяла его в пальцах.

– А расскажите, как учились, например. Тяжело было? Я сама учусь в медколледже в городе. Очень сложно. Я думала, как сразу про таблетки, про операции рассказывать будут, про болезни разные, а там химия, история, биология. Как в школе. А в школе я хорошо училась, только медаль не получила. У нас никто не получил.

– Первый курс, видимо, – предположил Алексей. Ему было весело.

– Первый. Скоро возвращаться, а я не хочу.

– Зато станете врачом.

– Фельдшером, – поправила Света. – На врача нужно в Смоленск ехать учиться. Тут недалеко. Может поеду.

– Ну, примерно то же и у нас. Занятия, длинные лекции, короткие перерывы, трудные сессии.

– А вы, в самом деле, латынь знаете и греческий?

– Правда, – улыбнулся Алексей.

– Скажите что-нибудь. Пожалуйста.

– Delirium tremens, – отшутился Алексей.

– Здорово! А что это значит?

Алексей посмотрел в небо и глубоко вздохнул.

– Это значит – надеюсь, что магазин открыт.

– Неправда! – засмеялась Света. – Это «белая горячка». Мы тоже латынь учим. Термины в основном. Не как вы, конечно. А по-гречески скажите.

К счастью для Алексея они пришли. Магазин был открыт, и оттуда пахло несвежими овощами. На одном прилавке было все от продуктов до носков. Алексей купил мыло, немного сахара и масло, а потом, поразмыслив над графиком работы магазина, взял пакет и докупил все необходимое на первое время, включая носки.

Света помогла уложить вещи под неодобрительным взглядом продавщицы. Неодобрение было адресовано и священнику, и девушке и двуручному пакету. Выходя, Алексей вежливо попрощался.

– Вы не думайте, что я такая болтушка всегда, – сказала Света, когда они оказались на улице, – просто мне очень скучно. А вы не как эти.

Она кивнула на магазин.

– Я приду к вам на службу, – пообещала она.

– Я буду рад.

– Исповедуете меня?

Алексей едва не поперхнулся долгожданной газировкой.

– Нет.

– Да ладно, неужели не хотите послушать? – засмеялась Света.

– Не сегодня, я имею в виду. Хотя, если честно, я и потом буду чувствовать себя очень неудобно. Вот как сейчас, например.

– Извините, – примирительно улыбнулась Света, – я пошутила. Очень некрасиво с моей стороны. И неловко.

– Да, немного.

Они помолчали.

– А у вас обет безбрачия?

– Знаете, я, пожалуй, пойду. Большое спасибо за компанию и помощь.

– Ну, я счастливая. Когда я иду в магазин, он всегда открыт. И хоть это и нагло с моей стороны, но можно вас попросить постоять тут со мной еще немного? Меня заберут минут через десять, а стоять тут одной немного скучновато. И жутковато.

– Почему? – Алексей снова был весь внимание.

– А вам нормально? Возле дома Таисии Несторовны? Вы мне еще больше нравитесь, хотя все равно с вами немного неловко.

– Вы про этот дом? – последнюю фразу Алексей постарался пропустить мимо ушей.

Старый дом за магазином был едва виден – только угол и край занавешенного окна. Казалось, что он выглядывает оттуда.

– Ну, конечно! Она же ведьма. Старая страшная ведьма.

Света подняла руки над головой и затрясла ими.

– У-у-у!

Потом смущенно опустила руки.

– Ладно, не смешно все это. Простите. Давайте отойдем, мне не по себе, когда он выглядывает.

Из магазина вышел недавний незнакомец с пепельными волосами. Как он заходил туда, Алексей не видел. Незнакомец встал на дороге метрах в десяти от них и принялся пристально разглядывать.

– А вот и за мной приехали, – обрадовалась Света и указала на показавшийся в конце улицы автомобиль. – У вас тоже есть машина, я видела. Может, покатаемся в субботу?

– Простите, не могу.

– Тогда в другой раз.

Машина поравнялась с ними, и за рулем обнаружился парень лет двадцати в расстегнутой рубашке поверх тельняшки. На Алексея он многозначительно не смотрел.

– Ну, пока Алексей. Не забудьте про пирожки, – она помахала рукой и исчезла в машине.

Алексей видел, как она перекинулась с парнем парой слов. Тот что-то сказал, потом сам же засмеялся, и вальяжно нажевывая призрак жвачки во рту, принялся выворачивать руль.

Вернувшись домой, Алексей твердо решил не терять еще один день в грустных и тревожных раздумьях, опасаясь собственного дома и коря себя за страх провести первую службу. Наспех перекусив купленными консервами, он прихватил найденные в доме тряпки, метлу и веник, и отправился в храм.

Уже знакомая дорога была сегодня более людной, но едва он показался на перекрестке, прохожие замерли и замолчали, стараясь не смотреть на священника, словно с нетерпением ожидали его ухода. Алексей кивнул в знак приветствия каждому, чей взгляд удалось перехватить, и гордо проследовал к мосту.

Проходя мимо дома за магазином, он изо всех сил старался не смотреть в его сторону. Но дом безучастно стоял среди бурьяна, словно давно заброшенный. Только ветки старой яблони шуршали по его крыше.

Алексей поспешил к мосту и через пару минут дом уже скрылся из виду, а впереди на фоне серого неба возвышался крест сельской церкви.

Внутри было все так же пусто и холодно. Знакомые голуби поприветствовали его шорохом крыльев под куполом.

– Пора потеснить вас, парни, – улыбнулся Алексей, взявшись за метлу.

Время шло незаметно. Кучи мусора и пыли понемногу покидали старый храм, а узкая дорожка в высокой траве стала уже вполне различима. Алексей надеялся, что она совсем скоро станет тропой. Дверей храма он не закрывал, и пыль свободно вылетала на прохладный осенний ветер и улетала вместе с ним в сторону леса.

Он тщательно протер алтарь, поставил на кафедру молитвенник, а рядом святое Евангелие и, отойдя в центр храма, полюбовался своей работой. Церкви нужен был хороший ремонт, но и в аварийном состоянии она не была, пострадало лишь убранство, окна и часть колокольни.

Вспомнил о колокольне, Алексей вооружился метлой и бодро зашагал вверх по винтовой лестнице с высокими, но очень узкими ступенями. С колокольни открывался чудесный вид на реку и лес, колышущийся со всех сторон, куда ни посмотри. Позади шумело высокой травой старое кладбище.

К своему удивлению, Алексей обнаружил, что один из малых колоколов уцелел, только оторвался от балки и лежал на боку в груде осыпавшегося кирпича. Он был не очень тяжелым, но все же потребовалось немало усилий, чтобы перевернуть его и поставить под балкой. Корона колокола тоже оказалась цела, хотя следов хомута не было видно. Алексей взглянул на металлическую балку над головой и внезапно загорелся идеей вернуть колокол на прежнее место.

Ни троса, ни каната и даже более—менее крепкой веревки не нашлось. Зато принесенные из дома тряпки оказались на редкость прочными. За час ему удалось смастерить из них нечто подходящее для закрепления колокола. Алексей забрался на груду кирпичей и осмотрел балку.

Ранее колокол крепился к ней неподвижно, но сделать так снова в одиночку было почти невозможно. Максимум можно было поднять колокол под балку, если хватит сил, и закрепить его так в подвешенном состоянии, пока не появятся средства для более надежной конструкции. Однако, перекинув веревку через балку и попробовав поднять колокол, он понял, что погорячился. Колокол был небольшой, но тяжелый, как все литые чугунные колокола. Только со второй попытки он смог приподнять, а затем подтянуть колокол к балке, однако закрепить его в таком состоянии не представлялось возможным, особенно в одиночку. Потом, его посетила мысль использовать битый кирпич как подпорку. Подняв и подтолкнув колокол к возведенной им куче кирпича, он аккуратно зафиксировал колокол, а затем закрепил самодельный трос на балке. После этого оставалось лишь аккуратно разобрать груду кирпичей и освободить колокол. Но перед этим он предусмотрительно протянул через корону еще пару импровизированных канатов. Наконец, колокол натянул крепления и свободно закачался под балкой.

Алексей привязал край веревки за язык колокола и замер.

– Готов ли я провести службу? – тихо спросил он себя. – Конечно нет.

И начал осторожно раскачивать язык, пока тот не коснулся чугунного края. Удар получился сильным и неожиданный звон на мгновение оглушил его. Потом он ударил снова, и снова.

Звон летел в тишине над храмом, отзывался эхом в темном лесу, перекатывался через холмы над рекой и конечно был слышен в селе. В городском шуме звон маленького колокола, безусловно, потонул бы, но здесь он звучал громко и раскатисто. Алексей не умел виртуозно звонить в колокола, он просто стучал тяжелым языком по металлической губе колокола, размеренно и сильно, от чего тряпичные крепления натягивались все сильней. Звонил, созывая на службу свою первую паству.

Потом он спустился вниз, надел ризу и епитрахиль, принесенные из дома, зажег свечи под уцелевшими образами Спасителя и апостола Петра и принялся ждать, готовый впервые сам произнести повечерие.

Но храм оставался пуст. Проходило время, и только взмахи голубиных крыльев нарушали тишину. В распахнутую дверь Алексей видел, что дорога к храму пуста. Пустой она оставалась и час спустя. Было появившееся из-за туч солнце, протянуло длинные тени от створок дверей внутрь храма, словно два высоких гостя пожаловали и остались стоять в дверях. На пару минут солнце наполнило пространство под куполом, заглянув в пустые окна. В его лучах еще были видны клубы пыли. Потом лучи опустились по стене, коснулись образа архангела с осыпавшимся крылом и угасли под пеленой облаков. Темнота готовилась вступить в свои права в конце дня.

Алексей вздохнул и снова посмотрел на дверь, на узкую дорогу в колышущейся траве, а потом повернулся к Вратам и тихо начал:

– Благословен Бог наш…

* * *

На мою первую службу никто не пришел. Так он и скажет отцу Тихону, ну и товарищам, конечно. Так он будет помнить всю жизнь и расскажет об этом детям. И каждый раз, когда его попросят рассказать о первой службе, у него будет заранее готовый ответ.

Он шел по уже совсем темной дороге, прижимая к груди книги и смотря себе под ноги. Шел торопливо, стараясь не обращать внимания на вновь начавший моросить дождь. Село было пустым, только у магазина все еще стоял человек с пепельными волосами. Он держал в зубах давно погасшую мокрую сигарету и улыбался. Когда Алексей поравнялся с ним, тот поднял вверх большой палец, а потом медленно провел им себе по горлу, продолжая улыбаться. Сумасшедший! Алексей заторопился домой, но через пару шагов все же обернулся, опасаясь преследования. Человек с сигаретой все еще стоял там, но смотрел не на него, хотя и в ту же точку и продолжал улыбаться. Алексей вдруг понял, куда он смотрит, и вздрогнул.

До дома оставалась всего сотня метров, может чуть больше. У крыльца он обернулся, почувствовав неладное и не ошибся. На лавке у веранды под дождем сидела Света, опустив руки. В ее пальцах был моток черных ниток с маленьким нательным крестиком.

– Света?

Она дернулась, словно очнулась от сна и встала. Моток ниток полетел на пол.

– Алексей. Можно мне к вам?

Он непонимающе замотал головой.

– Можно мне остаться с вами?

Алексей вдруг почувствовал знакомый запах и шагнул ближе. Света стояла прямо перед ним и по ее лицу текла вода. Черные волосы прилипли к чекам и лбу и уже не выглядели опрятно. Она была пьяна.

– Алексей, пожалуйста.

Он шагнул от нее и прижал к себе книги, словно хотел отгородиться.

– Света, идите домой. Вам нужно поспать.

– Алексей…

– Нет.

– Батюшка…

– Нет!

Он торопливо поднялся по крыльцу и обернулся. Она еще стояла там, опустив руки. Платье ее тоже намокло и прилипло к худому, но стройному телу. Алексей вдруг вспомнил, что еще утром она была в джинсах и куртке, а сейчас оделась, словно на дворе жаркий июль.

– Света, уходите. Мы поговорим позже.

Он ковырял ключом замок, зная, что она все еще стоит там и смотрит на него. Еще слез не хватало, подумал Алексей. Но она не плакала, просто смотрела на него и молчала. Алексей протиснулся в дверь и закрыл ее за собой.

В доме было темно и тихо. Было слышно, как дождь стучит по шиферу на крыше и скребутся по окнам ветки мокрых кустов. Он не включал свет, а стоял, прислонившись спиной к входной двери, и ждал. Но дождь пошел сильнее и в его шуме уже не слышны были ни шорох на крыльце, ни звуки шагов. Он аккуратно выглянул в окно, из которого была видна веранда, надеясь, что снаружи его будет незаметно в темных окнах. Но на веранде никого не было.

Становилось совсем темно. Алексей повалился на диван, не включая свет, и долго смотрел в потолок на паутину тонких желтых трещин в штукатурке. В голову лезли неприятные мысли, а на душе скребли кошки, но не милые домашние зверьки, а крупные крюки для ловли сомов, имеющие то же название. В какой-то момент Алексею показалось, что он слышит шаги на крыльце, но это всего лишь ветки стучали по крыше веранды.

Проснулся он, в полной темноте. По крыше барабанил дождь, но казалось, что чьи-то пальцы барабанят по стеклу снаружи и делают это не прекращая уже очень давно. Алексей резко сел в кровати. В доме царил мрак, только очертания стен смутно вырисовывались в темноте. Он пошарил рукой по стене и нашел выключатель, но щелкнув им пару раз понял, что света не будет. Как назло, совсем не хотелось спать. Тревожный сон, который он мгновенно успел забыть, оставил неприятные отголоски и чувство тревоги. Совершенно необходимо было отыскать свечку.

Один огарок свечи Алексей точно видел на кухне, когда искал еду и спички. Он аккуратно пошел вдоль перегородки, ощупывая пальцами стену, а в темноте дом казался огромным. Спустя целую вечность, как ему показалось, он добрел до полок над печкой и нащупал спички.

Первая спичка сломалась, а вторая вырвала из темноты стены кухни, маленькое зеркало и окно, по которому барабанили снаружи тонкие пальцы.

– О, Господи! – Алексей выронил спичку и от неожиданности вжался в стену, сжимая в руке коробок и боясь зажечь еще одну спичку. Пламя на секунду ослепило его, а потом снова проступили контуры окна.

К мокрому стеклу монотонно, извлекая барабанящий звук, прикасались кончики пальцев. Их нельзя было ни с чем спутать – белесые пальцы сразу двух рук выбивали по окну звуки капающего дождя.

– Господи, Боже мой!

Алексей осторожно вернулся к окну, судорожно сжимая коробок спичек как единственную, хоть и неважную, защиту.

– Кто там? – крикнул он. Стекло было одинарным и тонким, и его голос нельзя было не услышать снаружи. Но никто не ответил. Один палец, хоть уже и беззвучно, все еще постукивал по окну.

– Кто это? Света, это вы?

Вдруг резко два пальца вжались в стекло, а третий неровной улыбкой изогнулся ниже, изобразив жуткое улыбающееся лицо.

– Боже! – Алексей бросился в комнату и едва не растянулся на полу, зацепившись за высокий порог. – Тропарь животворящему кресту…

Он тихо шептал про себя, вжавшись в стену и озирался по окнам, остававшимся темными. В темноте он смутно видел очертания оконных проемов, да толстых веток, прижавшихся к стеклу снаружи.

– Святый Боже, помоги мне, – Алексей слышал, как колотится его сердце, а к горлу подступил ком удушья, не дававший закончить молитву. Он как рыба жадно открывал рот, пытаясь вздохнуть. Все еще было тихо и шум дождя прекратился, а может это и не был дождь.

А потом вдруг внезапно что-то ударило в окно и начало стучать по стеклу все сильнее и громче, нарастая, угрожая выбить стекло и ставни. Словно сотня рук молотила по окну снаружи. Одновременно удары обрушились на дверь, сильные и громкие, от которых дрожали стены. Могли стучать двое с разных концов дома, но Алексей вдруг представил одного человека снаружи, чьи невероятно длинные руки синхронно долбились в дверь и окно с разных концов дома, от чего стало еще страшнее.

Он копался в кармане, стараясь отвлечься от страшных ударов, ища телефон. Ага, вот номер Кирилла! Он нервно жал на экран, понимая, что яркий свет от телефона освещает сейчас его лицо, хорошо заметное снаружи. За освещенным большим экраном телефона окном выплыло и забилось что-то темное и высокое.

– Давай же, ответь!

Но звонок срывался, как только удавалось набрать номер. А потом были короткие гудки.

– Давай же!

Снова удар, громче обычного и такой силы, что тонкая перегородка ударила его по спине. И тут он понял, что стук раздался из спальни. Кто бы не пытался проникнуть в дом сквозь окна и двери, он каким-то странным способом уже оказался внутри и разделяла их сейчас тонкая фанерная перегородка.

Алексей вскочил, путаясь в подряснике, и кинулся к двери, распахнув ее ударом плеча. он оказался в сенях, а впереди маячила в слабом сумраке входная дверь, запертая на широкий засов.

Позади раздались громкие шаги, но пальцы Алексея уже впились в застрявший засов. Еще секунда нужна была на то, чтобы понять, что открывается он в другую сторону, но она показалась бесконечно долгой. Едва шаги позади усилились и распахнулась дверь в сени, он вылетел на веранду и бросился вниз по ступеням, обдирая руки и лицо низкими ветвями винограда. Не оборачиваясь, он выбежал на дорогу и вдруг понял, что не знает куда идти. Там, где раньше, как он помнил, стояли дома на перекрестке, высился глухой темный лес, повсюду, словно дом всегда стоял в непроходимой чаще.

Алексей бросился к деревьям и укрылся за высокой сосной, вжавшись спиной в мокрый холодный ствол. Сверху капала вода, стекая по лицу и рукам, попадая за ворот. Алексей побежал вперед, налетая в темноте на низкие ветви и стволы мокрых после дождя деревьев и внезапно выбежал, как ему показалось сначала, на тропу. Но это была поляна, на которой все еще стоял его дом. У веранды стоял вполоборота в неестественной позе странный силуэт – худой, словно мальчишеский, но высокий метра под два, а голова его казалась огромной. Он медленно качал ей, словно высматривал жертву в темноте, и Алексей вдруг понял, что голова его странной формы, удлиненная, словно у крупной собаки или лошади.

И вдруг во всех окнах дома зажегся свет, осветив поляну и выхватив их темноты жуткий силуэт и испуганное лицо священника. Алексей почувствовал, что его ноги уже не слушаются, словно сделаны из мягкого теста. Преследователь заметил его и ринулся вперед из темноты, но Алексей успел только отвернуться и шагнуть от него прочь, понимая, что бежать уже не может.

С размаху он налетел на стоящий в темноте силуэт. Он закричал от неожиданности и страха, но две руки резко встряхнули его, а потом попытались удержать, оседающего на сырую землю.

– Эй, батюшка, ты чего?

В темноте всплыли знакомая куртка и рубашка. Кирилл все еще крепко сжимал его плечи.

– Что случилось, от кого бежим?

Алексей обернулся. Он стоял на дороге, а пустой дом с распахнутой настежь дверью и темными окнами стоял позади него в паре шагов и ни деревца вокруг, только заросли винограда и мокрый кустарник.

– Понятно, а ну пошли!

* * *

В доме Кирилл усадил ночного беглеца на диван, вскипятил воду на чай, зажег свет во всех комнатах.

– Я уже спать собирался, как вдруг звонок за звонком от вас. Я отвечаю, а вы скидываете и скидываете, а потом голос в трубке, но не ваш, словно громко шепчет кто-то. Я на машину и сюда.

Кирилл выглянул в окно. Его машина все стояла за окнами с открытой дверкой. Он посмотрел на Алексея и решил повременить выходить из дома.

– Так что случилось?

Алексей уже было решил, что взял себя в руки, но к середине рассказа его стало колотить крупной дрожью, а слова застревали в горле и превращались в нервную икоту.

Кирилл слушал внимательно, придвинув стул поближе. Изредка он потирал пальцами лоб и сжимал губы, словно стараясь не добавить лишнего в рассказ. Потом он еще некоторое время сидел молча и смотрел в окно.

– А знаете, батюшка, – сказал он наконец, – давайте-ка на ты. Ты же вроде Алексей?

Алексей кивнул.

– А я все еще Кирилл.

Он пожал холодные и все еще дрожащие пальцы.

– Из Москвы говоришь? Слушал погоду в столице на эту неделю. Говорят, что тепло, бабье лето. А у нас тут все дожди и дожди. И холодно. А я как раз всех самогонщиков переловил, погорячился.

Он усмехнулся и снова выглянул в окно.

– А знаешь, что, отче. Тебе сейчас нужно немного успокоительного. Кагоров, извини, у меня нет, но кое-что конфискованное имеется. Подожди пару минут, я до машины.

Алексей на некоторое время остался один и снова вернулся страх. Казалось, что все это передышка перед новым кошмаром. Никакого Кирилла не было вовсе, сейчас погаснет свет и страшные стуки повторятся, а потом он снова окажется в лесу. Алексей вжался в угол дивана и подобрал ноги. Он смотрел на подозрительно распахнутую дверь, за которой тишина. А потом послышались шаги и на пороге появился Кирилл с двухлитровой банкой в руках. Он улыбался.

– Говорил же – вернусь.

Кирилл пошарил на полках, нашел оставшийся пирожок, немного колбасы, купленной днем со Светланой и ломоть хлеба.

– Хорошо живешь, ваше преосвященство.

Он заставил Алексея выпить целый стакан розовой жидкости из банки, которая действительно не была кагором, а затем усмехнулся и взялся за свой стакан.

Алексей чувствовал, как страх и дрожь во всем теле от пережитого кошмара понемногу отпускают.

– Что это было, Кирилл?

Участковый задумчиво пожал плечами.

– Обычный самогон, правда настоянный на дубовой коре. Не такая гадость, как у Степаныча, но тоже не ирландский виски.

– Да нет, я про наваждение. Этого не могло быть на самом деле.

– А откуда ты знаешь? – Кирилл многозначительно кивнул на крестик на груди священника. – В мире много всякого было, чего и быть не могло. В это же ты веришь. Вот и кошмар свой ночной прими как должное.

– Нет, это другое! Я же видел это существо, оно совершенно нереальное!

Кирилл криво усмехнулся и разломил пирожок с мясом на две неровные части, пододвинув большую Алексею.

– Батюшка не верит в демонов, – заключил он, – рассказывает про них, а сам не верит. Забавно. Ладно, не смотри на меня так укоризненно, я что думаю, то и говорю.

– Как у вас все просто! – Алексей почувствовал, что страх отпустил, уступив место гневу. – Значит, веря в существование чудес и господа Бога, я должен допускать наличие на земле всякой нечисти вплоть до зеленых человечков.

– Серых, – поправил Кирилл. – А почему бы и нет? Ты меня сам на проповеди нечистым будешь пугать и рассказывать об ужасах преисподней, а потом я вспомню, что батюшка-то сам во все это слабо верит.

Алексей вздохнул, но промолчал. Некоторое время Кирилл выразительно смотрел на него, а потом потянулся к банке.

– Не привиделось тебе это, – наконец сказал он, – но и на самом деле этого не было. Сложно объяснить. В общем, привет тебе Таисия Несторовна передала.

Алексей непонимающе качнул головой.

– Кто?

– А чего ты удивляешься, святой отец? Тебя просили сюда приезжать, или может храм открывать просили? Ты первый начал, до этого Таисия тебя не трогала. А потом звон твой пошел на всю округу – еще же колокол нашел где-то. Ну, и чего ты после этого ждал, беляшей с мясом?

– Кто такая Таисия Несторовна?

Кирилл махнул рукой в сторону окна и торопливо перекрестился.

– Ведьма.