Ведьмины сказки

“Доброе утро, Лина!”

“Привет, Семен! =))) Как у тебя дела?”

“Да пойдет. Неделька выдалась такая себе... Тяжелые студенты и еще более тяжелые родители. Ну, знаешь, если у человека нет ни малейшей способности к живописи, научить практически невозможно... Разве что механически что-то рисовать, понимать перспективу там, пропорции. Не более”.

“Из посредственности не вылепить талант, да?”

“Да! Не подумай, пожалуйста, что я высокомерен, но так оно и есть. Кроме усидчивости и терпения, нужно еще и что-то врожденное. Хотя бы чуть-чуть”.

“Я не думаю, что ты высокомерен =))). Я видела твои картины... и ту последнюю тоже иногда смотрю... хотя и краснею каждый раз...”

“Ну не надо, Лина. Все хорошо”.

“Да, все хорошо”.

“У тебя что нового?”

“Да ничего особенного, знаешь ли. Учусь и работаю по вечерам. Старый архив разгребаю у отца подруги. Деньги небольшие, но все же деньги”.

“Не перенапрягайся. Учиться непросто. Это я как бывший студент и нынешний препод знаю”.

“Такой заботливый :). Знаешь что, Семен...”

“Что?”

“Я знаю, что ты испытываешь ко мне. Но ты стеснительный и не решаешься... Я и сама могу проявить инициативу”.

***

У Семена перехватило дух. Он лежал в постели, сегодня воскресенье, можно и поваляться, а тут аж приподнялся, как Дракула из гроба в старом фильме. Ладони моментально вспотели.

“Прояви! – чуть было не написал. Но вовремя спохватился, подумал секунду и оттарабанил большими пальцами по клавиатуре смартфона: – Хорошо!”

Как-то слабовато, подумал он. Но раз девушка предлагает проявить инициативу, его дело ждать этой инициативы. Время такое. Женщины нынче – сильный пол.

Про непростые межполовые отношения у него был разговор с Димой, коллегой. Диме тоже тридцать пять лет, однако женат и может похвастать сыном, в отличие от Семена, который под сорокет не обзавелся ни женой, ни детьми. Дима преподает историю, а Семен – живопись и скульптуру, на перерывах они часто курят в темной арке между двумя корпусами, где обычно народ не ходит, и ведут беседы разной степени философской глубины.

– Сейчас наступила эпоха матриархата, – вещал как-то Дима, предварительно убедившись, что поблизости нет представительниц этого самого матриархата. – Я уже не говорю, что закон всегда на стороне женщин, стрясись какая-нибудь коллизия с несильным полом. Да и общество в целом тоже. Как говорила одна умная дама: “Когда падает девушка, ей стараются помочь, когда же падает парень, его стараются растоптать”. Я про другое.

– Про что?

Дима прищурился сквозь стекла очков и сигаретный дым на залитый солнечным светом двор. Там, громко разговаривая мелодичными голосами и то и дело заливаясь безудержным смехом, шли пятеро студенток. Все как на подбор стройные, длинноногие и грудастые. И одетые весьма фривольно. У двоих коротенькие юбочки, еще у двоих не менее короткие шортики, и только у одной просторные штаны, зато узкая талия заголена по самое “не могу”, и грудь прикрывает тряпица размером с очки Димы.

– Про сексуальную провокацию, – негромко сказал Дима.

– Если есть что показать, почему бы и не показать? – пробормотал Семен. Кажется, повторил чью-то старую сентенцию, вспомнить бы еще, чью. – Женщина – носитель эстетических ценностей, великие художники и скульпторы постоянно отображали женскую красоту в своих произведениях.

– Мужскую тоже, – отрезал Дима. – Вспомни Давида Микеланджело. Я не про то, кто кого красивей, и должен ли мужчина быть хоть немного красивее обезьяны... с которой живет! – Он хихикнул, но сразу посерьезнел: – Нам, мужикам, допустим, тоже есть что показать, но если покажешь, то ты эксгибиционист, извращенец, противный метросексуал или сексуальное меньшинство. Я про последствия. Не все воспринимают красоту женского тела с точки зрения чисто эстетической. Многих это просто возбуждает в самом примитивном смысле. Причем в современном обществе так все устроено, что если самец отреагирует на самку естественным образом, его моментально накажут. Это как перед голодным волком махать сочным куском сырого мяса, но лупить электрошокером каждый раз, когда волк осмелиться не то что схватить этот кусок, а хотя бы уронить пару капель слюны.

– Это проблемы озабоченных самцов, – тихо сказал Семен. Он и сам не понимал, почему возражает, да еще и постоянно повторяет чьи-то чужие фразочки. В глубине души он был полностью согласен с Димой.

– Ага! – снова развеселился Дима. – “Если правый глаз тебя соблазняет, то вырви его нахрен”, так, да? Девяносто процентов мужиков безглазыми были бы!

– А что ты предлагаешь? В паранджу их всех обрядить?

– Это вариант, – неожиданно согласился Дима. – Все традиционные религии ограничивали права женщин одеваться как они хотят. Чтоб не вызывать распри. Поэтому традиционные общества такие устойчивые. А сейчас мир катится черт-те знает куда... Не думаю, что требуется прямо паранджа-паранджа, хватит чего-нибудь более сдержанного. Есть сарафаны красивые, платья. Не обязательно все свои письки и сиськи выставлять напоказ...

– Ну ты прям ханжа! – засмеялся Семен.

– Я не ханжа! – веско проговорил Дима и выбросил окурок в урну. – Я историк. И знаю, к чему приводит такая фигня.

– К чему? К спермотоксикозу?

Дима в упор посмотрел на Семена. В глазах промелькнула слабая тень усмешки.

– К извращениям со стороны мужчин. Волк, которого постоянно дразнят мясом, но которому не дают пожрать, начинает грызть самого себя. И чел со слабой психикой – а сейчас таких навалом – дрочит до потери сознания, а потом может что-нибудь извращенское отчебучить.

Семен промолчал. Тоже выбросил окурок, предварительно погашеный о каменную стену, и вышел во двор вслед за коллегой.

Он и сам регулярно занимался самоудовлетворением – особенно в те продолжительные периоды жизни, когда не было подруг. И судя по едва заметной усмешке, Дима об этом догадывался. Собственно, для этого не надо быть Шерлоком Холмсом. Как говорят, ты либо мастурбируешь, либо врешь.

Порнуху Семен смотрел регулярно. Поначалу разок или два в неделю, а после – чуть ли не каждый вечер. Стал неслабо разбираться в порносайтах, во всех этих сливах онлифанса и прочих вписках. Уже давненько обычная порнуха перестала возбуждать, понадобилось кое-что поядренее. Например, садо-мазо, групповушки, унижения, связывания, трамплинг и фистинг.

Естественно, Семен об этом ни с кем не делился, как и прочие потребители этого контента. Он не сомневался, что и Дима этим грешит, даром что женатый. Жена-то снова на сносях, на позднем сроке, не до удовлетворения постоянной мужской похоти.

***

Когда-то очень давно, в старших классах, Семен сподобился потерять невинность с дамой из параллельного класса. Сие знаменательное событие случилось в летнем лагере на озере поздним вечером. Тогда все перепились, отмечая прибытие на отдых. Преподам, кстати, было глубоко наплевать, чем занимаются школьники, – сами праздновали в соседнем здании.

Семен страшно смущался, сердце стучало как отбойный молоток, руки-ноги тряслись, мысли путались. А дама оказалась далеко не невинной, хоть и не слишком опытной в этом деликатном деле. Она настояла, чтобы действо происходило в полумраке, якобы смущалась, а на деле пыталась скрыть какие-то незначительные изъяны тела, заметные только внимательному женскому взору. Семен долго возился, кряхтел и пыхтел, пытаясь, выражаясь образно, попасть кинжалом в ножны.

В какой-то момент выдохнул:

– Попал?

И тут стряслось то, что наложило отпечаток на всю последующую половую жизнь Семена. Дама под ним залилась смехом. Точнее, заржала как лошадь. С всхлипываниями и прихрюкиванием.

Трудно вообразить что-то менее сексуальное в этой деликатной ситуации.

Помнится, возбуждение у Семена как рукой сняло... В самом несчастливом смысле. И стало еще хуже.

Дама спохватилась, надо отдать ей должное, принялась словами и не только словами приводить Семена в прежнее, рабочее, состояние, но момент был упущен.

Уже много позже Семен осознал, что, выражаясь языком современной психологии, получил психическую травму. На это наложилась его собственная мнительность, к тому же это был его первый раз...

Короче, после того случая полностью раскрепощаться и получать удовольствие с женщинами, особенно смешливыми, у него не получалось как следует. Постоянно ожидал неуместного смеха; даже всхлипы и стоны иногда принимал за сдерживаемые смешки...

***

Женщины в его жизни появлялись регулярно – чай, не урод, – и так же регулярно исчезали.

По разным причинам исчезали. Семен, впрочем, подозревал, что он им наскучивал. Инициаторами разрыва всегда были эти самые подруги, причем они всегда выглядели немного виноватыми, когда объясняли ему, что им больше не по пути.

Он не думал, что дело именно в его сексуальных навыках, так как, несмотря на “травму”, импотентом он не заделался. Но напряженная подозрительность вкупе со страхом, что опять раздастся этот унизительный ржач в самый ответственный момент, вероятно, как-то давала о себе знать, и девушки это напряжение чувствовали. И трактовали каждая по-своему, в силу собственного опыта и мировоззрения.

Со временем он все реже заводил знакомства с прекрасным и жестоким полом и все чаще проводил время на порносайтах.

Кроме работы, редко куда выходил – разве что на корпоративы, которые надо посещать “добровольно-принудительно”. А на корпоративах, как известно, надо вести себя очень грамотно, потому что на второй день каждое твое телодвижение будет обсуждено и обсосано от и до, приправлено кучей вранья и досужих домыслов, так что потом на людей и смотреть не сможешь.

Кроме порнухи его очень интересовала живопись и скульптура – в некотором смысле он мог назвать себя счастливым человеком, поскольку занимался любимым делом на работе, а не просто выполнял серию однотипных действий в ожидании заработной платы. Семен очень тонко понимал красоту природы, городских пейзажей, человеческого лица и тела. Особенно женского тела.

Был у него даже своего рода фетиш. Не футфетиш – этот оставим Квентину Тарантино. Семен балдел от узких талий и контрастирующих с ними широких бедер. Есть такие фигуры – “песочные часы” или “груша”, в зависимости от размера груди. Размер груди, правда, Семена волновал мало.

У него скопилось несколько альбомов, где были любовно прописаны угольным карандашом, красками и чернилами обнаженные фигуры с волнующими изгибами осиных талий.

Подобные фигуры волновали Семена насколько сильно, что перехватывало дыхание, а в горле застревал комок, когда на улице встречалась особа с похожими параметрами.

Где-то вычитал, что поскольку тонкая талия и плоский животик свидетельствуют об отсутствии беременности, хорошей генетике, здоровье и отсутствии более-менее вредных привычек, то на подкорковом уровне вызывает сексуальный интерес у самцов вида Хомо сапиенс. Мол, самка здорова, свободна и готова к соитию...

Писал картины Семен хорошо – с этим были согласны все, кто знакомился с его творчеством. Изображения обнаженных стройняшек он, понятное дело, никому не показывал... до поры до времени. Изобразить мог с одинаковой легкостью и даже виртуозностью хоть пейзаж или натюрморт, хоть портрет или группу людей.

***

С Линой он познакомился на тридцатипятилетнем году жизни, во время командировки в другой город. Возникла у начальства такая идея – отправить талантливых преподавателей в другие вузы делиться опытом. Возможно, отрабатывали какое-то министерское поручение, или, не исключено, исполняли очередную инициативу непоседливого нового губернатора, решившего выслужиться перед собственным начальством.

Лине было на тот момент без пяти минут девятнадцать, совсем молоденькая студентка второго курса и активист, которую деканат отрядил помогать вновь прибывшим иногородним. Она очень неплохо лепила бюсты из глины, но, на взгляд Семена, больше годилась в модели, нежели в скульпторы.

Поначалу ничего особенного он в ней не заприметил. Очередная улыбчивая студентка, худенькая, в просторном балахоне в дань изменчивой моде, с длинными каштановыми волосами и немного настороженными большими глазами. Судя по разговору, была она неглупа, пусть и крайне наивна, что извинительно для ее возраста.

Но как-то выдался жаркий денек, и Лина пришла на занятия в просторных штанах из тонкой ткани и облегающем топике. Наметанный взгляд фетишиста мгновенно распознал великолепную узкую талию и восхитительно округлые бедра, в меру подкачанный животик и привлекающий внимание пирсинг с блестящим камешком в пупке. И ножки у Лины оказались не худыми и не толстыми, а в самый раз.

Что касается бюста, то, несмотря на большой талант в плане лепки чужих бюстов, у нее самой все оказалось весьма скромно и, как выразился Семен про себя, минималистично, однако это Семена совершенно не парило.

Фетишист – не значит извращенец. Семен лишь любовался прелестными формами издали, не строя никаких планов. Да, он хотел почаще и побольше находиться рядом с обладательницами этих форм, но кроме получения эстетического удовольствия, приправленного капелькой эротизма, ни о чем и не помышлял в самых смелых фантазиях.

Благодаря этому безобидному влечению Семена и наивности Лины они стали много времени проводить сначала в мастерской, а позже – в парках, кафе и аллеях университета. Вначале, когда он лишь начал проявлять к ней интерес, она немного от него шарахалась, но потом, видимо, поняла, что “субъект безопасен” и больше не препятствовала его инициативам.

Несколько раз он ее фотографировал – ни разу тайком, всегда спрашивал разрешения. Лина всегда его давала, позировала. Один раз, впрочем, отвлеклась на зазвеневший телефон. В кадр попал засветившийся экран с номером. Лина извинилась перед Семеном, сказала, что это подруга, и быстро с ней переговорила о чем-то. Семен не прислушивался.

Они много разговаривали о личном. Точнее, говорила Лина, а Семен был самым благодарным слушателем за всю ее недолгую жизнь. Не прошло и несколько дней, как он уже знал о ней практически все: и об отношениях с подругами, родителями и единственным бойфрендом, который позже оказался не то асексуалом, не то латентным геем, и обо всем, что Лина по поводу всего этого думала.

Семен подозревал, что такая откровенность происходила из не очень лестного для него статуса: Лина успела навесить на него статус «просто друга». С друзьями, как известно, делятся секретами. А вот если бы он обзавелся статусом «молодого человека», все было бы иначе... С сексуальными партнерами во многом не откровенничают – на словах, во всяком случае; физические же отношения как правило выходят далеко за рамки обычной откровенности.

Кратко говоря, все сложно. И ясно одно: Семен попал во френзону, откуда, как известно, не выбираются...

Это его особо не угнетало. Он не намеревался строить с Линой отношения. Малолетка, плюс скоро, через месяц, он уедет, а удаленно их общение станет совсем другим. Не верил Семен в отношения по переписке – ни в простую дружбу, ни в любовь.

И все бы ничего, но в общении с Линой стали регулярно возникать нюансы, которые Семен не смог долго игнорировать.

Вот во вторник вечером, например, они оба присутствовали на семинаре, и Лина сидела по правую руку. Из-за не по сезону теплой погоды, надела она в тот день короткое серое платье, а сидя за партой время от времени поднимала то одно колено чуть ли не до подбородка, то другое, ставя босую ступню – шлепки оставались под столом – на край стула. По всей видимости, любила сидеть вот в такой позе у себя дома. Иногда спохватывалась, иногда нет.

Вид обнаженной ножки совсем рядом сначала радовал, потом начал беспокоить.

Видно было, что Лина увлечена семинарским занятием, не притворяется и намеренно Семена или кого бы то ни было еще не провоцирует. Просто совсем юная девочка не вполне осознает то впечатление, которое оказывает на мужчин...

Семен уже начал мечтать, чтобы Лине кто-нибудь сделал замечание – хотя бы солидного возраста спикерша или сидящие неподалеку женщины. Но либо всем было наплевать на то, как сидит на одной из задних парт слушательница, либо никто этого не замечал... Никто, кроме Семена.

После семинара они отправились в ближайшее кафе. Обычно ходили туда небольшой компанией специалистов и стажеров, но в тот день у остальных нашлись другие дела, и Семен с Линой оказались наедине.

– Почему ты предпочитаешь бюсты? – спросил Семен. – Почему не статуи в полный рост?

Лина скорчила гримаску.

– Сложно... У меня все статуи получаются как... статуи! – Она залилась звонким смехом. – Неживые. А в движении не выходит...

– Не просто в движении, а в момент расслабления после движения! – подхватил Семен.

Он бы оседлал любимого конька, но Лина перебила:

– И у меня не получается одежда.

– Лепи без одежды. Настоящий художник отражает красоту человеческого тела, а не одежды. Этим занимаются модельеры. Работы всех великих художников, грубо говоря, голые.

Вопреки ожиданиям она не смутилась.

– Не знаю... У нас были занятия с натурщиками. Помню, одна бабуся и мужик с пивным пузом, ужасно волосатый...

Ее передернуло. Она хихикнула, и Семен разглядел выступивший румянец на щеках. Все-таки смутилась! Вспомнила кое-что, о чем не стала говорить вслух.

– Сама натурщицей не хотела быть? – спросил Семен. – За это платят.

Она покачала головой. Впрочем, с секундной заминкой.

– Я не хочу раздеваться перед людьми...

– Не просто перед людьми! – горячо проговорил Семен. – Перед художниками! Кто, как не они, оценят твою красоту?

Кажется, немного переборщил. Лина замолкла и некоторое время смотрела на него из-под полуопущенных ресниц.

– Вы думаете, что я красивая? – наконец спросила она. С легким вызовом и улыбкой.

– Очень, – искренне ответил Семен. А сам подумал: до чего детский вопрос! Ребенок самоутверждается, ничего больше. Ведь она и сама прекрасно знает, что хороша собой... Хотя есть и более красивые представительницы прекрасного пола. Но говорить об этом сейчас нельзя, конечно же...

Она зарумянилась еще пуще. Откинула длинные волосы, заправила маленькой ручкой локон за ушко – и этот непроизвольный жест прихорашивания ударил Семена в самое сердце.

Совершенно неиспорченная девочка. Ведет себя естественно, не пытается произвести впечатление, не манерничает, не кокетничает... разве что совсем чуть-чуть. И при этом каждый ее жест исполнен грации и чувственной женственности...

Кого-то возбуждает порочность, но Семену понравилась именно эта чистота.

Нет, раньше он не рассуждал в этом русле; вообще не думал о таких материях, если на то пошло.

Наверное, именно в этот момент он на ней и зациклился.

***

В среду он впервые ее нарисовал – прямо с натуры, в том же самом кафе. Да еще и в присутствии другого стажера, Антона. Антон, кстати, вовсе не придал этому акту особого значения. Решил, что это вполне нормально – когда художник рисует другого художника... точнее, художницу. И, собственно, это и было нормой...

Семен изобразил Лину сидящей у окна, чуть склонившей голову набок, густые волосы струятся через плечо, взгляд направлен в сторону и немного вниз, этакий задумчивый и слегка задорный. Пользовался Семен обычным угольным карандашом, ластиком-клячкой, листом плотной бумаги и пластмассовым планшетом с клипсой.

Процесс рисования занял меньше четверти часа, что произвело впечатление на Антона. Лина же вроде бы и не особо впечатлилась, лишь сказала, что на рисунке она «совсем как ребеночек». И не выразила желания взять рисунок себе, что Семена несколько разочаровало.

Судя по жадному взору Антона, стажер с радостью взял бы новоиспеченный шедевр себе, но Семен не захотел с портретом расставаться.

Но в пятницу Семен внезапно для себя показал ей свой альбом «фетишиста», хранившийся в виде сканов в памяти телефона. Уже без свидетелей. Разумеется, не все картинки показал, а только самые пристойные, хотя и среди них были такие, что могли бы вогнать в краску ханжески настроенного персонажа.

Пока демонстрировал, чувствовал, как бешено колотится сердце.

Но на сей раз Лина отреагировала наилучшим образом. Творчество Семена ей понравилось. Она долго рассматривала тщательно выписанные женские талии и бедра, а потом, отдав телефон, проговорила:

– Вы очень талантливый, Семен... А вы бы могли так изобразить... меня?

Семену почудилось, что он ослышался. Сглотнул ставшую вязкой слюну и выдавил:

– Конечно, Лина... Когда бы вы хотели...

Она посмотрела на изящные часики на левом запястье. Смотрела долго. Семен уже знал, что ей с трудом дается понимание времени в виде стрелок. Таково уж нынешнее поколение, ничего не поделаешь. Тем не менее часы со стрелками ей слишком нравились, чтобы от них отказываться.

– Через полтора часа, окей?

«Так быстро?» – чуть не брякнул Семен. Он не верил своему счастью. Он чувствовал себя героем Леонардо ДиКаприо, который сблатовал героиню Кейт Уинслет раздеться донага, показывая ей свой альбом.

Но героиня Кейт к тому моменту успела ощутить интерес к Лео, чего нельзя сказать о Лине. Для Лины Семен «просто друг», и этого не изменить никакими силами.

Лина, не подозревая об охвативших Семена эмоциях, нахмурилась.

– Только не знаю, где бы это организовать, – с деловитым видом сказала она. – Не в кафе же раздеваться.

Она так и сказала – «раздеваться».

То есть она собиралась раздеться перед Семеном и всего через полтора часа!

Наверное, боги фетишизма в кои-то веки взглянули прямо на верного раба своего и благословили на великие подвиги.

Вероятно, так же себя чувствовал Квентин, когда Родригез крикнул «Мотор!», и Сальма Хайек приготовилась всовывать футфетишисту в рот свою ножку, политую спиртным...

Словно со стороны Семен услышал собственный голос:

– У меня в номере можно...

Фантазия разыгралась так, что и не остановить... Он одернул себя: все равно ничего из этого не будет. Да, Лина разденется, и да, Семен ее нарисует, но ничего сверх того не произойдет. Он себя знал: он полностью безопасный.

***

И снова Лина удивила – пришла в холл гостиницы через час двадцать, откуда позвонила и сообщила, что прибыла. Семен слетел с третьего этажа как на крыльях, не став дожидаться лифта. Лифт в его дешевенькой гостинице был ужасно медленный, ждать не хотелось ни одной лишней минуты.

Наметанным глазом отметил: девушка переоделась в короткие черные шорты и белую майку. От нее приятно пахло шампунем – она приняла душ...

Как Семен провел ее в номер и о чем они все это время разговаривали, память не сохранила. Помнил лишь, что в голове одновременно с сердцем стучала мысль: «Этого не может быть! Этого не может быть!»

Но это, к счастью, было.

Вот они пришли в номер, и Семен прикрыл дверь. Запирать не стал, хоть рука и дернулась. Не пугать не модель? Он осознал, что едва не подумал «Не спугнуть бы...»

Лина при этом не казалась взволнованной или смущенной. Разве что немного более сдержанной и вежливой – так обычно ведут себя с малознакомым человеком.

Семен приготовил все, что требуется для рисования, и замялся возле окна, взгляд шнырял между Линой и огромной кроватью. Где и как она будет позировать? Или это должен решить он сам? Конечно, он, кто же еще?

Хотя Лина тоже художник и... Нет, она девушка, а он...

Он вконец разволновался, но не прошло и пары минут, как наступило разочарование. Лина сняла майку, под которым обнаружился лифчик – насколько неоткровенный, что его можно было бы назвать минитопиком. Нечто бесшовное и совершенно непрозрачное. А еще она слегка приспустила шорты, чтобы обнажить самую верхнюю часть своих дивно крутых бедер.

На этом раздевание завершилось.

Когда этот факт в полной мере дошел до Семена, сердце напоследок стукнуло особенно сильно, а потом стало стучать пусть и учащенно, но далеко не в том бешеном ритме, что прежде.

– Как встать? – поинтересовалась она. – Фигуру хорошо видно?

Семен кивнул и что-то каркнул – голос на мгновение пропал начисто.

О да, фигуру было видно очень хорошо. Просачивающийся сквозь полуотдернутые шторы солнечный свет бесстыдно ласкал нежные изгибы, сверкал в камушке пирсинга в пупке, стекал по бедрам... но натыкался на треклятые шортики.

Один из бывших сокурсников как-то сказал Семену, что полуобнаженная женщина выглядит куда соблазнительнее, чем полностью голая. Потому что всего не видать и работает фантазия. А самым главным эротическим органом, как известно, является мозг. Мозг мужчины, как правило.

И снова что-то случилось с памятью. Семен не запомнил, как нарисовал Лину, такую близкую и одновременно такую далекую. Нарисовал отлично, как и всегда, талант не пропьешь. Запомнил, что изо всех сил пытался вести себя достойно и адекватно. Не пускать слюни, не таращиться – в общем, быть профессионалом.

И получилось, судя по всему, в высшей степени хорошо. Если Лина поначалу поглядывала на него то ли строго, то ли настороженно, то позже полностью расслабилась. Смотрела на увлеченного творца с улыбкой, а в глазах появился огонек...

Когда работа была завершена, Лина, забыв надеть майку, встала за левым плечом Семена и стала рассматривать рисунок, сделанный тем же угольным карандашом. Семен слышал ее тонкий запах, а волосы щекотали щеку и шею.

– Обалдеть! – сказала Лина. – Ой, простите, это классно! Вы прямо мастер!

«Жаль, что ты не моя Маргарита», – подумал мастер.

– Я сфоткаю?

Не дожидаясь ответа, Лина достала из сумочки телефон и несколько раз щелкнула.

– Не хочешь взять себе? – слабым голосом спросил Семен.

Она поколебалась.

– Не, спасибо... Это вам в коллекцию!

Видимо, она ждала выражения благодарности, но Семен промолчал – слишком отвлекала ее близость и пережитый экспириенс.

Лина уловила перемену настроения. Улыбка погасла, она поспешила надеть майку и засобиралась домой.

«Она почувствовала что-то еще? – размышлял Семен, когда она ушла. – Мои к ней чувства? Хотя о каких чувствах речь? Я и сам не знаю, что именно к ней испытываю. Это не влюбленность... И даже не похоть... Она – как произведение искусства, античная статуэтка, и я хочу, чтобы она стояла у меня дома в стеклянном шкафу, чтобы я в любой миг дня и ночи мог любоваться... Ой, о чем это я думаю?»

Собственные мысли испугали. Он ведь не маньяк какой-нибудь?.. Нет, разумеется! У него за всю жизнь приводов в полицию ни разу не было, он и мух не обижал, старался выгонять их из квартиры, а не бить хлопушкой.

***

Всю ночь Семен скверно спал и постоянно прокручивал в памяти все мельчайшие детали сегодняшнего рисования. Даже не так: не рисования, а священнодействия...

Возможно, для любого другого человека ничего особенного не произошло, но не для чувствительного художника и безобидного фетишиста...

Утром проснулся разбитый, будто пахал всю ночь. На глаза тут же попался вчерашний рисунок: стройная изящная девушка просто стоит и смотрит вперед, склонив голову. На лице блуждает легкая улыбка, в глазах – чертики. Обнаженный живот, реберные дуги, мягкие и невероятно сексуальные изгибы бедер...

Как Семен вчера не старался, не сумел разглядеть трусики. Может, и не было их?

Почему она приняла душ? Неужели планировала что-то? А Семен тормознул?

Неужели она приготовилась к тому, что Семен набросится на нее, опрокинет на кровать и подарит радость далеко не художественного характера?

...Нет. Только не Лина. Он знает о ней почти все, она искренняя и наивная. У нее почти нет никакого опыта общения с мужчинами... Вчера не могло быть никаких намеков и подсмыслов.

Все просто и грустно: Семен для нее не более чем друг и коллега, талантливый художник, к которому можно прийти в номер и чуточку попозировать. Она и не подумала о возможных последствиях такого поступка. Сущий ребенок.

В то утро Семен едва не опоздал на семинар – из-за энергичного сеанса мастурбации на рисунок. Причем кончил аж два раза, с разрывом в несколько минут, чего раньше с ним никогда не случалось. Возбуждение было невероятным, неслыханным.

Он надеялся, что мастурбация поможет успокоиться, но какое там! Лина пришла в короткой расклешенной юбочке и блузке, вполне приличной, закрытой, но подчеркивающей тонкую талию. Густые блестящие волосы ниспадают водопадом до поясницы, юное личико пышет здоровьем и свежестью. При виде этой красоты у Семена снова снесло крышу, а в штанах зашевелился змий-искуситель.

Семен с трудом сосредотачивался на теме семинара. Что-то сдвинулось в голове, и сознание заполнили новые фантазии – где они с Линой занимаются любовью, страстной и бешеной.

«Может, предложить? – раздался хулиганский голосок в уме. – Что тут такого-то? Девушка совершеннолетняя, вполне взрослая, я – тоже...»

«Откажет ведь, – тоскливо ответил Семен сам себе. – Я во френзоне, тут к гадалке не ходи...»

«Ну и что? – не унимался бесенок в голове. – Попытка не пытка, знаешь ли. Не попробуешь – будешь корить себя всю оставшуюся жизнь!»

А ведь он прав, подумал Семен. То есть я прав! Черт, совсем запутался. Лучше, как говорят, попробовать, пусть и безуспешно, чем струсить и сожалеть всю жизнь. Она – мой фетиш, нельзя вот так отказываться.

***

Тут возникла закавыка. Никогда прежде Семен не делал женщинам непристойные предложения. Обычно вся инициатива исходила от них же. От Семена зависело только, вестись на провокации или нет.

Обычно велся. Хоть и не всегда.

Как повести себя с Линой? Не подойти же как поручик Ржевский: «Барышня, не соизволите ли потрахаться-с?»

Классический способ – ухаживания, но Лина уже не раз говорила, что Семен для нее друг. И она не давала повода в этом сомневаться.

Но вдруг прокатит? Чем черт не шутит?

В конце концов, не попробуешь – не узнаешь.

Все же подстраховался, позвонил Диме. Тот всегда был мужик понятливый, не стал задавать лишних вопросов, ответил коротко и по делу.

– Сейчас эпоха матриархата, Сема, я ж тебе объяснял. Мужчина нынче ничего не предлагает и не решает. Бабы – они сами выбирают и решают. А наше, мужское дело, быть красивыми и комфортными, больше ничего.

– Как это – комфортными?

– А не напрягать чику, вот и весь сказ. Напрягать будешь лишь тогда, когда она в тебя влюбится... если влюбится. Вот тогда делай что душенька пожелает. Но не раньше.

– А как понять, что я ее напрягаю?

– Она тебе даст понять. Умей считывать невербалику, вот и все.

– То есть мне вообще ничего не надо делать? – поразился Семен.

– Ага. Усек. Если милфу решил окучить, будь ребеночком; если доченьку – папенькой...

– А если нормальную девушку, без этих классификаций?

– Тогда будь другом.

Семен горько усмехнулся.

– Ага! И попади во френдзону!

– Это уже от тебя не зависит, – строго сказал Дима. – Девушка сама решает, друг ты для нее или любовник. Ты, главное, не тормози. Начнешь тормозить – по-любому попадешь во френдзону, вкурил?

Семен, кажется, вкурил. Дима всегда объяснял лаконично и очень понятно. Даже на уроках истории рассказывал так, что и полные деграданты понимали. Всем бы мужикам такого друга, не было бы эпохи матриархата.

На прощание Дима поделился еще одной мудростью:

– В дикой природе всегда самцы красивые, а не самки. Посмотри на всех этих павлинов и петухов... И только в человеческом сообществе так получилось, что красятся и наряжаются самки – да простят меня феминистки за это слово! – а мужики типа выбирают. Но эволюция и с людьми свой интерес продвинула – сейчас именно что мы, мужики, становимся павлинами, метросексуалами...

– Или петухами, – добавил Семен.

Дима хохотнул.

– А че такого-то? Петух – он хорошо живет, кур топчет, глотку дерет, сражается... Это только по зоновским понятиям что-то плохое. Ярлык, навешанный на определенную категорию сидельцев, и все. Я тебе не по зоновским понятиям говорю, а по эволюционным. Понятно?

– Понятно.

– Вот и прекрасно. Приедешь – расскажешь мне подробно, что там у тебя интересного было!

– Заметано, – сказал Семен. Но про себя подумал: не факт, что прямо вот все расскажу. В целом, конечно, поведаю, но не в мелочах. А дьявол, как известно, таится в мелочах.

***

Стал Семен следовать совету друга – то есть ничего не делать. Пытался быть комфортным и не напрягать.

Время между тем утекало, до конца командировки оставались считанные дни. Лину он продолжал видеть каждый день, кроме выходных, но отношения с ней вряд ли хоть как-то изменились.

Зато изменился сам Семен. Он начал осознавать, что сходит с ума от Лины, своего фетиша, причем сам конкретно не знает, чего хочет лично от нее и от их отношений в целом.

...Впрочем, нет, знает. Хочет несбыточного и фантастического – чтобы именно Лина в него влюбилась, чтобы до потери сознания и утраты дыхания, чтобы ночью не спала, а думала лишь о нем, о Семене.

На деле же получалось наоборот: это сам Семен плохо спал, постоянно о ней думал, фантазировал до головной боли, как было бы, если...

Утром просыпался разбитым, будто всю ночь прободрствовал, на семинарах был невнимателен, что-то случилось с памятью. Стал начисто забывать практически все, что не связано с Линой.

Окружающие пока что не слишком обращали на это внимание, но Семен подозревал, что недалек тот день, когда скрывать гиперфиксацию будет сложно.

...Недавно сходил в магазин, купить мыло – то, что выдавали в гостинице, его не устраивало. Но вернувшись, обнаружил, что мыла не купил, зато купил веревку.

Он встал посреди комнаты и расхохотался. С ума сошел? Думал о самоубийстве? Мыло, веревка – все это сработало в виде ассоциативного ряда, вот на полуавтомате он и купил веревку вместо мыла?

Перестав смеяться, он зашвырнул толстую капроновую веревку для белья ногой под кровать. Там горничная редко проходится шваброй, вон пыли сколько.

Он встал в ванной перед зеркалом, поглядел на физиономию. Отекла немного, глаза уставшие, покрасневшие, веко дергается.

Да что это с ним? Чего это он так из-за Лины распереживался? Раньше такого никогда не бывало. Она обычная девчонка, ничего особенного, разве что фетиш...

Но красивая фигура – это не навсегда и не только у нее. Много фигуристых девушек на свете, и все они со временем потеряют эту свою фигуру – как и молодость.

– Скорей бы уехать, – сказал он отражению. – Скорее бы больше ее не видеть и забыть. С глаз долой – из сердца вон...

Но оставалось еще три дня, все будние, все в присутствии Лины. Семен вдруг понял, что если раньше воспринимал возможность быть рядом с Линой как благодать божью, то сейчас это стало для него проклятием. Снова смотреть на ту, которую так хочешь, но которая никогда не станет твоей... Будто ты голодный волк, а перед носом у тебя машут куском сырого сочного мяса, но съесть его ни в коем случае нельзя.

Между тем становилось все теплее, почти жарко, и Лина приходила на семинары все менее обремененной одеждой. Семен чувствовал, что скоро потеряет контроль и начнет в самом натуральном смысле пускать слюни. А то и рычать.

Помимо полуобнаженности девчушка еще и вела себя крайне провокационно и при этом – парадокс! – невинно. Иными словами, она не пыталась спровоцировать Семена или кого бы то ни было, просто вела себя как и полагается вести красивой молодой барышне, у которой гормонов в крови и выделениях настолько много, что их можно унюхать за несколько метров. Все ее движения исполнены грации и изящества, во взгляде – лукавые чертики, жесты прихорашивания действуют похлеще гипноза. И эта ее привычка задирать то одно колено к подбородку, а то и оба, сидя на стуле!

В предпоследний день состоялся заключительный семинар, где было произнесено много красивых слов и пожеланий – особенно в адрес командировочных лиц. После семинара организаторы замутили фуршет, но Семен на нем не задержался. Вдруг почувствовал себя неважно. Ушел в номер.

Лежал и думал, что с ним творится такое. И что с этим делать?

Окремаюсь, начну собираться, решил он. Сложу шмотки, а выходить из номера больше не буду до самого отъезда. И с Линой прощаться не буду. Может, позже напишу в Телеге, что приболел, мол, не хотел ее заразить, вот и спрятался в номере. Его уже трясло при виде этой чаровницы.

Но планам не суждено было сбыться.

В тот вечер кто-то осторожно постучал в дверь. Семен подумал, что это кто-то из сотрудников гостиницы, и открыл, не поглядев в глазок.

На пороге стояла Лина собственной персоной, юная, прекрасная, в ультракоротких шортах и рубашке-марлевке, под которой виднелся темно-синий лифчик. От нее сладостно пахло – у Семена закружилась голова и произошла чудовищная эрекция. Хорошо что штаны из плотной ткани и широкие – ничего не видно.

– Что-то случилось, Семен? Вы не отвечали на звонки.

Телефон он поставил на беззвучный режим.

– П... приболел, – заикаясь ответил он.

«Зачем ты пришла? – чуть не закричал он. – Зачем так меня мучить?»

– Уже собираетесь? – неловко улыбнулась Лина, заглянув на спину хозяина номера. В глубине номера стоял чемодан.

Он посторонился, чтобы показать, мол, да, чемодан стоит разложенный, и как-то само собой вышло, словно он приглашает ее войти. Лина сразу прошла в номер, обдав тонким головокружительным запахом волос и чистого тела.

– Вы простудились, Семен? – спросила она, оглянувшись.

– Устал... Как-то мне... нехорошо.

Что за бред я несу, подумал он, краснея. Сейчас она решит, что он – старый пердун под сраку лет, утомился на нудных семинарах и аж заболел – задницу мять и авторучкой по бумажке чиркать.

Лина нахмурилась. Подошла к Семену, который сел на край кровати, дотронулась прохладной ладошкой до лба. Его точно током ударило.

– Температуры вроде нет, – прошептала она. Закусила губу. – Выглядите уставшим.

– Я действительно устал, – проговорил Семен. Голос прозвучал как чужой. Он словно себя со стороны слышал. В голове отчетливо щелкнуло, и пространство поплыло. Впрочем, вскоре все вернулось на прежнее место.

– От чего? – тем же шепотом поинтересовалась Лина. Она улыбалась, глядя на него сверху вниз.

– От борьбы с собственными желаниями.

«Это я говорю? – поразился Семен. Внутренний чертенок довольно потирал лапки. – Ах, попали все пропадом! Сделаю ей непристойное предложение – по крайней мере не буду корить себя за то, что струсил».

– Какими желаниями?

Лина не спешила отходить. Стояла в нескольких сантиметрах от него. Его глаза были на уровне ее груди.

– Лина... – проговорил он с трудом, словно в глотке застряла металлическая крошка. – Я вас хочу!.. Я тебя хочу! Уже давно! Вы... ты мой фетиш, мой идеал...

Он пристыженно умолк. Лина отступила на полшага. Помолчала, отведя взгляд. Он не включал свет, и в номере сгустились вечерние сумерки.

– Прости, – выдавил Семен, чувствуя себя распоследним трусишкой. – Я должен был...

– Я понимаю, – неожиданно мягким голосом сказала Лина. Улыбнулась. Взмахнула загнутыми ресницами, глаза сверкнули. – Я все понимаю, Семен, не маленькая... хоть и не совсем взрослая.

«И ты согласна со мной переспать?»

– Нет, – прочитала мысли Лина. – Прости за пафос, но я хочу начать половую жизнь только после того, как по-настоящему повзрослею.

– А-а-а... – Семен сдулся как надувной шарик.

– Но... – продолжила она. Потупилась, дернула головой, чтобы отбросить длинный локон. Дунула вверх. Семену почудилось , что она тянет время. – Я очень ценю ваше обожание, ваш талант и ваше отношение ко мне... Я сделаю вам подарок, но вы дадите два обещания.

– Какие? – прохрипел Семен, совсем потеряв голос.

– Никто об этом не узнает. Это первое. И вы ко мне не притронетесь. Это второе. Будете только смотреть...

– Обещаю, – булькнул Семен. То, что он не должен к ней притрагиваться, настораживало, но интрига была слишком интересной, чтобы отказываться.

Она отошла к широким окнам от пола до потолка. Там еще сочился вечерний свет. Бросила крохотную сумочку на кресло. И принялась раздеваться.

Семен, окаменев, наблюдал, как девушка-фетиш снимает легкую рубашку, затем расстегивает шортики, и те падают, скользнув по округлым ляжкам, на ковролин и босые ступни. Она расстегнула и сняла лифчик, и Семен узрел небольшую, но красивой формы грудь. Приготовился смотреть, как будут сняты трусики, но внезапно обнаружил, что на фетише их уже нет.

Она не носила трусиков под шортами!

На фоне светлеющего окна ее обнаженная фигура была фантастична и неописуемо дивна.

– Можно включить свет?

Она подумала.

– Нет, лучше не надо. Подумайте сами, вы же художник: пусть будет видно все в целом и в то же время не все в подробностях...

О, она очень умная девочка, мысленно восхитился Семен.

– Ну как? – спросила она.

– У тебя изумительная фигура, – прохрипел он.

На ее лице вспыхнула улыбка, робкая и одновременно исполненная надежд.

– Повернись боком, – попросил он.

Она подчинилась.

– А теперь спиной...

И снова она подчинилась мгновенно. Это было самое потрясающее зрелище в его жизни. Самое изумительное и невероятное.

– Повернись лицом...

Она сделала это, ее темные глаза впились в него.

Ему хотелось рассмотреть ее там, где воспитанные люди не смотрят.

– Закрой глазки, Лина...

Она подчинилась без вопросов.

Он скользнул взглядом по ее груди, скатился по плоскому животику и остановился на самом сокровенном месте. Оно было гладко выбритым и очень аккуратным.

– Я... – начал он и задохнулся. – Все. Спасибо. Можешь одеваться.

Она быстро натянула шорты и принялась возиться с лифчиком.

Его смутила эта поспешность. Получается, она ждала, когда это скорей закончится? Сделала ему приятно, потому что видела, как он сходит с ума на фоне сексуальной озабоченности и снизошла? Пожалела его, но на самом деле ей было некомфортно?

Или испугалась в последний момент?

Захлестнуло недовольство, почти гнев. Он подавил его и встал. Сразу стал выше ее на голову, если не больше. Она поглядела на него смущенно и с вызовом.

– Прощайте, Семен, – тихо сказала она. – Может, когда-нибудь удивимся... Пишите мне в Телеграме, я там всегда на связи.

– Ты будешь отвечать?

– Обязательно.

Она подхватила сумочку и пошла к выходу. Он поплелся следом. Между ними ничего не произошло, но что-то все же произошло. Напряжение схлынуло, словно и не было его, и Семен подумал, что испытывает к ней сейчас очень теплые и нежные чувства. Хотелось ее защищать от всего и всех, эту маленькую и необыкновенную малышку...

***

С тех пор, как он вернулся домой, прошло недели две. Они регулярно общались в Телеге – темы разговоров были самые обычные и безобидные. Лина рассказывала про учебу, про общение с подругами и друзьями. Семен старался ее во всем поддерживать.

Но сегодня вдруг это сообщение:

“Я знаю, что ты испытываешь ко мне. Но ты стеснительный и не решаешься... Я и сама могу проявить инициативу”.

У него вспотели пальцы, которыми набирал сообщения.

“Какую?”

“Я могу быть всегда рядом с тобой, Семен. Всегда. До самого конца”.

Какого конца, чуть было не спросил Семен. Сексуальные коннотации чувствовались особенно сильно. Будь Лина пошлой особой, он бы так и понял, но Лина никогда не использовала таких оборотов.

Она вдруг исчезла из сети. Статус “в сети” сменился на “была недавно”. Странно, раньше он видел время ее последнего посещения Телеги. Она изменила настройки?

“До какого конца, Лина?” – осмелился он уточнить. Грудь распирала возбужденная, до тряски во всем теле, радость.

Сообщение осталось непрочитанным. Что ж, у нее могут быть свои дела. Кто-то ее отвлек от общения... Подождем.

Он ждал весь остаток дня, и следующим утром первым дело, едва продрав глаза после сна, схватил телефон. Нет, его сообщение осталось непрочитанным, а статус раздражающе гласил, что Лина была в Телеге “недавно”.

Да что это с ней?

С трудом дождавшись восьми часов, он позвонил ей через Телеграм, но гудки шли и шли безответно. Спит, что ли? Не удержавшись, чувствуя какое-то безумие, он набрал ее номер уже не через мессенджер, а непосредственно. Звонок тут же сорвался, и механический голос возвестил:

– Абонент находится вне зоны покрытия сети или выключен.

Выключен?

Да что стряслось-то?

Весь день, как только на работе образовывалось свободное время, названивал ей. Каждый раз сердце выпрыгивало из-за грудины и каждый раз резко успокаивалось, когда звонок срывался.

Кажется, она его заблокировала. Это и была ее инициатива. До девчушки дошло, что она наделала, и она решила вычеркнуть этого слишком взрослого озабоченного мужчину из жизни.

Что ж. Закономерный конец.

На другой день Семен обнаружил, что в их переписке исчезли все сообщения Лины. Остались лишь его собственные. Почему она не удалила всю переписку? Он пролистал вверх и выяснил, что ее сообщения исчезли только после его возвращения в родной город. До этого все осталось на своем месте, хотя в городе Лины они общались онлайн мало – больше вживую.

Все это смущало и беспокоило... Он вновь и вновь прокручивал в голове события того вечера и чем дольше думал, тем яснее понимал, что в этой встрече было что-то не так... Что-то нелогичное, непоследовательное и странное... Тогда он был вымотан переживаниями, плохо спал и воспринял ее желание сделать ему подарок как само собой разумеющееся. Точнее, как сакральный акт между мужчиной и женщиной, который не описать словами постороннему так, чтобы он правильно понял. Люди осудят то, что было, не поймут. Это нужно пережить и об этом нельзя никому рассказывать...

На третий день он просмотрел все фото Лины на телефоне. Их было немного. Одна из них – та, где ее отвлек звонок подруги. Номер этой подруги можно было различить на фото.

Поколебавшись, он набрал этот номер. Три гудка, и трубку подняли.

– Але? – послышался звонкий девичий голос.

– Здравствуйте, – забормотал Семен. – Я друг Лины... Случайно узнал ваш номер... Вы ведь подруги? Я уже несколько дней не могу дозвониться до нее и беспокоюсь. Вы, случайно, не знаете, что с ней случилось?

Подруга долго молчала. Но и не отключалась. Семен слышал ее дыхание.

Он нервно ходил по двору перед домом – как раз вернулся с работы. Во дворе носилась малышня, на скамейках сидели бдительные бабульки. Какая-то женщина развешивала постельное белье на длинной веревке.

Взор Семена зацепился за эту веревку – в точности такую же, как и та, что он купил в помрачении рассудка.

В памяти вдруг всплыла неожиданная картинка: он затягивает эту веревку на нежных руках... Умоляющий взгляд, длинные волосы, сводящий с ума запах тела.

“Тихо, Линочка, тихо, – раздался голос из глубин подсознания. Его собственный голос. – Крикнешь, шею сверну... Ее, конечно, жалко, такая красивая, но все же... Надеюсь, ты меня понимаешь?”

– А вы кто? – наконец спросила подруга.

– Меня зовут Семен, я приезжал в составе преподавателей по обмену...

– Да, я слышала, – перебила подруга. – Поняла. Мне... тяжело говорить такое, но Лины... больше нет с нами.

Удар молнии по темени.

Семен встал посреди двора как вкопанный. Колени ослабли, а руки затряслись. Еле доковылял до скамейки, сел. Там уже сидела девочка лет пяти. Доверчиво улыбнулась Семену, он выдавил ответную улыбку. Ему детишки всегда доверяли.

Он забормотал:

– Как это? Простите... Как это?

– Она умерла, – словно забивая гвоздь прямо в лоб Семену, проговорила подруга. – Выпала из окна... тринадцатого этажа.

“Ложишь, Линочка, вот так... на постельку. Лежи тихо, вот так, как куколка... Ты моя малышка, ты моя прелесть! Хочу тебя обнюхать всю и касаться едва-едва, одними кончиками пальцев... Видишь, ничего страшного не случилось? Давай снимем с тебя вот это... и это... Одежда – изобретение дьявола, она закрывает всю настоящую красоту. Я ведь художник, а не модельер, я ценю красоту человеческого тела... Почувствуй себя произведением искусства!..”

– Она... выпала? Но как? Неосторожность?

Голос подруги стал холодным.

– Не знаю. Так случилось, и это трагедия. Можете ей больше не звонить, она не ответит. – Приглушенные рыдания. – Прощайте.

Связь прервалась.

Он смотрел на экран телефона тупо и бессмысленно. В груди застряла боль.

– Смотрите, какой у меня бантик! – обратилась к нему девочка.

Подошла женщина – примерно одних лет с Семеном. Взяла девочку за руку и потянула за собой.

– Пойдем, Аленчик... Видишь, дядя занят. Не надо разговаривать с незнакомыми дядями...

Мама и дочь ушли. Этот факт едва коснулся сознания Семена.

Встрепенувшись, он посмотрел на переписку с Линой. Ее сообщений нет после его отъезда. Она их не удаляла – она их НЕ ПИСАЛА ВОВСЕ. Ему мерещилось, что она отвечает, и вел диалог сам с собой. Больная фантазия создавала впечатление, будто мертвая девушка отвечает ему, рассказывает о своей жизни, делится впечатлениями... И обещает проявить инициативу.

А еще обещает быть с ним ДО КОНЦА.

Наступило просветление, и он вспомнил все то, что произошло в его номере в тот день. Лина действительно пришла, но не раздевалась – по крайней мере, добровольно... Все было не так. Он совершил над ней насилие.

“Закрой глазки, Линочка... Не смотри, что дядя будет делать. Просто будь красивой куколкой... И не кричи”.

Он вспомнил, что снимал все на видео. А видео спрятал в альбоме “Скрытые”.

Не надо было Лине разговаривать с незнакомыми дядями и тем более приходить к ним в гостиничный номер. Святая наивность! У Лины не было такой вот мамочки, которая научит осторожности.

Он не хотел вспоминать. Он сошел с ума. У него провалы в памяти, и он творит невообразимое зло.

...Кончики пальцев играются с блестящим камушком в пупке. Опускаются ниже... Лина вскрикивает и умолкает. Она перепугана насмерть.

“Фетиш... Ты мой фетиш... Расскажешь кому-нибудь, я опубликую эти видео в интернете...”

Он зарычал и затряс головой. С рыданием открыл альбом “Скрытые” и, стараясь не смотреть, удалил все безвозвратно. Встал и на деревянных ногах вошел в подъезд.

Поднялся на лифте до тринадцатого этажа. В доме их было пятнадцать, он жил на шестом. Вышел из лифта и подошел к окну на лестничной площадке. Оно было приоткрыто. Не обращая внимания на грязный подоконник, взобрался на него сначала коленями, потом выпрямился.

Пикнул телефон.

Он посмотрел. В Телеге пришло сообщение. От Лины.

Он заморгал.

“Иди ко мне, Семен. Ты хочешь быть со мной? Мы будем с тобой до конца”.

Он уже не думал, мерещится это ему или нет. Неважно.

Волк, которого постоянно дразнят мясом, но которому не дают пожрать, начинает грызть самого себя. И чел со слабой психикой – а сейчас таких навалом – дрочит до потери сознания, а потом может что-нибудь извращенское отчебучить...

Прав Дима, ох как прав...

“Я иду к тебе, Лина”, – написал он и шагнул в пустоту.