Тайга не прощает ошибок.

Эту простую истину Андрей Терёхин понимал умом, но не чувствовал нутром — городской парень тридцати двух лет, выросший среди бетонных коробок новосибирских спальных районов, для которого природа всегда была чем-то из документалок Нэшнл Джеографик. Красивым, далёким и совершенно не опасным, пока смотришь через экран.

Он был из тех людей, кто находил умиротворение в строчках кода, в логической последовательности команд, где каждое действие имело предсказуемый результат. Высокий, слегка сутулый от постоянной работы за компьютером, с начинающей редеть макушкой, которую он тщательно маскировал правильной укладкой. Очки в тонкой оправе постоянно сползали на нос — привычка, оставшаяся с университета, хотя лазерную коррекцию он сделал ещё пять лет назад. Просто в очках чувствовал себя защищённее. Барьер между ним и миром.

Сейчас, продираясь через густой подлесок, цепляясь дорогим туристическим рюкзаком за ветки и спотыкаясь о корни в навороченных трекинговых ботинках за пятьдесят тысяч (продавец клялся, что в них можно покорить Эверест), он начинал подозревать, что совершил ошибку. Возможно, роковую.

Лес давил. Не физически — психологически. Деревья стояли слишком близко друг к другу, их кроны смыкались наверху, превращая день в вечные сумерки. И эта проклятая тишина, неестественная, липкая, заползающая под одежду вместе с холодным потом.

— Андрюх, притормози! — крикнул сзади Виктор Лебедев, тяжело дыша. — Не все тут марафонцы!

Виктор был полной противоположностью Андрею — коренастый, с крепкими руками фотографа, привыкшего таскать тяжёлую аппаратуру, и вечной трёхдневной щетиной, которую он называл "брутальной". На самом деле он просто ленился бриться. Тридцать пять лет, из которых последние десять провёл, снимая чужие счастливые моменты — свадьбы, дни рождения, корпоративы. И с каждым годом всё острее чувствовал, что проживает не свою жизнь, документируя чужую. Этот поход был его попыткой вырваться, найти что-то настоящее. Но сейчас, с покрасневшим лицом и мокрой от пота футболкой, он больше походил на жертву собственных амбиций.

Андрей остановился, вытирая пот со лба. Майское солнце пробивалось сквозь кроны сосен отдельными лучами, создавая причудливую игру света и тени. Но было что-то неправильное в этом свете — слишком бледный, слишком холодный, словно проходящий через грязное стекло. В программировании он привык к чётким алгоритмам, к нулям и единицам, к предсказуемости кода. Здесь же всё было хаосом — деревья росли как попало, тропа то появлялась, то исчезала, и GPS на телефоне уже час показывал "Поиск сигнала".

— Может, передохнём? — предложила Настя Мельникова, снимая рюкзак.

Анастасия — она настаивала на полном имени на работе, но друзьям позволяла сокращать — в свои двадцать девять выглядела старше. Не внешне — стройная фигура, тёмные волосы, всегда аккуратно собранные в хвост, правильные черты лица. Но в карих глазах жила усталость человека, слишком много видевшего чужой боли. Пять лет работы в травматологии областной больницы научили её экономить силы, не паниковать раньше времени и всегда иметь план Б. А ещё — распознавать запах беды. И сейчас этот запах витал в воздухе, примешиваясь к аромату сосновой хвои и прелых листьев.

Она посмотрела на Андрея с его GPS-навигатором за двести тысяч рублей, который оказался бесполезнее компаса за сотку, и почувствовала, как лёгкое беспокойство превращается в настоящую тревогу. На работе она видела результаты человеческой самоуверенности — сломанные кости, разорванные связки, проломленные черепа. "Я думал, справлюсь", — говорили они потом. Если потом вообще наступало.

— Мы же должны были выйти к реке еще час назад, — сказала она, доставая бутылку воды. — Ты уверен, что мы идём в правильном направлении?

Андрей посмотрел на экран навигатора. Сигнал прыгал — то показывал их в 50 километрах севернее, то южнее, то вообще в другой области.— Магнитная аномалия, — пробормотал он. — В этих местах залежи железной руды, они сбивают сигнал.

— Отлично, — Виктор опустил на землю кофр с фотоаппаратурой. — Напомни, чья это была идея — "давайте махнём на майские в тайгу, сфоткаем нетронутую природу, отдохнём от цивилизации"?

— Твоя, — напомнила Настя.

— А, точно. Тогда можете меня убить.

— Ладно, без паники, — Андрей достал бумажную карту, купленную на всякий случай. — Мы шли на северо-восток от той развилки...

— Северо-запад, — поправил Виктор.

— Нет, северо-восток, я точно помню.

— Ребят, — Настя показала на солнце, которое уже заметно склонилось к горизонту. — Спорить будем потом. Сейчас нужно найти место для лагеря. Через пару часов стемнеет.

Она была права. В тайге темнота наступает быстро и беспощадно. Не городские сумерки с фонарями и подсветкой, а настоящая, первобытная тьма, в которой человек становится слепым котёнком.

Они двинулись дальше, теперь уже явно не разбирая дороги, просто ища более-менее ровную площадку. Андрей чувствовал, как паника медленно, но верно подбирается к горлу. Они заблудились. По-настоящему заблудились в сотнях квадратных километров леса.

Его мать всегда говорила, что у него склонность всё драматизировать. "Андрюша, ты делаешь из мухи слона", — её голос звучал в голове. Но здесь, среди бесконечных деревьев, которые все выглядели одинаково, драматизировать не требовалось. Ситуация была дерьмовой сама по себе.

— Смотрите! — Виктор указал вперёд. — Поляна!

Действительно, лес расступился, открывая небольшую площадку, поросшую травой. В центре — остатки старого кострища, обложенного камнями. Кто-то уже останавливался здесь раньше.

— Отлично, — Настя сбросила рюкзак. — Ставим лагерь.

Следующий час прошёл в привычной суете — установка палаток, сбор хвороста, разведение костра. Рутинные действия немного успокаивали. Вот Виктор ругается с дугами от палатки, которые никак не хотят вставать правильно. Вот Настя методично раскладывает вещи, сортируя еду на "сегодня", "завтра" и "НЗ". Вот Андрей, извлекший наконец искру из огнива, радуется как ребёнок, когда сухая трава занимается огнём.

Когда костёр весело затрещал, а в котелке забулькала вода для чая, мир показался не таким уж враждебным. Они сидели на пенках, грея руки о металлические кружки, и тьма за пределами круга света больше не казалась угрожающей.

— Знаете, — сказал Виктор, добавляя в чай изрядную порцию коньяка из фляжки, — может, это и к лучшему. Настоящее приключение! Будет что вспомнить.

— Будет что вспомнить, если выберемся, — пробормотал Андрей.

— Выберемся, — уверенно сказала Настя. — Завтра с утра пойдём на юг. Рано или поздно выйдем к трассе или населённому пункту. Главное — не паниковать и не разделяться.

Она говорила правильные вещи, но Андрей видел, как она неосознанно теребит браслет на запястье — подарок мужа на годовщину свадьбы. Пять лет брака, из которых последний год они почти не разговаривали. Развод был вопросом времени, и этот поход стал для неё способом сбежать от необходимости принимать решение.

— Помните, как мы ходили в поход выходного дня и ночевали на Оби? — вдруг спросил Виктор. — Тоже думали, что заблудились.

— Это было в пяти километрах от города, — фыркнул Андрей. — И мы были пьяные в стельку.

— Зато весело было!

Они помолчали, глядя на огонь. В костре что-то треснуло, выстрелив сноп искр в темноту. Настя вздрогнула.

— Что-то холодает, — сказала она, натягивая флиску. — В прогнозе вроде не обещали заморозков.

— В тайге свой прогноз, — философски заметил Виктор, делая очередной глоток из фляжки.

Андрей прислушался. Лес вокруг них жил своей ночной жизнью — шуршание в подлеске, далёкий крик какой-то птицы, треск веток. Нормальные лесные звуки. Но что-то было не так. Он не мог понять что именно, пока не дошло — слишком тихо. Нет привычного городскому уху фонового шума. Никакого. Даже ветра.

— А волки тут водятся? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал небрежно.

— Волки, медведи, рыси, — перечислил Виктор с энтузиазмом человека, который знает, что всё это где-то далеко. — Это же заповедник, тут полный комплект.

— Спасибо, успокоил.

— Они людей боятся, — сказала Настя, но прозвучало неубедительно. — Костёр отпугивает диких животных.

Словно в ответ на её слова, где-то вдалеке раздался вой. Низкий, протяжный, от которого мурашки побежали по спине. Потом ещё один, с другой стороны. И третий.

— Далеко, — быстро сказал Виктор, но фляжку убрал в карман. — Километра три, не меньше.

Андрей не был в этом уверен. Звук в лесу распространяется странно, и то, что кажется далёким, может оказаться совсем рядом. Он подбросил в костёр ещё дров, стараясь сделать пламя ярче.

— Может, по очереди дежурить? — предложил он. — Поддерживать огонь.

— Я первый, — вызвалась Настя. — Всё равно не усну сразу.

Они ещё посидели у костра, но разговор не клеился. Вой больше не повторялся, но его эхо словно повисло в воздухе. Наконец Виктор зевнул и поднялся:

— Ладно, я спать. Разбудишь через три часа?

Настя кивнула. Андрей тоже направился к палатке, хотя был уверен, что не сможет заснуть.

Внутри спальника было холодно, и он долго ворочался, пытаясь согреться. Сквозь ткань палатки виднелся отблеск костра и силуэт Насти.

Он думал о том, как они здесь оказались. Простой поход на праздники, ничего экстремального. Было всё необходимое — снаряжение, еда, карты, навигатор. Но тайге плевать на технологии XXI века. Она жила по своим законам задолго до появления человека и будет жить после его исчезновения.

Сон пришёл незаметно, тяжёлый и тревожный. Снились бесконечные коридоры леса, где все деревья выглядели одинаково, а компас крутился как сумасшедший. И глаза — жёлтые глаза, наблюдающие из темноты.

Он проснулся от крика.

Резко сел, сердце колотилось как бешеное. Темнота. Костёр погас. Нет, не погас — едва тлеет, красные угольки в золе.

— Настя? — позвал он, вылезая из спальника.

Ответа не было. Выбрался из палатки, щурясь в темноте. Луны не было, звёзды скрылись за облаками. Видимость — метра три, не больше.

— Настя!

— Тихо! — её голос, сдавленный шёпот откуда-то слева. — Не двигайся!

Он замер. Глаза постепенно привыкали к темноте. Настя стояла в нескольких метрах, абсолютно неподвижная. А напротив неё...

Волк. Огромный, матёрый самец с седой полосой на загривке. Стоял в пяти метрах, не больше. Жёлтые глаза отражали тусклый свет углей. Не рычал, не скалился, просто смотрел. Изучал.

Время растянулось. Секунды казались часами. Андрей боялся даже дышать. Где-то в глубине сознания всплыли обрывки статей — не бежать, не поворачиваться спиной, не смотреть в глаза. Или смотреть? Чёрт, почему он не читал об этом внимательнее?

Из палатки показался заспанный Виктор:

— Что за шум?

Волк дёрнулся, перевёл взгляд на него. Потом, не спеша, развернулся и растворился в темноте. Бесшумно, словно тень.

Настя выдохнула и осела на землю. Андрей бросился к ней:

— Ты в порядке?

— Да... да, просто... — она дрожала. — Задремала на секунду. Открыла глаза — а он уже здесь. Стоит и смотрит.

— Нужно разжечь костёр, — Виктор уже ворошил угли, добавляя сухую траву. — Чёрт, надо было взять фальшфейер.

Они всю ночь просидели у костра, вздрагивая от каждого шороха. Больше волк не появлялся, но они чувствовали — он где-то рядом. Наблюдает. Ждёт.

Рассвет пришёл мучительно медленно. Сначала небо на востоке посерело, потом появились розовые полосы, и наконец первые лучи солнца пробились сквозь деревья. С рассветом страх отступил, оставив только усталость и напряжение.

Позже, когда всё закончится, Андрей будет думать об этом волке. О том, как странно тот появился и исчез. Словно его задачей было не напасть, а направить. Загнать их в нужное место. Может быть, волк тоже был частью чего-то большего — вечный страж, раз за разом приводящий жертв к их судьбе.

— Собираемся и валим отсюда, — сказал Андрей, и никто не стал спорить.

Они быстро свернули лагерь, позавтракали всухомятку и двинулись на юг. По крайней мере , надеялись, что это юг. Компас Виктора показывал одно, солнце говорило о другом, а инстинкт вообще тянул в третью сторону.

Шли молча, экономя силы. Лес вокруг выглядел точно так же, как вчера — бесконечные сосны, ели, редкие берёзы. Никаких примет, никаких ориентиров. Андрей начинал подозревать, что они ходят кругами.

***

К полудню вышли к небольшому ручью. Настя сразу наполнила фляги — воды оставалось мало, обеззараживающих таблеток было достаточно.

— Если идти вдоль ручья, рано или поздно выйдем к реке, — предложил Виктор. — А там уже можно сориентироваться.

Они двинулись вниз по течению, перепрыгивая через поваленные деревья и обходя заболоченные участки. Ручей петлял, но общее направление сохранял.

Через час ручей вывел их к просеке. Не тропе — именно просеке, старой, заросшей, но явно рукотворной. Деревья были спилены, оставив пни, между которыми пробивалась молодая поросль.

— Цивилизация! — обрадовался Андрей. — Если есть просека, значит, где-то есть люди.

— Или были, — поправила Настя, разглядывая ржавую табличку на дереве.

Надпись была почти стёрта временем, но отдельные буквы ещё читались: "...тор-2... жим... объект..."

— Старая военная база? — предположил Виктор, уже доставая камеру. — Круто! Таких много по Сибири строили в советское время, потом побросали.

— И не зря побросали, — пробормотала Настя. — Нам нужно идти в другую сторону.

Но эта тропа была единственным ориентиром за весь день. Андрей посмотрел на солнце — часа три до заката, не больше.

— Давайте хотя бы посмотрим, — предложил он. — Может, там есть дорога. Или карты. Или хоть что-то полезное.

Они пошли по просеке. Та вела прямо, словно прочерченная по линейке. Деревья по сторонам становились моложе — значит, их вырубали относительно недавно, лет тридцать-сорок назад.

Андрей шёл первым, раздвигая ветки. За годы работы программистом он отвык от физических нагрузок, и сейчас каждая мышца ныла от непривычного напряжения. Но останавливаться было нельзя — нужно было найти какое-то укрытие до темноты.

Лес вокруг постепенно менялся. Деревья стояли реже, много сухостоя. И тишина — та самая неправильная тишина, которую он заметил ночью. Никаких птиц, никакой живности. Словно всё живое обходило это место стороной.

— Не нравится мне это, — сказала Настя. — Чувствуете?

Андрей чувствовал. Что-то неуловимое в воздухе, какая-то... неправильность. Как баг в коде, который вроде не влияет на работу программы, но создаёт ощущение, что что-то вот-вот сломается.

И тут лес кончился.

Они вышли на большую поляну, и Андрей замер, не веря своим глазам. Перед ними возвышался забор — трёхметровый, из ржавой сетки-рабицы, местами поваленный, но всё ещё внушительный. Колючая проволока наверху проржавела и обвисла. А за забором...

За забором высились бетонные здания. Приземистые, без архитектурных излишеств, с маленькими окнами-бойницами. Типичная советская военная архитектура — функциональность без красоты. Но дело было не в этом.

Место выглядело... нетронутым. Да, краска облупилась, крыши местами провалились, но не было главного — следов мародёров. Ни выбитых окон, ни сорванных дверей, ни граффити. За тридцать лет запустения сюда никто не заходил.

Или не выходил.

— "Вектор-2", — прочитал Виктор на покосившихся воротах. — "Режимный объект. Вход воспрещён. Нарушители будут..." Дальше неразборчиво.

Рядом висела другая табличка, поменьше: "Радиационная опасность. Смертельно." И облупившийся знак радиации.

— Вот почему мародёры не лезут, — понял Виктор. — Боятся радиации.

Настя достала из медаптечки дозиметр — привычка с работы. Прибор молчал.

— Чисто. Просто пугало.

— Уходим, — решительно сказала Настя. — Немедленно.

Но Андрей уже разглядывал ворота. Замок сорван, створки приоткрыты, словно приглашая войти. Просто войти и посмотреть. Что может быть опасного в заброшенном здании?

Солнце коснулось верхушек деревьев. Скоро темнота. А у них нет нормального укрытия, только палатки. И где-то там, в лесу, волк. Или волки.

— Там можно переночевать, — сказал он, сам удивляясь своим словам. — Крыша над головой, стены. Безопаснее, чем в лесу.

Загрузка...