Великий фильтр

1.

На лунной радиолокационной станции наблюдения за дальним космосом Международного космического агентства наступала ночная смена, и шли двадцать третьи лунные сутки земного месяца июнь. Станция одиноко ютилась на дне кратера Клавий, прямо под его высокой отвесной стеной, заслоняемая от солнечной радиации и случайных метеоров многометровым лунным грунтом. Жилых и рабочих помещений у нее было немного, большую часть станции занимали колоссальные ангары с аппаратурой и мощными аккумуляторами. Кроме того, рядом с жилыми модулями, под грунтом находился огромный кислородный генератор и трехсотлитровые баллоны с сжиженным кислородом ‒ самым важным элементом для выживания человека. А выше станции, недалеко от кратера, были установлены громадные параболические антенны и два мощных телескопа, направленные в космос.

С тех времен, когда в мире всерьез обсуждались идеи колонизации спутника Земли, прошло уже много времени, почти двадцать лет. Сначала было много проектов и энтузиазма, но довольно быстро колонизацию признали нерентабельной и с научной точки зрения малозначимой. Все проекты заморозили, а то, что успели построить на поверхности спутника, было заброшено.

Станция радионаблюдения оставалась одним из немногих функционирующих объектов, но и на ней старались экономить. Персонал все время сокращался, и вскоре дошел до пяти человек, которые отрабатывали на Луне смену от шести до девяти месяцев. Станция пеленговала электромагнитное излучение самого широкого диапазона из дальних пределов Космоса: от гамма-лучей до длинных волн. Что бы ни говорили противник лунной программы, но точность таких наблюдений намного превышала наземные из-за практически полного отсутствия искусственных электромагнитных помех на спутнике Земли.

Правда, за годы работы ничего особо интересного обнаружить не удалось. Изучались излучения от дальних и близких звезд, черных дыр, галактик и шаровидных скоплений, Реликтовое излучение и прочие проявления космической активности. Рутинная работа, по сути.

Эти лунные сутки тоже не предвещали ничего особенного, смена из двух человек, астронома и инженер-связиста, готовилась уступить коллегам место в аппаратной и уйти на отдых. Аппаратная была главным помещением станции, в ней стоял мощный компьютер и пульт управления радиолокационной аппаратурой. Данные поступали постоянно, но компьютер девяносто процентов сигналов, не представляющих научной ценности, обрабатывал самостоятельно. Так что работники большую часть времени занимался делами далекими от науки: читали, болтали, смотрели фильмы и передачи из обширной видеобазы, играли в настольные игры и прибегали к прочим нехитрым способам досуга.

Впрочем некоторые из астрономов могли использовать телескопы для наблюдения за какими-то участками космоса, если это требовалось для их научной работы. Но в основном их обязанности сводились к рутинной проверке данных, принятых антеннами. Помимо мощных телескопов, нацеленных в Космос, на станции был и любительский ручной телескоп, через который при желании люди могли смотреть на Землю.

Два человека из заступающих на смену сидели в помещении столовой: астроном Джон Блэкборн и инженер радиосвязи Адам Хупер. Они только что пришли из тренажерного зала и теперь потягивали воду, восполняя обезвоживание. Персонал станции каждый день должен был проводить физические тренировки минимум два часа, для избежании дистрофии мышц и костей из-за низкой гравитации. Вскоре в столовую подпрыгивающей походкой вошли сдающие смену: Бобби Стивенс и Майкл Редрик. Стивенс был вторым астрономом и старшим на станции, Редрик ‒ вторым инженером.

Стивенсу было уже за сорок, его товарищам тридцать с небольшим. Все они обладали хорошим здоровьем, стабильной нервной системой и глубокими научными познаниями. Тем, что в первую очередь необходимо для такой работы.

— Какие новости? — спросил Хупер, без всякого любопытства в голосе. Редрик и Стивенс присели на диван к обеденному столу.

— Никаких, — ответил Стивенс таким же будничным тоном.

— Ясно, как обычно.

— Ага.

— Я уже давно не жду чего-то такого, — добавил Хупер, — ну, вы знаете, каких-то загадочных сигналов, потенциально искусственного происхождения. Но, может, новая сверхновая обнаружилась…

— Новая сверхновая — это что-то новое! — сострил Редрик.

— Нет, все как обычно, стандартный космический фон, — рассеяно сказал Стивенс, заваривая себе кофе.

— Команда из прошлой смены еще в том году обнаружила излучение неизвестной галактики из области Вселенной, считавшейся до этого пустой, — сказал Хупер.

— Да, молодцы. Но, может, и не галактика это была, а так, скопление газа, спектр не очень четкий, — ответил Стивенс.

— Может…

Закончившие смену не торопясь пили кофе и заваривали сухпайки, они и заступающие перебрасывались короткими фразами. Уже четыре месяца они работали вместе, переговорили обо всем, что можно, и почти успели надоесть друг другу. Но так как других людей не было ближе четырехсот тысяч километров, вступать в общение все же приходилось. Так что через небольшое время разговор свернул в обычное русло, к теме, что по-настоящему волновала всех в этой комнате. Хотя всерьез эту тему уже давно не обсуждали, но все же давняя мечта человечества не теряла своего обаяния.

— Пустота, тишина. Год за годом, месяц за месяцем, — задумчиво бормотал Блэкборн. — Скучно. Мы ведь здесь не новые звезды и галактики исследовать собрались, если уж откровенно, — он помолчал. — Неужели парадокс Ферми так и не будет решен? — сказал он после паузы. — Я, конечно, все понимаю: огромные расстояния, разбегающиеся галактики, но что-то должно быть кроме нас. Гипотеза уникальной Земли абсурдна, Вселенная — это слишком большая выборка, обязательно где-то еще должны появиться условия для жизни. К тому же были открыты планеты, на которых обнаружили биологические маркеры. Хоть самая простейшая, но жизнь возникает за пределами Земли. А раз есть простая жизнь, то со временем должна появиться и сложная. Разумную жизнь мы пока не обнаружили, но это не значит, что ее нет.

— Либо это означает, что на других планетах, подобных Земле, она просто не успела возникнуть. Либо возникла, но исчезла по каким-то причинам, — сказал Хупер.

— Пресловутый Великий фильтр, — промолвил Блэкборн.

— Ух! Всякий раз когда слышу это словосочетание меня пробивает озноб. Великий фильтр… Демон энтропии, злая сила Вселенной, уничтожающая жизнь, — пробормотал Редрик.

— Будет жаль, если все так и есть, — продолжал Блэкборн. — Мертвый пустой Космос, и мы, случайная искорка в его недрах, которой суждено погаснуть. Как это все депрессивно…

— Что поделать. Умножаешь знание — умножаешь печаль, — заметил Стивенс, потягивая кофе. Он работал дольше всех на лунной станции и уже начал понемногу становиться разочарованным скептиком. — Да, не так люди представляли себе нашу Вселенную в самом начале космической эры. В двадцатом веке сколько писателей, да что писатели — ученые с мировым именем полагали, что на других планетах Солнечной системы есть жизнь. Некоторые даже ожидали обнаружить там цивилизации — марсиан, венерян, селенитов.

— А потом люди узнали, что в Солнечной системе жизнь есть только на Земле, — сказал Редрик, — тогда их взгляды обратились к соседним звездам. Уж там-то точно должно быть множество цивилизаций, возможно, даже намного продвинутее нашей! Весь двадцатый век и первую половину двадцать первого вплоть до наших дней человечество искало следы иного разума: летающие тарелки, артефакты, радиосигналы от далеких планет. И ничего! Только пустой, темный Космос. И вот теперь, в конце века, мы все еще топчемся на том же месте, ловим телескопами и радарами космические сигналы. Техника все мощнее и дальнобольней, но результатов никаких.

— Эх! Я всегда думал — какого черта ничего нет?! Неужели во всей Вселенной никто другой не додумался до радиоволнового излучения! — воскликнул Блэкборн.

— Так мы тоже не сильно давно открыли радиоволны, всего-то двести лет, — сказал Стивенс. — За двести лет как далеко дойдут самые первые радиосигналы, запущенные с планеты Земля? В двухстах световых годах от нас находятся звезды, дайте вспомнить: Альфа-центавра, звезды созвездий Сириус, Водолея, Льва, Змееносца, Стрельца… Также из Козерога, Ориона, Кассиопеи, созвездия Волопасса.

— А еще Эридан, Пегас, Малая Медведица, Дева, бета и тау Кита, всего от нескольких сотен, до нескольких тысяч звезд, — прибавил Блэкборн. — Выбор не такой уж маленький.

— Не маленький? Да он ничтожный, даже по меркам нашей галактики, — усмехнулся Стивенс, — а в наблюдаемой Вселенной по меньшей мере сто миллиардов галактик с миллиардами звезд в каждой. Двести лет слишком маленький срок для таких масштабов, для более-менее нормального охвата нужна по меньшей мере тысяча лет, а лучше десять.

— Ха, тысяча лет! Проживет ли наша цивилизации столько! — скептически хмыкнул Хупер.

— Ну, солнце будет стабильным еще миллиард лет. Есть время и открыть межзвездные перелеты, и перебраться на другие планеты, — сказал Блэкборн .

— Ты оптимист, будто в одном солнце проблема, — возразил Хупер.

— Ну это наиболее важный фактор для планеты. А в чем еще?

— Да мало ли. На Земле уже когда-то произошли пять великих вымираний.

— Но во многом благодаря им люди и появились как вид.

— Да, но кто гарантирует, что не будет новых экологических катастроф, уже не в нашу пользу…

2.

В это время раздался звуковой сигнал из аппаратной, оповещавший о получении приборами данных, которые компьютер не расценил относящимися к категории обычного космического шума. Хупер и Блэкборн вышли из комнаты и направились в аппаратную посмотреть. Стивенс с Редриком уже собирались отправиться на боковую, но решили дождаться новостей от товарищей и уж потом со спокойной совестью идти смотреть сны про Землю.

В столовую вошел астрофизик Масаши Исаяма, последний член их команды. Он иногда подменял кого-то на сменах, но главным образом его обязанности заключались оказывать помощь в особо сложных случаях. Кроме того он собирал на станции данные для научной работы и был самым настоящим ученым, пять лет назад защитил докторскую в Токийском университете по теме Гамма-всплесков и сейчас углублялся дальше в этом направлении.

— Что-то интересное? — спросил он, зевая.

— Вряд ли, — отвечал Стивенс, подчиняясь зеркальному рефлексу и тоже прикрыв рот в зевке, — как обычно, что-нибудь. Пульсар или вспышка в какой-то из звездных систем.

— Я сейчас минут сорок смотрел в телескоп, думал, может, увижу Японию. Но нет, сначала разглядывал Тихий океан, а ближе к материку очень густые облака. Почти ничего не увидел.

— Полтора месяца каких-нибудь и отправишься домой.

— Да я не то что хочу вернуться. Просто очень красивый вид на Землю, такого нигде больше не увидишь. Любуюсь, пока есть время.

— Ну это да…

— Разумеется Земля красива, не то что эта пустыня да и все другие планеты, — вдруг заговорил Редрик. — Но неужели уникальна? Все таки, Бобби, возвращаясь к нашей теме, первопроходцы космонавтики представляли Космос не таким унылым местом, каким он оказался. Думали, что это сказочный мир, полный жизни, чудес, где на каждой планете будут жить головастые гуманоиды и бегать всякое диковинное зверье. Вы смотрели эти старые фантастические фильмы? Звездные войны, Стартрэк и прочие. Душа радуется! Каким прекрасным там выглядит Космос. Почему же такой облом в реальности? Огромное пустое пространство и маленькие искорки звезд, абсолютно одинаковых и безжизненных.

— К сожалению, реальность оказывается намного прозаичнее наших ожиданий, — сказал Стивенс. — Ведь точно так же в начале эпохи великих географических открытий люди думали, что на новых землях они встретят великанов, драконов, молочные реки и прочие чудеса. Но нет. Были, конечно, экзотические животные и экзотические племена, но ничего чудесного. Потом люди перенесли эти ожидания на Космос… — он помолчал. — Просто у нашего вида слишком богатое воображение. Это помогло нам выжить, занять вершину биологической пирамиды, развить науку и искусство. Но обратная сторона этого преимущества — мы вечно придумываем всякие чудеса и пытаемся их найти.

— Но внеземная жизнь не обязательно чудеса, — продолжал Редрик. — Драконы с единорогами. Хотя бы простые многоклеточные животные, типа насекомых и земноводных, это вполне естественные ожидания с точки зрения науки. А дальше эта жизнь должна эволюционировать, усложняться мозг, появляться социальное поведение, орудия труда. И в конце концов полноценный разум. Все законы космологии и биологии подводят к таким выводам. Но ничего этого нет!

Стивенс слегка усмехнулся.

— А с чего бы разумная жизнь должна непременно возникнуть, эволюционировать за какое-то определенное время? У эволюции нет никаких объективных законов, по которым живые организмы должны становиться разумными. Главное для жизни — выживание и передача генов.

— Да, вероятно, все так и есть, — вмешался в разговор Исаяма. — И решение парадокса Ферми заключается в том, что даже если есть во Вселенной другие планеты пригодные для жизни, то совсем не обязательно на них появится разум. На Земле несколько миллиардов лет жизнь была всякой — растительной и животной, простой и сложной, скудной и разнообразной, но разумной — ни разу. И только триста тысяч лет назад разум появился в результате случайной эволюции некоторых приматов.

— Нет, вы не правы! — затряс головой Редрик. — Может, и не всегда, но с большой долей вероятности разум должен возникнуть. Жизнь стремится к экспансии, это ее непреложный закон. Она занимает все ниши и все среды: воздух, землю, воду, почву. А чтобы выйти еще дальше, за пределы планеты и распространиться в Космос, нужен разум. И эволюция создает его…

— Это все философия, а не наука! — язвительно произнес Стивенс. — Жизнь стремится сохранить себя и только поэтому занимает все доступные ниши. Там, где нет конкуренции и биологического давления, туда она и стремится. Стало много хищников на земле, и те, кто научился летать получают преимущество для выживания. Выдумали какую-то экспансию жизни! Не нужен разум для жизни никаким образом, появление у нас разума — чистая случайность!

— Нет, у тебя какой-то гнилой скептицизм и ни грамма фантазии! — горячо возражал Редрик. — Будто тебя переместили из девятнадцатого века! Да, жизнь имеет свои законы, но закон естественного отбора далеко не единственный. А, возможно, и не главный.

— Эх, романтики! Меня выпустили из девятнадцатого века, а тебя, видать, из двадцатого. Самого начала. Какие-то таинственные законы жизни! Может, ты еще веришь в Мировую душу? Есть только объективные законы, доказанные экспериментами, вроде всемирного тяготения и теории относительности. А все остальное — это философия и поэзия.

— Значит ты считаешь, что Великий фильтр — это появления у животных интеллекта?

— Это самая правдоподобная гипотеза, объясняющая пустой Космос. На Земле за три миллиарда лет с момента появления первых бактерий разумным стал только один вид из отряда приматов, класса млекопитающих. Все остальные миллионы видов пролетели мимо…

Тут разговор прервался из-за того, что в столовую стремительно влетел Хупер. Все тут же обернулись на него.

— Быстрее идемте за мной! Там мы… к нам… — он не договорил, развернулся и быстро бросился назад.

Остальные переглянулись, живо поднялись и пошли за Хупером. Было понятно, что произошло что-то экстраординарное, словно сама Вселенная решила вставить свое веское слово в их недавний разговор. В аппаратной возле широкого компьютерного монитора стояли Блэкборн с Хупером и всматривались в экран. Редрик, Исаяма и Стивенс подошли ближе и встали у них за спиной.

— Что там? — спросил Редрик.

— Что-то непонятное, — не сразу ответил Хупер. — Наши антенны поймали радиоволны, не совсем обычной длинны для космического излучения, но самое главное — их частота. Посмотрите сами!

Все устремили взгляды на колеблющиеся на экране линии графиков, отображающих поступающие от антенн данные. Любому опытному взгляду сразу было понятно, что принятые сигналы отличаются от обычного фонового шума или излучения стандартных космических объектов. Наконец через минуту заговорил Стивенс:

— Да, действительно. И что же это такое, есть мысли?

— Это точно не может быть естественного происхождения. Явно видна определенная структура и последовательность, — сказал Блэкборн.

— Неужели это то, о чем мы все подумали?! — воскликнул Редрик.

— Спокойно, не делаем поспешных выводов. Сперва надо тщательно изучить эти сигналы, –сказал Стивенс. — Вы ведь знаете про эффект апофении. Мы часто видим то, что нам хочется увидеть.

3.

Прошла лунная ночь, наступил новый лунный день, а антенны станции не переставали принимать странные сигналы. Очевидно они шли из одного места и из одного источника. Смены теперь работали с полной отдачей, часами не отходя от компьютера, иногда даже задерживаясь на время следующей смены.

Сигналы по прежнему приходили, не прерываясь ни на минуту, сплошным потоком, так что списывать все на случайность или аномалию уже было невозможно. И все так же в них была несомненная внутренняя логика, порядок и система. Оставалось только принять их и сохранить как можно точнее, а затем попробовать расшифровать.

Работники станции все время сидели за компьютером и выделяли из многоголосого хора Вселенной этот одинокий, не похожий ни на что сигнал. На третий день Исаяма выделил блок принятых данных и начал анализ. Он строил графики, набирал на компьютере и писал на бумажках длинные математические формулы. Временами, глубоко задумываясь, сидел в кресле, а временами вскакивал и начинал ходить по помещению аппаратной, то и дело теребя свои черные, встопорщенные волосы и поправляя очки.

Настольные игры, фильмы, книги были заброшены напрочь. Даже физические нагрузки соблюдались работниками станции не столь регулярно. Все были очень взволнованны, даже циник Стивенс утратил былую флегматичность.

И вот на пятый день, когда в аппаратной снова собрались все работники, окружив сидевшего перед монитором Исаяму, тот вдруг вскочил, издав какое-то восклицание на японском, и стремительно выбежал в дверь. Остальные замерли на мгновение в удивлении, а потом бросились за ним.

Астрофизик стоял в столовой возле холодильника и шумно пил минеральную воду из бутылки. Коллеги поспешно вошли вслед за ним и остановились, растерянно глядя на товарища. Он обернулся и посмотрел на них осоловелыми глазами, в которых помимо усталости плясали огоньки с трудом сдерживаемых эмоций.

— Что? — произнес наконец Хупер хриплым голосом и замолчал, не зная что сказать дальше.

Исаяма несколько раз открывал рот, пытаюсь сказать что-то, но каждый раз у него перехватывало дыхание. В конце концов он бросил эти попытки и, издав торжествующий безумный крик, кинулся к товарищам в объятья. И тут словно прорвало плотину, все принялись вопить, прыгать чуть не до потолка, трясти друг друга за плечи и хохотать.

— Бобби, неси шампанское! — прокричал Исаяма. Стивенс кинулся к дверям, у него в каюте вопреки инструкциям была припасена на всякий случай пара бутылок.

— Послание?! Мы приняли послание?! Это оно?! — кричал Редрик Исаяме. Тот что-то отвечал ему, перекрикивая гам, но и без слов уже было все понятно.

Минут через десять, когда первые эмоции улеглись, все расселись у стола. Стивенс откупоривал толстую стеклянную бутылку, а остальные забрасывали Исаяму вопросами.

— Да, можно сказать совершенно точно — мы приняли послание другой цивилизации, — отвечал Исаяма. — Сигнал точно искусственного происхождения и заключает в себе определенный смысл.

Раздались радостные восклицания: «С ума сойти!», «До сих пор не верю!», «Это что же теперь будет?!», «Энрико Ферми идет на хер!». Стивенс разлил по кружкам шампанское, фужеров на лунной станции все же не полагалось. Астрономы стукнулись кружками и начали произносить тосты.

— За открытие!

— За нашу Нобелевскую премию!

— За новую эпоху человечества!

Выпили, сразу налили по новой и повторили.

— Интересно, что же в этом послании и от кого оно? — сказал Редрик.

— Установить источник не так сложно, — отозвался Стивенс, — за несколько дней выясним.

— А расшифровать сможем? – спросил Хупер, обращаясь больше к Исаяме.

— Пока сложно сказать, — отвечал астрофизик, — у меня есть кое-какие идеи, но… Посмотрим, время есть! А сейчас давайте праздновать! — предложение было встречено одобрительными возгласами и смехом.

Через час Стивенс и Редрик пошли в аппаратную на смену. Исаяма, Хупер и Блэкборн остались в столовой.

— Как думаете, стоить оповещать Землю? — обратился к товарищам Блэкборн.

— Ну, инструкции это прямо предписывают, — сказал Хупер. Астрономы переглянулись.

— Я думаю, это можно сделать позже, не прямо сейчас, — лукаво произнес Блэкборн. — Все-таки, сигнал еще не расшифрован, не определен источник… Зачем делать преждевременные заявления.

— Да, наверное, лучше подождать, — подтвердил Исаяма, — а то начнут требовать отчетов, звонить, мешать работе. Или чего доброго пришлют с Земли других специалистов нам на замену. Надеюсь, Стивенс согласится.

— А может, на Земле тоже кто-нибудь поймал этот сигнал? — с тревогой спросил Хупер.

— Может, но вряд ли там смогут выделить его из общего электромагнитного шума. Он долетел до нас из очень удаленной области и слишком слаб, — отвечал Исаяма.

— А, ну тогда все отлично!

— Масаши, ты бы сходил прилег, — сказа Блэкборн, глядя на устало моргавшего астрофизика, — Мы тут сами разберемся, а ты потом попробуешь расшифровать.

— Да, пожалуй, ты прав, — Исаяма поднялся и пошел в свою комнату.

4.

На следующий день прием сигнала все еще продолжался. Заступила новая смена, Исаяма выспался и снова сидел возле монитора, обхватив руками голову и строча новые формулы. Исписав очередной лист бумаги, он поднялся и долго ходил из угла в угол, то поднося лист к глазам, то опуская его, и что-то сосредоточенно обдумывал. Вдруг он кинулся к соседнему столу, где стоял аппарат для связи с Землей, надел наушники и начал быстро нажимать копки. Вскоре ему ответили, он попросил его соединить с Южноафриканской астрономической обсерваторией.

Исаяма говорил не меньше двух часов, сначала на японском, потом на английском, временами что-то диктуя в микрофон, а затем слушал ответы и быстро записывал в блокнот. Через четыре дня он сообщил, что близок к решению.

— Похоже, что дело продвигается. Как я и предполагал, послание записано математическим языком. Что-то типа Лингкоса. Система знаков, конечно же, отличается от нашей, пришлось потрудиться, чтобы идентифицировать их.

— Много времени займет дешифровка? — спросил Стивенс.

— Не думаю. Основные моменты понятны, осталось только написать программу для дешифрации и дальше компьютер все сделает сам.

И вот через три недели после получения первого сигнала Стивенс собрал всех в столовой. Исаяма уже сидел на диване, держа в руках блокнот, он пробегал глазами написанное и заметно волновался. Остальные уселись возле стола и Стивенс взял слово:

— Итак, мы наконец получили первые результаты. Самое главное и несомненное то, что первый контакт с внеземной цивилизацией наконец произошел. Историческое событие для нашей планеты, равное которому сложно отыскать. Птолемей, Коперник, Галилей, Альберт Эйнштейн, Циолковский, Леметр, Эдвин Хабл, Стивен Хокинг, Кип Торн, Карл Саган и многие другие ученые жили и работали ради этого дня. Как вы уже знаете, сигнал пришел из области созвездия Лебедя, примерно в двадцать три тысячи световых лет от Земли. По всей видимости, из другого спирального рукава нашей галактики. По масштабам Вселенной совсем немного, по масштабам Земли, увы, недосягаемо. Сообщение, теперь в этом уже нет сомнений, послано разумной цивилизацией с целю связаться с другими цивилизациями. Первые блоки сообщения уже расшифровал наш умный друг, — он с улыбкой указал рукой на астрофизика. — Масаши, что же нам хотели сказать наши далекие братья по разуму?

Исаяма смущенно усмехнулся, поправил очки на носу и начал говорить, поглядывая в записи:

— Да, цивилизация, приславшая нам сообщение, находится в направлении созвездия Лебедя, примерно в двадцати трех тысячах световых годах от нас. В какой именно звездной системе –этого мы определить не можем из-за громадности расстояния. Поэтому можно условно называть их Суонинае.

Их цивилизация зародилась на планете земного типа с жидкой водой. Тут ничего необычного. Жизнь там возникла примерно два с половиной миллиарда лет назад, позже, чем на Земле, а разумная жизнь примерно сто пятьдесят тысяч лет назад, тоже позже.

Как видите, их вид оказался куда более динамичным, сумел догнать и перегнать нас на несколько тысяч лет. Но при этом их цивилизация развивалась весьма похожим образом. Сначала они жили как малочисленные первобытные племена, потом произошло расселение по планете, вытеснение других видов, а там водились куда более крупные и опасные хищники чем в нашей истории. Потом началось развитие сложных форм общества, зарождение письменности, науки и ремесел. Ну и в итоге научно-техническая революция с покорением космоса. Все очень похоже на нас. К сожалению, живописные детали и подробности невозможно передать математическим кодом, как и фото-видео изображения. Можно только фантазировать как выглядит их вид и их цивилизация.

Суониане давно овладели астрономией, а их космическая эра продолжалась более пятисот лет на момент записи этого сообщения. Они добрались до планет своей звездной системы и успешно колонизировали некоторые. Мы пока что не ушли дальше одной планеты — Марса, есть куда стремиться. Но самое главное, они начали подготовку к межзвездным экспедициям в целях заселения новых планет.

— Ого! — воскликнул Редрик.

— Да-да! Не знаю, правда, состоялись ли в итоге экспедиции, двадцать тысяч лет назад все происходило. Вроде как обнаружить подходящие для колонизации планеты с примитивной жизнью они смогли. Но никакого инопланетного разума, по крайней мере в те времена, когда отправлялось это послание. То есть, перед ними тоже встал парадокс Ферми.

— И как же они его решили? — спросил Блэкборн.

— После нескольких столетий изучения космоса их ученые пришли к гипотезе Великого фильтра. Гипотеза, подобная нашей «гипотезе уникальной земли» тоже рассматривалась, но существовала недолго и была довольно быстро опровергнута, когда была обнаружена жизнь на других планетах.

— А что с другими гипотезами: Темный лес, гипотеза Зоопарка, Первородства и так далее? — спросил Стивенс.

— Не знаю, про это сведений нет. Возможно, какие-то рассматривались, а потом были отброшены, а, может быть, они сразу нашли доказательства Великого фильтра.

— Понятно. Значит Великий фильтр, черт бы его побрал! — воскликнул Редрик. — И в чем же он заключается?

— Их предположения были во многом схожи с нашими. Что фильтр может находиться сразу в нескольких местах. Как бы это сказать — многослойный фильтр. Что интересно, по их данным само появление жизни на каменистых планетах в зоне обитаемости фильтром не является. Первый слой — это появление эукариотов и многоклеточных форм жизни. На этом этапе жизнь может застрять и часто застревает, тем не менее шансы есть. Более серьезный слой фильтра — это появление и закрепление в эволюции сверхразвитого мозга. То, что мы называем разумной жизнью.

— Хм, то есть человечество фильтр уже прошло? — спросил Блэкборн.

— Прошло его первые слои.

— А какие есть еще?

— Следующий, если я верно понял, они определили как отсутствие масштабных планетарных катастроф на период времени, достаточного для возникновения космической цивилизации.

— А это уже не столь обнадеживающе. Мы вошли в космическую эру, но еще не стали космической цивилизацией. До полноценной экспансии на другие планеты и тем более звезды нам еще далеко, — сказал Хупер.

— Да, но человечество живет уже триста тысяч лет, по сравнению с прошлыми эпохами для покорения космоса нам осталось не так долго. За тысячу лет вполне уложимся, — возразил Редрик.

— Хорошо, если так.

— Возможен еще четвертый слой, — сказал Исаяма.

— И что это такое?

— Отсутствие на планете достаточных энергетических ресурсов или химических элементов для покорения космоса. Это у нас есть огромные залежи минералов и природного топлива, а где-то этого может и не быть. И тогда цивилизация останется навсегда запертой на своей планете.

— Да-да. Мы мало задумываемся об избытке ресурсов, что достался человечеству. Все ископаемые богатства Земли копились с палеозоя сотни миллионов лет. Людям досталось богатое наследство от предков. А вот если бы разумная жизнь появилась еще в карбоне или мезозое? —задумчиво проговорил Хупер.

— И это при том, что над человечеством давно висит угроза истощения ресурсов. Нам повезло, что мы до полного банкротства успели покорить космос и добраться до ближайших планет. Сейчас с нашим техническим уровнем доступна атомная и солнечная энергия. А если бы кризис случился на пару столетий раньше? — сказал Редрик. — А их цивилизации удалось стать космической? Преодолели они свои фильтры? — спросил он Исаяму.

— Судя по всему, да. Раз уже двадцать тысяч лет назад они готовили межзвездные экспедиции, за такое время они вполне успели бы достичь других звезд и заселить местные планеты.

— Ну, молодцы! Опередили нас на много тысячелетий и уже, наверное, вовсю осваивают ближайшие звезды. А может даже не ближайшие. Вот бы познакомиться с ними, поглядеть на их цивилизацию! Гуманоиды они или нет? Надеюсь, не агрессивные и не прилетят нас завоевывать, — Редрик весело усмехнулся. — Эх, жаль, что они так далеко! Двадцать три тысячи световых лет! На таком расстоянии даже радиосообщение не установить.

— Вряд ли они гуманоиды. Другая биосфера, другие пути эволюции. Но, исходя из теории углеродного шовинизма, наверняка белковая форма жизни, — заметил Стивенс.

— Не сообщили они о своих успехах? На каких принципах работают их межзвездные корабли? Как далеко собрались лететь и масштабы колонизации? — спросил Хупер.

— Возможно, сообщили. Сигнал все еще принимается, и я расшифровал пока менее половины полученного.

— Надеюсь, они пришлют инструкцию для варп-двигателя, перехода в подпространство или чего-то подобного. А то мы на наших улитках месяцы до Марса добираемся, — усмехнулся Хупер.

— Я тоже надеюсь. Хотя на математическом языке далеко не все можно рассказать, но, думаю, что мы узнаем еще немало интересного! — весело сказал Исаяма.

5.

Исаяма бился над расшифровкой еще две недели, иногда сидя в аппаратной, иногда уходя к себе в комнату. Когда пересекался с товарищами в столовой, то рассказывал последние новости: краткую историю цивилизации Суониан, их научные достижения, астрономические наблюдения в их части космоса. Конечно, все эти сведения был лишены всякой живописности, математический язык мог передать только общие принципы и статистические данные. Каких-то ценных сведений из физики, математики и других точных наук, к большому разочарованию Исаямы, тоже не сообщалось.

Сигнал тем временем уже три дня как перестал поступать, Исаяма занимался дешифровкой последних блоков инопланетного сообщения. Его товарищи испытывали нетерпеливое предвкушение — что еще удастся узнать. Может быть, какие-то революционные научные сведения. Но чем сильнее приближался момент полной расшифровки, тем все более замкнутым и молчаливым становился Исаяма. Он уже почти не приходил в аппаратную, все сидел в своей комнате, а когда встречался с друзьями, избегал разговоров и отвечал односложно.

Бобби Стивенс закончил смену и направлялся в столовую. Исаяму он не видел уже больше двух суток, похоже, что тот избегал встречи с другими членами команды, не выходил из своей комнаты, а в столовую наведывался в такое время, когда там никого не было.

Стивенс открыл двери столовой, вошел и тут же остановился, неожиданно увидев там астрофизика. Исаяма сидел возле стола, откинувшись на спинку дивана и подперев рукой голову, так что ладонь почти закрывала глаза. Лицо его было усталым и, как показалось Стивенсу, мрачным. Во всяком случае от былого оживления и азарта не осталось и следа. Стивенс подошел и сел рядом.

— Привет, давно тебя не было видно.

Исаяма молчал.

— Что с тобой? Что-то случилось?

— Случилось? — глухо переспросил Исаяма, не меняя положения тела.

— Да. Что-то случилось? Ты узнал что-то не очень хорошее?

Исаяма не ответил. Какое-то время они сидели молча, Стивенс покосился еще раз на астрофизика, удивленно дернул бровями, затем встал и пошел к холодильнику.

— Ничего не вышло, — вдруг раздался голос Исаямы, Стивенс обернулся.

— Что?

— Я говорю: ничего не вышло.

Стивенс снова подошел к астрофизику и встал над ним. Тот не обращал на него внимания и все так же сидел, прикрыв ладонью глаза. Глядя на его неподвижную фигуру, Стивенс почувствовал тревогу.

— О чем ты? Я не понимаю. Что не вышло?

Снова повисла длинная пауза, наконец Исаяма отнял руку от лица и посмотрел на него. Мороз пробежал по спине Стивенса, когда они встретились взглядом. Такого мрачного отчаяния он никогда не видел глазах Исаямы, да и вообще в чьих-либо.

— Что случилось? — упавшим голосом спросил Стивенс.

— Они не стали космической цивилизацией, не колонизировали другие звезды. Это невозможно. Вообще.

— Что?! Почему?!

— Великий фильтр. Он стоит впереди, уже после наступления технологического этапа. И он обрывает развитие любой цивилизации через какое-то время после наступления космической эры.

Стивенс медленно сел рядом и какое-то время молчал, осмысливал услышанное.

— Это ждет нас тоже?

— Да.

— И что же это за фильтр? Они сообщили?

Исаяма тяжело вздохнул и с силой несколько раз провел ладонями по лицу.

— Давай соберем остальных. Я расскажу, что удалось расшифровать в последних частях сообщения.

Через два часа все работники лунной станции собрались в столовой. То, что новости ждут не очень хорошие, они уже поняли, и теперь сидели вокруг стола, с нетерпением и тревогой поглядывая на Исаяму. Тот какое-то время сидел с мрачным видом и молчал, задумавшись. Наконец он заговорил:

— Что я узнал из последней части полученного сообщения. Разгадка парадокса Ферми заключается в том, что космические цивилизации не могут появиться. По крайней мере в этой Вселенной. Межзвездные расстояния почти непреодолимы по тем законам физики, что мы имеем. Быстрее света не разогнаться, а экспансия на субсветовой скорости занимает сотни и тысячи лет. Вот здесь и кроется ответ на парадокс. У цивилизаций нет этих тысяч лет.

Суониане, войдя в эпоху покорения космоса, начали изучать проблему возникновения разумной жизни и возможности появления космической цивилизации. По их расчетам жизнь должна возникать во многих местах Вселенной, исходя из огромного количества звезд с подходящими планетами.

Они предположили, что жизнь должна возникать во многих местах Вселенной, исходя из огромного количества звезд с подходящими планетами. Конечно же, жизнь появляется далеко не у каждой звезды и даже не на каждой планете из зоны Златовласки. По их расчетам, она возникает в 0,0001% случаях в стабильном секторе галактики у подходящих звезд. По их данным, количество звезд в нашей галактике около двухсот пятидесяти миллиардов, да, данные более точные, чем располагаем мы. Исключаем голубые гиганты и коричневые карлики, остается примерно половина. Вычитаем еще четверть звезд, что находятся в центре галактики, и получаем примерно семьдесят миллиардов подходящих звезд. Умножаем это количество на 0,0001% и получается семьдесят тысяч обитаемых миров. Конечно, цифра приблизительная, и могут влиять дополнительные факторы, но тем не менее весьма внушительная.

То есть, само ее возникновение фильтром не является. И даже все последующие сложные ступени, вплоть до появления разумной жизни, не являются непреодолимыми. По их расчетам, если жизнь появилась на планете, то вероятность ее эволюции до разумных форм составляет один к восьмидесяти шести. Умножаем этот коэффициент на семьдесят тысяч, и получаем что-то около восьмиста потенциальных цивилизаций в нашей Галактике.

И тут следующий вопрос. Является ли возникновение разумной жизни и появление у нее цивилизации последней ступенью Великого фильтра? И если да, то почему же молчит Вселенная? Этот вопрос занимал их, так же как занимает сейчас нас. Суониане разработали теорию, нечто вроде универсальной антропологии — каким образом развивается любая разумная жизнь в нашей Вселенной.

По этой теории цивилизации всех разумных существ проходят примерно схожие этапы развития. Сначала первобытный период, когда разумные существа только отделяются от их животных предков. В этот период они используют свой мощный интеллект в основном для выживания среди животных и природы. Постепенно накопляется примитивная культура, мифология, проторелигия, появляются простейшие ремесла. Этот период может длиться по разному, от нескольких сотен до нескольких тысяч поколений. Застревание на этом этапе, без развития в более продвинутый тип цивилизации возможно, но крайне маловероятно.

Затем следует период скачка, когда популяция разумных существ, их культурный уровень и сумма знаний достигает некоего критического значения, тогда цивилизация переходит на следующий этап. Появляется организованное общество, производящее хозяйство, выделяются касты интеллектуалов, правителей и рабочих, зарождается письменность, религия и примитивная наука. С этой ступени переход на следующий этап уже происходит быстрее, от нескольких десятков поколений, до нескольких сотен. Научный, технический, культурный, популяционный уровень снова достигают критического значения и происходит, как это было в нашей истории, научно-техническая революция.

После этого наступает период господства науки и рационализма, цивилизация совершает гигантский скачок в науке и технике, открывает основные физические законы, новые виды энергии и способы обработки информации. Вследствие появления новых экономических и социологических знаний организация общества позволяет намного более эффективно использовать потенциал каждого разумного существа. В сочетании с появлением мощных механизмов и эффективных способов производства это дает резкий экономический прогресс. Появляется явный избыток ресурсов и свободного времени. Тогда есть высокие шансы вступления в космическую эру, если этому не препятствует истощение природных ископаемых и некоторые другие факторы.

И вот наконец последний этап — космическая цивилизация. Она начинается с выхода на орбиту своей планеты, потом довольно быстро следует колонизации планет материнской звездной системы. За ним должен следовать прорыв в дальний космос — галактический этап, колонизация других звездных систем. Это требует принципиально иного уровня экономической мощи цивилизации и ее технологических возможностей.

Вот тут и стоит последний слой Великого фильтра. Никакая цивилизация не уходит дальше первого этапа космической экспансии, дальше планет своей звездной системы.

— Но почему? Разве это невозможно в принципе? — воскликнул Редрик. — Да, преодолевать межзвездные расстояния очень трудно и долго, но если задаться такой целью…

— На это не хватит времени.

— Что?! Почему?

— Потому что после четвертого этапа, на котором мы сейчас, и на котором были они двадцать три тысячи лет назад, наступает неизбежный упадок и откат цивилизации. Космическая эра — это не начало нового этапа развития разумных существ, это всего лишь последняя глава их технологической эры.

— Все равно не понимаю. Что же такого должно произойти?

— Для достижение уровня галактической цивилизации, когда станет возможна колонизация других звезд, требуется минимум тридцать поколений от начала технологического этапа, по-нашему, это примерно тысяча лет. За меньшее время невозможно разработать необходимые технологии и нарастить материальную базу. Но упадок цивилизации наступает при самом лучшем раскладе через пятнадцать-двадцать поколений, по наши меркам — около пятисот лет. В два раза быстрее.

— Но в чем заключается этот упадок? Почему он происходит? — не унимался Редрик.

— Подробности сложно изложить на математическом языке, они прислали только общие тезисы. Насколько я смог понять, вся суть заключается в том, что развитая цивилизация порождает множество точек внутренней нестабильности. Ее сложно устроенное общество — это чрезвычайно хрупкая система, где каждый элемент — инфраструктура, энергообеспечение, экология, управление, социальная среда, демография, высокие технологии, искусственный интеллект и так далее, — все это является крайне уязвимыми звеньями, сбой в каждом из которых грозит цивилизации масштабным кризисом. Эти кризисы начинают неизбежно возникать, и чем выше уровень развития цивилизации, тем чаще и масштабнее. В конце концов цивилизация перестает справляться с ними и рушится под собственным грузом. При неудачном стечении обстоятельств может погибнуть полностью, но чаще просто откатывается назад.

После такого кризиса и отката разумный вид начинает бояться технического прогресса, высоких технологий и чрезмерного усложнения цивилизации. На предыдущий уровень развития он уже не вернется никогда, отдельные попытки могут быть, но в конечном итоге цивилизация перестает стремится к экспансии и развитию технологий, инкапсулируется, замыкается и вырождается к более архаичным, но устойчивым формам. Наступает глобальный техно-пессимизм, ни о каком развитии космонавтики уже не может идти речи, а наука перестает быть бесспорным авторитетом.

Потом может произойти некоторое возрождение, но до уровня прежней технологической мощи цивилизация так и не возвращается. Она будет куда-то развиваться, возможны разные сценарии, но не в сторону технологического прогресса и космической экспансии. И это конечный итог развития любого разумного вида. Потом он может просуществовать сколь угодно долго, вплоть до коллапса материнской звезды, но в эпоху своей молодости — яркую, дерзкую, зовущую к звездам, не вернется уже никогда.

В столовой повисло мрачное молчание, астрономы сидели опустив головы, Хоппер апатично комкал в руках бумажную салфетку. Через полминуты раздался глухой голос Стивенса:

— Эта теория была как-то проверена, на чем основаны такие выводы?

— Этот последний слой Великого фильтра они предположили сначала в теории, благодаря открытиям в их гуманитарных науках. А потом им выпала удача, это слово, конечно, следует поместить в кавычки, наблюдать это воочию.

— Ты хочешь сказать… — начал Редрик.

— Да. В их цивилизации начался период регресса. Какие-то из его этапов отправители сообщения застали непосредственно, остальное предположили теоретически.

— То есть, на их планете космическая эра закончилась уже тогда?

— Да. Полеты в космос были прекращены, колонии на соседних планетах пришли в упадок, а новые кризисы все возникали, едва они успевали справиться со старыми. Знания еще не были потеряны, но технологии уже шагнули назад. Вероятно, мы поймали последнее сообщение с их планеты, когда еще не вышли из строя необходимые средства связи. Может, они и послали его потому, что уже не было надежды самим полететь к звездам.

Снова наступило тяжелое молчание. Наконец Блэкборн неуверенно проговорил:

— Но, может, регресс не обязателен для всех цивилизаций. Может, у нас будет другой путь, и мы успеем продержаться до межзвездных путешествий.

Исаяма тяжело вздохнул:

— Я думал над этим. Их теория Великого фильтра оставалась всего лишь гипотезой, не имеющей доказательств за пределами их планеты… До тех пор пока мы не получили их послание. И это стало самым главным доказательством их правоты. Все описанные ими этапы развития цивилизаций весьма точно совпадали с тем, как человечество развивалось на Земле: первобытное время, появление государств и увеличение популяции, научно-техническая революция. Даже сроки каждого периода предсказаны весьма точно. Притом, что их цивилизация на каждом этапе развивалась быстрее нашей.

— Да, про нас они как в воду глядели, — пробормотал Хупер.

— А на счет возможного будущего нашей цивилизации, то признаки грядущего регресса видны куда отчетливее, чем надежда на полет к другим звездам. Вы и сами про это знаете не хуже меня. Новые проблемы появляются быстрее, чем мы успеваем решить старые. А ведь наша цивилизация пока еще на этапе прогресса, и мы не сталкивались с настоящими кризисами. Так что нет оснований сомневаться, что Суонеане действительно сумели открыть закон развития цивилизаций в нашей Вселенной и нашли ответ на парадокс Ферми.

Разумная жизнь вспыхивает в разных точках бескрайнего Космоса, развивается, открывает технологии дальней связи, какое-то время посылает сигналы в Космос и даже начинает летать по нему. Но это длится не дольше тысячи лет, мгновения в масштабах Вселенной, а потом разумная жизнь навеки замолкает… Сколько сигналов прошло мимо нас, когда мы еще использовали конную тягу, сколько пройдет потом, когда через сотни лет мы перестанем направлять телескопы к звездам. И вот она — пустая, молчаливая Вселенная, и для нас, и для тех, кто живет возле других звезд, в других галактиках.

Снова повисла пауза, и Редрик едва слышно произнес:

— Значит мы сейчас доживаем наш Золотой век и впереди нас ничего не ждет? А точнее, ждет возвращение в средневековье? Лучше бы мы так и оставались в неведении и не получали никаких сигналов…

6.

Через несколько дней Стивенс встретил Исаяму идущим по коридору в свой жилой отсек. Они уже отправили на Землю отчет о принятом сигнале другой цивилизации, а также некоторые сведения, полученные при расшифровке. Про Великий фильтр они умолчали. Через месяц за ними должен был прилететь шатл и забрать их домой, где их ожидала торжественная встреча как великих героев.

— Пойдем, посмотрим на Землю, — коротко сказал Исаяма.

Они вошли в жилую комнату астрофизика. Небольшое помещение с кроватью, столиком, табуретом, алюминиевой тумбочкой и большим круглым иллюминатором, возле которого стоял телескоп. В иллюминаторе виднелся голубой шар Земли, по размерам совсем немного больше Луны на земном небе.

Исаяма сел возле телескопа и посмотрел в окуляр, потом уступил место Стивенсу. Стивенс посмотрел тоже: он увидел облака в атмосфере, голубой океан, очертания зеленых континентов, ленты голубых рек и неровные пятна городов. Все это он видел и раньше, но сейчас смотрел на все с особенным чувством, похожим на ностальгию.

— В следующий раз я захвачу с собой специальный фотоаппарат, чтобы делать снимки через телескоп. Хочу оставить на память эти кадры, — сказал Исаяма.

— При нашей жизни вряд ли произойдет что-то плохое, — тихо проговорил Стивенс. — Даже если наша цивилизация пойдет тем же путем, что цивилизация Суониан, то это произойдет еще не скоро.

— Знаю, но все равно. Я уже не смогу смотреть на звездное небо как раньше, и каждый полет на Луну или околоземную орбиту будет казаться чем-то особенным. Неким даром человечеству, который вскоре будет утрачен.

— Я тоже думал про это, но окончательно терять надежду не хочу. Может, и правда мы вскоре столкнемся с Великим фильтром, но вдруг сумеем миновать. Не мы лично, а человечество. Все эти будущие проблемы придется решать уже не нам, а нашим потомкам, но мы оставим им предупреждение, подготовим их. Мы сделаем, что должно, и спокойно уйдем, уступив место молодым силам. И может быть, хочу в это верить, у них что-нибудь получится.

Исаяма не ответил и снова припал к окуляру телескопа. Редрик тяжело переживал произошедшее и сейчас спал у себя в комнате. Хупер и Блэкборн дежурили в аппаратной, где компьютер продолжал принимать сигналы из пустого, безжизненного Космоса.