Жемчужно-серый туман, мягко подсвеченный косыми лучами солнца. Ноги глубоко уходят в мох. Мох покрывает камни и причудливо изогнутые стволы деревьев, на нем тускло поблескивают капельки росы от вечного тумана. Пахнет прелью, сыростью, плесенью... нежный, милый сердцу запах. Чудный, милый сердцу вид. Глен расправил плечи, глубоко вдохнул. Так вот он какой, священный город! Именно таким он его себе и представлял, слушая древние легенды. Много поколений назад злобные великаны, придя издалека, уничтожили почти всех здешних жителей. Горожане сражались доблестно, но не могли противостоять невероятной силе монстров, покрытых броней и сражавшихся, как говорили, длинными остро заточенными полосами из неведомого блестящего материала. Горстка выживших ушла из этих мест подальше, не желая жить на оскверненной земле – или по каким-то иным причинам. Зачем приходили великаны, что на самом деле произошло? Разные легенды толковали об этом по-разному, и даже о том, почему город был назван священным, у мудрецов не было единого мнения. Священность, однако, сомнению не подвергалась, и о Великой Битве знали все, от мала до велика. Вот только поначалу возвращаться в город остерегались, то ли боясь снова наткнуться на монстров, то ли не желая тревожить покой святых руин и прах павших, коим надлежало без помех уйти под мох и вернуться в лес, в прель, в туман... а потом даже старики не могли толком вспомнить, где же находился город, и до сих пор ни паломники, ни ученые, ни искатели приключений не могли его найти. И вот он, лучник Глен, стоит в Городе! Да, путь был долгим, да, он потерял двоих товарищей и едва не погиб сам, - но он дошел!
Как ни удивительно, аккуратные конусы строений прекрасно сохранились. Видно, что-то помешало чудовищам разрушить их. Святость места, в чем бы она ни заключалась? Глен не знал, да это было и неважно. Лес тоже не тронул зеленые крыши – заходи и живи. Глен ласково провел рукой по замшелой стене, заглянул в несколько дверей. Сделал еще несколько шагов – и вздрогнул, увидев полускрытые мхом черепа. Черепа его сородичей, тех, кто погиб здесь в давние годы, пронзенный чудовищным оружием великанов. И останки самих великанов, торчащие из мха, словно лес не желал принимать их в себя. И само это оружие, точно такое, как описывалось в легендах. Глен внутренне содрогнулся и поразился силе монстров: он не мог даже слегка пошевелить эту полосу длиной почти в два его роста.
...Наверное, Глен слишком глубоко задумался – что непростительно для опытного воина. Как иначе объяснить, что он не услышал приближения чужака, пока тот не оказался почти вплотную? Только в последний момент услышал хруст ветки, обернулся – и...
Огромное, неуклюжее, уродливое туловище. Лицо с отвратительно гладкой, розовой кожей. Жуткие блестящие глаза. Плащ бесстыдно-красного цвета – от него болели глаза, как и от нагло блестящей полосы - оружия?! - в руке чудовища. Резкий, тошнотворный, чужой запах. Великан! Это он, сомневаться не приходится. Что за невезение... Может быть, они и не уходили никуда, поселились здесь в лесу и живут?
Великан стоял неподвижно, тяжело сопел и смотрел на Глена, не отрываясь. Вот сейчас он... да он может попросту раздавить Глена ногой, как козявку! И где – на священной земле, на месте Великой Битвы!
Глен резко поднял лук, выхватил стрелу из колчана. Он воин! Пусть ему суждено умереть сейчас – но он дорого продаст свою жизнь!
Стрела тоненько свистнула, уходя в полет.
Роланд в недоумении осматривался по сторонам.
Неужели это и есть тайный город цвергов? Ни дворцов, ни высоких стен, о которых говорили легенды. Маленькие, по колено, конусообразные хатки будто вырастали из мха, как грибы. Сомнительно, чтобы их обитатели владели несметными сокровищами. Как они вообще тут жили, в этом непроглядном тумане, в вечной сырости, среди этих мхов, в которых тонет нога, и громадных корявых деревьев? Мох предательски скрывал ямы и колдобины, ноги оскальзывались, приходилось идти медленно, пробуя каждый шаг. От запахапрели и плесени свербило в носу и слезились глаза, плащ отсырел, по мечу стекали капли. Им что, нравилось так жить? Он не мог себе этого представить. Но иначе, наверное, цверги не построили бы здесь город и не защищали бы его так яростно. Интереснее другое: а что здесь нужно было людям? Вряд ли карлики представляли опасность для соседей: судя по размеру их домов, сами они были ростом с кошку. Земли? Но лес остался нетронутым. Пресловутые сокровища? Может, завоеватели пришли сюда, ведомые другим, более древним вариантом легенды о «золоте цвергов»? Но неужели, увидев этот «город» - если можно так назвать несколько десятков шалашей – они не поняли, что искать здесь нечего? Или... или поняли – и уничтожили жителей просто от злости?
Какая низость...
Нет, Роланд никого не заметил и не обратил особого внимания на резкий, не похожий на птичий, свист. Но чутье воина заставило его отшатнуться – и в следующий миг стрела пролетела мимо, чуть оцарапав щеку. Он резко повернулся – и на мгновение замер в изумлении: прямо перед ним, в ярости скаля крысиные острые зубы, накладывал вторую стрелу на тетиву карлик с морщинистым зеленоватым лицом. И весь он был зеленоватый, мохнатый, почти сливающийся с этими мхами и туманом. Это и есть цверг, понял Роланд. Что он здесь делает, ведь город явно пуст? Пришел поклониться святыне, быть может? Роланд привычно выхватил меч – но злости, как ни странно, не было, не было даже желания сражаться, только удивление. Драться с этой крохой – невелика честь. Он шагнул назад, прикрывая лицо от летящих одна за другой стрел рукой в стальном наруче. А ведь этот карлик – герой, мелькнула вдруг неожиданная мысль. Должно быть, я кажусь ему страшилищем – но он не бежит, не прячется, он атакует. Глупо? Но если это действительно святыня, которую он хочет защитить от осквернения? В конце концов, это его земля. А я – зачем я сюда пришел? Искать сокровища? Их здесь нет; а если бы и были... разве я имею на них право?
Поток стрел неожиданно прекратился. Роланд опустил руку, выдернул из ладони тонкую стрелку длиной в пядь, поморщился. Карлик стоял перед ним, по-звериному пригнувшись, отбросив опустевший колчан и перехватив лук, как дубинку. Маленькие глазки горели ненавистью. Казалось, он готов был броситься на врага и грызть его зубами. Говорят, что цверги тупы и злобны, что они мало отличаются от хищных животных. С другой стороны, насколько Роланд знал, серьезных контактов с цвергами никогда не было – можно ли, в таком случае, с уверенностью судить об их уме и нравах? У этого цверга в руках лук – значит, они все-таки не животные. Выглядит он действительно злобным – но как бы сам Роланд выглядел, обнаружив возле своей святыни врага? Или даже просто на руинах своего города... И будь даже этот цверг десять раз тупым и злобным – он на своей земле, а я... я чужак. Будь они неладны, эти легенды о сокровищах...
Роланд отступил еще на шаг и медленно, осторожно опустил меч на землю. Но в последний момент меча стало жалко: фамильное оружие, как-никак. Да и зачем карлику этот меч? Останется ржаветь тут, в компании остальных обломков. Он вытащил из-за пояса кинжал – тоже медленно и осторожно, как протягивают кусок бездомной собаке, пытаясь убедить ее в своем миролюбии, - положил его на мох рукоятью вперед, поближе к карлику, поднял меч и выпрямился. Пусть так. Каковы бы ни были отношения людей и цвергов, но здесь и сейчас он не хотел вражды.
Он продолжал отступать спиной вперед, аккуратно нащупывая ногой землю для каждого шага и молясь о том, чтобы не оступиться на скользких позеленевших камнях. Резкий взмах рукой – или, того хуже, падение – и карлик вполне может наброситься на него с его же кинжалом. Еще и прирежет с перепугу. Будет глупо и обидно.
Когда карлик, в глазах которого ярость постепенно сменялась недоумением, исчез в тумане и переплетении ветвей, Роланд решительно повернулся и зашагал вниз по склону, туда, где у тропы был привязан его конь. Надо возвращаться, больше здесь делать нечего. Только – что он расскажет, вернувшись? Что сокровищ нет и не было? Что вместо того, чтобы, как обычно, решительно действовать, он занимался философией, как замшелые кабинетные старцы?.. Засмеют ведь! Что на него нашло? Может, город цвергов проклят, и это проклятие проникает в мысли людей и изменяет их души? Потому что Роланд чувствовал: что-то в нем изменилось – и, кажется, безвозвратно. Это чувство мешало и беспокоило, он не очень хорошо понимал себя-нового. И все-таки... все-таки он был уверен, что поступил правильно. Хотя бы потому, что сражаться с врагом, настолько уступающим тебе по силе и практически безоружным, - недостойно воина. Те, чьи скелеты он видел только что, опозорили себя, с какой бы целью они ни пришли в этот город. Он поступил правильно. Остается только придумать, что рассказать дома – не слишком отступая от правды, но так, чтобы его поняли друзья, отец, Люсинда... Что ж, дорога впереди долгая, время есть.
Он испугался меня!..
Глен не мог поверить в случившееся. Когда стрелы кончились, ничуть не повредив толстошкурому уроду, он готов был умереть с честью. Но неожиданно – как могло такое случиться? – великан наклонился и положил оружие на землю в традиционном жесте миролюбия. А потом поднялся и ушел. Миролюбие? У великанов?! Ха! Всем известно, что они тупы и жестоки, больше похожи на диких зверей. С другой стороны, оружие... и одежда, и эта броня... племени Глена не был известен этот материал – должно быть, обрабатывать его очень трудно, он тверже не только дерева и кости, но даже камня. Значит, они все-таки разумны? Приходится предположить, что да, хотя это и удивительно. Но – миролюбивы? Это уж совсем невероятно. Что же тогда? Глен терялся в догадках.
На том месте, где стоял великан, лежало оставленное им оружие – такая же неприятно блестящая острая полоса, но небольшая. Поколебавшись, Глен взял ее обеими руками за рукоять и с усилием поднял. Великан специально оставил эту штуку ему, Глену. Зачем?
А вдруг это колдовское оружие? И хитрый великан подсунул его, чтобы...
Да нет, зачем? Если бы он хотел убить Глена, он сделал бы это без всяких хитростей и колдовства.
Глен нерешительно разглядывал великанью вещь. Может, бросить ее? Использовать оружие монстра для боя он не хотел. Однако это отличный трофей и доказательство того, что он действительно встретил великана и...
Конечно! Как ни туп великан, он понял, что перед ним – доблестный воин. И это – признание его воинских заслуг. О, разумеется, Глен принесет эту штуку домой и покажет старейшинам. Он расскажет, как уничтожил великана, ослепив его своими стрелами, как втоптал мерзкую красную тряпку в мох, чтобы она не оскорбляла собой благородную зелень, как... Нет, лгать некрасиво и недостойно. Да и незачем. Он расскажет чистую правду: он встретил великана градом стрел, и великан отступил, признав свое поражение. Великан выкупил свою жалкую жизнь, предложив Глену свое оружие, и Глен милостиво согласился... Нет, надо признать, это тоже не слишком правдоподобно. И все-таки – великан не принял боя и отступил. А значит, он, Глен, - великий воин.
Глен улыбнулся и поднял блестящую полосу над головой. Тяжелая...
А вообще-то, если рубануть ей как следует... что-то в этом есть. В ближнем бою должно быть очень удобно. Надо будет как-то попробовать.