Веретено вертится

Четыреста с лишним лет вертится веретено. Из жил падших получается отвратная пряжа, но другого выхода Богу не видать. Стоны со всех сторон, протяжные, вытащенные из центра раздувающихся кишок, смешанные с предсмертным хрипом десятилеток, чьи щеки будто перемазаны мелом. Стоны почти уже вечные, почти уже норма, ибо никто не помнит тех времен, когда их не было.

А мне уже безразлично. Мне все уже безразлично. По дороге к Аду, по дороге к Раю я выбираю просто идти. Господь высрал меня в самом гиблом месте этой планеты - в нищем районе переспелых потаскух, вонючих педерастов и воров, чье слабоумие смешалось с отвагой, и появись они на свет чуть раньше, лет эдак на тысячу, стали бы непременно уважаемыми людьми.

Небо вывернуто наизнанку – закат красен, воспален, и стихия ноет порывами ветра. Обрывки облаков подобны грязной вате, сухие ветки едва присыпаны снегом, словно битым стеклом, мороз пробирает до дрожи, а мой плащ слишком тонок, чтобы согревать. Сейчас бы вина и хлеба, мягкую постель…

Перебитые фаланги держать меч не могут, но мне уже не с кем драться и не от кого защищать мешок своих костей. А помнишь, я был иным? Сильным, стойким, язвительным и невыносимо себялюбивым.

Ты доживала свою юность в тюрьме, когда я тебя увидел. Моя несломленная королева в отрепьях девятнадцати лет отроду. Волосы, что смоль, гибкий стан и тысячи планов в голове, сводящихся к одному – жестокой мести.

Темные ангелы разорвали твоего царственного мужа, неспособного ни на что, а тебя пустили по кругу, пытаясь лишить рассудка и показывать как игрушку неверному народу, приветствующему воинов-освободителей. Не получилось.

Ты не сдалась. Закованная в цепи и сидящая на своем же дерьме, потому что в каменном мешке сырого подземелья не разогнуться, ты не сдалась, не сошла с ума, не умерла. Сколько же ненависти было в твоем взгляде, когда мы вытащили тебя, сколько боли… Я не видел такого ни до, ни после.

Ты была слишком слаба, чтобы идти, и я нес тебя на руках, невзирая на запах и вшей. Ты надрывалась от кашля, тряслась и повторяла без конца: «Смерть ангелам, смерть».

У каждого из этих солдатов Бога торчали за спиной голые крылья с просвечивающими сосудами, кожа на лицах висела складками, радужки были красными, носы узкими и горбатыми. Размножались они стремительно, умножая свою численность год от года и заселяя землю, потому что Рай переполнился.

Когда-то все они были красивы и нежны, но солнечный свет и итоги ядерной войны четырехсотлетней давности превратили безгрешные души в уродов и физически, и морально.

Я обещал твоим сообщникам свои услуги за тридцать монет и должен был уйти дальше, на север. Ты смыла засохшее дерьмо, надела красное платье и превратилась из пыльного призрака в женщину с горячей кровью в венах.

Я остался. Не для предавших королевскую семью мразей, которых ты все еще звала «мой народ», но для тебя одной.

В полную луну от третьего дня мы вдвоем пошли на болото, полное казненных матерей-убийц, так и стремящихся затянуть к себе на последнее ложе свежую плоть. Ты хмурила брови и говорила, что Он еще не зацвел.

Он не цвел пять лет кряду, а на шестой, когда ты родила мне мертвого сына, посреди зимы распустился белыми невзрачными лепестками. Только увидев Его посреди льда, ты сбросила одежды и бросилась отогревать чахлое создание слабым теплом собственной кожи, просидев над Ним всю ночь напролет и не подпуская меня ближе, чем на двадцать шагов.

Его семя ты положила в распотрошенное тело нашего мальчика в старой крепости. Стены ее были разрушены, на дне рва кости лошадей покоились вперемешку с черепами павших солдат твоего мужа, а в самой высокой башне, одной из трех уцелевших, творилось истинное волшебство – прорастала на разлагающихся останках нашего дитя сила, возможностей которой никто не мог оценить полностью.

На стенах башни расцветали тени птиц и растений, а ты каждую ночь говорила с Богом, и он каждую ночь отвечал тебе так охотно. Ты молила его о мести, молила расти быстрее, поливала своею кровью, делая кинжалом под левой грудью разрез полукруглой формы.

У тебя не было планов на старость, у меня не было перспектив, но потеряв тебя, мне хотелось плакать. Он убил тебя. Он забрал тебя. Он вознес тебя выше небес, выше Рая, где кишат сонмы тварей, что прежде кичились безгрешностью и воздержанием. Ты стала звездой на этом чертовом небосводе и смотришь на меня сейчас сверху.

Пусто. Никого. Он стер все в пыль, оставив меня, восемь умирающих десятилеток и эхо миллионов стонов, слившихся в одно. Я наполняю бокал молчанием и отпиваю на треть – мне не с кем его разделить.