Вернись, Андрюша!

Эраста Марковна была полна решимости дойти до конца, и потому мчалась по лестнице, как по олимпийской беговой дорожке, — с полной выкладкой, не взирая на потери и усталость. Ступеньки споро мелькали под её белыми кроссовками, будто на ускоренной съемке. «Врешь, не уйдешь!» — вертелось в её голове под белой бейсболкой.

Ещё бы! От Эрасты ещё никто не уходил! И здесь не уйдут!

Только небу известно чего ей стоило найти этот адрес. Кого только она не подключила, какие только связи не подняла! Хорошо, что у неё были эти связи. Не то, что у её соседки, Денисовны, у которой только кошки в жизни и есть.

— Здравствуйте! — резко распахнув двери «нехорошей» квартиры, Эраста ворвалась внутрь. — Я прошу… Нет, я требую: верните мне моего Андрюшу!

На неё обратились взгляды двоих — гражданина в котелке и костюмчике того порицаемого старорежимного вида, какие Эраста видела только в книжках своей юности, и другого, низенького, круглого, с торчащими усами и в круглых очочках, неуловимо смахивающего на одного из котов соседки Денисовны. Эти двое сидели за столом, покрытым темно-синей бархатной скатертью с бахромой, спускавшейся до самого пола, и тоже вызывающим из памяти слово «старорежимный». И освещены они были теплым светом, лившимся из-под оранжевого абажура, тоже старорежимного — низко висящего, с бахромою. От этого света двое за столом казались теплыми и домашними, а вся обстановка комнаты терялась с мягких и тоже теплых сумерках.

— Андрюшу? Которого? — растягивая слова, ласково, словно кот мурлыкнул, спросил тот, что с торчащими усами. И прищурился, отчего стал ещё больше похож на кота.

— Белых! Андрюшу Белых! Он пропал несколько месяцев назад! — почти прокричала Эраста, пытаясь поддержать боевой пыл, который угасал, как день за окном: медленно, но необратимо. И она подлила масла в огонь своего гнева: — И что за манеры?! Кто вас учил сидеть при даме?

Это вырвалось как-то само собой. Эраста была скорее эмансипэ, и это опять же старорежимное «дама», совершенно ей не свойственное, удивило её саму. Впрочем, её предупреждали, что квартира эта нехорошая, и ничему удивляться не стоит. Так что она отбросила всякие эмоции кроме горячего гнева.

— Так вы садитесь, чего уж, не стойте. И вам хорошо, и нам вставать не придется, — растянул в улыбке губы старорежимный мужчина в котелке.

Улыбка тоже была странная — у людей так широко рот не растягивается, как ни улыбайся. Эраста, застывшая было от вида этой улыбки, стряхнула оцепенение и присела к столу. И то ли свет стал падать по-другому, то ли всё же возраст сказывался на зрении, но вблизи эти двое выглядели как будто обыкновенно.

— Так что хотели, гражданочка? — с вежливой улыбкой уточнил котоподобный.

— Вы куда дели моего Андрюшу? — в Эрасте снова вспыхнул приугасший гнев.

— Так-так-так, Андрей Павлович Белых… — протянул тот, что в котелке, пододвинул к себе папку и принялся листать её содержимое.

Эраста могла бы поклясться, что на столе ничего не было, ни листочка, ни тем более папки! Ни когда она ворвалась в комнату, ни когда присаживалась. Но вот она, папка, раскрыта, и в ней на первой же странице — фотография Андрюши. Небольшая, цветная, с того соревнования, где он занял первое своё призовое место — взял бронзу по области.

Еще раз приказав себе ничему не удивляться, Эраста кивнула.

— Да-да, он самый.

Старорежимный в котелке перелистнул ещё пару страниц, по каждой поводя пальцем сверху и до самого низа, а потом поднял взгляд на Эрасту и опять улыбнулся. Хорошо, что Эраста была женщиной закаленной — как своими ребятами, так и кошками Денисовны, да и предупрежденной тоже была, — и мелкие острые зубы, натыканные, казалось, как попало в этой улыбке, хоть ошеломили её, но не испугали.

— Так тут написано его собственной рукой, что он согласен. Вот, читайте, — к Эрасте повернулась страничка, и неровно обломанный, длинный и изжелта-грязный ноготь — о, ужас! Эрусту даже затошнило! — указал на собственноручную Андрея подпись.

— Что это значит? — спросила Эраста, не сдерживая угрозы в голосе, и глянула на старорежимно-котелкового через прищур, как через прицел.

— Это значит, дорогая моя Эраста Марковна, — мурлыкнул котоподобный и блеснул очочками, переводя внимание на себя, — что Андрей добровольно сделал то, что вы теперь пытаетесь обратить вспять.

Эрасту пробрало холодом: а ведь она не представлялась! Это она помнила точно! Откуда он знает её имя-отчество? Она дико взглянула в лицо с усами, и от напряжения у неё дернулся глаз.

Впрочем, эмоции следует придержать.

— Это я знаю, что добровольно, — проговорила Эраста медленно, глядя строго перед собой. — Он оставил записку.

Да-да, записка была. Она лежала крупным белым хлопьем снега на горе всякого хлама на столе Андрюши, на самом видном месте, и в ней значилось: «Я исчезаю сознательно и добровольно. Прошу меня не искать. Всю ответственность за последствия беру на себя. Андрей Белых», и внизу дата.

— Ну вот и всё, — снова растянул в жуткой улыбке губы старорежимный котелковый человек.

Эраста вспылила. Резко вскочила, стул противно скрежетнул по паркету, с грохотом свалился на пол.

— Он не представляет, что теряет! Его ждут фанфары! Слава! Ему не избежать успеха! — наклонившись вперед, прокричала она прямо в лицо этому старорежимному.

Оба странных человека уставились на Эрасту снизу вверх. И выражения их лиц были настолько одинаковыми, что на них, как на транспаранте, читалось: «Да ладно? Врешь ты всё, старуха!»

Эраста резко пригнулась.

— Верни его, — почти прошептала она, глядя в глаза старорежимного, — мне просто нужно с ним поговорить. Объяснить. Я знаю, он всё поймет.

Повернулась к котоподобному. О, ужас! У него даже зрачки желтых глаз были вертикальными! Но Эраста не отшатнулась, не испугалась, только сжала волю в кулак и, не обращая внимания на мелкие ужасы, придвинулась ближе:

— Прошу! Пожалуйста!

Старорежимный в котелке и котоподобный одинаковым движением откинулись на спинки своих стульев, отчего один скрипнул, другой взвизгнул, и уставились на Эрасту. Она будто в перекрестье прицела попала.

— Что? Это очень дорого? — осторожно спросила, начиная мысленно перебирать, что можно продать.

Одежду? Мебель? Квартиру?

Квартиру она уже вписала в завещание, пусть несчастная Денисовна пользуется после её смерти. Хотя это вилами по воде писано. Одно дело — Денисовна, до пенсии просидевшая на почте «девушкой в окошке», там и расплывшаяся, словно медуза на берегу, с одышкой и стенокардией, другое — Эраста, подтянутая, спортивная, слышавшая со спины не раз: «Ты смотри, какая девчонка, а!» Ещё кто за кем наследовать будет…

— Да ну, — вытянул вперед губы старорежимный, выражая глубочайшее сомнение. — Чисто символическая плата. Отдаете, что не жалко. Но, дамочка… — он глянул на своего приятеля, опять расплылся в акульей улыбке и указал на стул: — Да вы присаживайтесь, Эраста Марковна, присаживайтесь. В ногах, говорят, правды нет. Тут смотрите какое дело…

Старорежимный снял котелок и положил его на стол, чуть в стороне, и котелок истаял прямо на глазах, отчего эти самые глаза у Эрасты Марковны расширились. Она перевела взгляд на старорежимного. Тот, прищурившись, смотрел на свои пальцы, лежавшие на столе и сплетенные замысловатым образом. И Эраста, усилием воли подавив новый тик на веке, уставилась на эти пальцы. Пальцы и пальцы, почти как у всех людей. Ну подумаешь, суставчики кое-где лишние, так не проблема, даже удобно, если, к примеру, на турнике подтягиваться.

— Какое дело? — прочистив горло, переспросила Эраста, не отрывая взгляда от рук на столе.

— Он же сам, добровольно, понимаете? Никакого залога не оставил, и вернуть его… Ну просто не реально.

Эраста замерла, обдумывая варианты.

— А если я к нему? — предложила, и в глазах вспыхнул огонёк надежды.

— Навсегда? — деловито уточнил старорежимный и вынул из… воздуха папку, такую же, как и папка Андрея, только пустую, не подписанную.

— Да нет же! Мне только поговорить с ним, понимаете? Только поговорить! — начала она горячо и убедительно.

Но старорежимный, не слушая, уже что-то быстро писал на листках, возникавших, как и папка, из воздуха и плавно ложившихся перед ним, отмахиваясь от Эрасты то свободной рукой, то словом: «Секундочку!» А когда оторвался, заученной скороговоркой проговорил:

— Ваше время — трое суток. Отсчет времени начнётся, едва вы переступите границу того мира. Время отсчета — по часам того мира. Если не вернетесь к концу третьих суток, то будете развеяны на частицы межмирового вещества.

Эраста застыла с широко открытыми глазами. Что? Развеяна?!

— Но вы не переживайте, — ласково продолжил старорежимно-котелковый. — Вы можете предоставить в нашу контору на той стороне замену, вместо вас вернётся кто-то другой, и про вас все просто забудут. Понимаете?

Ха. Понимает ли Эраста про замену? Да она на заменах зубы съела! Языком она потрогала недавно вставленные новые импланты и кивнула:

— Я согласна. Когда выступать?

— Да прямо сейчас и можно, — мурлыкнул котоподобный. — Что отдадите в оплату?

Что не жалко… Так-так. Эраста осмотрела себя. Белый спортивный костюм — её любимый фасон, подчеркивающий стройность фигуры и длину ног, белая кепка с большим козырьком, она незаменима, чтобы скрывать морщины вокруг глаз. Жалко, жалко… Вытащила из кармана кофты темные очки. Они удачно дополняли кепку, но в них почти ничего не было видно в плохо освещенных помещениях, вот как здесь, например.

— Вот.

Она положила очки на стол. Вороватым движением котоподобный схватил их и… зачем-то обнюхал.

— Ну что ж, отлично. Этого хватит, чтобы вас достать и развеять, если вы не выполните наше соглашение, - подмигнул он совершенно кошачьим глазом.

И перед Эрастой на столе появился лист, на котором вверху крупно было написано слово «договор», а в конце стояли подписи сторон, причем одна из этих подписей была её, Эрасты! Она подняла удивленный взгляд на котоподобного. Он широко улыбнулся, не размыкая губ, и шлёпнул на договор штамп. «Уплочено», — значилось синими чернилами с непропечатанным в правом нижнем углу контуром.

Это что же… Если её подпись вот так быстро подделали — самой не отличить, — и подпись её Андрюши так же создали, из воздуха? Ах, негодяи! Она выпрямила спину и задвинула кроссовки под стул, чтобы удобнее было вскочить, и даже уперлась руками в стол, но ладонь с многосуставчатыми пальцами мягко накрыла её руку.

— Эраста Марковна, вам надо на ту сторону или нет? — почти нежно спросил старорежимно-котелковый и проникновенно загляну ей в глаза.

И вся решимость драться, биться и отомстить схлынула, словно не бывало. Эраста обмякла на стуле.

— Тогда пройдемте, — подал странную ладонь старорежимный.

***

Бормоча: "Господи, что за чертовщин?" — она вышла в обыкновенной комнате. Нет, там не было старорежимного стола и низко висящего оранжевого абажура. Наоборот, комната была очень светлой и яркой, казалась современной из-за белых стен, белой двери, почти сливавшейся со стеной, большого окна, не завешенного шторами.

Странным казалось только то, что была она совершенно пуста, включая пол и потолок. А ещё — из-за вида из окна. Эраста даже зажмурилась, потрясла головой, а потом снова взглянула на странный пейзаж и сделала два шага к окну, чтобы рассмотреть всю перспективу.

Перед ней был… город. Это несомненно был город! Только таких городов не бывает. То есть… В том смысле… Просто Эраста таких никогда не видела, хотя со сборной объехала полмира.

Город лежал на склонах гор, спускавшихся к круглой долине, был тоже очень ярким: беленькие домики в два этажа, густо оплетенные вьющимися растениями, стояли террасами, и оттого казались нарядными зрителями на трибунах. Да-да, на трибунах вокруг круглого зеленого поля! Вот на что был похож этот город — на огромный стадион!

Эраста несмело улыбнулась. Если это не глюки, — а хорошо бы, чтобы не они, — то ей это нравится. Да, нравится!

— Здравствуйтедорогаягостьякакярадавасвидеть! — раздалось позади, и Эраста в прыжке развернулась, приземляясь сразу в боевую стойку.

— О, сестра! — незнакомая женщина подняла обе руки ей навстречу и повернула, показывая пустые ладони. — Прости, если испугала!

У Эрасты отлегло.

— Здравствуйте, — сказала она вежливо и кивнула — кто знает этих иномирцев? Что-то же эта дамочка сказала неразборчивое?

— Я приветствую тебя, сестра, — четко выговаривая звуки, сказала женщина. — Я рада видеть тебя!

И Эраста ей поверила — она и в самом деле была рада. Такие сияющие улыбки бывали у тех, кто стоял на пьедестале почета, кому надевали блестящий кружок на яркой ленте и в честь кого играл гимн страны.

— И я рада. Здравствуй. К вам недавно прибыл мой мальчик, его зовут Андрюша, Андрюша Белых. Я его ищу.

Женщина внимательно выслушала, склонив голову немного набок, будто прислушивалась. А может и не будто.

— Я поняла о ком ты говоришь, сестра. Белых. Да, помню, славный мальчик, — кивнула она и подошла к окну. — Вон та секция, справа, видишь? Синяя, запомни, — указала пальцем на склон совсем недалеко. — Мы с тобой на шестом ярусе, а тот дом, дом Ингары, он на третьем. Ты легко его найдешь по синей крыше.

Эраста прищурилась и с удовольствием поняла, что действительно видит. Вон он, дом с синей крышей на третьем ярусе. А ведь она давно так четко не видела! Женщина заулыбалась:

— Ты застала меня в приемной случайно. Я уже собиралась уходить — у нас короткие смены. Может, выпьешь со мной не-ктару?

Эрасте не хотелось, но платить неблагодарностью за теплый прием не хотелось ещё больше, и она согласилась. Если рассматривать разговор с местным жителем как разведку, то не так жалко времени. Все же она хорошо знала своего Андрюшу и была уверена, что легко убедит его вернуться. Не случайно же он выбрал момент для исчезновения, когда Эрасты не было — она бы легко его отговорила. Но сбежать он как-то решился.

И в этом стоило разобраться. Что здесь есть такого, чего она ему не дала?

Но новая знакомая — её звали Эйя, — почти ничего интересного не рассказала, так всякие глупости о погоде и природе. Разве только историю о том, почему город имеет форму стадиона, "Арены!" — важно сказала Эйя.

Это традиция этого мира. С древних времен люди выясняли кто сильнее, и зеленый круг в центре городка — площадь — изначально был ареной для таких споров.

— Жаль, нынче измельчал народ, — чемпионская улыбка Эйи пригасла. — Но твой Андрей мог бы, наверное. Он красив и силён. Когда Юрма его забирала, многие пришли смотреть.

Уточнять, кто такая Юрма и что за многие, Эраста не стала — не важно, Андрей всё равно здесь не останется, он нужен ей там.

И побыстрее закончив распитие то ли слабого сидра, то ли чуть забродившего компота, отправилась искать в синем секторе дом с синей же крышей.

Три дня, у неё три дня, это слишком много, ей с только не нужно — размышляла она по пути к синему сектору. Она шла по односторонней улице, на которой справа высились те самые белые дома, увитые зеленью, а слева стелился город.

Внизу, за крышами ближайших домой виднелась зеленая площадь-серединка, светило яркое теплое солнце, и было ой как хорошо! Навстречу попадались редкие прохожие, в основном женщины. Все как одна подтянутые, стройные, и у Эрасты даже глаз радовался на них смотреть. Опять вспомнилась Денисовна, будь она неладна, с трудом двигающая ногами по вытертому линолеуму своей квартиры. Сколько раз Эраста ей говорила, что спорт и только спорт сделает из неё нормального человека. Но вредная соседка не слушалась.

Старая развалина Денисовна для Эрасты была наглядным примером того ужаса, которого нужно избегать. И Андрюша — её дорога в другую жизнь, ту, где она никогда не станет такой вот «Денисовной» в окружении кошек. Фу! И пусть ей говорит начальство, что её время вышло, пусть. Она-то знает, на что способна, и Андрюша тому доказательство. И она ещё всем докажет!..

Так, накачивая себя позитивом, Эраста добралась до дома с синей крышей в синем секторе и постучала в белую дверь без единого пятнышка.

***

— Здравствуйте. Мне сказали, что мой Андрюша живет у вас. Я бы хотела его видеть.

И улыбочка вежливая, но холодная — холодность наше всё. Пусть не думают, что её можно растрогать или разжалобить.

— Ан… Дрюша? — переспросила женщина, открывшая дверь.

Она была занятна: такая же потянутая, как и Эраста, явно спортивная, но ростом чуть пониже, весом побольше, но не за счёт расплывшейся фигуры, а из-за более развитой мускулатуры. Но вот возраст примерно тот же — тонкие морщинки у глаз, немолодая кожа на руке, державшей дверь - подсказывали безошибочно.

— Да, Андрей Белых. Мой мальчик.

Дверь чуть качнулась, открываясь шире. А хозяйка чуть-чуть, едва заметно присогнула свободную руку. Эраста краем глаза уловила это движение, знакомое до боли, то самое, после которого крепко звенит в голове и двоится в глазах, и, ясное дело, мгновенно наступает раскоординация и дезориентация.

И давняя привычка, перешедшая в рефлекс, сработала мгновенно, да и тренированное тело не подвело, — Эраста ударила первой, двинув с правой, левой ставя блок. Над ухом что-то заверещало и вцепилось в волосы и бейсболку, но остановить её резкий шаг за телом хозяйки дома, влетевшим в дверь спиной вперед, не смогло.

Женщина вскочила на ноги почти мгновенно. Радостная улыбка, мелькнувшая на её лице, и продолженное движение руки подтвердили — драка будет славной, хотя трепавшее волосы нечто сильно сбивало с толку.

***

Ингара потирала то скулу, то плечо и весело болтала, накрывая на стол.

— А ты резвая! Ишь как — сразу двинула! Здорово! — и покрутила плечом, пострадавшим от болевого. — И даже пинги не сбила тебя с толку!

Пинги — зверюшка, сильно похожая на маленькую обезьянку, — сидела тут же, на столе, и разгрызала орехи, забавно моргая глазами и морща человекоподобную мордочку: её хозяйка дома накормила первой.

Эраста расслабленно сидела на стуле с высокой спинкой, успокаивала боль в обеих руках и ушибленном колене и улыбалась — не ожидала она встретить достойную соперницу. Да и в навыках бокса, полученных давным-давно, была не уверена. Бокс закончился травмой обеих рук, вот, опять ныть теперь будут долго, но драка того стоила.

Для неё, Эрасты, бокс закончился лет в двадцать. Бокс, но не спорт. В легкой атлетике руки не так важны, как ноги, так что бег продлил спортивную карьеру Эрасты Марковны и поддержал её форму, дал смысл жить дальше, а потом и на другую стезю вывел.

— Это всё спорт, — спокойно ответила Эраста.

Ингара присела напротив, вытирая лоскутом руки, и спросила:

— Какая-то техника боя?

Эраста пожала плечами.

— Просто бокс.

— Рукопашная схватка? — Ингара даже вперед подалась, поблескивая глазами от любопытства.

Пинги тоже оторвалась от еды и замерла, смотря на Эрасту с умилительным удивлением, будто что-то понимала в стилях боя.

— Ну что-то типа того, да… — кивнула Эраста. И отпив напитка из чашки, у которой почему-то не было ручки, задала единственный интересующий её вопрос: — Так что с Андрюшей?

Говорить о том, что он — её, и что она хочет его забрать, в этот раз не стала, сперва надо прощупать ситуацию, а то поспешность в этом доме уже однажды её подвела.

— А, Андрей очень-очень прекрасный муж!

Ингара произнесла это с гордостью, выпрямилась и даже нос задрала. Как будто такой Андрюша — не чьё-нибудь, а её личное достижение. А ведь это и близко не так. Эрнеста даже ухмыльнулась — только ей одной известно, чего стоило сделать Андрюшу тем, кем он стал. И вот это «муж» ей сильно не понравилось.

— Почему муж? — уточнила, перебирая в голове варианты возможных ответов, и что-то ни один её не радовал.

— Моя Юрма давно заказала себе самого лучшего мужа! Знаешь, сколько она его ждала? О! Я уже устала, а она всё ждёт. Я говорила, чтобы перестала глупить и брала временного, да отделялась бы уже. Мне ещё ребенка хочется…

Комната вокруг Эрасты поплыла, и она зацепилась взглядом за пинги, которая теперь сидела на подоконнике, совсем по человечески подогнув коленки и обняв их ручками. За окном был всё тот же яркий солнечный день, вдали, на противоположном склоне холма виднелись беленькие, как будто сияющие в солнечных лучах, домики, утопающие в пушистой зелени.

Так. Все эти слова звучат, как бред. Но торопиться опять же нельзя, надо разобраться.

Сначала про ребенка.

— Тебе — и ещё ребенка? — задала острожный вопрос Эраста, вертя в руках чашку с напитком. Фруктовый квас? Сидр? Забродивший компот?

Ингара посмотрела пристально, а потом улыбнулась.

— У вас разве не так? Растишь одного, пока сам не создаст семью, отпускаешь, и можно следующего заводить.

Эраста зажмурилась, пытаясь сложить картину.

— А сколько тебе лет?

— О, ты не правильно считаешь возраст, сестра! — рассмеялась Ингара. — Твой возраст — это не годы, что ты! Кто же их считает? Возраст — это юность и каждый ребенок. Мой возраст — пять.

Она подхватилась с места, быстро принесла из другой комнаты и выложила на стол пять кубиков. Небольших, как кубик Рубика, только молочно-белых, чуть светящихся изнутри. Пинги тут же заскочила на стол и схватила один.

— Ах ты, воришка! А ну поставь! — воскликнула Ингара и грозно глянула на зверушку, та испугано прижалась к столу и лапы от кубиков убрала. Ингара посетовала и продолжила: — Вот прибьётся же к дому, не отвадишь потом. Ладно, смотри, это моя юность. — И подвинула первый кубик к Эрасте, и из него, будто туман, заструились голографические картинки: Ингара маленькая, постарше, с оружием и без, ещё старше, взрослая. — А вот моя первая дочь.

Перед Эрастой — второй кубик, и снова поток голографических картинок: младенец, девочка, подросток, девушка. Похжа на Ингару фигурой, цветом волос, разрезом глаз.

— Потом был сын. Но это не интересно, — следующий кубик отодвигается в сторону, а придвигается ещё один, четвертый. — Вот ещё одна дочь.

Снова картинки, но девочка уже другая — тоньше, выше, смешливее, на всех изображениях улыбается или смеется. А Ингара с грустью смотрит на бегущие картинки, подперев рукой щеку.

— Не самая удачная девочка, не боец, всё бы ей книжки, поизучать что-нибудь, попутешествовать. Да и жидковата для хорошей драки, вся в отца пошла. А вот Юрма! — перед Эрастой становится последний, пятый кубик и начинают мелькать фотографии. Опять младенец, девочка, подросток, девушка. Похожа на первую дочь и на саму Ингару, такая же атлетически сложенная, мускулистая, разве что повыше и потоньше. — Моя гордость!

Картинки исчезли, а Эраста всё ещё сидела застывшая, потрясенная, укладывая в голове информацию.

— Нет. У нас не так, чтобы по очереди.

— А как? — теперь у Ингары глаза — как блюдца, большие, круглые, удивленные.

— Ну как… В семьях сразу по нескольку детей, у кого двое, совсем редко трое или больше, — всё так же, не выходя из ступора, сказала Эраста. Но мысли в голове вертелись быстро, и она тут же задала первый вопрос из целой череды: — А муж? Где твой муж?

Ингара весело рассмеялась:

— Я же сказала: я брала временного. Каждый раз. Забеременела — выставила. Зачем он мне? Всё остальное я и сама могу. А вот Юрма… — и Ингара пригорюнилась. — Юрма себе постоянного хотела. Долго ждала, вот и дождалась своего Андрея.

— Значит, он женился… — медленно проговорила Эраста, наливаясь гневом.

— Ещё нет, — легкомысленно махнула рукой Ингара, — Юрма не беременна пока.

Эраста даже разбираться не хотела, что за глупости с женитьбой и беременностью, а сразу взяла быка за рога.

— Я хочу его видеть. Мне нужно с ним поговорить.

Эраста поднялась, показывая свою решимость. Чуть помедлив, Ингара тоже встала.

— Сестра. Я не знаю, что у вас там, в твоем мире. Твой мальчик молчит об этом, ничего не говорит... Но я проведу тебя, только обещай... Обещай, что не сделаешь беды.

Эраста резко вскинула голову.

— Какой беды?

— Никакой. Он должен быть искренне согласен с тобой. Иначе — это насилие, а у нас насилие над мужчиной недопустимо.

Эраста медленно выдохнула, успокаиваясь. Пинги шмыгнула ей под ноги, обняла хвостом за щиколотку, глянула снизу вверх, будто тоже умоляла быть мягче. Эраста качнула головой, нагнулась и погладила пушистый, как белый одуванчик, мех.

***

Они тихо поднялись по лестнице, прошли к приоткрытым дверям комнаты. Над плечом тихо дышала Ингара. Эраста, увидев Андрея в неширокую щель, застыла.

Он лежал на… Диване? Кровати? Широкой лежанке? В общем, лежал и смотрел куда-то на стену рядом с дверью, и Эрасте было хорошо видно его лицо: спокойное, умиротворенное, расслабленное.

Это ладно — отдыхает человек. Но он лежал в объятиях той самой девицы, Юрмы! Да-да, именно так: он лежал в её объятиях, а не наоборот. И пальцы этой Юрмы перебирали пряди его коротких волос.

Девушка смотрела туда же, куда и Андрей. Может, у них телевизор так высоко на стене висел? Возможно.

— Ну разе они не прелесть? — тихо выдохнула над ухом Ингара.

Юрма повернула голову к Андрею, свободной рукой ухватила его за подбородок и смачно чмокнула в губы, а потом обцеловала ему всё лицо, отстранилась, любуясь. Вытянула губы трубочкой, ещё раз попыталась чмокнуть в губы, но Андрей чуточку увернулся, и поцелуй пришелся в щеку. Юрма прижмурилась, потерлась щекой о его лоб и снова уставилась в стену, ну или в телевизор. А её рука снова продолжила легонько поглаживать голову Андрея, а потом… Потом стала чесать. За ушком, как... как кота. Эрасту словно молния пронзила. А её Андрюша... Он… Он жмурил один глаз, словно… Словно кот Денисовны!

Что-то в душе у Эрасты лопнуло, треснуло, бабахнуло, взорвалось, и она ворвалась в комнату.

— Андрей! — проорала, нависнув над лежащей парочкой. — Да как ты можешь! Как ты!..

Доорать она не успела — Андрей мигом вскочил, закрывая собой Юрму.

— А ну тихо! — гаркнул в ответ, а потом сморщив лоб и вздернув одну бровь, всмотрелся в Эрасту. — Марковна, а ты-то здесь как?.. Что ты тут делаешь?

Эраста вытянулась струной и глянула снизу вверх прямо в лицо Андрею — он был выше её на голову.

— Мальчик мой, — произнесла она тяжело, — Андрюша. Скажи мне, как же твоё спортивное будущее? Тебе же не избежать фанфар, тебя ждет слава! Чемпионский титул!

Лицо Андрея на каждом слове становилось всё жестче и жестче, и на слове «чемпионский» он набычился так, что слова были уже не нужны — ни о каком титуле он не мечтал. Но тут перед Андреем, словно закрывая его собой, ловко втиснулась девица не многим ниже него.

— Это мой муж, сестра, я честно за него расплатилась, ты не имеешь на него прав.

Досадливое от Эрасты: «Подожди, девчонка!» — и ласковое, но торопливое от Андрея: «Подожди, дорогая!» — прозвучали одновременно, и вот снова они друг против друга, глаза в глаза.

— Андрюша, сколько сил мы с тобой вложили, — тихо, с присвистом начала Эраста, — в твои успехи, в твои достижения! Сколько нервов, сколько пота и крови! В юниорах у тебя шанс взять золото огромен. А ведь ещё год, и ты в другой возрастной категории! И на что ты меняешь свой успех?! На бабу?

— Марковна, это мои тренировки и мой пот, слышишь?! Мои! И мне решать, как ими распорядиться! — проорал Андрей.

— Да я из тебя человека сделала! — почти кричала Эраста, приблизив своё лицо к лицу Андрея так, что видела каждую пору на его носу. — Ты был слабаком, слюнтяем и плаксой, а вырос мужчиной, мужиком! И променяешь это на роль домашней зверушки?!

Андрей зло улыбнулся и мягко оттолкнул от себя Эрасту.

— А ты, Марковна, хоть раз спросила меня: хочу ли я быть мужиком? Или, может, мне нравится быть домашней зверушкой?

Эраста дышала так, что, казалось, сейчас взорвется.

— Ты!.. Да ты!.. Она тебя, как кота, за ухом чешет! — совсем по-бабьи взвизгнула Эраста. — Ты с ума сошел?!

— А мне нра! Вит! Ся! — проорал ей в лицо Андрей, рывком завалился обратно на лежанку, увлекая за собой сопротивляющуюся Юрму.

Та кричала: «Давай схватку! Отбери его в бою!» и пыталась вскочить, но Андрей не глядя дернул Юрму за руку, заставляя упасть рядом, подтащил поближе, накинул её руку себе на голову. Юрма зло сверкала глазами на клокочущую гневом Эрасту, но послушно обняла своего мужчину, поудобнее устраивая его голову у себя подмышкой.

Андрей снова смотрел на стену, злобно и решительно. Там и в самом деле мелькали картинки, только без телевизора, сразу на стене. Нервным движением он нащупал руку Юрмы и положил себе на голову, чеши мол, не отвлекайся. И та повернулась к нему, нежно коснулась его лба губами, мягко улыбнулась и прижалась щекой.

С лица Андрея медленно стаивала злость и решительность, а Ингара мягко, но крепко ухватила беззвучно клокочущую Эрасту за локоть и потянула из комнаты.

***

Минутой позже Эраста, словно бешеный зверь по клетке, металась по гостиной на нижнем этаже. Заламывала руки, скрипела зубами и, запрокинув голову к потолку, зарывалась пальцами в свои короткие волосы, хваталась за лицо. И металась, металась, металась… Когда гнев чуть приутих, упала на стул и уткнулась лицом в ладони.

— Сколько лет, сколько лет я им отдала, — послышалось её невнятное. — Сколько лет, сколько сил!.. И вот благодарность!

На её плечо вскочила пинги, уперлась задними лапами поудобнее, а передними принялась копаться в волосах Эрасты, что-то вынюхивая, а потом опять распрямляясь и глядя по сторонам круглыми удивленными глазами. Эраста, осторожно придержав зверька, подняла лицо, и красными, заплаканными глазами уставалась на Ингару.

— Да я жила только ими, их успехами! От победы к победе! А они… А он… — и снова закрыла лицо руками.

Ингара подвинула свой стул поближе к её, приобняла за плечи.

— Сестра, какой твой возраст? Заведи ещё одного!

Эраста обернулась к Ингаре.

— Мне шестьдесят пять, в спортшколе гонят на пенсию, сказали, что больше не дадут воспитанников. А у меня — только они и спорт. Как я уйду на пенсию?! У соседки моей, Денисовны, хотя бы кошки есть!.. — и она схватила пинги, смотревшую на неё всё теми же круглыми удивленными глазами, обняла и уткнулась в её мех, давя рыдания.

— Сестра, сестра, — гладила её по плечу Ингара, — послушай. Что года? Пыль! Ты возраст считай. Мои года побольше твоих, а я скоро снова возьму временного мужа. Потому что мой возраст — пять. А я хочу шесть. Ты бьёшься хорошо, сына вот какого вырастила, наши так не умеют: и чтобы боец, и чтобы ласковый.

— Не сын он мне. Воспитанник. Я лишь тренер, — шмыгала в пушистый мех Эраста. — Родители давно махнули на него рукой. А я его вырастила, считай, вот этими руками! — она вытянула вперед руки со зверушкой.

— Еще вырастишь, — уговаривала Ингара, всё шире улыбаясь. — Родишь и вырастишь. Такой боец, как ты, нам тут очень пригодится, ещё и воспитывать умеешь. Оставайся.

Эраста замерла, поверх пинги глядя на Ингару расширенными глазами.

— Родить?

Ингара кивнула, улыбаясь.

— А если не получится?

— Воспитывать будешь, вот хотя бы дочерей Юрмы и твоего Андрюши.

Эраста задумчиво уставилась в окно. А ведь если… И правда… Родить? Должно произойти чудо, но… Она глянула на Ингару. Кто знает этот мир? А вдруг и правда получится? Зверек в руках закопошился, устраиваясь поудобнее, обвил гибким хвостом её запястье. А если чуда не случится, так она себе таких вот пинги заведет, и станет их тренировать, то есть дрессировать.

— Не получится, — вскинула она голову и устало посмотрела на Ингару.

— Почему?

— Мне надо вернуться или меня развеют. Кто добровольно согласится уйти в другой мир вместо меня? Там такие сидят, в нашей конторе по перемещению… — и Эраста передернулась, вспомнив зубы и пальцы старорежимного и глаза котоподобного.

Ингара чуть нахмурилась, а потом громко расхохоталась.

— Вот хорошее приключение будет моей средней дочери! Как раз по ней. Новый мир — и исследование, и путешествие одновременно! — и радостно подмигнула Эрасте. — Оставайся, сестра!

Пинги проснулась, подняла мордочку и недовольно зашипела на Ингару — не кричи, мол, спать не даешь. Лизнула палец Эрнесты и опять свернулась в её ладонях. По щеке Эрасты Марковны скатилась слезинка, и она, глядя на Ингару с недоверием, спросила:

— Твоя дочь заменит меня в моём мире?

— Да с превеликим удовольствием! — Ингара опять рассмеялась — кажется, перспектива отправить неудачную дочь подальше, её не пугала.

Эраста медленно, всё ещё не полностью веря в происходящее, пробормотала:

— Ну раз так… Тогда хорошо, тогда остаюсь. Да и жаль бросать зверюшку. — Вздохнула, глянула на потолок и добавила: — И Андрюшку тоже жаль бросать.