Вернуться

Тот случай стал для нас знаковым. Мы и раньше ругались из-за пустяков, но именно тогда вдруг отчетливо стало понятно насколько мы разные, не похожие друг на друга.

— Что теперь сделаешь? Выкинуть и дело с концом.

Федор возвышался над нами на две головы, не меньше. В нашей компании он всегда был лидером. Когда возраст один и класс один все решают габариты. В любом другом случае никто не рискнул бы с ним спорить, но тут нашла коса на камень. С момента, когда мы нашли растерзанного котенка, Сашка ревел белугой, размазывая слезы и сопли кулаком по чумазой физии, а после Федькиных слов хлюпнул носом пару раз и притих.

Я с удивлением наблюдал, как изменилось его лицо, всегда приветливое, живое, слегка туповатое из-за вечной полуулыбки — оно осунулось, вытянулось. Кожа плотно обтянула скулы и подбородок, а из-под белесых бровей взглянули пристально синие глаза. Помнится, я первым начал дразнить его «голубоглазкой», оно и понятно, цвет Сашкиных глаз сочный, нежно голубой, точь-в-точь мамкина стеклянная ваза для цветов. Сейчас же небеса радужки потемнели, налились предгрозовой тяжестью, обещая знатную непогоду в летний день.

— Его похоронить надо, — процедил Сашка, едва раздвигая губы.

Наверное, он ждал отпора с нашей стороны, и заранее приготовился, чуть ли не силой, отбивать тщедушное тело котенка. Я равнодушно пожал плечами. Пусть делает с тушкой что хочет, хоть мумию, хоть самолетик — не жалко. Котят по двору бегает видимо-невидимо. Сердобольные бабульки со второго подъезда Федькиного дома подкармливают кошек, вот те и плодятся как оголтелые.

Что до растерзанного котенка — есть несколько подозрений, например, прямо под нами живет Степан Савельич, у него доберман. Псина злая и злопамятная, вся в хозяина, который, кстати, не чурается травить не только кошек.

«Это же шутка была. Просто шутка», — сказал он маме, когда она из окна углядела непорядок и выскочила во двор с криками про милицию. Мы тогда здорово камнями отбивались, засев на крыше беседки, словно настоящие первопроходцы в джунглях от хищников. Но и досталось нам неплохо. Сашке еще и за порванные штаны дома влетело.

— Дело твое, хочешь — хорони, — Федька бросил взгляд на меня, на насупленного Сашку, в сторону, тоже пожал плечами и еще раз поддел носком кроссовка мертвое тело. — Что за радость в грязи мараться? Было б ради чего...

Сашка сглотнул, и, уже не обращая на нас внимания, схватил трупик на руки, потащил к кустам. На песке остался бурый след с клоками серой шерсти, мяса и дымчатого пуха. Я невольно отряхнул пыльные ладони. Федор прав, стоит ли мараться? Все равно глубоко не зарыть: или бродячие собаки откопают, или помойные птицы исклюют, так зачем?

Но к кустам мы все же подошли. Вначале просто посмотреть, как глубоко собрался копать Сашка, не имея инструментов, веткой разрыхляя твердую землю и руками загребая ее в сторону, а потом и вовсе принялись давать советы. Я даже сбегал и принес кусок серого шифера, сколотого с крыши беседки. Его приспособили вместо совка, работа пошла быстрее, и мы поспорили, шифер это или черепица. В общем, едва наметившийся бунт затих, когда за нашими спинами прозвучал посторонний голос.

— Ребята, что вы тут делаете?

Обернулись синхронно, как по команде. Федька нахмурился, скрестил руки на груди и буркнул что-то вроде: «Не ваше дело», но очень тихо и, на всякий случай, неразборчиво.

Я сделал шаг в сторону — тетка местная, сейчас как поднимет хай, что мы подкапываем ее «родимые» кустики, разоряем цветник и нарушаем «экологию» двора! Знаю таких. Живут, словно помещики-землевладельцы, копают грядки в общественных местах. Их папа захватчиками зовет, говорит, если они где-то вскопали, что-то посадили, вроде как из благих побуждений, для красоты, нипочем потом не докажешь, что двор общий: «тут не ходи», «цветы не рви», «а ты их сажал?». Короче, проще не связываться.

В который раз за сегодня меня удивил Сашка. Он с упрямством золотоискателя продолжал копать яму, а когда на острое плечо легла рука — тетка требовала внимания — громко и четко произнес: «Не мешайте, пожалуйста. Могилу копаем».

Не-е, я бы так не смог. Определенно.

Как ни странно, тетка шум не подняла, а после Сашкиных слов и вовсе наклонилась до самой земли, зашептала что-то над трупиком — что именно, мне не удалось расслышать, как я и не напрягал слух — замахала костлявыми руками. Мы застыли от удивления. Еще раз окинула нас взглядом, порылась в необъятном бауле и вручила каждому по конфете. Хмыкнула, двинулась в сторону дороги и уже на полпути повернулась, обращаясь к Сашке. К слову, вид у него был ошарашенный: рот раскрыт, глаза вытаращенные, конфета в испачканном кулаке зажата, крепко, как рукоять гранаты на физкультуре — вот-вот кинет вслед.

— Вы котенка-то не хороните. Прежде убедитесь, что мертвый он, — и подмигнула.

Федор с лица спал, побелел. Сашкины колени тряслись, сам видел. М-да, думаю я тогда тоже офонарел ничуть не меньше. Первым в себя пришел Федька.

— Алкоголичка старая. Пропьют весь мозг и туда же, к детям.

«Детей» мы проигнорировали и даже Федора не поддели, ясно ведь, слова кого-то из родителей повторяет, один в один.

— Жуть, — выдохнул я.

— Что шептала-то, слышал кто?

Никто не слышал, но мнения разделились.

— Ведьма, — уверял Сашка. — Из тех, что по телевизору показывают. Как пить дать, ведьма! Во-он глазищи-то какие и одежда черная. Живет по соседству, ни с кем не общается. Родственников нет. Соседи чураются, говорят, больная на всю голову.

— Мозги пропила, — стоял на своем Федор.

— Я бы теперь, Шурик, этого котенка ни в жизнь не тронул, — показал я на трупик рядом с ямой. — А яма-то приличная, ничего себе мы постарались. Из такой вороны вытащить не сумеют, да и не каждая собака откопает, наверное, — заметил вслух.

— Не-е, собаки все равно разроют. По любому, — авторитетно заявил Федор и сбросил фантик в свежевскопанную могилу. Конфету в рот он засунул целиком, отчего говорить больше не смог, только мычал и активно жестикулировал.

— Вкусная? — спросил я, пытаясь что-то понять из его мычания.

— Шоколадная, — за него ответил Сашка.

Свою конфету он развернул и аккуратно откусил кусочек. Я есть «подарок» не торопился. Мне пришло на ум, что нас частенько предупреждают ничего не брать от посторонних, особенно съедобные вещи: конфеты, печенье, пряники. Не то, чтобы я такой послушный и всегда делаю то, что велят, но... Черт его знает, а если и правда ведьма? Надо подождать, пока Федор прожует и проглотит. Посмотрю, как ему будет после, вдруг в кого превратится?

Вот было бы здорово! Федька целиком в лягушку — он всю конфету съел. Сашка отрастит жабьи лапки или покроется бородавками — он ведь только попробовал. Я чуть не ляпнул это вслух, но прикусил язык. За такое можно и по шее схлопотать, по крайней мере, от Федора. Конфета начала таять в руках, и я сунул ее в карман шорт. Все-таки странная тетка, немолодая уже, может и правда того? С головой не дружит?

— Так что с котенком делать будем?

— Глупо бросать, могилу-то выкопали, — вздохнул Сашка.

Я его понимал. Столько трудиться и зря? Предложил было подцепить трупик веткой, сбросить в яму и засыпать, но Сашка вдруг изменился в лице, вздохнул судорожно — все, сейчас полезут бородавки! — и прижал ладони к мертвому изуродованному телу котенка. Показалось или пальцы и впрямь светились? Не знаю. Я забыл, как дышать, стоял и смотрел, один в один статуя.

Зато когда крохотное тельце под Сашкиными руками забилось, задергалось и вдруг стало подниматься, неуверенно, рывками, я заорал. Заорал так, что, наверное, не осталось во дворе ни одной квартиры, ни одного человека, кто не услышал, кого не настиг мой вопль. Я кричал, пока не кончился воздух в легких, а лицо не свело судорогой.

В наступившей тишине, гулкой, всеобъемлющей, жалобное «мяу» прозвучало набатом.

Только в фильмах люди со сверх-способностями становятся всемирно известны и немыслимо богаты. Только в детских книжках про волшебство за тобой вдруг является волосатый громила и забирает в Хогвардс. В жизни же вы всегда получаете ремня. Без вариантов.

Но расскажу по порядку: вначале на мой крик сбежалась уйма народу. Суббота, лето, выходной день, кто не на даче, тот дома, в общем, не повезло. Когда наши мамы разобрались, что ничего страшного не произошло, все руки-ноги на месте, Федор схлопотал первую затрещину.

В этот момент каждый из нас осознал, что честно рассказывать историю про ведьму, конфеты и мертвого ожившего котенка смысла не имеет — нам просто никто не поверит, и мы начали плести, кто во что горазд. Я — про мужика педофила, разгуливающего по двору, пристающего к детям и попытавшегося ущипнуть меня за задницу. Федька — про старуху-алкоголичку, кидающуюся мертвыми котятами. Только Сашка долго молчал и смотрел на собственные руки, к слову, самые обычные, к тому же грязные, в земле по локоть, а потом вдруг попытался сказать матери правду. Которую она, как и предполагалось, не оценила. Второй подзатыльник.

Поверили только мне. Видимо, уж очень громко я орал и слишком испуганным выглядел. Еще бы мне не быть испуганным! Пока шел разбор полетов я ни на секунду не выпускал из виду доходягу-котенка. Живой полутруп, с ошметками мяса на боках отполз в сторону качелей, удачно лавируя между ногами и улегся в песке, как ни в чем не бывало, принялся вылизываться. Что тут скажешь, пациент скорее жив, чем мертв. Попыток укусить кого-нибудь за голые лодыжки, полакомиться человечиной я не заметил, а, значит, зомби-апокалипсис локального масштаба отменяется, и то славно.

Энтузиасты обежали двор в поисках педофила. Мамы поругались, выясняя «кто виноват», «что делать» и кто на кого плохо влияет. По всему выходило, что в каждом из нас сидит и ждет своего часа хулиган, наркоман и будущий преступник-террорист, оградить от которого собственное чадо можно лишь домашним арестом на весь день. Ничего не поделаешь, мамы они такие.

Я в такие моменты стараюсь вести себя ниже травы тише воды. Кому охота стоять в углу? Ну докажешь ты, что прав, разве от этого легче? Уж лучше не спорить, молчать, кивать, глядишь и пронесет. Поэтому покорно побрел домой следом за матерью, послушно опустив голову. Лишь на выразительный Федькин жест в сторону качелей кивнул глазами: «Завтра поговорим». Очень хотелось хоть пару слов сказать Сашке, расспросить, прямо распирало, но я сдержался. Лишь руки сжал в кулаки и засунул поглубже в карманы.

И не видать бы нам друг друга до скончания веков (до конца августа уж точно!), но назавтра случилось воскресенье. Как-то само сошлось: лето, воскресный день, солнышко.

А всем известно, что нет ничего страшнее для родителей, чем дети, запертые в квартире в выходной, да еще и когда за окном хорошая погода. Мы же, по мнению взрослых, словно дикие звери в клетке, в четырех стенах, только и ждем, когда нас выпустят на волю. Энергия переполняет, кипит! Руки-ноги ходуном ходят. Прыгаешь на месте и не замечаешь даже.

Летом даже солнце с нами заодно — не садится толком, а присядет на минутку передохнуть и вот уже тут как тут, готово шалить до вечера. А вот настенные часы, наоборот, страшный враг номер один! Врут коварные. Нагло врут!

Я часов с пяти ворочался. Все тело аж чесалось и зудело, требуя движения. Не помогала даже магия ковра на стене — обычно я чертил по нему пальцем, следуя за волнистыми узорами, да сам не замечал, как веки наливались тяжестью.

Но нет, сегодня мысли были там, во дворе, рядом с внезапно ожившим котенком. Что это было? Неужели и впрямь магия? А если у Сашки магия, то может и у нас?..

«Конфета! Та самая, что бабка-ведьма дала! В ней-то все дело, точно, и никак иначе!».

Я потянулся к стулу, на который вчера кое-как бросил одежду. Мысль: «А вдруг потерял?» обожгла и тут же окатила холодным потом. Пальцы торопливо нащупали заветный карман, забрались в ткань, потянули и вытащили шелестящий трофей.

«Не потерял. На месте».

Но есть не спешил. Тут ведь вот какое дело. Вдруг волшебная конфета магию дает, которую в тот момент загадаешь? Сашка ведь котенка спасти хотел? Хотел. Заметил я как он кулаки сжимал, до белизны, до хруста, а я ведь еще ничего не загадал, не определился! Да и у Федьки пока никакой магии не видел. Надо посмотреть, он всегда что-то интересное придумывает. Обидно будет, если я ему проиграю. Шанс ведь редкий, на всю жизнь один такой.

Наконец закончились мои мучения — мама проснулась. Еще немного подождал и — ура! — позвала завтракать. Почистил зубы кое-как, умылся, чуть ли не с головой залезая под кран, отфыркиваясь. Наскоро запихнул в себя кашу с бутербродом с маслом, запил сладким чаем и попросился погулять.

— Только осторожнее, — сказала мама и выдохнула, как мне показалось, с облегчением. Я послушно кивнул.

На улице — никого из друзей. Ожидаемо. Федьки нет, а Сашка вообще соня, спит до обеда, не добудишься его в выходные. На асфальте классики, нарисованные мелом — я пропрыгал до конца, наступил на огонь и закрутил головой, оглядываясь: не видел ли кто? Засмеют.

Но нет, на лавочке пара старух — древних, как пирамиды Хеопса, заняты местными сплетнями. Степан Савельич добермана выгуливает в детской песочнице — я шарахнулся от обоих подальше, на всякий случай.

Дошел до садика, залез на деревянный забор. Прошел, махая руками в стороны, изо всех сил стараясь удержать равновесие — мы часто так ходим, воспитываем в себе космонавтов. «Вестибулярный аппарат надо развивать», — Федор подстегивал нас с Сашкой бегать по доскам, шириной с ладонь. Остановился перед гвоздем — о него я порвал штаны неделю назад, мама так ругалась! — сел и приготовился ждать. Отсюда, в проеме между домов было видно оба подъезда, и Сашки, и Федора. Если кто-то из них выйдет — я сразу увижу.

Первым, как ни странно, появился Сашка. Вышел, настороженно оглядываясь по сторонам. То ли нас искал, то ли просто ожидал неприятностей. Вид у него был бледный, сонный и какой-то взлохмаченный. Я сунул пальцы колечком в рот и свистнул что есть мочи. Сашка вздрогнул, помахал и пошел навстречу. Я спрыгнул с забора и поспешил к нему.

— Здорова!

— Привет!

Мы оба помялись, словно не знали — сразу обсуждать вчерашнее или подождать более удобного случая.

— У меня тут... вот...

Сашка достал из кармана складной ножичек. Я кивнул. Не сговариваясь мы потопали в сторону Федькиного дома и встали на земле под его окнами. Во-первых, здесь никогда не было клумб — почему-то в этом подъезде «захватчиков» не нашлось — и играть в ножички никто не мешал. Во-вторых, мы, должно быть, решили, что даже если Федька спит, то наши вопли его точно разбудят. Поэтому говорили громко, смеялись во весь голос и вопили друг на друга от души.

— Да чё вы орете-то?

Федька появился на балконе, когда мы о нем уже благополучно забыли. Я почти выиграл — захватил весь очерченный на земле круг, и Сашке приходилось стоять на одной ноге.

— Федя, выходи гулять! — Сашка запрокинул голову наверх, крикнул и чуть не свалился на землю.

— Ну-у, не знаю-ю... — пробурчал неразборчиво Федор и надолго потерялся в глубине квартиры.

Должно быть его все-таки закрыли под домашний арест после вчерашнего. Кто ж в таком признается? Тем более открыто и на весь двор. Тут только терпеть, как граф Монте-Кристо, молча и с гордо поднятой головой.

Кстати, про терпеть. Пить хотелось страшно, солнце палило. Сознаюсь, я порадовался, когда Сашка вынес ножичек — свой я забыл и был уверен, что стоит зайти домой «на секундочку», как меня тоже запрут и уже не отпустят.

Затем Федор снова появился на балконе. Сперва он просто глядел на нас, сверху вниз, с хмурым видом, а затем принялся кидать всякую ерунду: какие-то огрызки, фантики, воду в пакете. Я и сам порой люблю так баловаться. Нравится мне смотреть как что-то падает с высоты и, конечно, не безвредные бумажные самолетики — а что потяжелее. Чтобы с последствиями, с громким звуком, с брызгами и матом прохожих. Душа порой требует грохота, шума, переполоха. Большого смачного «БДЫЩЬ!» об асфальт. Но сейчас-то внизу мы!

— Дурак! — прокричал я Федору и потянул Сашку в сторону.

Никакой он не граф Монте-Кристо! Гусь он! Лапчатый!

На асфальте девчонки постарше прыгали через резиночку. Юбка той, что в середине, взлетала вверх, оголяя загорелые стройные ноги в сандаликах и белых гольфах. Завораживающее зрелище.

— Как думаешь, магия из-за конфеты появилась?

— Наверное.

Сашка пожал плечами и улыбнулся. В этот момент я так ему завидовал, что так бы и стукнул, ей богу! Лыбится он. Счастливый!

— Ты это... пробовал еще?

Вместо ответа он кивнул, а затем быстрым движением оттер нож от земли о рукав (как в боевике! Очень крутой жест получился!) и провел лезвием по ладони. Я вздрогнул, когда на бледной коже выступила кровь.

— Ты что! Сдурел!

— Да не бойся ты, я вчера весь вечер так делал!

Он убрал нож в карман, а затем прижал ладонь к порезу. Небольшое свечение и на ладони не осталось и следа. Все-таки магия! Настоящая!

— Клёво!

Я задрожал от предвкушения. Хотелось съесть свою конфету прямо здесь и сейчас. И только мысль о том, что волшебство может быть разным меня останавливало. Нужен Федор! Нужно узнать какие способности появились у него!

Кажется, я произнес это вслух, потому что Сашка согласно закивал. И я решился.

Чужой подъезд встретил нас холодом и неприятным запахом — здешний подвал облюбовали кошки. Поднимаясь на Федькин этаж, я загадал, что если успею шагнуть через ступеньку быстрее, чем Сашка позади меня, то все получится. Потом загадал забежать быстрее на целый пролет. На самом деле я ничем не рисковал — Сашка никогда не отличался рекордами, и из нас троих был физически самым слабым, но все равно победа меня вдохновила. Я ведь мог и запнуться, а раз нет, то удача на нашей стороне?

Нужная дверь, обитая дерматином. Сперва мы по очереди нажимали на звонок и пришли к выводу, что он сломан. Тишина. Стучаться было как-то боязно, но все-таки любопытство победило.

Дверь нам открыл сам Федор, сразу же, словно все пять минут, что мы топтались по эту сторону, он ждал и смотрел в глазок.

— Ну?

Как много вопросов можно выразить одним словом! В ответ Федор улыбался, знакомой ухмылочкой, что ни о чем не говорило. Я же смотрел ему в глаза, где не заметил ни страха, ни сомнений. Значит, у него тоже есть магия! Черт!

Если бы он только хотел сделать вид, я бы заметил, но нет, он и правда улыбался. Уверенно. Победно.

— Ну давай, показывай! — взвыл я от нетерпения, но Федор лишь махнул головой.

И закрыл дверь. Я прижал ухо к мягкому холодному дерматину, пытаясь услышать, что же творится в квартире, но голоса звучали неразборчиво.

— Думаешь, отпустят? — Сашка переминался с ноги на ногу, словно хотел в туалет.

— Не знаю.

— Я писать хочу, — признался Сашка, и мы потопали вниз, на улицу.

— Домой нельзя. Запрут.

С этими словами я запихнул друга в кусты у подъезда, а сам встал «на стреме», косясь вверх и в сторону: на небо без облачка, на подъездный козырек.

В прошлом году я с него упал, с козырька этого. Нога соскользнула. Сам не заметил, как оказался внизу, да так неудачно приземлился, что ободрал локоть в кровь и сломал руку. Рука бы может и срослась, сама как-нибудь, потихоньку, но крови было много, и мы тогда не на шутку испугались. Пришлось признаваться матери и ходить по врачам. Вот бы где способности Сашки пригодились!

— Сашка! — завопил я, стоило другу вылезти из кустов. — А старые раны ты лечишь?

— Не знаю. Н-наверное.

— Помнишь, как я тут свалился? Ну-ка, давай! Включай волшебство!

Сашка послушно прижал ладони к моей руке. Свет, если и появился, то совсем слабый, едва заметный, а может и вовсе почудился.

— Ну как? Есть эффект?

— Непонятно, — я вздохнул. Долго там еще Федор? Аж зубы сводит от любопытства уже! — Саш, а ты теперь кем будешь? Ну, в будущем?

Спросил и попытался представить. Никто из знакомых мне супергероев не обладал силой исцеления: ни Бэтмен, ни Человек-паук, ни Черный плащ. Каково это? Стать супергероем в реальности? Еще и с такой силой?

— Врачом, н-наверное. — Я заметил, что скромный тихий Саша иногда слегка запинается. Тем удивительнее как он тетку-ведьму отшил! Ни один мускул не дрогнул. — Бабушке понравится.

Врачей я не любил, о чем сразу же сказал Саше. Больше всего зубных. Ненавидел просто.

И тут из подъезда вывалился Федор. Был он запыхавшийся, злой и почему-то с пакетом.

— За хлебом отправили, — Федор показательно закатил глаза.

Ну хоть так. Я был бы рад, выскочи он из дома даже мусор вынести.

— Показывай, ну!

— Только со двора выйдем...

Нас захватило возбуждение. Наверное, магия друга сильна настолько, что ей требовалось пространство?

— Чур, только не ядерный взрыв! — пошутил Саша. Он улыбался, но смотрел настороженно, словно и впрямь подозревал в Федоре столь разрушительную силу. И не зря.

Стоило нам выйти со своего двора и приблизиться к ларьку в соседнем, как Федор покрутил головой, оглядываясь. Сосредоточился, сложил пальцы пистолетом и направил «оружие» на мусорное ведро у чужого подъезда. «БАХ!» И мусорка буквально взлетела на воздух, разбрасывая по округе содержимое. Я вздрогнул и застыл. Сашка больно врезался мне в спину.

— Ты... ты так давно можешь?

— Со вчера.

Федор самодовольно ухмылялся и делал вид, что дует на «дуло». Затем снова сделал «БАХ!» и рядом рухнула, как подкошенная скамейка. Кот, сидевший на ней, сиганул прочь.

— Осторожнее!

Сашка сбегал посмотреть в порядке ли он, но здорового котяры и след простыл. В подвал залез, наверное. Я же подошел к скамейке и присел на корточки. Деревянная ножка сруба была гладко срезана, словно лазерным ножом. Ничего себе!

— Какую толщину пробивает?

— Дерево точно берет. С железом не пробовал еще, — самодовольно улыбался Федор, — но наверняка тоже.

Вернулся Сашка, и мы втроем синхронно закрутили головами в поисках «что бы еще разломать». Вначале наш выбор пал на бетонный столб, но на нем были провода. Взгляд проследил их до трансформаторной будки с надписью: «Не влезай. Убьет».

Дверь была железная.

— Слабо?

Федор смахнул невидимую пылинку с плеча, вышел вперед, широко расправив плечи, выпятив грудь и повторяя расхлебанную походку героя крутого вестерна.

«БАХ!» «БАХ!» «БАХ!»

Три дырки размером с палец прошили железную дверь насквозь. Я поковырял их, затем заглянул вовнутрь, но в будке было темно и ничего не видно.

— Круто!

Снова захотелось съесть конфету, прямо сейчас, пока мы вместе. Пока я могу похвастаться перед друзьями своей собственной силой, какой бы она ни была. Зубы заныли в предвкушении сладкого. Я вытащил шелестящий подарок из кармана, сжал в ладони, развернул.

Какая она? Моя магия?

За окном стремительно темнеет. Это только в детстве день длиться бесконечно, — целая жизнь полная событий. Медленное, текучее время. Становишься старше и остается только удивляться тому, как быстро теперь оно летит. Вот и очередной день пролетел, как и не было.

Вздыхаю. Пора! Воздух словно застыл, наэлектризованный.

Разминаю пальцы — сухие, морщинистые, скованные артритом, они почти не слушаются. Моргаю. Перед глазами радугой расплываются цветные пятна. Тру болезненно-ноющий локоть — ломит старый перелом, значит, будет дождь. В этот раз надо не забыть, попросить Сашку вылечить. Сашка. Федор. Нас давно раскидало в нынешнем пространстве. Сашки уже и вовсе нет в живых. Да и я...

Пора. Определенно.

— Возврат!

Солнце ослепило. Обожгло нос, щеки и голые коленки. Мир словно сделал кульбит и застыл, слегка покачиваясь. Запах свежескошенной травы ворвался в ноздри.

— Что теперь сделаешь? Выкинуть и дело с концом.

Федор. Сашка. Детство. Счастье.

Все заново.

Все-таки моя сила самая-самая! Но о ней я никому не расскажу.