верные друзья

Эпизод первый. Как я уволился

Мой адвокат, мой верный друг, потребовал для меня высшей меры. Зал ахнул.

Перегибов дал указание и вышел.

Я молчал.

У Аллочки волосы дыбом. Кошкина пожаловалась на плохое самочувствие и дурную международную обстановку. Собакин копался в ящике письменного стола без определенной цели. Птичкина высморкалась. «Ну, хватит», – сказал Абрикосов, мол, больше терпеть нет сил. Из этого ничего не последовало.

Я молчал.

Высшая мера назначена мне за то, что я вырезал из бумаги буквы: три «с» и одну «р», и сложил из них слово. Да, я за СССР, а мой адвокат против. До поры я тоже был против, но теперь не против.

Я молчал и составлял мысленно свой «список кораблей»: Орлова, Тузиков, Кронштадтский, Неупоев, Семенов, Могила, Суматохина…

Суматохина получала кленовые листья вместо писем и ненавидела почтальона. Она обратилась ко всем: «Завтра минус». Ей поверили.

Я молчал.

Не плевать против ветра посоветовал мне, кажется, Атлантов.

– Что это вы себе позволяете – ставить всем в нашем учреждении подножки! Поезжайте-ка лучше в Вербилки и купите нам на восьмое марта фарфора. Обожаю ихних снегирей, – отвлеклась Аллочка от зеркала, начесывая волосы.

– Зря вы так, Аллочка. Володенька у нас бесценный, – сказал Неупоев, приготовившись убить муху, севшую на кульман.

Я немного ожил: только не электростул, лучше пуля.

Мне улыбнулась Лилия. Она попугай известный, но вот изрекла наконец собственную мысль: «Я ждала и верила сердцу вопреки».

Я промолчал.

– С приездом, любимый.

Я промолчал.

– Какой неловкий.

Я готов был вскочить со стула, но удержался.

– У вас с Могилой одинаковые галстуки.

Перед смертью все можно, и пусть Лилия будет той последней сигаретой. Но я сник, подумав, что ее же надо раздевать. Вот бы она вошла уже голой.

– Эрих – всего лишь ремарка, – отодвинула она книгу и села на стол.

Лилия – подножка от Создателя, привет от Адама. Что ждет меня, если не расстреляют? Повышение в должности. Там, глядишь, министерство шахматной промышленности замаячит и так далее, пока не станешь Генеральным, и в твоей власти будет переделать страну по своим лекалам.

– Лилия, давайте трахнемся, – предложил я.

Немая сцена.

Лилия расплакалась и убежала. Наши зароптали: это уж слишком, в нерабочее время, пожалуйста, а так это уж слишком!

Прибежала Сто Процентов, чтобы объявить: «Приехал!»

В тот день я написал заявление об увольнении.

Эпизод второй. Пятнадцать лет спустя

Юра не стал великим режиссером, мой адвокат Валера – министром, я – чиновником. Мы уже не мальчики, но и не старые, гуляками остались заядлыми. А встретиться никак не получалось. В последний раз назначили день, забили: точно, железно. Но не срослось, хотя причина была веская – отметить наше с Фелицатой пятнадцатилетнее житие. В тот день я обнаружил в почтовом ящике пустую пачку сигарет.

Тучи сгущались. На следующий день пришла повестка в суд, куда я должен был явиться в качестве свидетеля. А вечером ко мне подъехали парни и попросили изменить свои показания за кругленькую сумму. Я согласился. От меня требовалось, чтобы я отказался от своих показаний, мол, я не могу утверждать, что меня ударил именно обвиняемый, да и все. Молодой человек отделался условным сроком. На следующий день парни приехали забрать деньги. А на следующий мы с Фелицатой обнаружили в доме тараканов. Моя Фелицата чуть в обморок не упала: «Тараканы… у меня!» А на следующий день нас затопили соседи сверху. Без звонка завалился Валера и все рассказывал про нежную шейку и чистые ушки своей очередной возлюбленной. Он посочувствовал нашему горю и был таков. Следом без звонка заявился Юра. У него другая проблема – ему жить не хочется. Фелицата устыдила его и сказала, что не надо приходить в чужой дом со своими бедами, и в воспитательных целях послала Юру в хозяйственный магазин купить средство от тараканов.

Протечка от соседей была поводом сделать ремонт на кухне, в туалете и в ванной. Заодно и тараканов победили. В день окончания ремонта к нам в гости пришел Валера с той самой девушкой, у которой нежная шейка и чистые ушки – они поженились. Позвонили «суициднику» Юре, узнать, жив ли. Тьфу-тьфу, живой, пишет сценарий для фильма про молодого человека, подающего надежды. Мы выдохнули. Ключевое слово – «пишет». И если мы, сорокалетние, продолжаем подавать надежды, значит, есть порох в пороховницах. Мы предложили Юре оторваться. Он не дослушал и стал упираться. Я пояснил, что мы, в лице таких-то и таких-то, предлагаем ему оторваться от рукописи и приехать в такой-то ресторан по очень важному поводу, для очень важного дела, секрет он узнает на месте.

Так, за последние пять лет мы, наконец, собрались вместе за одним столом.