Верный пёс Её Высочества

Человек, чья главная сложность в жизни заключается в том, какое платье надеть к долгожданной встрече, несомненно, беззаботный человек.

Лилэй, с раннего утра погруженная в приятные хлопоты о своем внешнем виде, находилась в том пограничном возрасте, когда иные молодые женщины, познав груз житейских забот, а порой и ответственность близящегося материнства, получали право считаться взрослыми. Одурманенная романтическими грёзами принцесса, растимая как капризный цветок под всеобъемлющей опекой венценосного отца и заботливых нянек, сама казалась сущим ребенком.

По случаю ясной погоды обтянутые рисовой бумагой перегородки, отделявшие спальню ее высочества от галереи, были раздвинуты, а окна на самой галерее распахнуты настежь, но даже это не спасало от духоты.

Раскаленный воздух полнился горечью сирени и дурманом свежескошенной травы, к которым примешивался запах лака и краски — слуги перед приездом важного гостя вчера обновляли полы. Королевские карпы в обмелевшем пруду жались ко дну. Дворовый пес забился под кусты и дремал, высунув язык. И даже птицы, утомленные зноем, щебетали редко и неохотно.

В отличие от застывшего в картинном умиротворении сада, в комнате ее высочества бушевал ураган. Растрепанная Лилэй, разметав по полам, подушкам и немногочисленной мебели наряды из дорогого шелка, хваталась то за гребни, то за благовония, то за серьги и не замечала ни жары, ни кружившегося рядом шмеля, принявшего вспыхивавшие на солнце бронзой волосы за диковинный цветок.

Плевал на жару и ее личный телохранитель Джек, и мысли двадцатитрехлетнего стража были не столь радостны, как у его подопечной. А думал он о том, что пройдет немного времени — год или два — и беззаботная девочка, знакомая ему, безвозвратно исчезнет.

Легкие подпрыгивающие шаги сменятся степенной полной королевского достоинства поступью. Бесхитростная живая мордашка спрячется за маской наигранных эмоций: лицемерие — необходимое качество, без которого невозможно выжить среди венценосных особ и их советников. Карие глаза с тонкой золотой каймой, встречавшие каждый день с удивлением, радостью и надеждой, потускнеют, подернутся пеленой тревог и обыденности.

Может быть, нежелание потерять в череде дней солнечную, похожую на мотылька-однодневку девочку и заставляло Джека принимать в копье любое событие или человека, способных ускорить грядущие перемены.

— Джек! Ты вообще слушаешь?!

Лилэй, на секунду прервав хаотичные метания по комнате, замерла напротив стража.

— Ась? Вы что-то хотели, принцесса?

— Я тебя третий раз спрашиваю, какое платье мне выбрать? Красное или синее?

— Синее, — наугад брякнул Джек, думая не о нарядах, а о том, как принцесса забавно морщит нос, когда злится.

— Я в нем выгляжу точно призрак покойной бабушки!

— Возьмите красное.

— Оно слишком вызывающее! Благовоспитанной девице пристало быть скромной и... Принц Галаад не любит синий цвет, — невпопад закончила Лилэй, срываясь с места и заламывая в волнении руки. — Священное пламя, что же мне делать?!

— Выдохнуть и прекратить скакать как ужаленный под хвост кузнечик, — посоветовал с ухмылкой страж. — Его высочество Галаад намерен жениться на троне Эстии. Вы же всего лишь приятное дополнение. Так что даже будь вы страшнее первородной тьмы, это ничего не изменило бы в планах принца.

Вспыхивала Лилэй мгновенно. Залившая щеки и добравшаяся до кончиков ушек краска сделала по-детски пухлое лицо еще милей.

— Галаад совсем не такой! То есть трон его, конечно, интересует, но ведь это естественно для человека его происхождения и честолюбия. А моей руки он просил отнюдь не поэтому!..

Телохранитель скептически изогнул бровь, выразив отношение к пылкой речи Лилэй. Принцесса, чьи доводы разбились, точно капли дождя о камень невозмутимости ее слушателя, осеклась. Сердито топнула ножкой.

— Джек, тебе никто не говорил, что ты злюка и зануда? Поэтому и жены у тебя до сих пор нет!

— Мне достаточно вас, принцесса. К чему создавать самому себе дополнительные проблемы?

Лилэй открыла рот, собираясь в ответ сказать какую-нибудь колкость, но ее оборвал удар гонга.

— Священное пламя! — принцесса заметалась по комнате с удвоенной скоростью, но по-прежнему бестолково. — Галаад здесь! Я должна встретить его! Дона! Где мое красное платье?!

— Красное? — из гардеробной выглянула седовласая придворная дама, прижимавшая к пышной груди ворох ткани канареечного цвета. — Вы же десять минут назад попросили приготовить вам жёлтое?

— Красное! Жёлтое! Любое! Только, пожалуйста, скорее.

Лилэй выхватила наряд, тут же всучила обратно, когда поняла, что неудобно расшнуровывать ворот с занятыми руками. Встав в центре комнаты, потянула надетую на ней домашнюю тогу через голову.

В последнюю секунду опомнилась.

— Джек, отвернись!

Телохранитель пожал плечами и послушно уставился в сторону, давно привыкнув к резвости подопечной. За спиной ворчала Дона, до сих пор не потерявшая надежду привить принцессе хорошие манеры.

— Юная госпожа, да разве так можно! Оголяться! При мужчине-то! Как вам не стыдно?!

— Было бы кого стыдиться! Джек просто пёс моего отца.

— Юная госпожа, нельзя так говорить!

Дона беспомощно посмотрела на телохранителя, безмолвно извиняясь за невоспитанность подопечной. Страж пожал плечами, не видя ничего зазорного в том, чтобы быть псом короля.

Новый удар гонга возвестил об открытии дворцовых ворот.

— Быстрее, Дона. Прошу, поторопись!

Лилэй нетерпеливо пританцовывала на месте, не понимая, что этим только мешает Доне разбираться с многочисленными завязками и застежками.

— Туже! Затяни ещё туже!

— Принцесса, сладости, как я догадываюсь, вы сегодня есть больше не будете? Вам, — Джек, подцепив с блюда рисовую булочку с медом и орехами, критически оценил стиснутую широким поясом талию девицы, — некуда.

— Немедленно положи на место! Это моя любимая, я ее нарочно оставила напоследок... Дона, еще чуть-чуть!

Страж, игнорируя приказ, демонстративно откусил половину, прожевал и заметил:

— А если Дона туже затянет платье, то и дышать вам будет некуда.

— Агрхх... — возмущенно рыкнула принцесса, и испуганная дама поспешно ослабила шнуровки.

Обретя свободу, Лилэй крутанулась перед зеркалом, бросилась прочь из комнаты.

— Юная госпожа, вы забыли...

Что именно забыла принцесса, помешал узнать звон, с которым разбилась задетая ее высочеством ваза.

Распугивая прислугу и едва вписываясь в повороты Лилэй молодой кобылицей пронеслась по коридорам дворца и остановилась только в парадной, опасно навалившись на перила балюстрады — точно она собиралась спрыгнуть к разговаривавшим внизу людям, но помешало неожиданное препятствие.

— Принц Галаад!

Молодой светловолосый мужчина, к которому спешила ее высочество, в настоящий момент что-то многословно доказывал угрюмому старику в мантии королевского совета. Голубые, яркие и ясные, как весеннее небо, глаза азартно щурились, холеное, с нежными, почти девичьими чертами лицо тронул румянец горячности — видно, тема беседы была принцу хорошо знакома и небезразлична.

Советник Рогул выглядел взъерошенным филином, которого потревожили посреди дневного сна. Вцепившись узловатыми пальцами в трость, он зябко кутался в тяжелую мантию, близоруко щурился и отвечал односложно, неохотно выплевывая слова под крючковатый нос.

Лилэй, приподняв юбки, зачастила по лестнице... споткнулась, едва не пересчитав подбородком десяток ступенек. Джек ожидал чего-то подобного и почти подхватил неуклюжую девицу. Но принц успел раньше.

— Милая Лилэй, если будете так спешить, то непременно расшибетесь, оставив многочисленных воздыхателей в волнении о вашем здоровье и в скорби от невозможности насладиться вашим чудесным обществом.

— Принц Галаад, — Лилэй кокетливо отступила на шаг, споткнулась о подол и снова едва не упала. — Простите мою неловкость. Понимаете, я...

— Не сомневаюсь, у вас немало хлопот.

— Ее хлопоты по большей части связаны с вами, принц, — вклинился в разговор страж.

— Джек! — возмущенно пискнула разоблаченная Лилэй, зарделась и неловко оправдалась: — Джек... он...

— Прямолинеен, как всегда, — Галаад дружелюбно кивнул телохранителю: — Рад тебя видеть. Благодарю, что присматриваешь за моей драгоценной Лилэй, пока я отсутствую.

— Благодарю, что отсутствуете, пока я присматриваю за принцессой. Одна она ведёт себя намного тише и рассудительнее.

— Джек! Замолчи!

— Боюсь, моя милая, скорее, солнце взойдет на западе, чем наш Джек научится держать язык за зубами.

Грубость стража Галаад воспринял со свойственной ему благожелательной улыбкой.

— Но некоторых людей мы ценим именно за честность и открытость.

— Принц, мне очень жаль, что я вынужден прервать вашу беседу, — вмешался советник Рогул. — Но хочу напомнить, нас ожидает Его Величество Немир, Король Эстии.

— Идем скорее, — Лилэй потащила Галаада в тронный зал. — Уверена, отец тоже соскучился. Ты так давно не навещал столицу. Все сидишь и сидишь на этом дурацком юге, будто у границы медом намазано!

— Ваше высочество, король приглашал к себе одного принца и только его, — вмешался советник. — Я вынужден просить вас остаться здесь.

— Глупости какие! — возмутилась девица, но вспомнив, что советник Рогул и легкомыслие — понятия несовместимые, обиженно надула губки. — Почему мне нельзя пойти?! Это нечестно!

— Мы с вашим отцом будем говорить о политике, милая Лилэй, исключительно о скучной и глупой политике, — принц неохотно отпустил руку невесты. — Но я обещаю, когда освобожусь, остаток дня полностью посвящу вам.

***

Дядюшка Огги, получивший прозвище Стальной молот, давно не развозил заказы лично. К лучшему мастеру по металлу, известному не только в Эстии, но и далеко за пределами королевства, покупатели приходили сами, либо же, когда статус не позволял мозолить пятки, присылали слуг. Изредка, если дядюшка хотел выказать уважение заказчику, товар относил один из десятка трудящихся в кузнице подмастерьев.

Тем большее удивление испытал его двоюродный племянник Юлий, когда дядюшка с утра пораньше велел снарядить в двухдневный путь старого мула, а едва подмастерье закончил, сам еще раз проверил крепления, которыми был приторочен длинный увесистый тюк, и, наказав держать язык за зубами, покинул подворье.

После ухода мастера Юлий долго размышлял о выходящем за все привычные рамки поведении дядюшки в частности и странном заказе в целом.

Тот же и впрямь был необычным.

Начать с того, что глевия или, как ее называли в Каане, глефа — вещица своевольная и требовала иных навыков, чем распространенная в Эстии классическая школа меча, а потому в столице умелых бойцов было пересчитать по пальцам. Эта же и вовсе ковалась по руке одного-единственного человека.

Настоящий мастер при взгляде на оружие способен немало рассказать о его хозяине, а Юлий не первый год работал на подхвате у дядюшки Огги и успел постигнуть достаточно премудростей профессии, чтобы считаться хорошим кузнецом. По правде говоря, он уже с год мечтал покинуть старшего родича и основать собственную мастерскую, но дядюшка до сих пор не давал одобрения, утверждая, что племянник не готов: наверно, не хотел терять ценного помощника.

Юлий мог бы сказать, что глевия предназначалась для человека ростом под метр девяносто, физически развитого и способного шутя управиться с увесистой «палкой», но полагавшегося больше на ловкость и быстроту. Человек этот предпочитал защите нападение, своей безопасности уделял пренебрежительно мало внимания, а победы добивался, полагаясь не на подлые трюки, а на честную смелость, когда против жизни врага ставят собственную. Вместе с тем при взгляде на оружие рождалось ощущение, что использоваться оно будет в первую очередь не для убийств, а защиты.

Лезвие было съёмным. Без него глевия превращалась в обычный посох, что позволяло предположить, хозяина ее ждали долгие странствия по краям, где опасно привлекать лишнее внимание.

И главное, заказом, не доверяя подмастерьям, дядюшка занимался полностью сам. Сам долго и придирчиво подбирал в запасниках лучшее древко, сетуя на недостаток времени, не позволявший ему отправиться в лес и спилить нужное деревце. Сам мешал лаки для полировки. Сам топил горн и плавил руду. Сам ковал, недовольно вслушиваясь в звон, которым отзывался металл на удары кузнечного молота.

Шесть почти законченных наконечников дядюшка Огги безжалостно забраковал и отправил на переплавку: на взгляд Юлия, они были хороши, но мастер обозвал их убожеством.

На безупречную глевию ушло без малого два месяца.

Оплетенное металлической сеткой древко с полуметровым лезвием двойной сторты являлось воплощением изящной простоты, в чьей смертоносности глупо было сомневаться. Смещенный к наконечнику баланс, однако, наводил на мысль, что чаще собираются пользоваться противоположным «тупым» концом с навершием в виде волчьей пасти — единственным украшением, которое позволил себе дядюшка Огги.

Да, глевия и ее будущий владелец вызывали у помощника немалый интерес. Но Юлий не первый год жил под крышей мастера, знал, когда стоит задавать вопросы, а когда лучше ничего не замечать и держать рот на замке, а потому, запершись от остальных домочадцев в кузнице, сел точить партию новых ножей для королевской кухни.

Дядюшка Огги, оставив терзаемого любопытством племянника присматривать за хозяйством, вышел из тех же ворот, через которые утром въехал в столицу его высочество принц Галаад, и направился на юго-запад. Размеренный неспешный шаг мастера говорил о немалом опыте долгих путешествий, когда человек способен преодолеть мили и мили пути без передышки. Ведомый за повод мул, уткнувшись в торбу с овсом, покорно трусил следом.

По широкому людному тракту дядюшка Огги ушел, однако, недалеко: после моста через реку Большую он свернул на пустынную проселочную дорогу, а дальше его путь и вовсе лег полузаросшими полевыми стежками в стороне от человеческого жилища.

В три часа пополудни путник сделал короткий перерыв, съев бутерброд с солониной и яблоко. Жара, пусть и не столь раскаленная как возле горна, не способствовала аппетиту, а на полный желудок хорошо предаваться послеобеденной дреме в саду, но не брести через холмы и овраги. Флягу, не сдержавшись, кузнец опустошил наполовину: о воде волноваться не приходилось — впереди хватало чистых источников.

Подсыпав овса в торбу, дядюшка Огги продолжил путь.

Тропинка то заводила его в прозрачные берёзовые и кленовые рощицы, то пересекала обсыпанные земляничным цветом поляны, то огибала по дуге заросли лещины.

Время шло.

Просек встречалось все меньше, деревьев и кустов вокруг становилось больше. Лес мрачнел, крадучись, обступал путника, заманивал его в чащобу. Тропа ныряла в крапиву, исчезала под упавшим сухостоем, вынуждая искать другой путь: там, где мог пролезть человек, не проходил мул с поклажей.

Теперь дядюшка Огги останавливался на привал чаще. Подолгу размышлял, что-то подсчитывая на пальцах, вспоминал дорогу.

Березы сменились скрипучими, пахнущими смолой соснами и разлапистыми елями, и каждый шаг сопровождал хруст раздавленных шишек. Посвежело: то ли лесной полог служил надёжной защитой от жгучего солнца, то ли солнце, смилостивившись над истомленной зноем землей, решило к вечеру дать ей передышку. Или же порыв ветра донес приветствие от невидимого за деревьями озера.

Проснувшееся комарье окружило путника темным звенящим роем, проводило к заросшему камышами берегу, где его встретили приветственным кваканьем лягушки и вопросительным брехом старый пес. На опорах, защищавших от половодья, возвышался добротный рыбацкий дом. У причала покачивалась лодка. В клети на крыше курлыкали белокрылые голуби. Тяжёлая дверь под козырьком была приоткрыта, приглашая войти.

Дядюшка Огги привязал мула у навеса, под которым сушилось несколько шкур, взвалил на плечо тюк с глевией и поднялся по ступеням.

— Добре. Узнаю старину Огги. Успел как раз к трапезе.

Хозяин дома, занятый готовкой, даже не обернулся. Нож в его руке сновал вверх-вниз, пластая копчёную рыбину.

Спутанная грива поседевших волос падала на иссеченные застарелыми шрамами плечи. Спина скрывалась под безрукавкой из козьей шерсти, но дядюшка Огги знал, что и ее сплошной паутиной исчертили следы бурной молодости.

Кузнец прислонил глевию к стене у порога, прошел к столу, накрытому без изысков, но с гостеприимным радушием: в плетёной корзине с горкой лежали румяные булки, еще теплые; от обернутого полотенцем котелка шел будоражащий запах перловой ухи, сваренной на костре; в кринке таял добрый кусок масла; рядом блестела сельдь в луковых кольцах, а запечатанный кувшин исходил потом.

— Угощайся, чем богат.

Дядюшка Огги взялся за ложку: аппетит, дремавший весь день, к вечеру проснулся, организм желал восполнить недополученное в завтрак и обед. Давним товарищам условности были ни к чему, а потому гость, отбросив ложную скромность, с достойным восхищения усердием принялся наполнять желудок, имевший, надо сказать, весьма внушительные объемы.

Отшельник, напротив, ел мало, говорил тоже, предпочитая созерцать налитую в глиняную кружку рисовую водку.

Четверть часа минуло в молчании, но когда телесный голод был удовлетворен, настало время ублажить и любопытство.

— Я удивился, получив от тебя письмо. Готовишься к войне, старый друг? — кузнец запнулся, но всё-таки решился спросить: — В столице намечаются беспорядки?

— Тебе виднее, ты там живёшь, не я, — отозвался отшельник.

— Порой мне кажется, что из своей глуши ты зришь дальше, чем все столичные обитатели вместе взятые.

Хозяин дома взболтнул водку в кружке, сделал глоток.

— Может, что-то и произойдет. А может, выживший из ума зверобой ищет яйца в заброшенном гнезде, и тогда твоей красавице, — он кивнул на глевию, — суждено бесславно сгинуть в пыльном чулане среди плесени и вяленой рыбы.

— Когда ты так говоришь, мне ещё сильнее хочется отослать невесток с внуками к родне в Улун.

Отшельник снова отпил, задумчиво посмотрел на дно внезапно опустевшей кружки, точно надеясь прочитать среди задержавшихся капель будущее.

— Если подменыш умён, а он умён, судя по доходящим из Тидольда слухам, то все провернет быстро, тихо и почти законно. Горожан не затронет. Ошибётся — в Эстии никому не сыщется безопасного места.

Отшельник выбрался из-за стола и, припадая на правую ногу, доковылял до глевии. Дядюшка Огги с неудовольствие отметил, что хромота с прошлого раза усилилась.

— Сырость не идёт тебе на пользу. Может, переберешься ко мне? Пригласим хорошего лекаря...

— У меня тут своя травница. Прикормленная, — отозвался отшельник, оглянулся, испрашивая разрешения, и, когда кузнец кивнул, распутал промасленные тряпки.

При виде оружия на лице хозяина дома появилось странное выражение: сразу и удовлетворение, и печаль, точно он сожалел о том, что глевия предназначалось не ему.

— В одном ты, безусловно, прав: я слишком стар для войны, — отшельник царапнул жёлтым ногтем по древку. — Хороша. Действительно, хороша. Не растерял навык от сытой жизни. Сколько возьмёшь?

— Не оскорбляй! — открестился гость. — Ты спас моих сыновей. Это кривое копьё меньшее, чем я могу отплатить.

Отшельник серьезно кивнул:

— Мы в расчете.

Дядюшка Огги прекрасно понял, что тот имеет в виду: собственными детьми личный страж ее величества покойной королевы Асоры, пусть Священное пламя будет милосердно к ее душе, так и не обзавелся, но о немногочисленных учениках заботился как о родных. Если раньше у мастера и были сомнения, теперь он мог с уверенностью сказать, кому предназначалось выкованная им глевия. И догадка дядюшке Огги не нравилась, потому как сулила крупные неприятности всем и в первую очередь королевскому двору.

***

Разговор затягивался.

Поначалу Лилэй нетерпеливо отстукивала секунды каблучками туфель, маятником шатаясь перед дверьми тронного зала. Утомившись, что случилось достаточно скоро, принцесса уселась на нижнюю ступень лестницы, уперлась локтями в колени и обхватила ладонями подбородок.

— И о чем можно так долго болтать?!

— О делах? — предположил Джек. — Наверно, для вас это будет открытием, но иногда приходится ими заниматься.

— Хочешь сказать, я только развлекаюсь?!

Телохранитель сделал вид, что внезапно оглох, уставился в окно и начал насвистывать незатейливый мотивчик.

Лилэй ерзала и подпрыгивала на ступеньке, обмахивалась верхней юбкой, крутила колечки на пальцах. Время от времени спокойствие парадной нарушали слуги и стражники. Первые пробегали торопливо и озабоченно — принца и прибывшую вместе с ним свиту нужно было расселить, накормить и ублажить. Солдаты же, пользуясь тем, что старый капитан слег, а его заместитель Гольм не отличается требовательностью и паранойей начальства, брели расслабленно, лениво перебрасываясь незатейливыми шутками между собой и Джеком.

Принцессу и те, и другие обходили по широкой дуге, предпочитая пользоваться второй лестницей. Обнаружив всеобщее пренебрежение к своей персоне, Лилэй, истомленная духотой и затянувшимся ожиданием, насупилась ещё сильнее.

— Принцесса, хмурым видом вы распугали всех дворцовых бездельников, — заметил телохранитель. — Небось его высочество потому и заперся с вашим отцом, что боится явиться пред ваши грозные очи.

— Сгинь, язва!

— Не. Не выйдет. Я подчиняюсь исключительно приказам короля.

— Когда королем станет Галаад, я попрошу сослать тебя в какую-нибудь дальнюю крепость.

— Может, вы пока сошлете нас на кухню? Блинчики Ясмине, — Джек принюхался, — сегодня особенно удались.

Если весь дворец изнывал от жары, на кухне, наверняка, было настоящее пекло. Не вынесла даже главная повариха, обычно державшая двери святая святых на замке, и коридоры пропитались дразнящим ароматом свежей выпечки и клубничного варенья.

Лилэй сглотнула слюну, но искушению не поддалась.

В окно заглянуло солнце. Разбросало по полу россыпь золотистых пятен. Снаружи прошел очередной патруль, на этот раз из набранных Гольмом несколько дней назад новичков, с которыми Джек еще не успел перезнакомиться. Вспугнутые воробьи вспорхнули на ветки, чтобы спустя минуту снова вернуться к рассыпанным на земле хлебным крошкам — небось одна из младших кухарок тайком снимала пробу с булочек.

— Нет! Это невыносимо! — Лилэй сердито хлопнула ладонью по коленке, вскочила. — Я иду к королю!

Она решительно направилась к тронному залу. Караульный у дверей смотрел на приближающуюся проблему с выработанной летами службы невозмутимостью и даже не подумал посторониться.

— Пропусти меня!

— Король Немир в данный момент принимает принца Галаада.

— Знаю. Я хочу увидеть отца! С каких пор это запрещено?!

Джек уже собирался заключать сам с собой пари, попробует ли потерявшая терпение принцесса прорваться в тронный зал своими силами или будет возмущённо звать его на помощь, но в этот момент двери отворились.

В первую секунду Галаад после разговора с королем показался телохранителю усталым и недовольным, но спустя шаг на лицо принца вернулась сияющая беззаботная улыбка, с которой он и встретил упрек ее высочества.

— Вы долго!

— Простите, милая Лилэй…

Но девица слишком заждалась, чтобы тратить время на извинения.

— Идемте скорее! Вас так давно не было! Я столько всего хочу вам показать! Мы устроили новую беседку в летнем саду, на берегу пруда! А каких рыбок мне привезли из Кариски!..

— Уверен, рыбу принц сейчас предпочтет исключительно в жареном виде, — невзначай заметил Джек, первым выходя на улицу.

— Не все мужчины такие троглодиты, как ты. Помнится, кто-то хотел блинчиков?

Страж привычно изобразил глухоту, продолжая маячить рядом.

— Советник Рогул, вы, занятые нашими гостями, сегодня еще не обедали? — елейно прощебетала принцесса, зацепившись взглядом за придворного, то ли нарочно последовавшего за Галаадом, то ли тоже имевшего дела снаружи дворца.

— Не стоит беспокойства, ваше высочество.

— И все же я настаиваю, иначе буду плохой хозяйкой. Джек, проводи, пожалуйста, уважаемого советника на кухню.

— Уважаемый советник, в отличие от вас, принцесса, прекрасно осведомлены, где во дворце кухня. А также кладовые, гостевые залы, спальни и прочие помещения, за порядок в которых он несёт ответственность.

Страж хмыкнул. Неуклюжие намеки ее высочества смотрелись трогательно и забавно. Он тут же нахмурился, поймав понимающую усмешку Галаада: веселить принца в его намерения не входило.

— Оставь нас наедине. Будь так добр, — прошипела Лилэй, не придумав новый предлог отослать телохранителя.

— Простите, ваше высочество. Король Немир поручил мне заботу о вашей безопасности, и долг не позволяет оставить молодую госпожу с мужчиной без призора.

Галаад с интересом посмотрел на стража:

— Любопытно, а после заключения брачного союза в супружескую спальню ты также за нами последуешь?

— Если того потребует долг, — невозмутимо парировал Джек.

Галаад улыбнулся: ситуация его забавляла.

— Милая Лилэй, наверно, пора привыкать, что наша жизнь неотделима от... долга. Советник Рогул, не могли бы в таком случае и вы пойти с нами. Отпускать юную госпожу в компании молодых мужчин опасно, по мнению нашего бдительного стража.

Советник посмотрел на телохранителя, перевел взгляд на принца и неохотно кивнул: он явно считал прогулку бесцельной тратой времени, но почему-то не решался отказать Галааду в его просьбе.

Лилэй поначалу стушевалась и какое-то время молчала, косясь на сопровождающих и недоумевая, зачем Галаад решил позвать еще и советника. Но уже спустя пару минут забыла про свидетелей, увлеченно защебетав о каких-то имеющих значение только для нее одной мелочах.

Джек слегка приотстал, наблюдая за компанией со стороны. Лилэй сияла не хуже солнца в небе и не замечала ничего вокруг. Принц вежливо кивал в ответ и представлял собой само внимание, но мысли его, похоже, летали вдалеке от сада и Янтарного дворца: пару раз, всего на миг, глаза цвета весеннего неба стекленели, и тогда, казалось, в их глубине рождались грозовые тучи — похоже, высочество просчитывал ситуации в оставленном приграничье, от чьих проблем его отвлекло приглашение короля. Изнывавший от жары советник следил за влюбленной парочкой со скукой и выглядел недовольным.

— Что там за шум?

Принцесса прислушалась. В нижнем саду поднималась непонятная суета, и ведомая любопытством Лилэй решила выяснить причину, утянув за собой остальных.

В широко распахнутые ворота извивающейся разноцветной змеей вползала вереница из кибиток. Сидящие на козлах девушки в аляпистых платьях приветливо махали стражникам, не скупясь на воздушные поцелуи. Одна при виде Галаада, кокетничая, затрепетала ресницами. Другая, с лентами в черных, как уголь, волосах, многообещающе подмигнула Джеку.

— Кто такие? — уточнил тот у караульных.

— Бродячие артисты. Король пригласил их остановиться в нижнем саду, — не сразу отозвался страж ворот, глупо лыбясь в ответ на приветствие циркачек. Покосился на венценосную пару. — Говорят, скоро в Эстии большой праздник.

— Говорят, в Каане кур доят, — с неожиданной злостью оборвал Джек. — Не расслабляться, ротозеи!

Артисты ставили кибитки в круг. Веселые мужчины в распахнутых безрукавках расседлывали и вели к колодцу мулов, поднимали шатры из яркого алого полотна. Женщины разгружали тюки с инвентарем. В хаотичных, на первый взгляд, действиях при ближайшем рассмотрении угадывался давний строгий порядок, и единственным лишним элементом в хорошо смазанном механизме оказалась Лилэй и ее спутники.

Принцесса, приняв важный вид, то есть непомерно задрав нос, приставала ко всем с расспросами, изображая опытную путешественницу, но обмануть не сумела никого. Ей охотно отвечали — не из-за статуса, скорее, артистам льстил неприкрытый восторг на лице девицы. Одна из акробаток, едва ли старше Лилэй, откликнувшись на просьбу принцессы, ловко прошлась на руках, сделала сальто, а затем обольстительно выгнулась, не удержавшись от искушения подразнить мужчин. Галаад в долгу не остался, отпустив комплимент, от которого юная циркачка зарделась, а Лилэй ревниво насупилась и поспешила увести спутников от соблазнительницы.

— А там что?

Мимо, радостно лая, промчалась свора карликовых собачек, ринулась исследовать сад, утащив за собой выгуливавшего их мальчишку. Дрессировщик — худой, высокий мужчина с ёжиком волос — наполовину скрывшись в деревянной будке-птичнике, давал зерно голубям. Мохноногие птицы возбуждённо курлыкали, толпились, но драк не затевали, разведённые твердой рукой.

Закрывавший соседнюю клетку — огромную, на всю телегу — тент сполз, и стал виден лежавший внутри зверь. Разбуженный упавшим на морду солнцем матерый волк приоткрыл жёлтый глаз, смерил зевак презрительным взглядом и отвернулся, давно усвоив, что скалить зубы бесполезно и даже жалко.

— Принцесса, перед вами волк-людоед, который на протяжении пяти лет держал в страхе несколько селений в окрестностях Вуда, — похвастался дрессировщик, обнаружив зрителей. — Нашим храбрым охотникам удалось пленить чудовище, и теперь вы можете абсолютно безбоязненно стоять рядом и даже чуть позже насладиться собачьими боями с его участием… — наткнувшись на холодную улыбку принца, циркач осекся, промокнул внезапно вспотевший лоб платком. — Простите великодушно. Я забылся, что зрелище это, хоть часто и вызывающее ажиотаж, не подходит для юной особы благородных кровей.

Советник Рогул заметил, как хмурится страж.

— Неужели вы не испытываете гордость при виде триумфа человеческих разума и воли, пленивших опасного хищника?

— В унижении поверженного врага нет гордости, — отозвался телохранитель принцессы. — Не вижу ничего забавного, чтобы замуровать дикого зверя в клетку и выставить на потеху толпе.

— Пожалуй, Джек прав, — согласился Галаад. — Мне подобный аттракцион также не доставляет удовольствия.

Его высочество выждал пока внимание собеседников — и удивлённого советника, и скептически приподнявшего бровь стража — сосредоточится на нем и пояснил:

— Мне жаль видеть, как пускается по ветру потенциал, который мог быть использован на благо королевства, — принц снова посмотрел на хищника. — Волка, режущего принадлежащее пастырю стадо, можно убить или заточить в клетку. А можно приручить. Последний путь рискованнее и не всегда заканчивается благополучно, но если добиться успеха, вы на всю жизнь обретёте преданного союзника. Ты не согласен со мной, Джек?

Тот равнодушно пожал плечами. Зато ответила Лилэй:

— Прирученный волк уже не будет волком, а станет простой собакой.

— В этом вопросе вы чересчур легкомысленны, ваше высочество, — сухо заметил советник.

Не успела Лилэй возмутиться, ее перебил Галаад:

— Тише, милая. Он имеет в виду меня, — взгляды принца и старого филина скрестились, и хоть его высочество сохранял благожелательный вид, Рогул не выдержал и отвел глаза. — Я всегда! знаю, кто стоит за моей спиной. И полностью доверяю этим людям.

— Я не понимаю! Что ещё за секреты?!

Лилэй надула губы.

— Не прячь улыбку, девочка, — неожиданно вмешиваясь в разговор, рассмеялась луноликая черноволосая смуглянка, помогавшая дрессировщику пересаживать кроликов из клетки в вольер. — Улыбка твоя чудесная. Ради нее кому-то и целой страны не жалко.

Лилэй оглянулась на Галаада, и тот кивнул, подтверждая — минутная ссора была тут же забыта.

— Погадать? — обтерев руки о подол, кокетливо предложила циркачка задумавшемуся после спора с принцем советнику. — Вижу, будущее пугает вас.

— А? Нет. Не утруждайтесь.

— Зря. Иной раз важно со стороны услышать, чтобы понять, выбор сделан и решение принято.

Гадалка какое-то время, не отрываясь, смотрела в лицо Рогулу, затем покачала головой, будто отвечая на незаданный вопрос. Перевела взгляд на Джека, удивленно приподняла бровь. Страж отзеркалил жест.

— У меня в зубах что-то застряло?

— Воды берегись, — после секундной заминки отозвалась смуглянка. — Большая вода грозит большой бедой.

Не поясняя, она резко развернулась, взмахнув многочисленными разноцветными юбками. Пошла прочь.

— Эй! А мне вы ничего не скажете? — с улыбкой окликнул принц. — Про будущее?

— А вы, ваше высочество, будущее строите сами, на удачу и Короля-Феникса не полагаясь, и потому в советах скромных слуг божьих нужды не испытываете, — отозвалась гадалка, прежде чем скрыться внутри фургона.