Таверна светилась окнами и пахла пряным дымом коптильни, оттуда доносились приглушённые голоса и смех, но топота от диких местных плясок пока не было — время раннее, дискотека начнётся ближе к вечеру, и это прекрасно. Девушка поудобнее устроила на плече рюкзак и ускорила шаг, есть хотелось дико.
Она пнула дверь в таверну, прищурилась от яркого света, осматривая второй этаж — всё занято, придётся есть на первом, блин. Пошла к дальнему угловому столу у входа в кухню, махнула барышне за стойкой, та улыбнулась и кивнула — её здесь знали.
На первом этаже столы стояли в три ряда, днём, ночью средний ряд убирали и устраивали в центре танцы, а сейчас там обедали рыбаки, недавно вернувшиеся из плаванья — тощие, обветренные и мрачные, от них ждать проблем не приходилось, они даже между собой почти не разговаривали, слишком устали. А сразу за ними смеялась компания лесорубов, кидаясь обгрызенными костями, вот эти могли создать проблемы — здоровые, румяные и наглые. Девушка расправила плечи, задрала нос и как бы случайно отодвинула полу куртки, демонстрируя рукоять охотничьего ножа, впечатляющего не только размером, но и богатством украшения — пусть трижды подумают, стоит ли лезть к девушке, которая носит такое дорогое оружие. Она одевалась как одинокий охотник, но никогда не отказывала себе в такой приятной мелочи, как намекнуть окружающим, что за ней тоже стоит клан. Один лесоруб скользнул взглядом по её ноге до ножа, скис и отвёл глаза — отлично. Остальная компания заметила его взгляд, замолчала, все лесорубы обернулись к молодой охотнице. Она поставила рюкзак на свой стол, а рядом грохнула мешок, как бы случайно отпустив завязки — из мешка глянула одним глазом голова пещерного чернолапа, и один клык в палец размером. Лесорубы поскучнели окончательно, отвернулись и продолжили разговор, зато из дальнего угла таверны кто-то впечатлённо присвистнул, отхватил подзатыльник и рассмеялся, она бросила взгляд в ту сторону — охотники, тоже все в коже и шкурах, они просто оценили профессиональный уровень, ничего страшного.
Девушка откинула капюшон, пригладила волосы и переставила рюкзак на лавку, сама уселась на вторую, чтобы никто не подумал, что она будет рада компании. Дурак всё равно нашёлся, как обычно — открылась дверь, вошла компания торговцев с охранниками, все сразу ощупали взглядами, заухмылялись, самый рослый и богато одетый подошёл к её столу, отодвинул рюкзак и сел напротив, сказал с материковым акцентом:
— Прелестная барышня, я вам не помешаю?
— Помешаешь. Свалил отсюда.
Он поднял брови и усмехнулся:
— Сколько агрессии! Милая, ты о себе слишком высокого мнения.
— Ща жбан проломлю.
Он поднял брови ещё выше, смерил её снисходительным взглядом, встал и положил руку на пояс, отодвигая полу и демонстрируя кинжал, поменьше, чем у неё, зато с блестящими камешками и золотыми накладками на ножнах. Она усмехнулась и тоже встала, медленно выпрямляясь — когда он вошёл, она сидела, он не видел её в полный рост.
Его макушка оказалась на уровне её подбородка, лесорубы заржали, парень смерил взглядом её рыжую косу, нож и сапоги без каблука, сплюнул:
— Корова северная, — развернулся и пошёл к своей компании. Она фыркнула под нос:
— Осёл южный.
Села, придвинула рюкзак на место, трактирщица как раз принесла еду, простую, но очень сытную и свежую, исходящую паром, на неё хотелось наброситься без приборов, здесь почти все так ели, но она не стала — не дикая всё-таки. Взяла не только вилку, но и нож, стала нарезать жирное, шипящее от жара мясо толстыми кусками, сооружать бутерброд из хлеба с тушёными овощами, и откусывать по очереди, пытаясь не обжечься и не захлебнуться слюной — здесь умели готовить, муж трактирщицы жарил мясо как боженька, а о тушёных овощах и пряном хлебе рассказывали с придыханием за много деревень отсюда. А учитывая, что чернолап сегодня достался охотнице нелегко, и что предыдущие три дня она питалась галетным печеньем и топлёным снегом, удовольствие было невероятное. Она так погрузилась в процесс, что не сразу заметила повышенное внимание со стороны дальнего угла — охотники, поглядывают, удивляются, как женщина может столько съесть. Побегали бы по горам за этой юркой чернолапой сволочью, не задавались бы такими вопросами. А впрочем, им ли не знать?
Она выбросила их из головы, сосредоточившись на мясе, доела и махнула хозяйке, чтобы повторила — невероятно хорошо зашло. Вторая порция исчезла не так быстро, как первая, но тоже с удовольствием. Девушка лениво вытирала остатками хлеба остатки соуса с тарелки, когда напротив сел один из охотников, аккуратно переставив рюкзак, подпёр подбородок кулачищем и умилённо вздохнул.
Девушка перестала жевать и посмотрела на охотника с нехорошим предупреждением, он не пошевелился. Здоровенный, рыжий, глаза как у чернолапа, челюсть такая, как будто может рукоять топора перекусить, шкура белого медведя на плечах. И топор из-за спины выглядывает, недорогой, но добротный. Она с трудом оторвала взгляд от охотника, дожевала и сказала:
— Чё те надо, прохожий?
Он сделал невинные глаза и качнул головой, как будто совершенно ничего ему не надо, он просто вот сидит, любуется пейзажем, никому зла не причиняет, и вообще со всех сторон прекрасный сосед.
Она повторила громче:
— Проходи мимо, тебя тут не стояло!
Он улыбнулся и шепнул:
— Красавица, ты чё такая дерзкая?
— Ща жбан проломлю, узнаешь.
Он улыбнулся ещё добрее и кивнул:
— Ну проломи.
Она начала сомневаться в его адекватности, посмотрела на компанию в углу — там все охотники развернулись к ним и молча следили за разговором. Она с сомнением изучила парня напротив, от макушки до стоящих на столе локтей, признаков слабоумия не нашла — дуракам обычно не дают оружия, а он был увешан им весь. Она прочистила горло и поинтересовалась:
— Тебе жить надоело?
— Нет, — он плотоядно смерил её взглядом, посмотрел на пустую тарелку на столе, улыбнулся шире: — Я собираюсь жить долго и счастливо, с тобой и десятком детишек, таких же бронзовых, как ты, солнечный зайчик.
У неё отпала челюсть. Парень улыбнулся так довольно, как будто всё в мире складывалось наилучшим образом. Девушка подобрала челюсть, прочистила горло и уточнила:
— Я зайчик?
— А кто ж ещё? Ты видишь здесь хоть одну такую же красотку? — он развёл руками, очерчивая весь мир, улыбнулся во все зубы и кивнул: — Давай, поднимай свой шикарный филей и врежь уже мне по наглой морде, сколько я буду ждать?
Последние сомнения в том, что он болен, отпали, она нахмурилась и буркнула:
— Иди к чёрту.
Он вздохнул, качнул головой, как будто он этого не хотел, но его вынудили, дотянулся через стол и дёрнул её за косу.
Она вскочила и рявкнула:
— Слышишь, ты!
— Слушаю, радость моя! — он тоже встал и раскинул руки, как будто приглашая её в гостеприимного себя, а она подавилась следующим наездом и медленно опустила голову, изучая его в полный рост — ботинки без каблука, такие же, как у неё, кожаные штаны, расстёгнутая куртка, кожаный жилет поверх рубашки, на груди медальон в виде медвежьей головы в круге, точно на уровне её глаз… Подняв взгляд выше, она изучила крепкую шею, подбородок, широкую улыбку и весёлые глаза, смотрящие на неё сверху вниз с волнующим предвкушением. Желание его ударить, конечно, никуда не делось, но теперь хотелось для начала отойти, для разбега.
Она забыла, что собиралась сказать. В этом мире она пока ни разу не встречала людей выше себя, этот был первым, и его странное поведение вводило в ступор, и его запах присыпанного снегом меха и трескучего костра… Ударить его хотелось всё сильнее, но теперь скорее за то, что он вызывал слишком много сложных и непонятных эмоций, и облегчать ей задачу не собирался.
Смутившись, она отвернулась и стала осматривать зал — если выйти через кухню, то не придётся проходить мимо его друзей, заодно можно будет оставить хозяйке монетку. Да, она просто уйдёт, это лучше, чем связываться с неадекватом. А рюкзак можно потом забрать, или вообще не забирать. Да, решено.
Она схватила мешок с головой чернолапа, развернулась в сторону кухни и сделала один шаг. На втором её остановили, за косу, заставив нелепо взмахнуть ногой, но упасть не дали. Она этой доброты не оценила, а с разворота приложила здоровяка головой чернолапа, а потом кулаком, в челюсть, почти. Потому что он поймал её кулак ладонью и остановил, так мягко, как будто её рука угодила в густой мёд. Она психанула и дёрнула руку обратно, охотник не отпустил, рассмеялся и качнул головой:
— Заинька, ну это несерьезно. Ты видела этот жбан? Его кулаком не проломить, не-а, тут надо что-то посерьезнее. Топор, например. У тебя нету? Так я тебе свой одолжу! Дело, как говорится, житейское, почти семейное. Решайся. Гля, какой красивый, — он повернулся боком, показывая топор, снял его одной рукой и протянул: — Хочешь, подарю? У меня ещё есть. Не такой красивый, конечно, но мне сойдёт. А этот тебе будет, мне для тебя ничего не жалко.
Она от шока уже даже вырываться перестала, просто смотрела на него круглыми глазами, шёпотом спросила:
— Ты дебил?
Он пожал плечами:
— Да все мы немного того, когда это… дамы там, всё такое. Нравится топор?
Она невольно посмотрела на топор ещё раз, покривить душой не смогла:
— Ничего такой.
— Так забирай! Чё ты как не родная? На. И ударь меня уже, я не могу, — он разжал её кулак, вложил в него топор и с довольным видом сжал её пальцы на рукояти. Она взвесила топор в ладони, усмехнулась — он, наверное, надеялся, что она его не удержит. Зря надеялся, она сильнее, чем выглядит. Сражаться этим топором долго она, конечно, не станет, но пару ударов сделать сможет, а с таким весом и остротой, больше и не нужно.
На них смотрела вся таверна. Девушка изучила топор, его хозяина, его друзей в углу, замерших в ожидании веселья зрителей. Решила, что здесь затевается какой-то розыгрыш, и в качестве клоуна будет она, ей это не понравилось.
Попыталась положить топор на стол, но парень поймал её руку, не дав разжать пальцы:
— Эй, не спеши, подумай! Я хороший, честно, а буду ещё лучше!
Она отдёрнула руку, но освободить не смогла, рыкнула:
— Чё те надо, убогий?
— Ты! Чё мне ещё может быть надо, ну ты как я не знаю. Давай уже бей, хочу получить уже, мочи нет!
Она перевела взгляд на его соседей по столу, такие же рыжие и здоровенные, судя по всему, родственники. Спросила:
— Он у вас больной, что ли?
Самый старший мрачно кивнул:
— Ага.
— Заберите его, или я ему реально череп проломлю.
Он флегматично пожал плечами:
— Ломай, он всё равно дурак, хуже не будет.
Она повернулась к здоровяку и прошипела:
— Исчезни. Больной, — ещё раз дёрнула руку, опять не смогла освободить её, и потянулась за ножом. Он перехватил её руку и вздохнул:
— Блин… ты меня вынудила.
И её в первый раз за последние лет десять оторвали от земли. Она не успела дёрнуться, как здоровяк взвалил её на плечо, звонко похлопал по бедру, как коня, и зашагал в сторону выхода. И единственное, о чём она в этот момент думала — это как бы не уронить топор.
Парень пронёс её через зал, остановился у выхода и повернулся к своему столу, радостно завопил:
— Брат! Гляди, какая задница! Брат, я на ней женюсь, ты рад за меня?
В ответ раздался мрачно-обречённый голос старшего охотника:
— Безмерно, братишка.
Здоровяк пнул дверь, вышел на улицу, осмотрелся и поставил девушку на утоптанный снег в центре двора, отошёл на шаг и опять приглашающе раскинул руки. Она посмотрела на топор в руке, на парня напротив, на выходящих из таверны охотников, которые выстраивались у стены и просто молча наблюдали. В последний раз уточнила:
— Ты дебил?
Он кивнул с совершенно безумными глазами:
— Ага! Можешь бить, хуже не будет.
— Иди к чёрту, — она опустила топор и попыталась его обойти. Он вздохнул и сказал:
— Ну, не хочешь ты бить, я буду, звыняй, — и звонко шлёпнул её по заднице. Она мгновенно подняла топор, крутанула вокруг себя и всадила наглецу в грудь, в прыжке, ещё и ногой по рукояти добавила, на случай, если не хватит замаха. Она умела работать с топором, просто не носила его на охоту — видимо, это всех обмануло.
Когда она приземлилась на ноги и обернулась, чтобы увидеть результат, здоровяк стоял на том же месте, удивлённо глядя на торчащий в груди собственный топор, поднял на девушку самодовольный взгляд победителя, повернулся к родственникам и радостно раскинул руки:
— Брат! Смотри, брат! Какая очаровательная девка, а? Огонь!
— Ага, — флегматично кивнул брат, с сомнением посмотрел на «очаровательную», которая всё ещё стояла в ступоре, вздохнул.
— Брат! Ты рад? — здоровяк закашлялся, по подбородку потекла кровь, он поднял ладонь, немного пошатнулся и сказал: — Я в порядке, но я присяду, пожалуй… — и медленно завалился на бок, но нашёл в себе силы перевернуться на спину и поднять кулак: — Я живой, брат! Я… всё нормально.
Девушка посмотрела на него, на братьев, на заснеженные горы на горизонте, опять на братьев. Прокашлялась и спросила:
— Что происходит?
Брат печально развёл руками и констатировал:
— Дебил. — Постоял, повздыхал и пошёл обратно в таверну. У девушки отпала челюсть:
— Эй! Вы не будете его забирать?
Брат остановился и обернулся, вздохнул:
— А нахрена нам дебил? Кормить его ещё. Хочешь, ты забирай. Сама рубанула, сама вылечишь.
— Вы тут все больные?! — она стояла над кашляющим здоровяком, глядя на его семью, печально смотрящую на окровавленный снег, старший кивнул:
— Это у нас семейное. Удачи. Надеюсь, у тебя крепкая спина, он тяжёлый как лось, — в последний раз глянул на брата, вздохнул и пошёл, за ним потянулись остальные. Она крикнула:
— Эй! Я не буду его забирать, пусть лежит тут и подыхает!
— Ну пусть, — махнул рукой брат уже в дверях таверны. — Нет ума — считай, калека. Выбрал дурную бабу, сам виноват.
За последним из братьев захлопнулась дверь, девушка опустила глаза на лежащего в снегу, прошипела под нос:
— Парад дебилов, блин! — и тоже пошла в таверну. На неё все глазели, она делала вид, что не видит. Подошла к своему столу, забрала рюкзак и мешок с головой, пошла в кухню, подозвала хозяина таверны, который, судя по улыбочке, знал гораздо больше неё, спросила: — Чернолап надо?
— Молодой? — уточнил хозяин, она молча открыла мешок и показала, хозяин кивнул: — Хорош. Где лежит?
— На развилке у Каменного Быка.
— Хорошо, беру. Пять монет.
Она нахмурилась:
— Десять.
— Восемь, ладно, — поднял ладони трактирщик, она поморщилась и кивнула:
— Восемь, и телега с лошадью, я верну.
— Хорошо, я сейчас пришлю сына, — он забрал мешок, отсчитал деньги и пошёл договариваться, она расплатилась с хозяйкой, попрощалась и вышла во двор.
Там хозяйский мальчишка уже выводил из сарая лохматую лошадку с дровяной волокушей на широких полозьях, девушка с сомнением осмотрела её, прикидывая к габаритам груза, решила, что ноги его будут загребать снег. Ну и чёрт с ним, в общем-то, это будет не главная его проблема.
Мальчишка подвёл лошадь к бессознательному телу, неуверенно посмотрел на охотницу. Она вздохнула, бросила рюкзак на снег, опустилась на одно колено и крепко взяла потерпевшего за воротник и за ремень штанов, аккуратно поднимая и ещё аккуратнее опуская на волокушу. За спиной кто-то ахнул, раздался мужской смех и тихий голос: «Это не корова, дружище, это бык! Я такой бабы ещё не видел». Ему ответил голос щёголя с ножом в золочёных ножнах: «Было бы на что смотреть, ни кожи, ни рожи. Кикимора болотная».
Девушка сделала вид, что не услышала, зато глаза открыл здоровяк с топором в груди, медленно поднял руку и указал пальцем на щёголя, хрипло сказал:
— Я тебя запомнил, осёл южный. Ещё раз появишься по эту сторону Игреня — обратно в гробу уедешь.
Стало так тихо, как будто из живых здесь был только ветер, он тихонько сметал сухие снежинки с козырька над крыльцом таверны, с шорохом сыпал их на ступеньки. Охотница привязывала свой груз к волокуше, мальчишка бросился помогать, они быстро справились и пошли к перекрёстку в молчании.
Через пару минут идущий впереди мальчишка заговорил с лошадью, что-то о том, что скоро будем дома, она будет причёсана и вкусно накормлена. Охотница шла сзади, следя за тем, чтобы груз не сполз на снег, и думала о том, что она вообще планирует делать дальше. У неё был в этой деревне маленький дом, годный для того, чтобы переночевать и высушить одежду, там был небольшой запас лечебных трав, еды и запасной одежды, инструменты для ремонта снаряжения и заточки оружия, котелок для чая, одна кружка, одна ложка. И всё. Она в нём не жила, и условий для выхаживания тяжелораненого там не было.
Они дошли раньше, чем она придумала план. Мальчишка помог развязать раненого и придержал двери, пока охотница вносила его в дом и укладывала на лавку, попрощался, вскочил на лошадку и уехал, за ним хлопнула дверь, стало пугающе тихо. За окном шелестел ветер, на лавке хрипло дышал раненый, она не была экспертом, но на глаз могла сказать, что осталось ему не долго — если не потеря крови, то заражение его точно угробит, максимум послезавтра. Пощупав его лоб, она убедилась — он горел, сильно, и давно уже был без сознания.
Она бывала в своей жизни в разных ситуациях, и даже, казалось бы, в безвыходных, и умудрялась выкручиваться, но в этот раз было отчётливо понятно, что помочь ей сможет только бог. Осталось только донести до него свою проблему.
Сняв куртку, она достала нож и полоснула себя по запястью, нарисовала на полу каплями крови кривоватый круг, бурча под нос:
— О, великий Вариус, сотрясатель гор и усмиритель бурь, к тебе взываю, — капли крови на полу засветились жёлтым, девушка вытерла нож и убрала на место, лизнула рану, обернула ближайшей тряпкой, валяющейся на печи. Достала из печи горшок, а из горшка телефон, шагнула в центр светящегося круга и проверила сеть — ловит. Набрала единицу и прижала телефон к уху, слушая гудки. После второго ответил мужской голос с грохочущим на фоне дождём:
— Да, алло? Говорите громче!
— Алло, пап?
— Да, солнышко. Как дела?
— У меня тут ЧП, — неохотно призналась она. Он ответил серьёзнее:
— Что случилось?
— На меня напали.
— Ты в порядке?
— Я-то в порядке, но тут есть один человек, который нет. Ну, я не уверена, что он человек, на самом деле, он какой-то сильно здоровый для человека. У него жар, по ходу. Сильный.
— Заражение?
— Нет ещё… ну, не знаю. У него топор в грудине.
— Ого. Хорошо, я сейчас приду посмотрю, освободи мне круг.
Он положил трубку, она вышла из круга и убрала телефон на место, почти сразу же в кругу появился коренастый седой мужчина, весь грязный и мокрый, в местной одежде воина, осмотрелся, увидел раненого и присвистнул:
— М-да. Кто его так?
— Я.
Он округлил глаза и спросил:
— Зачем?
Она надула губы и отвернулась:
— Он сам нарвался. И его родня не захотела его забирать, сказали — он дебил, он нам не нужен, ты ранила, ты и лечи.
Мужчина звонко хлопнул себя по лбу, постоял молча, потом с усталым стоном провёл ладонью по лицу и сел на лавку. Посмотрел на дочь, сказал как-то подозрительно спокойно:
— Ты бы присела. Так… мне надо подумать. Дай водички, а?
Она взяла единственную кружку, зачерпнула воды из бочки, протянула. Он выпил половину, поставил кружку и качнул головой:
— Так… Нет, я не могу такое сам думать. Сейчас… Дай телефон.
Она протянула ему телефон, он встал в круг и набрал номер, послушал гудки, потом ему ответил женский голос:
— Привет, дочь! Что-то случилось?
— Это я.
— А что ты там делаешь?
— Долго рассказывать. Тут, это… много новостей.
— Начинай с самой хорошей.
— Ну… — мужчина окинул взглядом раненого на лавке, прочистил горло и выдал натужно-оптимистичным тоном: — Он молодой и здоровый.
— Так, хорошее начало. Дальше?
— У него в груди топор.
— Ага. Предположим, что если ты мне звонишь, значит это поправимо. Дальше?
— Его вогнала туда наша бусинка.
— И что дальше?
— Он из северных великанов.
— О мой бог!
— Я слушаю.
— Да не ты! Чем ты мне тут поможешь… Так. Ладно. Я сейчас приду и сама посмотрю.
— Было бы прекрасно.
— Что взять, скажи так навскидку?
— Всё бери. От воспалений, от ран, он жара. Мне чё-нить от давления, — он вытер лоб и посмотрел на дочь, вздохнул: — Доче чё-нить от нервов.
— Понятно. Сейчас буду, освободи круг.
— Давай, жду.
Он положил трубку и вышел из круга, сел на лавку, вернул девушке телефон. Она уже взорваться готова была от ощущения, что её разыгрывают, но спросила почти сдержанно:
— Что, блин, происходит?
— Присядь, дорогая, — устало улыбнулся мужчина и похлопал по лавке рядом с собой. Она села.
В круге возникла рыжая женщина в джинсовом комбинезоне и свитере, быстро осмотрелась и подбежала к раненому, заглянула в лицо, улыбнулась:
— Ой, какой хорошенький! — бросила взгляд на мужа, улыбнулась шире: — На тебя, гада, похож, в молодости. — Потрогала пальцем торчащий в раненом топор, умилённо вздохнула: — И топор классный, у меня такой был когда-то, только вот тут ещё с шипиком, ностальжи…
Мужчина сгорбился и схватился за голову, женщина рассмеялась, махнула рукой:
— Да расслабься, он крепкий, сейчас подлатаем, через неделю бегать будет.
Она поставила пухлую сумку на стол, подкатала рукава, прищёлкнула пальцами, от чего ладони окутались дымкой с запахом спирта, аккуратно взялась за топор и медленно вытащила из раны, протянула мужу:
— На, вымой и положи на место.
Он молча взял топор и положил на лавку. Женщина поморщилась, но промолчала. Что-то пошептала над раной, достала из рукава несколько светящихся шариков, подвесила в воздухе над грудью пациента, достала из сумки нож, опять продезинфицировала руки, срезала лишнюю одежду и стала колдовать над раной, насвистывая под нос что-то жизнерадостное.
Пациент приоткрыл глаза, женщина улыбнулась ему, погладила по лбу:
— Привет, заинька. Сколько пальцев видишь? — она показала ему «козу», он посмотрел на её пальцы, на лицо, округлил глаза и прошептал:
— Фрида…
Она с умилённой улыбкой шепнула:
— Зови меня мама.
Он тихо рассмеялся, попытался скосить глаза, чтобы осмотреть комнату, но не смог из-за волшебных светлячков, прокашлялся и спросил:
— А где..?
— А папа вот, — женщина обернулась к мужу и потребовала: — Подойди, поздоровайся с зятем.
Он изобразил улыбку, встал и кивнул:
— Привет.
Раненый округлил глаза и прохрипел:
— Вэрус!
— Без титулов! — поднял ладони мужчина, раненый опять попытался осмотреться, спросил:
— А она..?
Женщина жизнерадостно кивнула:
— Наша дочь, да. Старшая.
— Мне обломилась богиня? Охренеть… — он закашлялся и закрыл глаза, расслабляясь. Женщина опять занялась его раной, её дочь встала и упёрла кулаки в бока:
— Мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит?
Женщина отмахнулась и кивнула мужу:
— Забери её, и расскажи там, как надо. Не мешайте мне, тут ещё часа на два работы.
— Ладно, — он встал, обнял дочь за плечо и потащил к выходу: — Пойдём, выпьем, мне надо.
— Мне тоже, — фыркнула она, взяла с крючка куртку, бросила последний взгляд на раненого, покачала головой и вышла.
На улице мужчина остановился и провёл носком ботинка черту на снегу, обнял дочь и они перешагнули её одновременно, сразу оказавшись у входа в таверну. Он толкнул дверь и вошёл, внутри сразу стихли разговоры, потом волной прокатились вздохи на двух языках: «Это Вэрус!», «Вариус!» Мужчина поднял ладони:
— Спокойно, я не по делу, просто отдыхаю. — Разговоры стихли, но обращённые со всех сторон благоговейные взгляды никуда не делись. Мужчина посмотрел на хозяйку у стойки, шепнул ей: — Организуй нам столик в тишине, а? И пивка, мяса там, всё красиво чтобы.
Она засуетилась, раздавая распоряжения на бегу, подбежала и взяла гостя под локоть, повела на второй этаж по отдельной лестнице. Их устроили за лучшим столом, помогли снять куртки, постелили скатерть и подушки на лавки, заставили закусками весь стол и почтительно удалились, закрыв дверь.
Мужчина налил им обоим вина, выпил, налил ещё раз, придвинул себе блюдо с мясом, стал резать. Девушка ждала, уже начиная трястись от раздражения. Дождалась, пока он сделает себе местный бургер из двух кусков булки, мяса и тушёных овощей, доест и выпьет второй бокал, и наконец прошипела:
— Теперь ты мне расскажешь, что происходит?
Он медленно глубоко вдохнул, помолчал и ласково сказал:
— Радость моя… Ты пришла сюда поохотиться, да?
— Да.
— А перед тем, как идти во внешние миры, я что говорил делать?
— Точить оружие?
— Да. Ещё.
— Заряжать телефон?
— Обязательно. Спасибо, что не забыла. Ещё?
— Ну… Смазывать тетиву? Я не ношу лук.
— Да. И аптечку пополнять, это должно было быть первым пунктом, но не важно, — он потёр лоб, налил ещё, сделал глоток и поставил бокал, поднял взгляд на дочь: — Самым первым, о чём я прошу всегда и напоминаю каждый раз, собираешься во внешний мир — прочитай методичку. Да?
— Ну и? — мрачно подняла бровь она. Он вздохнул:
— Ты читала?
— Да блин… — она закатила глаза, он усмехнулся и кивнул:
— Ты не читала. Милая, я её для кого писал? — он поставил бокал и приложил друг к другу указательные пальцы, посмотрел на дочь сквозь «V» между этими пальцами, как сквозь прицел, — вот этими вот двумя кривыми пальцами, не предназначенными для клавиатуры, сидел ночами и перепечатывал из десятка книг в одну маленькую методичку, море информации, которая может быть жизненно важной, для кого я это делал?
— Для агентов.
— Нет, для тебя, — он опять взял нож и стал резать мясо. — Агенты, радость моя, проходят очень серьёзную подготовку, они обязаны знать не методичку, написанную на основе местных книг, а все эти книги от корки до корки, потому что они с людьми работают. А ты сюда приходишь как в зоопарк, только на реликтовых зверей поохотиться и душу отвести, но с местными всё равно пересекаешься, и для того, чтобы ты не создала себе проблем от незнания местной культуры, я написал семнадцать методичек по семнадцати мирам. Ты хоть одну читала?
Она молчала и смотрела в стол, он на секунду поднял глаза, понимающе усмехнулся и кивнул:
— Ни единой. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Открывай.
— У меня её нет с собой.
— Зато у меня есть, — он положил нож, полез в карман и бросил на стол мятую мокрую книжку: — На. Девятая страница, брачные обряды северных народов.
Она ахнула:
— В смысле — брачные?!
— Такие, которыми женятся, да. Свадьба-дом-хозяйство-дети-внуки, вот это вот всё. Не хочешь читать — я тебе так расскажу, — он опять начал собирать бургер, не спеша и с удовольствием, рассказывая, как сказку: — Давным-давно, когда северные великаны только начинали осознавать себя как непобедимых воинов, они начали понимать, что для того, чтобы иметь сильных детей, нужно не только много тренироваться, но и искать сильных женщин. И для того, чтобы определить силу женщин, мужчины их провоцировали на поединок. И если женщине удавалось мужчину ранить, он шёл в её дом лечиться, и там оставался, это древние времена матриархата. Это было удобно — мужчина попадал в её дом в беспомощном состоянии, и поэтому был не опасен, и пока он выздоравливал, он успевал познакомиться с ней и её семьёй, а так как они вынуждены были о нём заботиться, то изначально относились к нему с сочувствием и добротой, а он изначально был им за это благодарен. Потом времена изменились, войны стали реже, но весёлая традиция сохранилась, в качестве красивого обряда — мужчина провоцирует женщину на поединок, она соглашается, они весело друг друга дубасят до первой царапины, он делает вид, что ранен и умирает, дальше свадьба, с артистичным уговариванием её родственников вылечить бедного умирающего, всякими взятками и обещаниями быть хорошим мальчиком. Потом он к ней переезжает, и они живут долго и счастливо.
— Ты хочешь сказать… — она не могла этого произнести, хотя поняла и поверила сразу — это прекрасно объясняло всё. Мужчина доделал свой огромный бургер, полюбовался и протянул дочери:
— С обручением, дорогая.
Она подняла ладони, открещиваясь от бургера и от всей ситуации:
— Так, нет, стоп.
— Поздно «стоп». Ты уже всё сделала, как по учебнику — подарок приняла, ранила, домой забрала, даже на глазах у его родственников. Всё, ты замужем, с того момента, как притащила его к себе. Ты его даже с мамой познакомила, и со мной, и он нас узнал, и он разболтает об этом всей родне, как только с ними увидится, ты теперь от него никогда не отделаешься. Поздравляю, короче, наша весёлая дружная семья сегодня приросла здоровенным таким куском северной варварятины. Где отмечать будем?
— Нигде! — она сложила руки на груди и отодвинулась от стола, он пожал плечами и откусил от своего бургера сам, прожевал и качнул головой:
— Боюсь, мама с тобой не согласится. С её любовью к шумным северным застольям, и с её славой…
— Я не собираюсь за него замуж!
— Поздно, ты уже за него вышла.
— Я не знала!
— Ничем не могу помочь. Это не моя вина — со своей стороны я сделал что мог, я дал тебе знания, ты их не взяла — твоё право. Получай последствия. Если тебя интересует моё мнение — мне он нравится. Знакомьтесь, вполне может быть, что он окажется отличным парнем и у вас сложится прекрасная любящая семья, — он доел и облизал пальцы, улыбнулся: — Блин, умеют же здесь готовить. Может, прямо тут и отметим?
— Ты издеваешься?
Он закрыл глаза и покачал головой:
— Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не шутить по этому поводу. Но силы не бесконечны, так что доедай, пожалуй, сама. Заодно осознаешь, подумаешь там, жизнь свою осмыслишь. А я пойду с зятем познакомлюсь пока. Господи боже, я теперь тесть! — он рассмеялся и потёр лицо, допил вино, встал и положил на стол стопку монет. Взял из тарелки ещё один кусок мяса, сунул в рот, улыбнулся дочери, помахал рукой и начертил себе телепорт.
Она посмотрела на заставленный едой стол, полный бокал вина, волнистую от влаги грязную книжку. Придвинула её к себе, двумя пальцами открыла девятую страницу, и прочитала: «Брачные обряды северных народов, часть первая».
27.08.2019