Весенний дождь

Дождь весной необычно сладок. Весенние тучи подобны нежным облакам. Смотря в окно на городской пейзаж весенней непогоды так и хочется выбраться наружу. Эти капли дождя, как одеяло, теплые и приятные. В один из таких весенних дней у окна стоял молодой господин Руколь. Он любовался необычайной красотой этого поистине чудесного времени. Вдыхал свежий воздух, ощущал прикосновение капель, открыв створки окна. Тьма от сгустившихся туч нисколько не мешала Руколю распахнуть свое сердце дождю.

– Господин Руколь. – робко позвала мужчину низкорослая служанка, приоткрыв дверь в его комнату. – Прикажете подать чай с облепихой?

– Нисколько. – коротко ответил господин хриплым голосом.

Служанка хотела было уйти, как Руколь окликнул ее:

– Яра! Подожди... Подойди, пожалуйста.

Служанка покорно подошла к господину, поправляя рукой пышное платье.

– Видишь, как за окном мечутся капли дождя?

– Да, господин.

– А как их движения совпадают с порывами ветра... Ветер дует вправо, и они вслед за ним, дует влево – они туда же.

В этот момент ветер подул прямо на них, окутав прохладной водой обоих людей.

– Господин, простудитесь еще больше.

– Но разве можно отказать себе в том, чтобы полюбоваться красотой? Даже мною ненавистная часовня вдали и та выглядит сейчас приятно глазу. Яра, пошлите слугу Лоуренса за вином и ветчиной.

– Слушаюсь, господин.

Яра торопливо ушла, оставив Руколя стоять у окна. Комната его была не столь пуста. Огромная кровать, на которой некогда он спал со своей женой, прикроватный столик, на нем же стояла тарелка с черствым куском хлеба, большой шкаф со всевозможными одеяниями на все случаи жизни, письменный стол окутанный исписанными, пожелтевшими, а теперь местами мокрыми от капель дождя листьями бумаги, ковер, пара керосиновых ламп.

Его жена скончалась в возрасте двадцати семи лет от тяжелой степени гриппа, сам он болел иным, менее опасным недугом, который не собирался лечить. Он знал, что красивее весеннего дождя нет ни одного лечащего врача. Только благодаря ему он все еще жив. Только благодаря этому воздуху во время и после дождя он находил в себе силы бороться с болезнью.

В комнате становилось невыносимо холодно. Яра вернулась через полчаса и сообщила Руколю о том, что Лоуренс прибыл с ветчиной и вином.

– А какое вино? – спросил Руколь, изобразив на лице ухмылку.

– Красное, господин.

– Отлично, несите его сюда.

– Только вино? – спросила Яра.

– И вино, и ветчину с сыром и хлебом, Лоуренса и себя, Яра.

– Слушаюсь. – медленно сказала служанка и скрылась из проема двери.

Руколь закрыл окно и сел на кровать в ожидании своих слуг. В скором времени они вдвоем стояли в комнате с корзинкой продуктов.

– Присаживайтесь. – сказал Руколь, указав взглядом на свою постель.

Слуги сели на постель, свесив ноги.

– Можете приступать к пище. – господин достал продукты и выложил их на постель.

– Я принесу стаканы. – уверенным голосом заметил Лоуренс и удалился. Но вскоре вернулся со стаканами и медным подносом.

Тьма окутывала помещение, но трое людей, сидя на постели, аккуратно попивая вино и закусывая его сыром с ветчиной, попутно отламывая куски хлеба, были непременно счастливы оказаться в холодном помещении, слушая, как бьются капли весеннего дождя о стекла окна.

Руколь вспоминал о своей любви, те времена были счастливее в любую погоду, нежели те, что переживал господин сейчас. Тогда он находил радость в каждом начавшемся дне, просыпался, видел рядом молодую рыжеволосую девушку, гладил ее по голове, а та, просыпаясь, поворачивалась лицом к мужчине и нежно целовала его. Завтрак они проводили за большим кухонным столом, красиво накрытом для приема пищи. Повар Лифаа готовила прекрасные блюда, а вкуснее всего у нее выходило готовить пироги, как сладкие, так и соленые. Обычно утро начиналось с куска сладкого пирога, зачастую вишневого, так как рыжеволосая госпожа Арпа очень любила вишню. Иногда она ласково называла себя и Руколя «вишенками».

После смерти Арпы пришлось уволить Лифуу, так как Руколю уже не требовался повар, да и с приготовлением простых блюд оба его слуги справлялись неплохо. Яра ему напоминала жену, он любил их обоих, уважал и ценил. Яра была так же заботлива к нему, как и госпожа. Когда он не мог выйти из комнаты по причине сильного недомогания, служанка приносила ему в постель простой куриный отвар или чай с облепихой. Старалась не тревожить его, ежели он отказывался от приема пищи. Выполняла любой его приказ, не перечила, да и сама его, видимо, любила не меньше, чем любила его покойная жена.

После трапезы на постели, Руколь приказал унести поднос с остатками пищи. Оба слуги повиновались его воле и быстро удалились. Господин встал к окну, вновь его распахнул. Весенний дождь и не думал стихать, наполняя сердце мужчины теплом, а голову мечтами. Он смотрел на городской пейзаж. Под его окном находился магазинчик с продуктами, притаившийся меж двумя не высокими двухэтажными домами, позади домов вдали виднелась часовня. Господин не любил ее, так как испытывал ужасные чувства от воспоминаний о похоронах, так относился он ко всему религиозному. Да и сам писал в завещании о том, чтобы тело его сожгли и не отпевали. Не хотел он ни при жизни более, ни после нее связываться с церковью, часовнями и прочим. Он хотел обрести свободу, снова стать тем счастливым мужчиной, снова обрести любовь. Но в глубине души понимал, что никакой дождь, никакая служанка не заменят ему те рыжие, прекрасные волосы, ту милую теплую улыбку, нежный взгляд и жаркие поцелуи.

Смотря вниз, на тротуар, Руколь мечтал увидеть себя внизу, разбитым и спокойным, но дождь заставлял его жить, отбросить все дурные мысли, насладиться тем, что он имеет, и просто оставить все так, как есть, все так, как должно быть.

В эту ночь господину сильно нездоровилось. Он страдал высокой температурой, сильным кашлем и мокротой, его бил озноб, разум туманился. Яра не отходила от него ни на шаг до самого утра, когда Лоуренс смог вызвать врача, и тот пришел к Руколю. Только господин к тому моменту уже не кашлял, не отхаркивался, и, казалось, не дышал.

Врач, осмотрев пациента, высказал окончательный, точный, ужасный вердикт: «Умер».