Вета в Зазеркалье

Когда память моя раскололась на части,

Когда сердце не знало, зачем и куда.

И я понял, что боль моя – это не счастье,

И я понял, что боль моя – это беда.

Совершилось так много, но я безучастно

Наблюдаю дорогу свою в никуда.

И когда налетает на землю ненастье,

Вместе с миром моя замерзает душа.

(Ольга Гусева)

Долгие тысячи лет они пряли нити судеб.
Долгие тысячи лет они связывали эти нити в узлы.
Долгие тысячи лет они ткали из этих нитей узорчатое полотно.
Долгие тысячи лет они предрешали, отмеряли и безучастно отрезали.

Они всё ещё помнили, что главное в жизни тех, чьи судьбы они вершат, – любовь.
Но за эти долгие тысячи лет они забыли, что такое любить.

Забыла та, что была самой старшей. Слишком давно она любила. Да и любила ли вообще?

Та, что была в расцвете сил, тоже не могла вспомнить, что значит это слово. Ей казалось, что она может собрать осколки своей памяти в единое целое, но её одолевали сомнения.

А самой младшей, той, что с ножницами в руке, возможно, и не довелось узнать любовь до того времени, когда душа её начала замерзать.

И вот теперь, когда к земле подступило ненастье, когда люди в гордыне своей забыли о Традициях предков и о Вершительницах своих судеб, они – старая, зрелая и юная – решили, что пора вспомнить, что же это такое – любить.

Для любви нужны двое.

Она и Он.

Надо сделать так, чтобы им никак не удалось ускользнуть друг от друга.
От своей судьбы.
Чтобы притяжение, возникшее между ними, связало их и заставило любить друг друга.

И тогда они – все трое – вспомнят, и их души оттают. И тогда они, вероятно, смогут спасти мир он ненастья.

Итак, для любви нужны двое.

Она и Он.