Ветер гасит пламя

Для учёного человека заря и сумерки – одно и то же. Слово меняется только от того, идёт ли речь о вечернем или утреннем времени, смысл всегда одинаков. А вот для поэта разница всё-таки есть.

Рассветом надо любоваться посреди безбрежного поля, в начале лета. Розовый, лёгкий, игристый предвестник дня. Счастливый блеск утра, пылающая синяя даль. Радостный пересвист птиц, громко восхваляющих солнце, торжество света. А может быть и наоборот, рассвет мрачный и мертвенно-бледный, если первые утренние часы окажутся дождливыми. Но каким день будет дальше: счастливым или печальным, весёлым или грустным – рассвет этого не знает и не скажет. Лишь пообещает, что всё это будет. Восход – прелюдия нового дня. Восход – это радостный посланец весны, который остаётся с тобой все месяцы года.

Иное дело – закат в конце августа. Особенно когда находишься в библиотеке усадьбы Кингасси, и смотришь через огромное окно-витраж, где изображён Последний день мира, когда ангелы Единого будут сражаться с ночными демонами. В воздухе чуть заметно пахнет пылью от тысяч книг, расположившихся на полках шкафов... Закат ничего не скажет, ничего не пообещает. Это завершение всех дел, итог прошедшей главы жизни. Едва начинают играть густые краски западного багрянца, тяжёлый от зерна колос склоняется к земле, усталый крестьянин приостанавливает свой шаг на тропинке, рыбак придерживает лодку, а охотник, сидя у бледного в вечерних сумерках огня, прищуривает глаза. И все они заворожённо и с тревогой смотрят, как уходит за горизонт светило, как облака, сверкавшие и прозрачные днём, теперь становятся резкими и тёмными.

Горизонт расцветает сначала золотом, потом цветами киновари и наконец спелой вишней. Внезапно последний луч солнца забирает все цвета с собой, мир становится серым и бесцветным, небо тонет в океане пустоты. Приходит ночь. В конце лета она уже совсем чёрная, первый вестник скорого дыхания осени и грядущей зимы. И наступит ли для тебя новый рассвет и новая весна, никогда не узнаешь. Потому-то и смотреть закат лучше здесь, где тебя окружает мудрость тех, кто давно обратился в тлен, но чья мысль пережила краткий миг бренного существования. Среди теней, про которые будут помнить даже тысячи закатов спустя.

Ислуин досмотрел заход солнца до последнего мига, когда громады облаков затерялись в потемневшем небе, а за окном всё смешалось, укрытое густым слоем чёрной краски, и лишь тогда включил лампу. Небольшое пятно света не могло осветить огромную залу целиком, но для единственного читателя его было вполне достаточно. Всё равно лежавший на столе фолиант так и остался открытым на первой странице. Экземпляр старинный и дорогой, да и сам по себе очень интересный. Прежний лорд Кингасси собрал в своей резиденции много редкостей. И пусть для старика главной была цена, в его коллекции попадались настоящие жемчужины. Например, как эта – «Атлас Рудных гор», причём самое последнее издание типографии Академии Киарната, отпечатанное незадолго до Исхода и Третьей войны.

Магистр невидящим взглядом уставился на буквы и подумал, что и в его жизни закончилась очередная глава. Когда он встретил Лейтис на улицах Бархеда, потом признал дочерью… Тогда казалось – всё это игра пополам с самым простым способом решить бытовые проблемы, не отвлекаясь от главной цели. Правы были и шаманы Сарнэ-Турома, и жрецы Эбрилла, когда говорили ему, что в жизни нет ничего выше, прекраснее и важнее семьи. А он по молодости не слушал, смеялся в ответ на наставления. В какой день Лейтис и в самом деле стала для него дочерью не только по закону и по крови, но и в душе? Не упомнить. Зато до сих пор внутри звенит каждый миг свадьбы, трепет и гордость отца, выдающего свою дочь замуж… Неделя счастья не за себя – за Лейтис. Сегодня утром пришёл закат. Гонец донёс весть с южных границ. Пришли Ночь и Тьма, бесчисленные полчища орков затопили окраины Империи. И настанет ли когда-нибудь новый рассвет – никому не известно.

Негромко скрипнула дверь. Ислуин повернулся. Неожиданный гость светильника с собой не взял, но острое зрение мага позволило узнать человека в тех крохах света, которые давала настольная лампа. Раттрей. Магистр немедленно заставил себя собраться. Наверняка у Хранящего покой тоже на сердце скребут кошки, но он слишком скрытен, даже с самым доверенным человеком не станет делиться наболевшим, лишь бы облегчить себе душу. А о том, где хочет провести вечер, Ислуин не говорил, к тому же библиотека не самое любимое его место. Значит, глава Тайной канцелярии искал специально и хочет поговорить наедине, ведь утром они уже виделись.

Раттрей подошёл к столу, посмотрел на книгу и усмехнулся уголком рта.

– Интересный выбор. Вижу, вы задумались о том же.

Ислуин пожал плечами: мол, полагайте как хотите. Не объяснять же, что книгу про обычаи и повседневную жизнь гномов он вытащил из шкафа случайно. Пусть лучше виконт считает – собеседнику уже известно многое. Тогда и сам он скажет больше, чем хотел поначалу. Ислуин, хоть и доверял Раттрею, пешкой в его руках становиться не собирался. Тем временем Хранящий покой перелистнул несколько страниц и остановился на карте.

– Стервятники начали кружить вокруг льва раньше, чем он издох.

Ислуин проследил за взглядом виконта – тот смотрел на северную часть Рудного хребта, точнее, на полосу земли между горами и океаном – и покачал головой:

– Спорные земли. Я понимаю ваши опасения. Но не думаю, что падишах рискнёт ввязаться в спор насчёт Яванского порта. Шафтолу Второй хоть и постарел с тех пор, как я был в тех краях последний раз, но власть в своих руках держит по-прежнему крепко. Неудачный заговор визиря Уштура в прошлом году это вполне доказывает. Шафтолу отправил на плаху вместе с визирем двух своих сыновей, но кланы их матерей даже не пикнули. А если воевать с Империей… Сам падишах армию уже не поведёт, значит, придётся отправлять кого-то из сыновей. Вернувшись, тот запросто подвинет отца на престоле. Сначала в сторону, а потом и в усыпальницу. Нет, воевать сейчас никто в Шахрисабзсе не рискнёт.

Раттрей на тираду магистра заговорщицки подмигнул, ухмыльнулся широкой искренней улыбкой барышника, который собирается под видом скакуна всучить старую клячу, и демонстративно похлопал ладонью по карте:

– Кер Ислуин, – манерно растягивая слова, сказал Раттрей, – я понимаю вашу привычку к скрытности. Иначе бы вы не выжили столько лет среди людей. Но вы ведь понимаете, что отношения между императором и падишахом влияют на внешнюю политику многих стран. И мне очень бы хотелось услышать ваши соображения.

Ислуин ответил не сразу. Со стороны выглядело, будто он держит театральную паузу: придать веса словам. На самом деле магистр судорожно пытался сообразить, что же хочет от него услышать Хранящий покой. У себя на родине гномами Рудного хребта Ислуин почти не интересовался, разве что изредка заглядывал в их края по нужде или чего-то прикупить. А уж дела гномов его не занимали тем более. На память пришёл единственный случай, как раз когда они познакомились с нынешним главой Магической гильдии архимагом Манусом.

– По моему, прошлый договор позволил Старшему горному мастеру заткнуть рот всем недовольным. И не думаю, что в нынешних условиях хоть кто-то рискнёт даже заикнуться про торговлю с Шахрисабзсом в обход соглашений с Империей. Нет, какие-то эксцессы и могут случиться, но...

– Браво, кер Ислуин,– Раттрей восхищённо склонил голову и прищёлкнул пальцами. – Я потрясён вашим умом. А ведь я точно знаю, что у вас нет агентуры в Рудных горах.

Ислуин остался внешне невозмутим, гадая внутри себя, чего же такого важного ему хочет сказать Хранящий покой. И заодно размышляя, как бы и дальше выстроить разговор, чтобы Раттрей не заподозрил: собеседник попал пальцем в небо. Тем временем с лица главы Тайной канцелярии будто смахнули всё благодушие. Дальше он заговорил сухим, деловым тоном.

– До меня дошёл тревожный слух. Только слух, повода на официальное расследование или ноту Старшему мастеру – нет. Кто-то из гномов втихаря уже готовится к пересмотру цен на оружие, доспехи и инструменты в свою пользу. Ведь Империи из-за мятежа нам фактически заново надо вооружать два легиона. И это не считая ополчения. При этом мои люди в Рудных горах утверждают, будто всё в порядке, хотя про такие слухи и посол, и резидент обязаны докладывать сразу, даже если уверены, что всё это не стоит моего внимания.

Ислуин кивнул. Кажется, теперь понятно, зачем он понадобился Раттрею, да ещё тайно. Хранящий покой тоже кивнул, тяжко вздохнул и раздражённо продолжил.

– Этот проклятый мятеж спутал всё. У нас нет ни времени, ни ресурсов разбираться с гномами до того, как проблема возникнет. Втайне отправить доверенного человека просто так я не могу, его вычислят и подсунут ему липу.

Магистр жестом показал, что понял. Гномы хорошо различают ауры и наложенные магией иллюзии, с их дотошностью они легко определят любой грим. Торопливую подмену какого-то человека на агента Тайной канцелярии определят быстро, а нормально готовить внедрение нужного специалиста нет времени. Понятно, из-за чего Раттрей обратился именно к нему. Хранящий покой его переоценивает: за время жизни в Тейне обывателем-алхимиком Ислуин тоже пользовался в основном иллюзиями и гримом, меняя отдельные мелочи, но, как правило, сохраняя фенотип выходца из северных королевств. Если же нужно было переменить облик уже по-настоящему, скажем заметно поменять овал и структуру лица или форму черепа, то просил помощи у Лейтис. В этой же поездке он и близко не должен быть похож на себя, поэтому личина северянина Ивара отпадала сразу. Ислуин задумался, просчитывая варианты. Наконец, он провёл по лицу рукой, формируя иллюзию будущего облика. Можно было обойтись и без жестов, но собеседник легче воспримет, если внешний вид не станет скакать внезапно.

– Так пойдёт? Вот ещё варианты, – Ислуин несколько раз провёл по лицу рукой, как бы меняя детали. – Но это только если под рукой будет хорошая лаборатория и помощь мага уровня не ниже магистра. Менять облик на ходу я не смогу, как и вернуть его второй раз, если придётся возвращаться к моему естественному виду. Продержится фальшивый облик не менее трёх-четырёх месяцев, но не более полугода. Но на это время подделку не обнаружат даже гномы, это я вам обещаю. Достаточно?

Раттрей восхищённо посмотрел на стоявшего перед ним смуглого, горбоносого типичного выходца из провинции Яван. Предки явно из Шахрисабзса, но кто-то из имперских переселенцев в роду тоже есть.

– Изумительно, – он довольно усмехнулся, – кер Ислуин, это намного лучше, чем я рассчитывал. А если покажу вам изображение или человека – уроженца Явана, сможете его скопировать?

– Если он не очень сильно будет отличаться от меня-нынешнего, то да. Я дам вам перечень требований к прототипу и список того, что мне понадобится в лаборатории, – подтвердил магистр. Опять провёл рукой, снимая иллюзию. И задал вопрос, который вертелся на языке с первых мгновений встречи: – Это всё, конечно, важно. Но скажите мне ещё вот что. Зачем такая скрытность здесь, в резиденции императора. «Случайная» встреча в одном из самых защищённых мест здания...

Глава Тайной канцелярии ответил не сразу. На лице ненадолго мелькнула досада, он явно хотел именно этот момент обойти стороной. Но и на прямой вопрос отмолчаться не мог. Наконец, Раттрей сказал.

– Кер Ислуин... У меня нет никаких доказательств вообще. Одно предчувствие, так что смело можете поднять меня на смех. Но мне не нравится возня в Рудных горах. А вы не просто одна из влиятельнейших фигур императорского двора... – Ислуин позволил себе открыто усмехнуться: тесть Харелта Первого, куда уж весомей. – Вы единственный можете без лишних вопросов исчезнуть. Как подданный и вассал Его высочества Рэгана. А мне кажется, в Рудных горах, – Раттрей чуть помялся, – скоро понадобится Голос императора. Причём так, чтобы про его приезд не знала ни одна живая душа.

Когда, обговорив детали, Хранящий покой ушёл из библиотеки, Ислуин с тоской посмотрел на лежащий перед ним фолиант. Теперь придётся его читать от корки до корки, и уже не для собственного удовольствия. Магистр достал из сапога небольшой нож, из кармана камзола деревянный чурбачок в пол-ладони длинной, в задумчивости принялся выстругивать заготовку то ли игрушечного кинжала, то ли ложки. И неожиданно рассмеялся. Правильно, негоже клинку лежать без дела. Вот и напомнил владыка Уртэге, послав к нему Раттрея с просьбой. А то в Турнейге он и впрямь засиделся.