Боль была тупой, глубокой, как зубная, но разлитой по всему телу. Нет, не по телу. По памяти. По тому, что осталось от ее мира. От ее веры.
Храм.
Слово вспыхнуло в сознании Асоки Тано, как удар молнии в кромешной тьме. Не величественная обитель покоя и знания, нет. Она отчетливо помнила опаленный ангар в Храме. Взрывная волна вызвала детонацию топлива двух челноков, только что зашедших на посадку. Смерти братьев, клонов и техников витали в ауре места теракта. Запах гари, расплавленного пластита, и чего-то сладковато-противного – горелой плоти наполнял помещения дни спустя. Теракт. Чудовищный, немыслимый. Расследование было указало на Летту Тармонд. Женщину задержали, а вот показания она согласилась давать только ей, Асоке. Когда она пришла в камеру Летты она начала рассказывать, что ее нанял джедай, но назвать имя предателя не успела. Кто-то задушил ее прямо на глазах у Асоки. И обвинили в смерти заключенной ее, Асоку. Арест. Силовое поле камеры. Ощущение ловушки, сжимающейся с каждым дыханием. Ей помогла неожиданная союзница Асажж Вентрес. Теперь оставался единственный выход – вниз. В бесконечные, дышащие машинным маслом и отчаянием глубины Корусанта.
Бегство слилось в адскую карусель образов: лифтовые шахты, зияющие пропастью; перегретые вентиляционные тоннели, где металл жалил кожу; тени, мелькающие в перспективе сырых, полузатопленных коридоров; грохот преследующих шагов клонов, эхом отражающийся от ржавых сводов. Она бежала, ползла, карабкалась вниз, к самому сердцу планеты-города, где свет звезд был мифом, а воздух – отработанной смесью, которую приходилось фильтровать лишь своими легкими. Ее световые мечи – продолжение рук, символ ее пути – жгли бедра, но были единственным утешением, якорем в этом хаосе. Она искала правду. Искала того, кто действительно стоял за кровью в Храме. Интуиция, голос Силы, зловещий и настойчивый, вел ее сквозь лабиринт забвения.
И привел. На склад. Огромное, полуразрушенное помещение, погруженное в полумрак. Стены из грубо сколоченных плит, проржавевшие контейнеры громоздились, как надгробия гигантов. В воздухе висела пыль веков и запах статики – следы недавно работавшего мощного оборудования. Единственный источник света – тускло мерцающие аварийные лампы, отбрасывающие длинные, пляшущие тени. Тишина. Гнетущая, звенящая тишина, нарушаемая лишь далеким гулом планетарных механизмов и собственным учащенным дыханием Асоки. Она вошла осторожно, чувства, обостренные до предела, сканировали пространство. Сила вибрировала напряжением. Опасность была здесь. Сейчас.
– Я знала, что ты придешь.
Звук активированных где-то позади световых мечей заставил Асоку резко прыгнуть вперед с одновременным уклонением. Обернувшись, она увидела женскую фигуру в темном плаще с капюшоном. Лицо закрывала маска. В руках у незнакомки сияли багровые мечи Асажж Вентресс.
– Посмей смотреть мне в глаза без маски, предательница, – выкрикнула Асока, срывая с лица незнакомки маску.
Это была Баррис Оффи. Подруга. Сестра по оружию. Ее светлая туника и коричневый плащ джедая выглядели чужеродно в этом мрачном месте. На ее лице было странное непривычное выражение. Обычно спокойные, полные рассудительности глаза горели фанатичным огнем. В руках – активированные световые мечи. Алые лезвия, клинков были похожи на кровь. Что-нибудь саркастическое сказать очень хотелось, но говорить было не о чем. Правда была на лицо.
– Баррис… – прошептала Асока, автоматически занимая боевую стойку. Ее собственные мечи вспыхнули с тихим вжим, заливая пространство вокруг нее зеленым сиянием, резко контрастирующим с тусклым светом склада. – Ты? Но… зачем?
– Зачем? – Баррис усмехнулась, коротко и безжалостно. – Чтобы спасти Республику! От коррупции, от слабости Совета! Они слепы, Асока! Как и ты! – Голос ее сорвался на крик. – Они ведут галактику к гибели! Наш Орден прогнил! Нужно очищение! Огонь!
Боль от предательства была острее любого клинка. Асока видела боль Баррис, ее отчаяние, но теперь оно было извращено, направлено в темную воронку ненависти. Сила вокруг Баррис клокотала черной яростью.
– Ты убила невинных! – крикнула Асока, чувствуя, как гнев, чистый и жгучий, поднимается в ней, угрожая затопить островок джедайского спокойствия. – Ты предала все, во что мы верим!
– Верили, Асока! – парировала Баррис, делая первый выпад. – Мы верили в ложь!
Клинки сошлись с оглушительным визгом и фонтаном искр. Битва началась.
Это не был поединок джедаев – изящный танец Форм, проверка мастерства. Это была яростная, отчаянная схватка на уничтожение. Баррис, движимая фанатичной убежденностью, атаковала безудержно, мощно, ее удары были тяжелы и направлены на сокрушение. Асока, еще оглушенная предательством, отбивалась, полагаясь на скорость, инстинкт и свою уникальную агрессивную форму джар-кай. Она парировала, уворачивалась, контратаковала, зеленые молнии мечей рисовали в полумраке ослепительные, смертоносные узоры. Они метались между ржавыми контейнерами, клинки оставляли глубокие, оплавившиеся шрамы на металле. Скрежет, вой рассекаемого воздуха, тяжелое дыхание – все слилось в единую симфонию насилия.
Асока пыталась достучаться, кричала сквозь грохот боя, но Баррис была глуха. Ее глаза видели только врага. Предателя Ордена. Предателя ее правды. Сила, темная и липкая, усиливала каждый удар Баррис, делая его почти нечеловеческим. Асока чувствовала усталость, накапливающуюся в мышцах. Глубины Корусанта, побег, шок – все брало свое. Один неверный шаг. Отскок от скользкой масляной лужи. Мгновенная потеря равновесия. Этого мгновения хватило.
Баррис, с рычанием зверя, нанесла сокрушительный диагональный удар. Асока успела подставить меч для блока. Сила удара была чудовищной. Ее правый меч вырвало из руки, он, жужжа, улетел в темноту и с глухим стуком воткнулся в стену, погаснув. Асока отлетела назад, ударившись спиной о край металлического контейнера. Боль пронзила легкие. Она едва удержала левый меч. Баррис была уже над ней. Лицо, искаженное торжеством и ненавистью, залитое синим отблеском клинков.
– Прощай, Асока, – прозвучало ледяным шепотом. – Ты – часть старого мира. Он должен сгореть.
Два рубиновых клинка, слившись в одну ослепительную вспышку, ринулись вниз. Асока инстинктивно подняла оставшийся меч. Блок. Но не против двух. Лезвие Баррис слева впилось в ее клинок, удерживая его. А правое… Правое прошло ниже. Мимо меча. Прямо в живот.
Боль.
Не острая, не режущая. Горящая. Невыносимо горящая. Как будто в живот вогнали раскаленный докрасна лом. Асока взглянула вниз. Алый клинок торчал из ее живота, чуть левее центра. Он не просто пронзил – он горел внутри. Плавил плоть, прожигал ткани. Сияние меча освещало ее тунник снизу, делая лицо Баррис над ней похожим на демоническую маску.
– Н-нет… – вырвался хрип у Асоки. Не страх смерти. Неверие. Предательство… вот что горело сильнее плазмы. Она смотрела в глаза Баррис. Искала хоть каплю сожаления, остаток подруги. Нашла только холодную решимость.
Баррис резко выдернула меч. Асока почувствовала, как что-то горячее и невыносимо живое хлынуло из страшной раны, заливая ноги. Сила покидала ее вместе с кровью. Ноги подкосились. Она сползла по стенке контейнера на холодный, маслянистый пол. Мир поплыл. Звуки – гул механизмов, шипение ее собственного гаснущего светового меча – стали далекими, приглушенными. Над ней маячила фигура Баррис, смотрящая без эмоций. Последнее, что увидела Асока, прежде чем тьма поглотила сознание – это красные клинки, гаснущие один за другим, и шаги, удаляющиеся в темноту. Шаги в никуда. В небытие.
Холод.
Это было первое ощущение. Пронизывающий, влажный холод, пробивающий насквозь. Он контрастировал с жаром раны, с пламенем Корусанта, еще пылавшим в памяти. Потом – тяжесть. Каждая клетка тела казалась налитой свинцом. И шум. Не гул механизмов, а что-то другое. Ритмичное, успокаивающее и… живое. Шум прибоя.
Асока застонала. Попытка пошевелиться отозвалась адской болью в животе. Она ждала ее – жгучую, рвущую боль от раны световым мечом. Но боль была… другой. Глубокой, ноющей, разлитой, а не сконцентрированной в одной точке. Как после тяжелейшей тренировки, умноженной на десять. И не было ощущения обожженных тканей, запаха гари. Вместо этого – запах соли. И влажной земли. И чего-то цветочного, незнакомого.
Она заставила себя открыть глаза.
Свет.
Яркий, золотой, почти болезненный после кромешной тьмы Корусанта и предсмертного мрака склада. Она зажмурилась, потом медленно приоткрыла веки. Над ней было небо. Но не знакомое небо Корусанта, затянутое смогом и огнями городов-спутников, и не черный бархат космоса. Это было невиданное, невозможно-синее небо, бездонное и чистое, как кристалл. По нему плыли пушистые, ослепительно белые облака. Солнце. Настоящее, огромное, теплое солнце, которого она не видела годами, ласкало лицо. Его свет слепил.
– Эй! Ты наконец-то проснулась! Я уж думала, ты никогда не очнешься!
Голос. Высокий, звонкий, пронзительный. Как звоночек. Но совершенно незнакомый. И говорил он… не на основном? Звуки были похожи, но интонации, акценты – все было чужим.
Асока резко повернула голову на звук, игнорируя протест мышц. Рядом, прямо в воздухе, парило… существо. Крошечное, размером с крупную дроид-птицу. Человекообразное, но с огромными, сияющими, как крылья светляка, крыльями за спиной. Личико – милое, с большими, полными искреннего беспокойства глазами цвета морской волны. Серебристые волосы были убраны в странный, короноподобный пучок. Существо трепетало крыльями, создавая легкий ветерок.
– Ой, осторожнее! Не дергайся так! – запищало существо. – Ты выглядишь… ну… как будто тебя прогнали через мясорубку и потом собрали обратно! Ты в порядке? Ну, то есть… живая? Я Паймон! А ты кто? Откуда ты здесь взялась? Я облетела весь берег, никого не было, а потом – бах! – и ты здесь, вся мокрая и без сознания! Как кусок водоросли!
Асока уставилась на Паймон. Мозг отказывался обрабатывать информацию. Крылатый… ребенок? Дух? Дроид? Ничего подобного она не видела ни на одной планете. Берег? Она медленно, с трудом приподнялась на локтях. Песок. Под ней был песок. Теплый, золотистый, сыпучий. И вода. Огромная, бескрайняя масса чистейшей, бирюзовой воды, накатывающая на берег белыми барашками волн. Море. Настоящее море. На Корусанте океаны были скрыты под городами-платформами, а здесь… оно было здесь, живое, дышащее, пахнущее солью и свободой.
Она оглядела себя. На ней была не ее привычная боевая одежда джедая. Не туника, не доспехи. На ней было легкое, почти воздушное платье-сарафан белого и золотистого цветов, с короткими рукавами и странными, асимметричными деталями на юбке. Ткань была мягкой, но чужой. Руки. Она подняла руки перед лицом. Кожа… Она была гладкой. Но цвет. Вместо привычного оранжевого оттенка ее родной расы тогрута – кожа была бледной. Почти как у человека. Идеально ровного, теплого персикового оттенка. Голова. Она инстинктивно потянулась к вискам. Великая Сила! Где ее лекку и монтралы? Два рога и два характерных отростка-хвоста, спускавшихся по бокам головы у тогрута? Вместо них… человеческие волосы. Короткие и растрепанные, с двумя золотистыми волнами кос, как само солнце над головой.
Паника, холодная и тошнотворная, начала подниматься из желудка. Это не ее тело. Это было… чуждое. Безоружное. Где ее световые мечи? Она ощупала пояс. Ничего. Только мягкая ткань платья.
– Эй! Ты меня слышишь? – Паймон приблизила свое личико, ее большие глаза смотрели с неподдельным любопытством и тревогой. – Ты не выглядишь местной… Ты из Мондштадта? Или из Ли Юэ? Ой, а может, ты пират? Хотя… в таком платье? Сомнительно!
Асока попыталась говорить. Горло было пересохшим, язык ватным.
– Г-где… – хрип вырвался наружу. – …я? Кто… ты? Что… это за место?
Голос. Это был не ее голос! Он звучал выше, мягче, без привычных тогрутанских обертонов. Чужой голос в чужом теле.
– Место? – Паймон закружилась в воздухе. – Это пляж! Самый красивый пляж возле Статуи Семерых! Мы в Тейвате, конечно! В мире, где правят Семеро Архонтов! – Она произнесла это так, будто это было очевидно, как то, что солнце встает на востоке. – А я Паймон! Твой новый гид и лучший спутник! Ну, пока ты не прогонишь меня. Но ты выглядишь такой потерянной… Может, ты потерпевшая кораблекрушение? Или амнезия? Ой, это так романтично и загадочно!
– Тейват? Архонты? Семеро? – Слова бились в сознании Асоки, как пойманные птицы, не находя смысла. Она снова посмотрела на свои руки – бледные, человеческие. Потрогала лицо – гладкую кожу без полос, высокие скулы, незнакомые черты под пальцами. Она почувствовала, как по щекам текут слезы. Не от физической боли. От полной, абсолютной потери. Потери тела. Потери пути. Потери мира.
Она была мертва. Она должна была быть мертва на том складе в глубинах Корусанта, с дырой в животе от меча подруги. Но вместо вечного покоя Силы… она была здесь. В незнакомом, ярком, невероятном мире. В чужой плоти. Без оружия. Без понимания. Одна.
Одна? Ее взгляд упал на трепыхающуюся рядом Паймон. Крылатое существо смотрело на нее с такой наивной, неподдельной заботой, что в этом безумии это казалось единственной ниточкой к реальности. Слабой, зыбкой, но… ниточкой.
Асока Тано, бывший Падаван джедаев, изгнанница, преданная и убитая, глубоко, содрогаясь, вдохнула соленый воздух Тейвата. Мир вокруг нее был прекрасен и ужасающе чужд. Вопросов было больше, чем звезд на небе Корусанта. Но первый, самый главный, прорезал сознание, как крик:
– Кто я теперь?
Чужая Плоть, Ключ и Ветер
Соленый ветер, несущий прохладу с моря, обвивал ее лицо, но не мог смыть внутреннего ледяного оцепенения. Слезы высохли на щеках, оставив лишь стянутость кожи и жгучую пустоту внутри. Чужое тело. Чужая кожа, чужие волосы, чужие пропорции. Каждое движение отзывалось незнакомой мышечной памятью, каждое прикосновение пальцев к лицу – предательской гладкостью вместо ожидаемых полос и холодов. Гул Силы, тот вечный, живой фон вселенной, который всегда наполнял ее существо, ощущался как... приглушенное эхо за толстой стеклянной стеной. Глухо, расплывчато, недоступно. Паника, когтистая и рациональная, пыталась вновь сжать горло, затуманить сознание.
– Эй? Ты точно в порядке? – Паймон замерла перед ее лицом, огромные глаза полны беспокойства. – Ты побледнела... ну, еще больше! Может, тебе воды? Или ягод? Паймон может найти ягод! Очень быстро!
Асока отвела взгляд от трепещущего духа, уставившись на свои бледные, чужие ладони, лежащие на теплом песке. Нет. Так нельзя. Так она сломается окончательно. Ее учили иначе. Учили контролю. Учили ясности ума. Даже перед лицом предательства, даже на краю гибели в глубинах Корусанта, она находила точку опоры внутри себя. Джедай не поддается панике. Джедай ищет центр. Даже если этот центр – последнее, что у него осталось.
– Мне нужно... – ее голос, чуждый и звонкий, прозвучал хрипло. Она сделала паузу, сглотнула ком в горле, заставила себя выровнять дыхание. Вдох. Соленый воздух. Выдох. Дрожь в конечностях. – Мне нужно побыть одной. Ненадолго. Пожалуйста.
Паймон на мгновение выглядела обиженной, но затем ее лицо вновь озарилось пониманием.
– О! Ты хочешь помедитировать? Как монахи в Ли Юэ? Или как странные адепты на горах? – Она закивала с преувеличенной серьезностью. – Хорошо-хорошо! Паймон не будет мешать! Паймон полетает вокруг, поищет, нет ли поблизости хиличурлов или злых крабов! Не бойся, я настороже!
Крошечное существо взмыло вверх, рассыпая в воздухе искорки света, и принялось кружить неподалеку, бдительно осматривая окрестности. Асока закрыла глаза, отсекая яркость солнца, шум прибоя, тревожный лепет Паймон. Она сосредоточилась на внутренней тишине. На том пространстве за мыслями, за болью, за страхом, где когда-то безраздельно царила Сила. Она искала знакомое течение энергии, успокаивающий ритм Вселенной.
Пустота.
Точнее – искажение. Как радиопомехи на знакомой частоте. Сквозь толщу отчаяния и диссонанса чуждой плоти пробивались лишь обрывки... чего-то другого. Не Силы. Незнакомого, но могущественного. Энергия Тейвата? Она не знала. Но это был единственный ориентир.
Асока углубила медитацию, волевым усилием отодвигая шок и физический дискомфорт. Она не искала Силу. Она искала себя. Якорь в этом хаосе. И тогда... хлынуло.
Не поток Силы. Поток образов. Чужих. Навязчивых. Ярких, как вспышки боли.
Двое. Близнецы. Золотые волосы, как у нее сейчас, и серебристые. Они летят сквозь переливающийся туннель звездного света на борту небольшого космического корабля. Их руки крепко сцеплены. Уверенность. Сила. Единство. Она – Люмин. Он – Итер. Брат.
Имя Итер отозвалось в сердце ледяным ножом. Энакин. Брат по духу. Брат по судьбе. Тот, кто был ближе крови. Учитель. Почему его образ слился с Итером? Загадка.
Внезапность. Огромная фигура, заслоняющая звезды. Женщина? Богиня? Застывшее, безличное величие. Рука, поднятая в жесте абсолютной власти. Непостижимая мощь, сминающая пространство. Разъединяющий удар. Крик брата. Его рука, вырывающаяся из ее хватки. Он уносится прочь, в бездну... Она падает. Падает сквозь огонь и свет, вниз, к синему миру... Тейват.
Воспоминание было кристально ясным и... искусственным. Как голограмма, встроенная прямо в сознание. Не ее переживание. Не ее боль. Чужая трагедия, вмонтированная в ее душу. Отвращение смешалось с тоской. Итер... Его образ накладывался на Энакина, умножая горечь.
Окрестности. Скалы, обрамляющие пляж. Тропа, ведущая вверх, прочь от моря. Знакомый силуэт гигантской статуи посреди озера в ущелье. Знание языка – обрывки фраз, названий мест (Мондштадт, Ли Юэ, Статуя Семерых), ощущение странной связи с этим местом, как будто она провела здесь годы, а не мгновения.
Асока поднялась. Чужая плоть подчинялась, но каждое движение было лишено привычной грации тогрута, силы и уверенности джедая. Она чувствовала себя куклой на туговатых нитках. Она посмотрела на Паймон, все еще кружившую неподалеку.
Вставая Асока Тано скользнула взглядом вниз по чуждому платью – легкому, воздушному, бело-золотому. И... ощутила. Небольшую, но явную выпуклость на правом бедре, под тканью. Не естественная часть тела. Нечто закрепленное. Асока задрала подол платья. На бедре, вплотную к телу, зафиксирован тонким, эластичным ремешком, был предмет.
Серебристый, вытянутый ромб. Холодный металл. В центре – продолговатая пластина небесно-голубого кристалла, излучающая слабое внутреннее сияние. С боков – два острых, словно боевые, золотых шипа. Верхний и нижний углы завершались парными золотыми штырьками, явно техногенными разъемами. Устройство. Чужое. Технологичное. Непохожее ни на что из известного ей.
Асока накрыла платьем ключ, пряча странное устройство. Еще одна загадка. Еще один груз. Но игнорировать его было нельзя. В этом мире, лишенном привычных ориентиров, любой инструмент мог стать ключом к выживанию. Или к пониманию.
– Я Асока, – сказала она четко, глядя прямо в огромные, полные беспокойства глаза Паймон. Не Люмин. Не та, чьи воспоминания и ключ ей вживили. Асока Тано. – Асока Тано. Я... не отсюда. Я потеряла все. Но я жива. И мне нужно понять... – Ее взгляд скользнул вниз, к скрытому платьем бедру. – ...что это.
Она снова откинула легкую ткань и осторожно расстегнула эластичный ремешок. Холодный металл ключа коснулся пальцев. Небесно-голубая кристаллическая пластина в центре тускло мерцала, словно спящее сердце.
– Осторожнее! – пискнула Паймон, отлетев на почтительное расстояние. – Оно же странное! А вдруг бабахнет?
Асока проигнорировала предостережение. Джедай не боится неизвестного. Джедай изучает. Она снова коснулась центральной пластины, но уже не импульсивно, а с осторожным намерением. Активировать. Понять.
Кристалл вспыхнул мягким голубым светом. Не врыв сознания, как в первый раз, а... проекция. Тонкие лучи света выстрелили из верхних и нижних золотых шипов-разъемов, сливаясь в воздухе перед ней в голографический интерфейс. Он был интуитивно понятен, словно подстраивался под ее ожидания. Три основных иконки, светящиеся нежным синим:
Никаких кнопок, только голографические символы, парящие в воздухе. Управление... тактильное? Мысленное? Асока сосредоточилась на иконке "сумки" и мысленно потянулась к ней.
Интерфейс исчез. Вместо него перед ней развернулось... подпространство. Не физическое, а воспринимаемое сознанием. Пустота, разделенная на аккуратные, невидимые ячейки. Подавляющее большинство было пустым, темным. Но в одной, самой первой, лежал единственный предмет. Она мысленно "достала" его.
Воздух над ее ладонью дрогнул, сверкнул бледным светом... и материализовался меч. Тот самый, примитивный. Грубое железо, тупое лезвие, потертая кожаная обмотка рукояти, простая железная гарда. Он был тяжелым, неуклюжим, мертвым куском металла в ее руке. Совершенная противоположность изящному, живому весу светового меча. Отвращение скривило ее губы. Оружие рекрута. Или крестьянина. Это все, что есть? Она мысленно "отправила" его обратно в подпространство. Меч исчез. Инвентарь. Полезно. Унизительно. Но факт. Хранилище существует.
Она снова активировала ключ, коснувшись кристалла. Голографическое меню вернулось. Теперь – Карта. Асока сфокусировалась на иконке земли.
Голограмма сменилась. Перед ней возникла трехмерная проекция местности. Невероятно детализированная. Она видела изгиб берега, на котором стояла, бирюзовую кромку моря, золотистые скалы ущелья, уходящего вдаль. Вдалеке маячил силуэт города с ветряными мельницами – Мондштадт. На карте светились несколько значков:
Карта была интерактивной. Легким движением пальца в голографическом поле Асока могла приближать участки, вращать проекцию. Это был потрясающий инструмент ориентации, дарящий хоть какую-то иллюзию контроля над незнакомым миром. Но это была карта Люмин. Карта ее пути. Асока почувствовала горечь. Еще одно напоминание о подмене.
Последнее – Журнал. Асока выбрала иконку пергамента.
Голограмма снова преобразилась. Появились текстовые записи и схематические изображения, парящие в воздухе. Большинство записей были на незнакомом языке Тейвата, но благодаря "встроенным" знаниям Люмин Асока могла их читать:
Это был дневник Люмин. Ее мысли, ее цели, ее наблюдения. Чужая жизнь, аккуратно каталогизированная. Асока ощутила себя вором, листающим чужую сокровенную тетрадь. Она быстро деактивировала ключ, коснувшись кристалла. Голограмма погасла. Холодный металл и голубой кристалл снова были просто предметом на ее бедре.
– Ух ты... – прошептала Паймон, осторожно приближаясь. – Это было... как магия, но не такая! Без элементов! Как у... у древних механизмов в руинах! Ты умеешь им пользоваться! Значит, ты точно не простая!
Асока молча закрепила ключ ремешком, пряча его под платьем. Инструмент. Мощный, чуждый, полезный. Инвентарь – хранилище. Карта – глаза в этом мире. Журнал – болезненное напоминание и источник информации. И тупой меч. Начальный арсенал изгнанницы в чужой вселенной.
Она подняла голову, глядя на тропу, уходящую в ущелье. Знание пути было теперь не смутным ощущением, а яркой меткой на голографической карте в ее памяти. В карте Люмин.
– Пойдем, Паймон, – сказала Асока, ее голос звучал тверже после обретения хоть какого-то понимания. – Вон по той тропе. К Статуе. И... к тому, что дальше.
Она сделала шаг вперед, ощущая холод ключа на бедре и тяжесть примитивного меча в подпространстве инвентаря. Путь начинался не только в новом мире, но и в освоении чужих, но жизненно необходимых инструментов.
Тропа вела вверх, огибая выступы. Песок сменился твердой землей. Пейзаж менялся: яркая синева моря уступила место золотисто-коричневым стенам каньона, поросшим голубоватыми деревьями. Воздух был теплым, напоенным запахами камней и незнакомых цветов. Паймон болтала без умолку о Мондштадте и Барбатосе. Асока шла молча, сканируя окрестности. Ее чужие глаза, чужие уши работали на пределе.
Перед входом в узкую часть ущелья, где скалы смыкались выше, тропа раздваивалась, огибая необычное сооружение. Устремленная в небо стела двухметровой высоты из темного, отполированного временем металла, заканчивающаяся массивным кольцом, из которого вырастали четыре массивные рога-лапы. Внутри кольца висел, не касаясь краев, большой, идеально гладкий шар из того же материала. Над ним парил, медленно вращаясь, меньший шар, излучающий очень слабое, почти призрачное красное сияние. Конструкция дышала древностью и безупречной, чуждой Тейвату технологичностью. Она казалась вросшей в землю на века, молчаливым стражем портала в никуда. Ключ на бедре Асоки едва ощутимо заныл слабой вибрацией, словно откликаясь на близость артефакта, но не активируясь. Асока осторожно коснулась стелы рукой. Ключ на ее бедре на мгновение включился, а цвет свечения странного объекта сменился на синий.
– О, Путевая точка! – заметила Паймон. – Они везде! Говорят, древние, как сам Тейват. Никто не знает, кто их построил. Они как... дорожные знаки? Только непонятные. Не обращай внимания!
Асока обошла молчаливого стража, ощущая на себе незримый взгляд холодного металла. Еще одна загадка. Этот мир был полон ими.
Дальше тропа сузилась, открыв небольшую каменистую площадку. И там они были. Трое странных синих полупрозрачных существа похожих на живых капли воды. Они суетливо прыгали туда и сюда. Вдруг их бульканье стало настороженным. Один, покрупнее, напрягся, целясь.
– Ой, гидро слаймы! – взвизгнула Паймон. – Лучше обойти! Или Паймон отвлечет?
Обойти было некуда. Слайм-лидер выплюнул снаряд из воды. Рефлексы Асоки сработали раньше мысли. Годы тренировок. Чужое тело, но память движений. Она резко присела. Водяной шар пролетел над головой. Рывок вперед зигзагом. Правой ногой – круговой удар пяткой по основанию стрелявшего слайма. Глухой хлопок. Студень шлепнулся на землю. Разворот. Нырок под прыжок второго. Вращение. Удар локтем в бок третьего, сбивая с ритма. Первый слайм поднимается – она на нем. Двойной замок рук – и припечатывание к земле. Рывок в сторону от нового прыжка второго. Танец без оружия. Танец скорости и контроля.
Через минуту три слайма лежали, сбитые в кучу, булькая обиженно и безуспешно пытаясь подпрыгнуть.
– Уаааау! – пищала Паймон. – Без меча! Без элементальной силы! Просто бам-бам-бам! Ты – Мастер!
Асока выпрямилась. Дыхание ровное, мышцы горели приятной усталостью. Да. Тело слушалось. Тело помнило. Маленькая победа. Кивок Паймон. – Идем.
Тропа вела выше. Воздух стал прохладнее, влажнее. За поворотом открылась чаша – озерцо невероятной бирюзовой чистоты. А посреди него, на островке – Статуя. Крылатая фигура в струящихся одеждах, с безмятежным, милосердным лицом. В протянутых руках – шар золотистого света. Ветер свистел в каменных складках. Статуя Анемо Архонта. Энергия Тейвата вибрировала здесь, звала. Обещала или грозила?
Асока вошла в воду, доплыла до островка. Поднялась. Каменные глаза смотрели в ее душу, видя и Асоку, и Люмин. Она подняла руку. Чужую руку. Коснулась холодного камня.
Взорвалось! Ветер ворвался в нее. В каждую клетку. Чистота. Ясность. Сила Ветра! Изумрудное сияние вспыхнуло и растворилось, оставив новое чувство. Она чувствовала воздух! Каждое его движение! Видение Анемо.
Она отдернула руку. Ошеломленно. На ладони – ничего. Но внутри бушевал ураган. Глухая стена рухнула. Путь домой закрыт. Путь джедая оборван. Но открывался новый путь. Путь Ветра Тейвата.
– Видишь! Видишь! – Паймон кувыркалась в воздухе. – Избранная Ветра! Теперь мы точно найдем твоего брата! Или... кого ты ищешь?
С легким вздохом, как будто объясняя очевидное Асока ответила Паймон:
– Кажется, твой речевой центр не имеет предохранителя. Полезный навык... если цель – оглушить противника звуковой волной.