Ветры забвения

**Пролог.**

Я уже забыл, сколько времени прошло с того дня, когда человек потерял власть над этим миром. Возможно, и до войны было кому-то нелегко. Но теперь-то... Иногда на привалах я думаю, какой чудный и прекрасный мир мы потеряли. Помню, как отец раньше гулял за ручку со мной в том лесу, как мы играли вместе... Теперь каждый должен бороться за выживание, и каждый день — это испытание, и не каждый сможет проснуться завтра. А ведь мы сами виноваты... Что сгубили этот мир, и, пожалуй, это нам и суждено.

Я ступаю по холодной и мертвой земле забытого города. Отец рассказывал, что я тут когда-то родился, говорил о огромных многоэтажных домах, которые вершинами уходили в небо. Рассказывал про людей того времени. Тогда не нужно было убивать, чтобы жить. Тогда они могли дышать без противогаза и видеть чистое небо и солнце. А потом раз — и война... И нет больше Воронежа. Нет и не будет.

Мои руки непривычно подрагивают, и я не спускаю пальца со спускового крючка. Патронов в обойме было достаточно как минимум на два десятка выстрелов. Посмотрев на часы, в голову пришла мысль, что пора менять фильтр на противогазе. Быстро открутив его, я задержал дыхание и положил его в подсумок, где теперь лежала только одна чахлая граната. Руками полез в другой подсумок и прикрутил новый фильтр. Впереди, через серый переулок, выглядывало здание аптеки. Она выглядела потрепанной, и я был удивлен, что она как-то выдержала ядерный удар. Обернувшись назад, я снова запечатлел руины Воронежской мэрии. Там через пару часов должен будет меня ждать Андрюха чтобы забрать медикаменты. Я не подведу его и нашу деревню. Внезапно я услышал сильный собачий вой. Он доносился справа в переулке. Мои глаза встретились с стаей голодных и кровожадных псов, которые только что учуяли свежее человеческое мясо...

**За некоторое время до этих событий.**

**Блокпост номер 4.**

**6 часов вечера.**

— Брр, что-то прохладно сегодня, — приговорил Борис Михайлович, присев возле нашего костра и хрустнув пальцами, полез в сумку, достал оттуда кусок черного хлеба и принялся жадно поедать.

Мы с Андрюхой молча сидели и ждали, пока он доест, чтобы послушать его истории. Борис Михайлович — профессиональный сталкер, бывал практически во всей Воронежской области, даже в самом Воронеже. Вскоре мужчина закончил трапезу и начал рассказывать.

— Я вот помню, сам когда-то жил там... В Воронеже. Я ведь родился там... — Он отвел взгляд. — Помню, как бегал с мальчишками со двора, а сейчас только руины и зашкаливающий дозиметр. Городом теперь хозяйничают крысы, бродячие собаки, и черт его знает, что там может еще под землей в канализации обитать. Мы, сталкеры, туда не лезем, обычно никто не возвращается.

Про обитателей руин я знал давно. На деле оказалось, что крысы настолько неприхотливые, что находят чем поживиться даже в опустевшем мертвом городе. Бродячие псы — другое дело: собаки, брошенные своими мертвыми или сбежавшими хозяевами, вначале одичали и практически все передохли от радиации. Но как-то щенки выжили, и через несколько поколений приспособились к радиации, и теперь свободно разгуливают по городу в поисках мяса, крыс, костей и живой плоти.

— А с правым берегом-то что случилось? — проговорил я, поглядывая на теплые и горячие порывы огня и заметив, что он стал ослабевать. Я подкинул в него парочку дровишек.

— С правым, Паша, ситуация наиотвратная. Нету больше правого для людей, теперь там опаснейшая зона, а радиация там в последнее время такая, что больше тридцати минут в очагах находиться нежелательно — блевать начнешь прямо в противогаз. Но ценностей там завались. Медикаменты, старые военные базы — все к нашим услугам. А покромя обычных собак там твари пострашнее обитают. Слыхал про упырей? Так вот, точно мы еще не знаем, правда ли это, но ночью сталкеры часто слышат тихий шорох и, обернувшись, понимают, что товарища уже нет, а вскоре находят его труп.

— Дядь Борис, — Андрюха решил вставить своё словечко, — а что за нами находится? Ну, не мы одни же выжили. Москва там? Петербург? Ну хотя бы Ростов, — в его глазах читался неподдельный интерес.

— Москва уже двадцать лет молчит. Скорее всего, нет там уже ничего, нет больше никакой Москвы. Мы сами тут еле спаслись, благо ветер вначале дул не к нам. Да и сейчас тут обстановка экологическая отрицательная. Я-то до войны работал агрономом здесь. А потом как завертелось... — Он замолчал и, погрузившись в мысли, начал греться около костра. Мы с Андрюшкой решили пока его не беспокоить.

— Приятно было с вами посидеть, ребята, но мне пора, дела, так сказать, государственной важности, — проговорил он и ушел.

Вскоре к нам подошли два парня: один с калашом, а второй с древним ружьем, таким же, как у меня, только более грязным. Оказалось, они были нашими сменщиками. Пожелав им удачи, я хотел было позвать Андрея, но он уже куда-то, скорее всего, на свиданку свильнул, а мне одному назад идти... Ну и черт с ним, раз уж бабы ему важнее друга.

Медленным шагом я направился в сторону, где возвышались деревянные башни нашего форта. Когда-то на месте форта была небольшая деревушка, название которой не знает никто из жителей, населяющих его сейчас. Эта деревня была заброшена и найдена моим отцом вместе с его лучшим другом Фёдором. До нашего поселения радиация пока что не добралась,ну как не добралась были конечно случаи с облучением но ничего серьезного. Слышал я от старших, что были у нас какие-то атомные электростанции, так вот ближайшая к нам почему-то не взорвалась, по ней даже бить не стали. Видать, думали, что война закончится быстрее и не к чему народ за зря убивать, но война закончилась только тогда, когда мы, люди, смогли почти полностью истребить самих себя и разрушить все то, что наши предки создавали тысячи лет. Много информации утеряно, столько человеческих жизней погибло понапрасну.

Из размышлений меня выдернул крепкий, но с хрипотцой мужской голос. Это был высокий седой мужчина, который вроде как уже и дед почти, но все привыкли называть Василием, а "дед" не прижилось.

— О, Паша, ты что ли? Как караул прошел, спокойно там все?

— Да, дядь Вась, сегодня на удивление спокойно. Даже зверье никакое не лезло.

— Плохой знак. Ну, ты проходи, а хотя постой, где Андрей-то?

— Да ушел куда-то, наверно, к бабам своим, — сказал я озлобленно. Он ничего не ответил и пропустил меня внутрь деревни. Сегодня был обычный холодный будний день. При входе стоял еще один боец местного ополчения с автоматом за спиной. Рядом с воротами стояла деревянная башня с пулеметом и мешками с песком на них. А вся деревня была окружена частоколом для защиты от зверья разного и бандитов. Из-за радиации многие звери буквально сошли с ума, кидаются на людей и не обращают внимания на пули, если ничего важного не заденешь. Поэтому всегда нужно бить в голову, так меня учил отец.

Я заметил двух ребятишек, мирно играющих с монеткой в орла и решку. Одеты они были в легкую ткань, довольно грязную. Лет им было на вид по тринадцать-четырнадцать, а лица уже взрослые и серьезные. Дети у нас работают наравне со взрослыми на безопасных работах: на кухне там или в полях, мастерских.

Я прошел мимо них и пошагал дальше к отцовскому дому. Тут было всё как обычно. У входа в хижину стоял и курил Миха, молодой парень по кличке Гетман, доставшейся ему от прапрадеда. Он был в потрепанной армейской форме с охотничьим ружьем на спине.

— Здаров, Паша. К отцу намылился? Ну, он сейчас с Борисом Михайловичем, этим сталкером, балакает, ну там информация, говорят, важная очень. Кстати, смотри, что я у торговца за пачку настоящих сигар выменял.

Он опустил руку в кобуру и достал оттуда пистолет странной формы. Он был крайне замертым, но выглядел дорого и добротно.

— Немецкий, говорят, маузер вроде, — торговец рассказывал, что он еще, возможно, в прошлой войне участвовал, еще тогда, давно, и его мастера-умельцы привели в боевое состояние. В общем, красавец, а не оружие.

— Да, пистолет добротный, — сказал я Гетману.

Я постучался и зашел внутрь отцовской резиденции. Деревянная дверь неохотно поддалась, видать, замок давно не смазывали, надо будет как-нибудь решить вопрос. За столом сидел мой отец и Борис Михайлович и о чем-то ожесточенно спорили и не замечали меня в упор.

— Да не будет там такого, я тебе, мля, говорю уже сколько раз: на левом берегу уже все, что можно, растащили местные. На них американцы практически и не сбрасывали бомбы, разве что простые ракеты без ядерного конца. А вот на правый мочили всем, радиация там зашкаливает, да и монстры, говорят, пострашнее собак обитают. По этому бандосы туда стараются не лезть. Мы должны это сделать, иначе деревня ваша долго не протянет. У тебя уже пять человек в госпитале кашляют и задыхаются... Ты можешь, конечно, поддерживать в них жизнь двойными пайками, подорожник прикладывать, заговоры наводить или что вы там еще делаете, но без лекарства они рано или поздно умрут. Я по радио передам приказ отправиться моим людям к границе города, я отправлюсь с ними. Тут я оставлю троих своих лучших бойцов, они будут руководить обороной, если бандиты или другие представители нового человечества захотят отжать эту чистую землю. Но тогда ты должен будешь отправить несколько своих молодых и сильных парней. Я выдал им снарягу, и они должны будут поддерживать основную группу. В мертвый город ходят крупными группами, потому что если ты один — ты точно труп.

- Ты прав, Борис, сегодня я создам списки, отправится человек пять — не больше, не меньше. О, Паш, пришел наконец. Как караул прошел?

- Да норма..., - я не успел договорить, как вмешался Борис Михайлович.

- Этого парнишку точно бери, он будет надежным спутником, и друга его тоже было бы неплохо взять. Но все, конечно, зависит от него, насильно я никого заставлять не буду.

Конечно, не будет. Главное правило таких рейдов в города — это знать своих товарищей. Ведь они могут при удобном случае очередь не в собак пустить, а ему в спину.

Лично я был на седьмом небе от счастья. С детства я слышал разные легенды и рассказы о бестрашных сталкерах, которые ищут остатки всего того, что оставили нам предки. Они буквально живые легенды, да и я всегда мечтал о приключениях, поэтому сразу же и согласился.

- Я согласен. Да и Андрюха, думаю, тоже, — сказал я, пытаясь не выдать своей радости: они могли принять это за легкомыслие.

- Черта с два! Сень, ты должен гордиться своим сыном, он у тебя герой, — сказал Борис, рука его невольно потянулась в карман, и он закурил самокрутку. Дальше разговор продолжил мой отец.

- Завтра зайдешь ко мне к обеду, отряд как раз соберем, Борис расскажет вам суть дела и уже завтра или послезавтра вы отправитесь на задание. Запомнил? А теперь можешь идти.

Я развернулся и пошел к двери. Дверь снова заскрипела так, что уши мои готовы были отвалиться.

- Пап, давай я уже сам дверь смажу, иначе скоро уши завянут.

- Сам я все сделаю, иди-иди, — проговорил он, закрывая за мной дверь.

У нас в деревне было заведено, что каждый должен работать по мере своей возможности. Мы делились на смены. Мужики и молодые парни ходили на охоту и охраняли периметр, на блокпостах, самый близкий как раз был четвертый. Женщины же готовили еду, лечили, собирали травы. А детей с раннего возраста обучали основам медицины и базовым знаниям. С медициной нам очень повезло: среди нас было аж три медсестры, врач-хирург и стоматолог. Хирург был самым ценным и пользовался уважением у всех в деревне, а как его не уважать: вдруг поранишся крепко, а он тебе обезболивающее меньше вколет, и что тут поделаешь? Разумеется, это шутка, Игорь Николаевич был добрейшей души человек. Деревня была довольно крупная, и вся обнесена деревянным частоколом — главной защитой от зверей и прочих тварей, что могут обитать здесь. Одной из достопримечательностей нашей деревни был местный бар, где своим, а я был таковым, могли налить бесплатно самогона, который гнали местные умельцы. Они даже в последнее время пытаются сварить пшеничное пиво с последнего урожая, но пока что это им не очень удается. И, дабы расслабиться, я отправился в бар.

Ах да, я забыл отдать ружье Оружейнику, — подумал я, и сначала отправился к нашему местному мастеру, благо его мастерская находилась совсем неподалеку. Вот она — наш главный, как раньше говорили, завод. Кирилл Анатольевич — в молодости инженер-оружейник, причем тоже с Воронежа. Работал на оборонном предприятии, но ушел оттуда после увольнения за то, что снова пил на работе. После войны он бросил пить и целиком занялся любимым делом. Родных родственников у него не было. Женился он тоже после войны на местной жительнице, которую все просто звали Женей. Но у него была приемная дочь, которую он после начала войны усыновил. Как рассказывал Оружейник, он нашел ее еще маленькой, брошенной на земле, когда люди толпами убегали как можно дальше от войны. Он её вырастил, стал ей как родной, и Женька тоже свою приемную дочь полюбила, и живут они счастливо. Я был очень даже рад за них: мало кто смог обрести счастье и покой после войны.

Стены мастерской были сделаны из дерева и пеноблока, который строили прошлые хозяева. Я зашел внутрь мастерской, в воздухе витал запах пороха и табачного дыма. Кирилл Анатольевич — заядлый курильщик, и как его Женька не упрашивала бросить, он никак не мог, так он справлялся со стрессом. Комната была просторной, в центре стояла огромная печь, а неподалеку от нее столик с инструментами, но основное место занимали ящики с порохом, гильзами и подобным. Патронов довоенных в наших местах было очень мало, и они были редкостью, поэтому мастера научились делать самоделки. Конечно, они уступали боевым работам довоенных конструкторов, но все же стреляли и довольно хорошо. Слева от печи стояла большая железная дверь, запертая на замок. Там находился наш оружейный склад. Скоро уже должен подойти ополченец и занять охрану. Лазутчики на нас ни разу еще не нападали, но осторожность и дисциплина должны быть. А охраны было мало, поскольку в деревню не пускают кого попало: все иноземцы, которых сюда впускают, находятся всегда под особым контролем дружины. Так как ключи от склада оружия у меня были, не зря я сын главы, я осторожно открыл её, положил закоптившееся от грязи и времени ружье в ящик и пошел в бар, предварительно не забыв закрыть склад.

На улице уже начало вечереть, и солнце потихоньку уходило от нас. Но деревня выглядела живой. Тут тебе и базар, где можно было купить продукты, и бар, и просто жилые дома, где было тепло и светло. Четких денег у нас так и не было, потому что в настолько маленькой деревне, где людей было максимум двести, своя валюта попросту бы не укоренилась. Почему — я не могу знать: экономика не мой конёк, это уж явно. У нас был простой обмен товаров: у кого-то были патроны, у кого-то ткани, добытые из соседних руин или сшитые своими руками, или железки, которые можно было продать кузнецу, который делал самодельные инструменты по старым чертежам, найденным на руинах сельской школы. Кстати, там было довольно много чего интересного: нашли два автомата Калашникова, правда холостые, но наши умельцы постарались и привели их в боевое положение. Еще одним даром предков в школе были просто тучные запасы противогазов. Все были гражданские, но это была очень полезная находка, поскольку многие фильтры были полностью целые. Школа была заброшена и закрыта еще с 90-х: после развала Союза её перестали спонсировать, и её закрыли.

Теперь мой путь лежал к бару. Бар — это, конечно, название относительное: им мы называли бывший сельский магазин, который облюбовал дед Егор, который гонением самогона занимался еще до войны. Вначале, как мне рассказывал отец, он делиться не хотел, но после разговора с Дружинниками и, разумеется, за небольшую плату, он стал гонять его бесплатно и выдавать местным, которые были не против расслабиться и отдохнуть после тяжелого дня. Правительство деревни поддерживало это заведение, и поэтому тут даже был официант. По меркам близлежащих поселков, многие из которых скинулись в первобытное время, мы смотрелись очень даже цивилизованно. У нас даже были законы, написанные на основе найденной в запасах журналов Конституции РФ. Что такое Россия я знал хорошо, а вот что такое Федерация — для меня это загадка. Частично законы были взяты оттуда, но половина законов нам не пригодилась, ведь в новом мире законы о нарушении авторских прав или оскорблении были, мягко говоря, не нужны.

Вырвал меня из раздумий голос официанта.

— Паш, ты выпивать собрался, что ли? Давно я тебя тут не видел. Тебе по сколько соточку или все двести осилишь?

У меня не было желания напиваться до потери головы, поэтому я решил лишь разбавить свои мысли небольшой порцией алкоголя и закуской из сушеных грибов.

— Пару минут, Паш, сегодня тут наплыв, всё-таки пятница, люди устают, хотят отдохнуть, так что повар может и задержаться.

Я кивнул и снова окунулся в свои размышления. Теперь уже на другую тему — насчет задания. Что за болезнь такая, что даже Борис Михайлович волнуется? Явно не простуда. И куда им нужно будет отправиться? Неужели в Воронеж? Сейчас там только царство смерти и завышенного дозиметра... Но ведь Борис говорил, что на правом ещё есть что-то ценное... Хм. Из раздумий меня вырвал неожиданно подсевший ко мне Андрюха.

— Здарова, Паш, а ты, я так вижу, уже знаешь о задании и завтрашнем сборе? Можешь даже не отвечать, я и так знаю. Ну что же, можешь обрадоваться, я твой напарник. Давно мечтал стать сталкером. Я столько с детства легенд о них слышал.

— А куда это ты сегодня свихнул? Бросил меня, понимаешь, и попер к бабам, наверное, — сказал я Андрюхе с грозным тоном.

— Да брось, видишь, ты и сам нормально дошёл. Дальнейших подробностей с его стороны не последовало, и я решил не терзать его своим допросом. Друг он на то и друг, что прощаешь его, каким бы он ни был. К нам снова подошел официант.

— Мир дому твоему, — сказал Андрюха. — Мне бы самогончику грамм двести, чтобы все беды смыть, так сказать, ну и сала на закуску.

— Сала нету, фермер на партию цены завысил и думает, что мы прогнемся, видите ли, ему мало стало пачки патронов. Ну, мы еще и его переживем, — проговорил официант и отправился за нашими заказами. Вскоре он вернулся, и мы начали трапезу.

— Подслушал я значит информацию, считай, секретная. В общем, оказывается, хворь наши разведчики какую-то подцепили. Так вот, заразная она жуть: от нее кашель сильный, голова мутит и температура запредельная. Вначале думали, мол, просто облучились они где-то, но нет, заболели. Видать, болезнь какая-то старая. Вот по этому и посылают нас в Воронеж, там лекарство сто процентов есть. Так а когда найдем, мы тут героями станем, ты же понимаешь?

— Понимаю, конечно, но я твоего слишком сильно оптимизма не поддерживаю. Ты же понимаешь, что это крайне опасно.

— Ну так да, ставки высоки, а награда еще выше, — радостно проговорил Андрюха, улыбаясь.

— Ну тебе главное от галлюцинаций не помереть. Говорят, есть там такая аномалия, что ли. Увидишь красивую девушку — пойдешь за ней, да и спрыгнешь с руин высотки.

— Да не будет такого, не ссы, Паш, я тебе обещаю, вытащу тебя, мля, отовсюду. Ты же мне как брат. Теперь давай-ка тост, как говорится, за успех нашей будущей операции и в личной жизни. Мы стукнулись рюмками. Я выпил все до дна, и мое горло начало жечь с непривычки.

— Паш, а ты когда в последний раз на охоту ходил? Я вот после задания охотником стать хочу. А что, профессия важная, а главное, востребованная: сало и мясо-то все жрать хотят, да и шерсть у животных мягкая, чтобы хоть не на полу спать.

— На охоте, ну, давно не был я. Один раз сходил, и больше не тянет, не моё это.

Мы снова заказали еще по стограммовке у официанта. Получив её, мы поблагодарили его и продолжили разговор.

— Андрюх, как ты думаешь, есть ли там в Москве кто живой? Я не знаю, за рубежом?

— Про рубеж, честно говоря, не знаю, но вот из Москвы говорят, сигнал был какой-то неразборчивый, появился и сразу погас. Мне так местные наши радисты рассказывали. А еще есть у нас рядом соседи в Белгородской области: там много выживших, правда, говорили, что все у них спокойно живут себе на сельском хозяйстве, как мы, спокойно и размеренно.

— Ну что, Андрюх, пора мне уже идти. Давай, по последней. Мы чокнулись, поставили тост за победу в экспедиции, и, выпив всё до дна, я распрощавшись с моим лучшим другом, отправился к себе домой. Дома тут были разные, но мне повезло — и выделили маленький, но личный домик. Селили везде по-разному, в основном семьями, пытаясь экономить жилплощадь, но никто не жаловался, потому что жили мы многие лучше соседей. Да, все были обязаны работать, да, иногда приходилось пахать, но мы все были живы, одеты, здоровы, у каждого был кров. И этот маленький уютный мирок посреди бушующего пламени осадка ядерной войны, где люди цепляются друг другу в глотки, чтобы забрать последние остатки цивилизации наших предков, и я был готов бороться за своих даже ценой своей жизни. Придя домой с такими мыслями, я, закрыв глаза, упал на кровать и моментально заснул.