Везение невезучего...

Прораб Виктор Кононов частенько шутил , что если бы проводился конкурс на самого невезучего человека ,заимел бы он чертову уйму призов. И проводил «доказательства».

Ему не везло с пеленок: он и родился-то весом в восемьсот грамм. В розовом детстве дважды тонул, а как-то раз, играя со спичками, едва не сгорел. В деревне , где маленький Кононов гостил каждое лето у своей бабушки по отцовской линии, его до странности часто кусала собака, бодали коровы и лягали лошади.

Со школой Кононов связывали еще менее приятные воспоминания. Стоило ему не выучить урока, как его тут же вызывали к доске. Иногда мальчики удирали с уроков в кино. Когдамальчишек уличали в содеянном , большинство находило убедительные отговорки. Кононова же отсылали домой за родителями.

В пионерлагере , где Кононов был всего лишь один раз в жизни , он умудрился провалиться в яму , где просидел четыре часа , пока его , сбившись с ног , искали по всей округе.

Когда он , нарядный , шел на выпускной вечер , то под мостом железной дороги его окатило помоями с проходящего скорого.

Кононов до сих пор поеживается , вспоминая , как в студенческие годы, решив подработать , подрядился помочь некоему новоселу. Новосел, однако ,оказался жуликом чистой воды , вознамерившимся чужими руками вынести вещи из чужой же квартиры. И прежде, чем выяснилась полная непричастность Кононова к истинным целям «переселения» , пришлось ему получить хорошую трепку от соседей пострадавшего и вдобавок скоротать ночь в отделение милиции , не говоря уже о рухнувшей надежде на заработок и хороший ужин.

Если он выстаивал долгую очередь , последний – будь то билет на поезд , то ли килограмм колбасы – покупал стоявший перед ним, а стоило ему отправиться куда-либо самолетом, как на двое-трое суток устанавливалась нелетная погода.

О лотерейных билетах , спортлото или «спринте» он и слышать не хотел. И многое еще мог бы поведать Кононов о своей совершенно необычной планиде.

За двадцать лет , с 1964 года, работы в тресте по строительству высоковольтных линий Кононов дорос лишь до прораба то есть поднялся только на одну ступеньку тойлестницы ,по которой многие его бывшие однокурсники прошагали уже несколько пролетов. Ничем , кроме невезения, этого не объяснишь, ибо в тресте Кононов был на хорошем счету, имел репутацию исполнительного и надежного инженера. Видимо , именно два последних качества – исполнительность и надежность – сыграла с ним злую шутку, так как Кононову частенько поручали устранять пресловутые недоделки, а то и брак на готовых объектах, то есть исправлять чужие грехи, что требовало немалых усилий и даже виртуозности, но не приносили ни славы, ни премиальных.

Двадцать лет жизни отдал Кононов родному тресту. Работал в степи и горах, пустыне и тайге, жил в вагончиках, землянках и палатках.

И все же коварные проделки фортуны ничуть не лишили его жизнерадостности. Он даже гордился этим своим «особым даром», отличавшим его от прочих смертных. Рассказывая, он смотрел на собеседника добродушными карими глазами, то и дело массируя узкими пальцами свой костлявый подбородок , и так заразительно смеялся, словно речь шла не о нем, самом, а об анекдотичном персонаже. Постоянное общение с сотнями разных людей сделало Кононова сверхкоммуникабельным. Он всем говорил «ты», с легкостью заводил разговор в автобусах, очередях, на улице- правда , только с мужчинами или же с добродетельными пожилыми леди: молодых женщин Кононов боялся как огня. На то была одна пикантная причина.

Был он удивительно откровенен: если человек ему нравился, то уже через пять минут после знакомства то знал самые поразительные подробности из жизни Кононова. А уж рассказывать Виктор умел- слушатели иногда животики надрывали.

В последние месяцы Кононов «сидел» с бригадой монтажников на Устюрте-вели трассу к будущему совхозу, который намечалось заложить возле железной дороги, все еще пустынной.

Обитали в вагончиках на глухом разъезде, где ничего, кроме небольшого домика, в котором с женой, коровой, овцами и курами жил путевой обходчик- «начальник станции», как себя он величал.

На западных путях стояла цистерна с водой, которая заменялась раз в месяц. Раз в неделю со стороны Кунграда локомотив прикатывал вагон-магазин с консервами, хлебом, солью и сигаретами.

По вечерам монтажники тосковали. Устроившись на ящиках с метизами, они смотрели на горячие южные звезды, стараясь подставить лица порывам слабого ветра.

- Вот земля ,а? Камень да песок! Неужели здесь будет что-нибудь расти?

- А как же! – отвечал Кононов – Вот подведем линию, поставят насосы, скважины пробурят. Здесь же внизу целое море. Сады зацветут.

- Пока те сады зацветут, мы сами испечемся, как груши. Или змеюки покусают.

-Это ты брось, - сердился прораб.- На Устюрте змей нет.

- Верно… Даже змеи здесь не выдерживают…

- Ничего…Скоро и здесь все будет по другому.

Как-то раз неподалеку прошествовал кочевник в серых, развевающихся одеждах. На поводе он вел старого верблюда, навьюченного пропыленным скарбом. На верблюде сидела женщина , закутанная во все черное.

Для 1984 года это было уже в диковинку. Монтажники долго смотрели вслед, затем принялись обмениваться мнениями.

- Вишь ты, а я думал , таких давно уже нет.

- Наверное , это последний кочевник. Ему лет двести-видели? Отвыкнуть не может.

- В магазин , за портвейном что ли, направился?

- Интересно, что они пьют?

- И ведь не заблудится…

- Ничего, ребята, еще и этот старик поживет по человечески…

Был обычный рабочий день. В самый разгар дневной жары к лагерю подрулил на синем самосвале шофер Слава Лешковский, возивший из Кунграда арматуру и изолятор. В отличие от других водителей, предпочитавших пересекать плато по вечернему холодку, ночевать в лагере, а в обратный путь отправляться ранним утром, Слава делал свою ходку в самый неистовый зной и все с единственной целью-оказаться к вечеру дома. Была у него веская причина – месяц назад ан Лешковский женился.

Это был ладный парень, безгранично уверенный в себе, умевший и в мелочах настоять на своем. С его веселого лица, казалось , никогда не сходила широкая улыбка, голос же был тонкий, чуть повизгивающий. Зимой и летом Слава щеголял в берете, оставшемся от службы в десантниках.

Особенно охотно Слава возил разные железки, которые в секунду, можно было вывалить из кузова и тут же отправляться в обратный путь. Но сегодня в самосвале был нежный груз – фарфоровые изоляторы. Чуя, что разгрузка оного груза может надолго затянуться, Слава пустился на маленькие хитрости. Машина еще не успела остановиться, а он, высунувшись из окна, уже кричал Кононову:

- Лексеич! Давай скорее людей на разгрузку! И сам собирайся. Мухой! Тебя Третьяков срочно на базу требует.

- Чего еще стряслось? – кисло спросил Кононов., не любивший неожиданностей, которые , как он отлично усвоил, всякий раз оборачивались очередным сюрпризом.

- Не знаю. Сказано – срочно привезти тебя и все!

( Третьяков говорил Славе: «Передай Кононову, чтобы приехал при первой возможности. Будем принимать новую трассу». Слава рассудил, что большой беды не случится, если он привезет Кононова сегодня.)

- Ну и глупо! – вспылил прораб. – Куда на ночь – то ехать? Заплутаем…

- С кем другим, может, и заплутаешь, - рассмеялся Слава. - на моей ласточке домчим, как по расписанию. Не впервой...

Когда, наконец, выехали из лагеря, солнце стояло еще сравнительно высок. Слава держал машину в исправности, бензину было полбака, а ходу до Кунграда – чуть больше трех часов.

За спиной оставалась кромка невысоких, покрытых солью взгорий. Впереди лежало плато – необъятная всхолмленная равнина, покрытая той же солью, пылью и жухлой травой. Поверхность местами была плотной и твердой, как гранит, местами – растрескавшейся, будто ее поджаривали изнутри. Повсюду виднелись островки пухляка – почти полуметрового слоя мельчайшей пыли, в которой любая машина вязла, как в болоте.

Шофера неизменно объезжали эти коварные места, но стоило проехать по новой колее несколько раз, как пухляк, распространяется подобно раковой опухоли, появлялся и здесь. Пэтому к Кунграду вела целая полоса тянущихся параллельно, переплетающихся и вливающихся одна в другую «автострад», по которым, не удалось бы далеко уехать. В некоторых местах этот «караванный путь» под разными углами пересекали такие же степные «шоссе» - следы тягачей, возивших несколько лет назад трубы для газопроводов.

Местность выглядела однообразной, любой участок – точной копией десятков других, и человек, оказавшийся здесь впервые, схватился бы за голову, пытаясь определить стороны света. Тем не менее , в этом кажущемся однообразии опытный шоферский взгляд примечал с полдюжины ориентиров, помогающих безошибочно приблизиться к краю Устюрта: старую, насквозь проржавевшую кабину от «зилка», длинный шест с выцветшей тряпкой на макушке, тригопункт на высоком холме…

Слава безмятежно гнал вперед. Берет лихо заломлен, расстегнутые пуговицы рубахи обнажают широкую костистую грудь, под кожей играют сухие твердые мышцы.

- Пойми, Ляксеич, - втолковывал он Кононову, - никак я не могу заночевать в лагере. Маринка всю ночь не уснет. А зачем ей нервы портить – они ей еще пригодятся.

- Да… - усмехнулся Кононов. – Ты – и вдруг идеальный муж. Удивительно.

Слава крякнул и достал сигареты.

- Закуривай… - После паузы произнес: - Погулял я, конечно, с девчушками… Только скажу тебя откровенно, Ляксеич , никакого интереса в этом никогда не находил.

- А чего же тогда гулял, девкам в трусы лез?

- Так мода такая пошла. Чем больше у тебя женщин , тем, вроде бы, и уважение больше. Да и те же женщины не против. Женские трусы от наших, мужских, эээхх, как отличаются.

- Выходит дело в трусах и моде?

- Выходит, - кивнул Слава. - Однажды , помню, новая парикмахерша появилась в городе. Беленькая такая , на прибалтку похожа. И вот подходит ко мне на улице Колька Китель и заявляет, чтобы я на нее не смел даже глаз поднимать. Она мне и не нравилась вовсе, но после таких слов… Вот Колька с дружками однажды и подстерегли меня. Приперли, понимаешь, к забору. Я ощупал рукой доску, в ней гвоздь торчит. Вытащил его рывком, выбрал по глазам самого трусливого парня, да как брошусь со страшной мордой, как заору «Убью!!!». Вся компания - врассыпную. – Слава рассмеялся. – Потеха! – Потом посерьезнел. – А я ведь чего хотел? Чтобы была на свете девчушка, которую я любил бы и чтобы она любила меня. Я тебе, Лексеич, честно скажу, встретил бы я и Марину в те времена, никто в городе про мои «подвиги» и не слыхал бы.

- Парень ты хват. Марину, я слыхал , тоже кулаками добыл?

- Вот ведь врут люди, а! – рассердился Слава. – Кулаками добыл! Да ты спроси в милиции, пускал я хоть раз после армии кулаки в ход? – Он потер грудь. – А дело было так. Из Ташкента приехали эстрадники. Давали концерт в доме культуры. Марина с матерью шла после концерта через рощу и там к ним привязались какие-то типы, денег требовали и кое-что еще. А я как раз мимо проходил. Здоровые, правда, были ребята с ножичками. Применил я против одного болевой прием и – точка. Потом коленкой под зад и – адью! Второй свои ходом подался. Женщины перепугались. Проводил я женщин до дома, на чай меня пригласили. Вот так и началось…

Несколько минут было тихо. Машина уверенно летела вперед. Вдруг Кононов начал улыбаться все шире и шире, потом со смаком хохотнул.

- Ты чего? – не понял Слава.

- Да вот вспомнил, как я со своей женой познакомился. Я тебе не рассказывал? Это же, брат, комедия , чистое кино. Был у меня в студенческие годы дружок из университета. И вот как-то на день рождения. Жил он в общежитии. Ну, какое у студентов застолье? Сварганили мясо, салат из помидоров, купили «сухаря». Досталось каждому по два стакана, но меня эта доза укачала вусмерть, я ведь не пил почти. Вышел я в коридор, чтобы проветриться, и тут начало ко сну клонить. И все мне, понимаешь, представляется, будто я в своем общежитие. Ладно, думаю, пойду к себе и прилягу. Но это я у себя - то жил на втором этаже, а здесь второй этаж был девичий. В комнате никого не оказалось, я рухнул на кровать и задремал. Вдруг – визг, беготня, двери хлопают. Открываю глаза. Какой-то здоровенный парень хватает меня за грудки, приподнимает и трясет в воздухе. А второй, интеллигентный вроде – в очочках, дает такой совет: « Здесь не нужно, отведем в другое место, подальше…» И какие – то девицы смотрят на меня с испугом, не то с жалостью. Одна особо запомнилась – с желтым хвостиком. Так стыдно стало – слово сказать не могу. А парни уже потащили меня из комнаты. Не знаю, чем бы дело кончилось, если бы на лестнице не столкнулись с Рустамом, ну, с тем мои дружком…

Ржавая кабина ЗИЛа скрылась из вида. Слава уже повернул к Кононову смеющееся лицо, намереваясь отпустить соленую шутку… И тут что-то произошло. Чертыхаясь, Слава тормознул, вылез из кабины и забегал вокруг самосвала.

- Что такое? – последовал за ним Кононов.

В заднем баллоне торчала здоровенная скоба.

- Откуда она взялась? – воскликнул Кононов – Раз, помню, под Андижаном мы ставили опору на пашне. Везем такелаж. Вдруг точно взрыв – машину в сторону бросили. Смотрим, из земли борона торчит. Все четыре ската проколоты. А запаска всего одна, и дело к вечеру, а тут еще дождь пошел. Ох, и намучились…

Пока он рассказывал, Слава быстренько достал инструмент, запасную камеру. Вдвоем они принялись за дело, и минут через сорок все было готово.

- Ну , вперед!

- Куда – вперед? – выпучил Кононов глаза. – Солнце – то смотри где? А отъехали мы всего чуть.

- Не пись, Лексеич! Только вперед! – спорить было бесполезно.

Тем временем нижний край солнечного диска коснулся линии горизонта. Диск был красный и огромный, но полагаться на его величину не стоило - на–Устюрте темнеет быстро.

- Не пись, Лексеич! – повторил Слава. – Нам еще километров сорок продержаться, а там и кунградская вышка покажется. Дай только этот холм объехать, а то я днем едва здесь не засел. Пухляк – страшное дело – метр глубиной!

Они проехали по ложбинке. Темнело с каждой минутой. Где – то в стороне мелькнул огонек.

- Неужели вышка? – засомневался Слава. – Вроде рановато.

Огонек двигался. Он мелькнул еще раз и пропал.

- А, это свой брателло – шофер добирается до города.

Они поднялись до вершины пологого холма. Диск уже уплыл на покой. Небо впереди было светло – пепельным. Над головой виднелся кусочек ослепительной голубизны, но сзади стремительно надвигалась непроницаемая черная пелена, лишь кое – где разбавленная двумя дюжинами звезд.

- Ну и как у тебя дальше – то складывалось? – спокойно продолжал Слава. – После того, как тебя из женской комнаты выкинули?

- Как, как… - буркнул Кононов, с тревогой вглядываясь вперед. - Университетское общежитие я потом седьмой дорогой обходил. Но однажды в трамвае столкнулся нос к носу с той – с желтым хвостиком. Я ее сразу признал, она меня тоже. Оба покраснели, но поняли, что молчать глупо. Ну, слово за слово… - Он вздохнул.- Вот уже две дочери у нас, старшая в институте… - Помолчав, затем резко обернулся к Славе: - Слушай, давай назад а? Чует мое сердце…

При последней фразе Слава рассмеялся.

- А сказать тебе, Лексеич, почему ты невезучий? Потому что слишком осторожничаешь. А ты действуй решительно, напирай – вот тогда удача всегда будет с тобой.

Кононов покрякал, потер длинный подбородок, потянулся за новой сигаретой, хотя в кабине было и без того накурено.

- А может, я не желаю.

- Как это?

- А вот так. Знаешь, сколько я из – за своего невезения хороших людей в жизни встретил? Э-э , дружок… Взят хотя бы прошлый год, когда я на курорт ездил. Все складывалось отлично – путевка, комната, море, погода. Так было хорошо, что мне стало даже подозрительно. Нет, думаю, что-то обязательно должно случиться. И точно. На обратном пути вышел на станции за лимонадом – возвращаюсь , а вещички мои - тю – тю. И такой , понимаешь, гаденький воришка попался – ничем не побрезговал. И пиджачок прихватил и даже туфли. Остался я в майке, трико да тапочках на босу ногу. Денег – 70 копеек – сдача с рубля за лимонад. Сижу как «король на именинах», а весть уже пронеслась по всему поезду. Эх, думаю, и начнут же сейчас надо мной все потешаться! Смотрю, заходит в купе незнакомый пассажир – принес рубашку, у него лишняя.

Второй сандалии несет, третий брюки… А одна пожилая пара предложили пожить у них на даче в Малаховке, пока я перевод от своих не получу.

- Профессор? - хохотнул Слава.

- Нет, обыкновенный конструктор – инженер. Всю Москву мне показал. Жена у него – Евдокия Михайловна, ох, и умная баба…А рассуди – не обокрали бы меня, доехал бы я до дома спокойно, так и до самой смерти и не узнал бы, что есть на свете такие хорошие люди. Это тебе один случай , а сколько было этих случаев у меня, и сколько людей через них понял! Нет, брат, я от своего невезения не отрекусь!

- Чемоданишко – то твой нашелся?

- Ищут ! – Кононов улыбнулся. – Да черт с ним, с чемоданом! – И добавил убежденно: - Правильно говорят – человек познается в беде. Вот взять хотя бы нашего нового парнишку – Серегу .

- Неприметный такой?

- Левая ладонь у него перебинтована, заметил? А знаешь, почему? Он дежурный был, обед готовил. Сварил суп и хотел подвинуть кастрюлю на край плиты. А кастрюля – о скользнула по решетке и полетела на пол. Так он ее, раскаленную, голыми руками подхватил. Правда, в правой было полотенце, а левая голая. Он о бригаде думал, понимаешь? Чтобы ребята не легли спать голодными. Скажешь, пустяк?

- Лексеич, он просто неуклюжий, а ты его и расхвалил.

- Ловкость – что! Ловкости он еще научится! А вот товарищей своих уважать, думать о них – это , брат , другое…

Слава, щурясь вглядывался в темень.

- Пора, вроде бы, вышке показаться.

Фары неожиданно высветили неглубокую, но с крутыми откосами ложбину.

-Это еще что такое? -Слава уверенно свернул вправо, однако тут же остановился. Колея вела обратно.

- Наверное, здесь объезд, - решил он, разворачивая машину. – Ничего, не через весь же Устюрт тянется.

Ложбинка, однако, оказалась извилистой и очень длинной. Ехала – ехала , а конца ей все не было.

- Чертовщина какая – то…

- Вот что! – решительно выдохнул Кононов. – Глуши мотор, пока бензин есть. Переночуем, а утром осмотримся.

Слава колебался всего секунду…

- Не боись… Прорвемся, Ляксеич! Примем чуточку левее и – вперед! Кунград рядом, я чую. Вперед!

Наконец ложбинка кончилась. Следы, однако, вели не в объезд ее, а куда – то в глубь плато.

- А ты все таки послушай меня, старого скептика, - ответил Кононов. – Заночуем здесь – завтра обязательно будем дома. А заплутаем ночью – без бензина и утром не выберемся. Машины по Устюрту ходят редко – сам знаешь. Пока хватятся, пока искать начнут – пройдет неделя.

Однако на Славу это не подействовало. Он решительно прибавил газу.

- Вот будет смеху, когда утром выясниться, что мы ночевали у самого Кунграда. Скажешь тоже – неделя. Не могли мы так отклониться. Вперед!

Метров через пятьсот колея свернула, казалось, в нужном направлении.

- Ну, вот, а ты боялся.

Кононов только вздохнул.

- Э-э, дружок… Я ведь однажды ночевал на Устюрте. И то ехали мы вдоль газопровода. Тоько на минуту потеряли его из виду – объезжали пухляк. А после искали этот газопровод, считай, двое суток. Хорошо, запас бензина был. И вода.

- Ладно, Лексеич.Не каркай! Расскажи, что – нибудь лучше веселенькое.

- Веселенькое?Веселенькое со мной в жизни приключалось предостаточно. – покладисто отозвался Кононов. – Вот в Костроме дело было. Тянем трассу через лес, по которым еще Иван Сусанин ходил. Грибов там, особенно груздей – ужас! Стояли мы в большой деревне, посреди этих самых грибов и лесов. Я квартировал в одной семье – дяди Павла и тети Маши. Жили они вдвоем, дети разъехались. В деревне была небольшая бумажная фабрика. На ней и работали мои хозяева. Возвращаюсь я однажды с трассы. Окна темные - значит, хозяева во второй смене. Вхожу я в сени и тут слышу, как по дому кто-то ходит. Крадучись. Вышел я во двор, осмотрелся. У соседей свет горит, а здесь темно. Я бегом на фабрику, благо, та рядом. Вызываю тетю Машу, говорю «Кто – то ходит у вас по дому». А она благодушно: «Да это кот, наверное». Кот! Переубеждать ее не стал, а бегом к нашим ребятам. Собрал человек десять, вооружились мы чем попало и двинулись всей гурьбой к дому. Подходим – окна темные но внутри кто – то ходит. Хотели мы уже ворваться в комнату и вязать грабителя но тут вспыхнул свет. – Кононов рассмеялся. – Оказалось младший сын хозяев прибыл из армии на побывку. Решил сделать родителям сюрприз и заранее не сообщил. В доме никого не застал решил форму выгладить чтобы предстать перед отцом и матерью во всей красе включил утюг – вдруг пробки перегорели…

- Смотри! – резко выкрикнул Слава.- Поселок!

Фары высветили из темноты мрачные строения увенчанные куполами. Никакого поселка в этой части Устюрта не значилось. Через минуту путники поняли что перед ними мазар – старое заброшенное кладбище.

- Все, глуши мотор, - с облегчением произнес Кононов. – Знаю это место. Сто километров от Кунграда. А может и больше.

- А до лагеря?

- Все полтораста.

- Врешь!

- С какой стати?

Побледневший Слава стащил с головы берет.

- Бензину осталось несколько литров. Не хватит …

- Переночуем, - бодро проговори Лексеич. – А там видно будет. Утро вечера мудренее.

- Что – видно будет?! – возопил Слава. – Я тебе ясно говорю – бак пустой.

- Может, попутная какая проедет, - теперь, когда они по- настоящему влипли, Кононов на удивление выглядел спокойным. – Должно же и мне когда – нибудь повезти…

Слава, чертыхаясь, выскочил из кабины, сломал длинный стебелек и замерил уровень бензина. Вернулся он мрачный.

- Не на кладбище же ночевать, - и отогнал машину в степь.

Он долго молчал, уронив голову на руль, потом заворчал на Кононова:

- Больше в мою машину не садись. Хоть умирай – не повезу! Слышишь?

- Дурень, - рассудительно отвел Кононов. – Сказано тебе было – переночуем в лагере.

Оба вылезли из кабины. Слава нервными шагами ходил взад – вперед. Было очень темною Доносился протяжный вой, будто завывали шакалы, хотя никаких шакалов на Устюрте не водится.

- Ветер, - пояснил Кононов. Потом встал на заднее колесо и пошарил в кузове. Выбросил несколько ящиков из – под изоляторов, кусок толстой проволоки, опустил флягу с водой.

- Это я на всякий случай захватил, мало ли что…Ученый… - говоря так, он взялся сооружать из проволоки треногу.

Слава молча наблюдал , как Ляксеич доставал из видавшего вида портфеля котелок, консервы, хлеб, как отщепил от ящика несколько лучинок, разводил костер.

Привлеченный магической силой огня, Слава подошел и сел рядом. Конов улыбнулся ему, языки пламени высветили длинное спокойное лицо.

- Ничего, сейчас закусим, перекурим да будем устраиваться на ночлег. В кабине, между прочим, отлично можно выспаться.

Слава проснулся с первыми лучами солнца. Кононова в кабине не было. Его тщедушная фигурка виднелась на вершине ближнего холма. Вот прораб спустился к машине. Во рту торчала неизменна сигарета.

- Я сориентировался по солнцу, - сказал он с таким видом словно это решило все проблемы. – Ехать – туда.

Слава не реагировал. Вид у него был разнесчастный.

Кононов хмыкнул , затем смерил Славу насмешливым взглядом и подчеркнуто спокойно произнес:

- Не поленись, дружок, прыгни в кузов. Там под брезентом канистра с бензином. Захватил вчера на всякий пожарный…

До Славы дошло не сразу. Но уже через минуту это был всегдашний Слава – настырный , уверенный в себе…

- Что же ты… - он с трудом сдержался, чтобы не выругаться и не броситься на прораба с кулаками, - что же ты мне всю ночь голову морочил! Нервы трепал, а? Сразу не мог сказать?

- Чего захотел! – парировал Кононов. – Ты бы и гнал машину всю ночь напролет, пока все до капли не спалил бы. Уж я – то тебя знаю…

Но Слава уже гремел сапогами по кузову.

Кононов блаженно улыбался.

- А ведь и правда – невезучий ты человек. – послышалось с кузова. – Дырявую канистру взял.

- Как дырявую? – Кононов страшно побледнел.

- Канистра – то дырявая, - продолжал Слава, - да ты ее , видать, впопыхах положил горловиной вниз. Литра три вытекло – не больше.

Кононов выдохнул:

- Первый раз в жизни повезло!