Via morte. Книга исцеления

Невысокая, привлекательная какой-то простой дружелюбной миловидностью молодая женщина с нескромным аппетитом ела горячую шаверму, сидя на скамейке в парке.

— Здравствуйте, Тамара! – мимо проходили парень с девушкой. Они держались за руки и оба улыбались женщине, надеясь на узнавание.

Тома вздрогнула и подняла глаза, капелька жирного сока потекла к подбородку. Она помахала свободной рукой и приветственно закивала с набитым ртом, пытаясь улыбнуться в ответ. Никуда не спрятаться в маленьком городишке, если ты один из немногих толковых массажистов-костоправов на всю округу.

«Господи, никогда не привыкну к своему имени, – думала Тома между тем. — Это ж как надо не любить ребёнка, чтобы назвать в честь двоюродной тёти по папиной линии, Тамары Иосифовны. Сколько себя помню – везде я одна Тамара, среди нормальных Наташ, Лен, Оль и Кать. Со стороны, наверное, выглядит, как в дурацком сериале: «Здравствуйте, Тамара!» – передразнила она мысленно, утирая мясной сок с лица тощей салфеткой. Радует только то, что редкое имя позволяет не затрачивать усилий на представление себя. Вот как сегодня: позвонила одному из клиентов, работающему в пиццерии, попросила приготовить шаверму к 12.10, чтобы не ждать и не стоять в очереди, и даже представляться не надо! Пятнадцати минут вполне хватило поесть на набережной, на свежем воздухе, отламывая крошки воробьям. Есть ещё полчаса на прогуляться и отдохнуть.

Тома размяла кисти рук: суставы пальцев и запястья ныли от четырёхчасовой работы с восьми утра. Впереди ещё таких же четыре часа, затем перерыв на ужин и снова двухчасовой марафон. Только после, в восемь вечера, можно будет расслабиться и поесть домашней еды. Если останутся силы на готовку. Работы Тома не боялась, как-никак привыкшая. Деревенское детство – это не только чистый воздух, но и бесконечный труд. Деревня воспитывает выносливость, а страх оказаться хуже «городских» подстёгивает к старательности на пределе своих возможностей. А ещё деревенское детство – это, как правило, отсутствие квартиры в городе и помощи родителей. «Помощь родителей», – снова передразнила Тамара собственные мысли, — ещё бы знать, что это такое».

Телефон в кармане завибрировал, на дисплее высветилось «Мама». Тамара возвела очи горе, мучительно раздумывая. «Уж лучше сейчас, чем на ночь», – решила она и взяла трубку.

— Привет, дорогая моя, как твои дела?

Даже фразу «дорогая моя» она всегда умудряется произнести иронически, а фразу «как твои дела?» – с явным желанием поскорее перейти к своим темам.

— Привет, мам, всё хорошо.

— Вы всегда говорите, что всё хорошо, и ничего мне не рассказываете! – неожиданно нашёл повод оскорбиться голос в телефоне.

— Так ничего нового и нет, я много работаю, как всегда.

— И что, клиенты есть? – саркастично усмехнулась мама.

— Да, представляешь, пятый месяц наперёд уже расписан, я не знаю, как и жить в таком графике.

Слова из телефона стали вылетать медленнее, в них чувствовалось явное сомнение:

— Если так много записываются, неужели твой массаж прямо вот помогает кому-то?

— Наверное, не мне судить, но клиенты в основном довольны. Тут получилось даже хронические головные боли у женщины вылечить. – Тома говорила без гордости, скучным и монотонным голосом, так как ничего из сказанного в данном случае не имело цены. В случае с мамой. Почти видимо мама в телефоне поджала губы и выдала вполне предсказуемый ответ:

— Ну, знаешь! И сатана может помогать, когда борется за чью-то душу. Настоящая божья помощь людям – это если всё делаешь во славу Господа, с молитвой. И крещёным надо быть. Ты, конечно, крещёная была в детстве, но что там, прости-господи: крестили тебя, помню, прямо дома, в тазике с водой. А вот если бы ты в нашу церковь пришла, да у матери благословения испросила, тогда бы и массаж твой стал целительным. А так – что?...

— Мам, прекрати, а? Сколько можно?

В трубке что-то удовлетворённо хрюкнуло, почуяв обиду в голосе Тамары.

— Что я звоню-то! Помнишь ли Артёма, сына у Людмилы? Это тёть Нины, сестры моей, дочь, что под Витебском живут?

— Тётю Нину и Людмилу, конечно, помню, а вот Артёма совсем нет.

— Ему ведь уже двадцать восемь лет в ноябре исполнилось, и он в Москве, оказывается, последние два года жил, на заработки приезжал. А теперь всё – уехал домой. Ему на стройке что-то тяжёлое упало на ногу, а он и не пошёл в больницу. А потом началась гангрена, видимо, и ему ногу-то по колено и отрезали, вот! Теперь он инвалид, вернулся домой, под Витебск. А я молюсь за него неистово каждый день! Оно и понятно, что сопьётся парень, а ведь так жаль его, молодой совсем. Вот, молюсь, чтобы хоть не спился…

— Мам, ну что ты такое говоришь? Почему сразу сопьётся-то?

— А что ему в деревне-то ещё делать?

— Ну, ты и сама в деревне живёшь, не спилась же.

— Ну то я: я в церковь хожу, Богу молюсь. Слава Господу, что привёл меня на путь праведный. И вам бы, детям моим, пора уже задуматься о грехах своих и расплате за них неминуемой!

— Помнишь, ты рассказывала, что в детстве вы жили очень бедно, а бабушка пила много? Вот представь, что соседи бы ваши молились за тебя, девочку из бедной семьи алкоголиков, чтобы не спилась ты да не пошла по наклонной. Понравились бы тебе такие молитвы?

— Нннет, наверное…, – в голосе матери впервые за разговор возникли искренние ноты, но только на миг, их тут же заменил рекламный текст: – Хотя и пусть бы молились, любая молитва доходит до Бога!

Однако, взаимное раздражение уже достигло того предела, на котором разговор обычно заканчивался.

— Ладно, мам, мне пора, меня уже клиент ждёт, пока.

— Давай, хорошо там работай! И про Бога не забывай!

Тома тут же открыла мессенджер в телефоне и написала клиенту сообщение «Пожалуйста, задержитесь на 5 мин, не успеваю». Только после этого она закрыла лицо ладонями и расплакалась прямо на дороге. Лучше дать волю эмоциям сразу и постараться забыть обидные слова, как она делает это все свои тридцать шесть лет, чем прикасаться к клиенту с тяжёлыми мыслями и дурным настроением. Впрочем, одна мысль всё равно будет сверлить бесконечно: «Господи, за что мне всё это?»

Освободившись вечером в начале девятого и проводив, наконец, восторженную клиентку, которая минут пятнадцать сидела в прихожей и красочно описывала своё состояние как максимально лёгкое и расслабленное, Тома первым делом пошла в туалет. Сиденье унитаза скользило от массажного масла: клиенты то и дело бегали «по маленькому», радуясь лимфодренажному эффекту.

«Как на вокзале живу» – горько подумала Тамара и снова расплакалась: «Если когда-нибудь куплю свою квартиру – никогда! Никогда не пущу больше посторонних людей в свой дом!». Потянулась за туалетной бумагой, чтобы вытереть слёзы и высморкаться, но целого рулона, выложенного утром, уже не было: кончился.

День получился трудным, готовить не хотелось. Тома достала из морозилки вареники, слегка поджарила их на сливочном масле, а затем потушила в сковороде с сосисками. Что ж, почти по-домашнему, а дочь вареники с сосисками и сметаной уплетает всегда с удовольствием. Что-то Ася задерживается сегодня, почти девять уже. Легка на помине, поковырявшись ключом в старом замке, в прихожей появилась шестнадцатилетняя дочь в прекрасном расположении духа.

— Ты где так долго гуляешь? Девять уже, а ещё уроки делать. Иди есть, сосиски с варениками горячие.

— Мам! Я нашла айфон с рук, всего за пятнадцать тысяч продают! Это очень дёшево! Шестой S модели, предпоследней. Правда, он зарядку плохо держит, но потому и стоит недорого. Я уже его посмотрела, меня он вполне устраивает. – От Аси веяло свежим апрельским воздухом, на длинных русых волосах ещё блестели мельчайшие капельки измороси, блестели в предвкушении покупки и папины серо-зелёные глаза.

— Ась…, – осторожно попыталась начать диалог Тома, заранее зная реакцию своей вспыльчивой и несговорчивой дочери.

Взгляд Аси моментально стал жёстким и дерзким, она явно подготовилась к любым возражениям матери.

— Мне завтра за квартиру аренду платить. И выпускной твой на носу, платье же ещё сшить надо. На репетиторов только десятка в месяц уходит, а потом ведь в колледж поступать: это же сколько вещей придётся купить… Ты же знаешь, – как можно мягче произнесла Тамара.

— Вот именно! И что? Мне в колледже тоже лохушкой последней ходить, как в школе? Можешь ничего из вещей мне не покупать, просто давай возьмем сейчас айфон!

— А в колледже ты кушать не будешь? Да и ездить ведь придётся каждую неделю домой.

— Маааам! – в глазах Аси заблестели нешуточные слёзы. — Ева с родителями в Майами ездит купаться, Олеся с папой в Лас-Вегас летала, а Маша в Доминикану на майские праздники поедет, чтобы отдохнуть перед экзаменами. Всех! – она уже плакала, — всех ребят в школу родители на машинах привозят, я одна пешком хожу в любую погоду! Я не хочу быть постоянно хуже всех! Я же не прошу чего-то сверхъестественного, я прошу всего лишь айфон, и то с рук! Неужели ты не понимаешь? – уже почти кричала она.

— Я тебя понимаю, но мне просто не вывезти все эти траты! Ты же знаешь, что я одна, а твой папа нам совсем не помогает! Покупка айфона никак не отменит всех предстоящих расходов, и я снова окажусь плохой матерью, если у тебя не будет самых необходимых вещей! – Тома почувствовала, что вот-вот сорвётся и резко замолчала.

Ася вскочила и закричала в слезах:

— А я виновата в том, что у тебя мужа нет? Да у тебя нормальных мужиков и не было никогда!

Она швырнула вилку в мойку, так и не прикоснувшись к еде, убежала из кухни и громко хлопнула дверью своей комнаты.

«Господи, за что мне это?» – думала Тамара, не замечая, как слёзы капают в тарелку на вареники. – «Завтра же купим этот чёртов айфон. Будь, что будет, но нельзя же, в самом деле, вечно жить последними лохушками». Тома вспомнила дневной разговор с матерью, свои подростковые годы, пришедшиеся на голодные девяностые, свои первые джинсы, купленные в сельмаге в обмен на три баула собственноручно собранных и отмытых бутылок, вскочила из-за стола и ушла плакать в ванную.

Горячая ванна – это роскошь, которую уже давно никто не ценит. А Тома, каждый вечер принимая ванну с пеной, всегда благодарила кого-то там, наверху, за это блаженство. Успокоившись в горячей воде, она ещё раз обдумала решение о покупке телефона и выдохнула с облегчением. Только после ванны, смыв едкий пот десятичасового рабочего дня, Тома вновь ощущала себя женственной и красивой. Видела в зеркале всё ещё тонкую талию, две ямочки над круглой от природы попой, мускулистые руки и натренированные велосипедом ноги, и почти не требующее особого ухода лицо с ямочками на щеках и синими, как у папы, глазами.

«Что правда, то правда: нормального мужчины у меня никогда и не было» – мысли то и дело возвращались к злым словам дочери. Тома снова вспомнила и свою поспешную любовь до гроба в восемнадцать лет, лишь бы выйти замуж и уехать от матери, и нетерпеливое желание самой стать матерью, чтобы создать семью по своим представлениям о ней. Вот только отношения с мужем очень быстро скатились к привычному с детства насилию.

Тамара завернулась в старый уютный махровый халат до пят и вышла из ванной. Достала из кошелька отложенные на оплату аренды деньги, отсчитала пятнадцать тысяч и тихонько постучала в дверь детской комнаты. Дочь не отозвалась. Тома аккуратно приоткрыла двери: Ася лежала на кровати лицом вниз, но демонстративно отвернулась к стенке.

— Возьми деньги, купи завтра телефон. Но имей ввиду, что тебе его должно хватить на три года колледжа. Не покупай всякий хлам, ладно?

Ася резко села на кровати, всё еще злясь и радуясь одновременно, взяла деньги, совершенно не желая рассыпаться в благодарностях. Две слишком взрослые девочки посмотрели друг другу в глаза, и понимающе улыбнулись.

— Спокойной ночи.

— Спасибо, мам.

Никакое примирение не сотрёт уже сказанных слов. Тамара лежала в постели и вспоминала последнюю из своих попыток построить отношения с мужчиной. Всегда весёлый, отзывчивый, лёгкий на улыбку Василий был рукастым и сообразительным. Имел небольшую бригаду строителей, средний, но стабильный доход и построил себе хорошую дачу за городом. Весь предыдущий год жили на два дома: на неделе ночевали у Томы, а в выходные – в пригороде, забирая с собой Асю и кошку. Год отношений пролетел незаметно в уютных и милых радостях, без сучка и задоринки. А потом Тома уехала на обучение массажу в Санкт-Петербург.

Всю неделю Василий не звонил. Позвонила Тома сама, уже перед возвращением. Голос Васи был раздражённый, а разговор получился скомканным. Около полуночи пришло сообщение в сети: кто-то неизвестный сообщил о вечеринке на даче Василия, в подтверждение прикрепив ссылку на открытое для просмотра сообщество. В этой группе совершенно случайные люди собирались на секс-вечеринки, как только находилось подходящее место и время. Точно такую же встречу устроил на своей даче и Василий.

Под приглашением набралось несколько участников, и теперь они наперебой выкладывали фотографии. На одной из них какая-то девушка целовала томину кошку. Тамара насчитала пятерых, вместе с Васей, мужчин и двух женщин. Фотографии обновлялись, вечеринка была в разгаре. Лишь откровенно порнографические фото, наконец, заставили её почувствовать боль. Судя по количеству комментариев на стене сообщества, эта сторона жизни была для Василия привычной.

Тома вновь испытала острое чувство обиды и недоумения: как могла она настолько ошибиться в человеке и не увидеть сути за этой его обезоруживающей улыбкой? Слеза стекла в ухо, в ухе стало мокро и холодно. «Была бы девственницей, собирала бы слёзы для магических зелий. Хватило бы на исполнение всех-всех желаний», – мысленно пыталась шутить сама с собой Тома. И тело, и душа просили нежности и утешения, но взять их было неоткуда.

«Господи, только бы знать, за что мне всё это? Странно, в детстве я всегда знала, что меня ждет необычная судьба. В первый класс я пошла в шесть лет, умела читать, а писать научилась за месяц. А память? Такую память называют эйдетической, когда запоминаешь все что видишь, практически навсегда. Но я запоминала и всё, что слышу. Уже в двенадцать лет я научилась дышать мозгом, развивая интеллектуальные способности. Затем поняла, что могу контролировать тело: расслаблять все мышцы по мысленному приказу и засыпать за три секунды, найдя включатель и выключатель в мозгу. Просыпалась я тогда ровно в ту минуту, когда загадала. С четырнадцати лет моя жизнь приобрела интуитивно выстроенный баланс владения телом и сознанием. Злобные нападки матери, оскорбления и побои участились – она хотела выбить из меня это непонятное ей состояние. В пятнадцать лет, перед одиннадцатым классом я просто бросила школу и поступила в колледж, в котором было общежитие. Я знала, что справлюсь: без помощи, без денег, одна в чужом городе. Тогда, получив комнату, я росла в глубину и ввысь. К семнадцати практически ясновидела: знала, кого встречу сегодня, чувствовала людей и их мысли, избегала опасностей. А в восемнадцать встретила будущего мужа и сразу поняла, что он не примет мои способности. Тогда я выключила себя, полностью. Через год родилась Ася. А дальше начался беспросветный мрак, мрак во мне, тьма внутри, которая, видимо, и составляет обычную человеческую жизнь. Через шесть лет я разводилась уже не с мужем, а со всем этим мраком сразу: я отчаянно хотела света! Но включателя в мозгу уже не было: все было когда-то сломано мною же. Я поступила в университет, благодаря памяти, по школьным знаниям. Мозг работал с трудом, словно со скрипом, но труднее всего было не это. Темные люди окружали меня и окружают до сих пор. Как легко и естественно получилось вынырнуть из мрака в мои четырнадцать лет, и как сложно дается каждый шаг сейчас. Вот уже десять лет я пытаюсь идти знакомой дорогой на свет, а смогла преодолеть лишь несколько шагов, не овладев еще даже собственным телом. Я всегда знала, что меня ждет необычная судьба. Но моя судьба сейчас – это блуждания во мраке, в собственном бессильном мраке. Господи, почему все так сложилось?»