Виктория

Молодая стройная девушка, с утончённой фигурой и округлыми формами, с длинными прямыми каштановыми волосами, кофейными глазами и изящными чертами лица стояла посреди гостиной просторного дома Алмы и задумчиво смотрела сквозь двери в сад. Где-то там, с кем-то из прислуги оживлённо разговаривал Эду, возмужавший за эти годы, но всё такой же красивый и притягательный. Однако, как бы привлекателен ни был Фернандос, даже несмотря на свой приблизительно сорокалетний возраст, мысли молодой особы сейчас занимал не только он.

Восемнадцатилетняя красавица с нетерпением ждала того, чтобы мать пришла на её праздник, и мысли о ней, занимали юную особу куда больше даже чересчур привлекающего внимание ещё совсем девчонки Эду.

Казалось, мгновение забвения и перемешавшихся в голове раздумий длилось вечно, бесконечным волнительным ожиданием нарастая, как снежный ком, если бы, не было так бесцеремонно прервано всегда чересчур активной тётушкой Алмой.

— Виктория, дорогая… — с лёгкой приятной улыбкой позвала женщина юную и красавицу, и девушка слегка вздрогнула, возвращаясь в реальность.

— Для твоего дня рождения в саду уже всё готово. Я пригласила одного из лучших ди-джеев Рио, а ещё, приказала накрыть шведские столы у бассейна… — ни на минуту не успокаивалась воодушевлённая тётушка, перечисляя и перечисляя фронт выполненных работ.

Да, действительно, все эти приготовления ко дню совершеннолетия Виктории были важны, ведь праздник должен был состояться сегодня вечером, вот только девушку, в данный момент волновало совсем другое. Она слушала Алму, искусно делая вид, что вникает в суть сказанного, но одновременно с тем совершенно не слышала то, что та говорит. Опытным зорким глазом заметив абсолютную растерянность Ласерды, Флора Пеража Де Албукерке, наконец-то замолчала, и понимающе попыталась приободрить изменницу.

— Знаю, знаю, дорогая, ты хотела провести праздник в другом месте… Но, я думаю, что и у нас вечеринка получится, что надо. Как это сейчас молодёжь говорит, крутая! Отпадная! Не расстраивайся понапрасну, праздник будет на высоте.

Её слова, её ласковое касание плеча девушки заставили Викторию ещё раз вздрогнуть и слегка улыбнуться. Эта женщина казалась ей такой заботливой и милой, по крайней мере к своим детям, хотя, не лишала она внимания и всех окружающих членов семьи и друзей.

— Спасибо, донна Алма, — вежливо и воспитанно отозвалась на неё слова Ласерда, хотя, внутри, всё трепетало от волнения по-прежнему, — Надеюсь, мама, всё же, придёт. Я очень-очень хотела бы, чтобы она пришла! Не хотелось бы, чтобы она пропустила мой день рождения. Но я немного переживаю. Ведь она так занята проблемами Камилы. Вот, например, сегодня, они снова должны пойти в клинику, чтобы подтвердить возможную беременность сестры…

Элена и Камила вот уже несколько минут сидели в кабинете Клаудии, после полагающегося на приёме осмотра и с нетерпением ждали новостей. Для Фернандос эти несколько минут, пока врач снимет перчатки, помоет руки и вернётся за свой стол, казалось, тянулись вечностью, бесконечной вечностью нетерпеливого ожидания, коее ещё больше тревожило её мать.

И вот, наконец, неторопливая Клаудия с важным видом заняла своё место и сложила кисти на столешнице. Момент истины, у Фернандос аж перехватило дыхание. Неужели на этот раз всё получилось, неужели она снова ждёт ребёнка… Но… Суровая реальность больно и мучительно опять ударила по голове. Уже в который раз.

— Нет, Камила, ты не беременна, — эти слова прозвучали для женщины приговором, заставляя всю буквально сжаться на стуле, а её мать слегка с грустью опустить голову.

— Но я же чувствовала… Меня тошнило… И голова кружилась… Один раз я даже чуть не потеряла сознание…

Отчаянная попытка ухватить ускользающую удачу за хвост, которая тут же была разрушена, разбита в дребезги на миллионы маленьких кусочков.

— Извини, Камила, но нет.

Одна простая фраза доктора Клаудии тут же полностью разрушила отчаянное воодушевление и последнюю надежду хоть на что-то, на счастье.

Врач видела, как абсолютно обнадёженное и ждущее от неё какого-то чуда выражение лица и глаз пациентки меняется на тяжёлый след беспросветного горя.

Отпрянув назад и опершись лопатками о спинку стула, Камила ещё сильнее сжалась, как будто пыталась защититься от суровой реальности и, беспомощно закрыв руками лицо, безутешно разрыдалась.

Уже в который раз она слышала эту огорчающую новость. Когда-то давно, в молодости, она так боялась, что забеременела случайно. Сейчас же она только и мечтала о том, чтобы узнать подобное известие. Прошло столько лет, столько воды утекло, а старая, давно побеждённая болезнь давала о себе знать. Камила получила то, что хотела, она была замужем за Эду, мать больше не претендовала на её мужчину, вот только счастья в этом браке не было, потому, что за восемнадцать лет Камила так и не смогла родить детей.

От чего каждое новое известие, что она опять и опять не беременна било по её самолюбию в самое больное место, вселяя грусть, боль, страдания и беспросветную тоску, вселяя ужас, что из-за её вероятного бесплодия их с Эду брак, завоёвываемый женщиной с таким трудом, мог распасться.

Видя, как огорчена, расстроена… Нет, просто морально и физически страдает дочь, Элена, как будто ощутив всю её боль, ещё ближе придвинулась и со всей присущей материнской теплотой обняла Камилу, начав утешать безутешную.

Подготовка к празднику была в самом разгаре. Отдавая то один, то другой приказ той или иной служанке, Виктория перебирала руками цветные шары на диване в гостиной, когда к ней незаметно подошёл Эду.

Его приближение было столь неожиданным для девушки, что та даже выпустила все разноцветные украшения из рук, которые плавными скачками разлетелись по полу.

— С днём рождения, Виктория, — легко, свойственно только ему, улыбнувшись, произнёс Фернандос и протянул Ласерде маленькую красновато-коричневую коробочку с розовой ленточкой.

Виктория так была воодушевлена этим сюрпризом, что даже не сразу опомнилась, заметив, что она так и стоит неподвижно, не произнося ни слова.

Как будто и вовсе не обратив внимание на её восторженное замешательство, или списав это на что-то явно другое, Эду заговорил первый.

— Ждёшь Элену? — понимающе вопросил он, так, словно мог прочувствовать на себе все переживания Виктории.

Только упоминание матери в один миг заставило абсолютно счастливую девушку вернутся в реальность.

— Да, — тяжело и с грустью вздохнула та, слегка теребя от волнения руками коробочку с подарком, — Они с Камилой сегодня пошли к врачу. Боюсь, как бы мама не опоздала на праздник. Но ещё более страшно, что она может вообще не прийти.

Ласерда не стала говорить, что из-за очередной тщетной попытки сестры забеременеть. Нет, конечно, она ещё не знала результата этого обследования. Собственно, он был очевиден. Как бы ни изображала из себя Камила даму в положении, как бы ни мечтала о ребёнке, но восемнадцать лет потраченного впустую времени говорили сами за себя.

Впрочем, Эду заговорил об этом почему-то сам.

— Ты знаешь, я так хочу ребёнка, — Фернандос тяжело вздохнул и опустил взгляд, Виктория без лишних слов заметила, как его глаза погрустнели, — А Камила после болезни всё никак не может забеременеть. Столько времени, столько попыток… И всё напрасно.

Эду впервые так открыто говорил с Викторией об этом, видимо, тема действительно оказалась для него слишком болезненной, раз он захотел здесь и сейчас поделиться этим с ней. Подобный поступок мужчины и радовал, и огорчал Викторию одновременно. Радовал потому, что это означало, что Фернандос ей доверял, как никому другому, огорчало потому, что сам он страдал от подобных известий ничуть не меньше Камилы.

— Я уже устал от её постоянных попыток забеременеть, — как будто вновь игнорируя бурю эмоций, что бушевали сейчас в душе у юной Виктории, продолжил тот, — Даже готов отказаться от своей мечты завести ребёнка.

Фернадос договорил до конца, словно ставя жирную точку в своём признании, брошенном невзначай, а Ласерда, лишь понимающе опустила глаза, слегка приободрительно погладив того по плечу.

Говорить или обсуждать больше было нечего, оба собеседника поняли друг друга без слов, потому, выждав небольшую паузу обоюдного сочувствия, Эду удалился восвояси.

Виктория осталась абсолютно одна, провожая его теперь ещё более задумчивым взглядом и осторожно, бережно поглаживая пальцами даже не распакованную коробочку с подарком Фернандоса.

Но поздравить в этот день именинницу хотел не только Эду. Алмару — один из близнецов Риты и Данилу, которого так великодушно усыновила донна Алма, высокий, идеального телосложения, короткостриженый брюнет с карими, почти чёрными, глазами, всё никак не мог подобрать момент, чтобы вручить подруге свой подарок. Тот, что парень выбирал с такой любовью и вниманием. Он давно питал к Виктории особую симпатию, как к подруге, как к знакомой, как соучастнице в музыкальной группе, и, именно связанный с этой группой подарок он и хотел сделать, косвенно связанный, но всё же.

Когда однажды Алмару, его сестра Маргарита и Виктория гуляли по торговому центру втроём, Ласерде очень сильно понравился один крутой массивный серебряный кулон на чёрной ленточке. Тогда Виктория в шутку сказала, что хотела бы однажды одеть подобное украшение на одно из их выступлений. Наверняка, к этому времени именинница уже забыла о тех словах, но, он, помнил. И не преминул возможностью, приобрести для девушки желаемое.

Наконец-то, выбрав момент, когда Эду уйдёт, и Виктория останется абсолютно одна, Алмару неспешно подошёл к ней и позвал.

Уже в который раз за сегодня вздрогнув, Ласерда обернулась.

Невольно встретившись взглядом с её очаровательными кофейными глазами, Алмару взволнованно стал произносить поздравительную речь. Внешне он был не менее красив, чем Эду, хоть и не имел с ним особого родства, но вот решительности этому парню порой недоставало, особенно, когда дело касалось проблем любовных.

Кое-как произнеся слова поздравления и не сбившись, Алмару, едва ли не трясущимися руками протянул Виктории свой подарок.

— Вот, открой, — весело улыбнулся он, слегка поправив красную ленточку на чёрной упаковке. Это незначительное движение позволило ему случайно прикоснуться к руке Ласерды, и кончики пальцев парня ещё сильнее похолодели от волнения.

— Это то, что ты так хотела. Ну, отрой же… — попытался поторопить её Алмару, пока Виктория, после разговора с Эду, всё ещё витала где-то в облаках.

Девушка отреагировала не сразу, она спокойно взяла подарок в руки и окинула его взглядом. Нет, не пренебрежительным, но достаточно равнодушным, так как была взволнованна другим. Виктории не особо хотелось сейчас распаковывать сюрпризы на день рождения и изображать на лице подлинное восхищение, однако, Алмару был весьма настойчив, и пришлось уступить. Нехотя раскрыв упаковку, Виктория открыла коробочку, только, чтобы друг от неё отстал, и всмотрелась в подарок. Это было то самое украшение, что когда-то столь понравилось ей, массивный серебряный кулон молодёжного дизайна на широкой чёрной ленточке. Возможно, в другой раз она действительно восхитилась бы таким сюрпризом, вот только сейчас Ласерда была совсем не в состоянии.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила она, нервно улыбнувшись.

— Ты не наденешь его? Он как раз подходит к твоему платью. Я помогу, — проявил новую волну энтузиазма Алмару.

— Не в этот раз, я уже подобрала украшения к своему наряду. Пожалуй, надену его на одно из наших выступлений. Извини, кажется меня зовут, — ловко отмахнулась от него Виктория, воспользовавшись тем, что кто-то из прислуги активно махал ей рукой.

Ласерда ушла, а явно расстроенный Алмару, так и остался стоять в одиночестве, бесконечно думая и гадая, что же на этот раз он сделал не так.

Время пролетело незаметно и началась вечеринка. Это был изысканный коктейль в гостиной, сопровождаемый модными музыкальными молодёжными композициями, доносившимися сюда от стойки ди-джея в саду. Множество шведских столов было уставлено самым разнообразными деликатесами вокруг бассейна, в совокупности с разными изысканными украшениями из цветов и шаров. Первая часть праздника должна была стать утончённым церемониальным вечером, затем перейти в безумное купание молодёжи в бассейне и закончится красивым фейерверком. Алма была права, вечеринка казалось идеальной, и, по всем признакам, должна была пройти отпадано, Флора Пеража Де Албукерке постаралась на славу.

Гости, как взрослые, так и молодые, веселились во всю, кто-то статно распивал шампанское, ведя светские беседы в гостиной, кто-то лакомился изысканными блюдами в саду, а кто-то отвязно зажигал на танцполе у бассейна. Место на этом празднике жизни находилось для всех, и для старых, и для молодых.

Казалось, и сама Виктория, немного отвлёкшаяся и развеявшаяся, была довольна, если бы только не её бесконечное волнение по поводу матери.

Вежливо поговорив с несколькими гостями в доме, она вышла в сад и, наблюдая за снующими туда-сюда людьми, подошла к Маргарите. Дочка Риты и Данилу, сестра-близнец Алмару, была больше похожа на мать, чем на отца. Средний рост, изящные формы, стройное телосложение, мягкие карие глаза и пышные рыжевато-каштановые волосы, отлично сочетавшиеся с плавными, идеальными изгибами черт лица. И даже несмотря на достаточно явное сходство с любовницей мужа, Алма любила девочку ничуть не меньше брата.

Завидев Викторию, всегда живая и весёлая Маргарита не забыла в очередной раз поздравить подругу, но, кажется, Ласерде и сейчас было не до того.

— Вечеринка уже давно началась, а ни мамы, ни Камилы всё ещё нет, — тяжело вздохнула Виктория, как будто виновато опуская глаза.

— Не думай об этом, расслабься, выпей шампанского, потанцуй, веселись, — прекрасно понимая ситуацию, тут же попыталась приободрить её подруга, ловко подловив проходящего официанта и сунув Ласерде бокал прямо в руки, аккуратно взяла её за плечо.

— Я бы и рада, но… — тяжело вздохнула именинница, опуская взгляд на шипящий пузырьками бокал.

— Никаких «но», сегодня у тебя день рождения, и ты — первый человек, который должен веселиться в этот день. Ну-ка, давай-ка, покажи мне, что тебе подарил Алмару, это то, что я догадываюсь или нет? — мгновенно попыталась рассеять её грусть лучшая подруга.

Виктории ничего не осталось, как только слегка улыбнуться и, отпив немного шампанского, продемонстрировать подруге красивейший серебряный кулон.

А потом были танцы, сказочные прекрасные бразильские мелодии о любви лились изящными нотками по всему вечернему саду. Как только подошло подходящее время, Алмару тут же заказал медленную, романтичную песню ди-джею и поспешил пригласить именинницу на танец. Виктория согласилась. Она неспешно кружила в плавных грациозных движениях с ним в паре, в то время, как Маргарита исполняла те же манёвры в обнимку со слегка полноватым, но крайне отвязным барабанщиком их музыкальной группы, а Эду, в дань этикету и уважению, пригласил на танец Алму.

Мелодия длилась достаточно долго, но всему в этом мире приходит конец, и вскоре композиция сменилась другой, не менее прекрасной и лаконичной. Пары поменялись, и теперь уже Эду кружил Викторию в сказочном, волшебном, загадочном в вечернем полумраке вальсе. Мелодия лилась магическими нотками повсюду, лёгкий ветер слегка покачивал роскошные тёмные волосы девушки и приятно холодил оголённые участки кожи. Длинное чёрное платье Виктории, расшитое тысячей блёсток, мерцало в огнях танцпола. И казалось, мягкая ночная прохлада освежала при каждом новом движении, в контраст с жаркими, пламенными, обжигающими чувствами. Виктория смотрела в глаза Эду, а он вглядывался в её сияющие кофейные радужки, в которых в этот вечер на миг сияло яркое счастье. Фернандос был достаточно уверенным и настойчиво вёл партнёршу в танце, крепко прижимая её к себе, а Виктория поддавалась, казалось, сейчас, вопреки своему дерзкому и смелому характеру, она могла быть самой мягкой и самой покорной в мире, только для него и навсегда.

Мелодия закончилась, но пара ещё какое-то время продолжала кружиться в объятьях друг друга, пока Эду вежливо не выпустил Викторию из своих кистей и грациозно, за руку, не увёл в сторону.

— Спасибо за танец, — приятно улыбнулся он, чуть кивнув головой Ласерде, от чего девушка тут же расплылась в счастливой улыбке.

— Это было так здорово, я…

Её слова оказались прерваны зазывающими репликами Алмы, которая с чего-то решила, что пришло время задувать свечи и окончательно завершить первую, официальную, часть вечеринки, после которой должны были последовать молодёжные безумства и весёлое купание в бассейне.

— Ну-же, иди… Сегодня твой день, —легко подтолкнул именинницу в сторону тётушки Фернандос.

Только сейчас, в этот самый момент Виктория опомнилась, как будто, среди своего счастливого забытья в пламени романтичного вальса, впервые поняла, сколько прошло времени, и эта ужасная реальность, болезненным ударом стукнула её в самое сердце.

— Вечеринка уже почти закончилась, а мама так и не пришла, — едва не плача, но отчаянно сражаясь с явно подступающими к глазам слезами промолвила она, и грустно опустила голову, — Неужели она так и не появится сегодня…

Видя, как расстроена происходящим была девушка, всегда предприимчивый Эду не растерялся. Резко ухватив Ласерду за руки, он слегка склонился к ней и посмотрел прямо в глаза.

— А ты не думай об этом. Я уверен, что Элена не забыла. Иди задувай свечи. А она придёт. Обязательно придёт, — понимающе, нежно, ласково, но при этом достаточно уверенно говорил он.

Слова Фернандоса звучали так убедительно, что Виктория даже сама поверила в то, что он говорил, ни на секунду не заставив себя сомневаться в них. Казалось, не было в целом мире человека, который так отлично понимал бы и чувствовал её, как Эду.

— Хорошо, — немного успокоившись, кивнула Виктория, когда мужчина легко коснулся её подбородка, чтобы приподнять грустное личико.

— И не забудь загадать желание… — напоследок бросил он ей.

— Обязательно, — уходя в указанном направлении, кинула ему она.

Виктория уже знала, какое именно желание загадает сегодня.

Это был день её совершеннолетия, день, когда должны были исполниться все ранее недостижимые мечты. И Ласерда хотела сполна воспользоваться всей магией этого дня, чтобы сбылось одно единственное её желание.

«Пусть однажды Эду будет со мной! Пусть полюбит меня так же сильно, как я его! И мы будем счастливы вместе, навсегда!» — громко и чётко произнесла про себя она, задувая свечи на красивейшем дорогом торте.

Все огни, как по мановению волшебной палочки, погасли под силой её желания. А затем… Затем главное блюдо любого дня рождения было разрезано, ажурным серебряным ножом и роздано гостям.

Как раз в тот момент, когда Виктория отрезала первый кусок торта, в гостиную к Алме вошли Элена и Камила. Мать, как ни в чём не бывало, заняла свободное место среди присутствующих, наблюдая происходящую сцену и вежливо хлопая вместе с остальным аплодирующими, а заплаканная, с абсолютно красными опечаленными глазами, Камила тут же повисла на шее у супруга, окончательно разбивая для именинницы магию этого вечера.

Виктории было неприятно видеть сестру рядом с Эду, хоть она и знала, и понимала, что он являлся её мужем, всё равно как-то неприятно кололо в душе, когда та откровенно вешалась на него. Постаравшись перебороть отвратительное чувство одиночества и абсолютной пустой грусти, Ласерда младшая отвела глаза в сторону, ощущая, как последняя радость от этого дня рождения у неё в сознании разбивается на тысячу осколков. И, хотя Алма была права, вечеринка оказалась отпадной, для именинницы этот праздник был ужасным, хуже некуда.

Официальная часть задувания свечей и разрезания торта была закончена, и гости разбрелись по комнате, лакомясь угощением и распивая спиртные напитки. Только тогда Виктория подошла к Элене. В отличие от Фреда или даже Камилы, младшая Ласерда была куда более смелой и решительной, наверное, потому не побоялась бы высказать всё матери прямо в глаза.

— С днём рождения, дочка, — спокойно произнесла женщина, когда девушка приблизилась к ней, с таким видом, как будто ничего особенного и не произошло.

Её спокойствие, её наглая непоколебимость, просто в край возмутили Викторию. Как мать вообще могла вести себя так по отношению к своему ребёнку? А главное, почему?

— Ты опоздала. Что случилось? — обиженным тоном в одночасье завила Элене Виктория.

— Ты же знаешь, я была с Камилой в больнице… К сожалению, опять ничего не получилось. Результат обследования оказался отрицательным… Для Камилы это было сильнейшим ударом… И я…

Слова Элены эхом отдавались в голове Виктории, всё сильнее и сильнее, ударяя в самый разум, сердце и душу. Она столько лет терпела пренебрежение, столько лет забывала и прощала матери всё, даже то, что она любила немощную и больную Камилу больше неё, Виктории, даже когда та была совсем маленькая. Мать творила, что хотела, и девочка, а потом и девушка принимала это, как должное. Но сегодня… В самый важный день жизни любого человека, она перешла все границы. Не прийти на такой особенный праздник своей дочери, да ещё по такой причине… Пламя гнева буквально вспыхнуло в душе Виктории, сжигая всё на своём пути. Поступку Элены не было прощения!

— Камила! Камила! Всегда Камила… — даже не дав договорить матери свои оправдания до конца, абсолютно позабыв, где она находится и обо всех нормах приличия, громко закричала Виктория, — Её дела всегда важнее моих! Ты всегда заботишься только о ней! Как вообще ты могла из-за такой ерунды опоздать на мой день рождения?! Не просто день рождения, а день совершеннолетия! Что с тобой мама?! Неужели тебе важна только твоя драгоценная Камила?! Неужели ты совсем, даже ни грамма не любишь меня?! Как будто у тебя и нет второй дочери!

Подобный тон, подобные слова до глубины души задели Элену, нет, не потому, что Виктория в чём-то была права, а потому, что она — мать по призванию и по жизни, всегда жертвовавшая всем и отдававшая всё ради своих детей, сейчас получила упрёк в том, что матерью она была явно-таки плохой. Эта мерзкая, мелкая девчонка, невоспитанная мерзавка, хамка, смела обвинять её невесть в чём, только тому, что она опоздала на какой-то праздник. Но, в конце концов она же пришла. И опоздала Элена не просто так, не потому что хотела, а потому, что всею себя отдавала ребёнку, который, ввиду своей болезни, заслуживал чуть больше внимания. Чего стоила какая-то вечеринка, когда её дочь так страдала от собственной болезни и бесплодия? Чего стоили подростковые обиды взбалмошной девчонки, которая до конца даже не понимала всей серьёзности от мук тяжёлых заболеваний и их последствий. Да ничего. И как вообще смел хоть кто-то осуждать её, мать, готовую пожертвовать всем ради своих детей, мать, которая уже потеряла одного ребёнка, и бескрайне и безгранично переживала и боролась за счастье второго, судить её и обвинять не имел право никто: ни незнакомцы, ни знакомые, ни друзья, ни родственники, и даже вторая её дочь. Особенно, когда речь шла о Камиле. Из-за которой и вообще появилась на свет Виктория, едва не сломавшая, а может, в какой-то степени, и сломавшая Элене жизнь.

Эти чувства, эти эмоции накипали в женщине с годами, подпитываясь и двукратно усиливаясь с каждой новой выходкой младшей Ласерды. Как она могла, как она смела не понимать всю серьёзность ситуации? Как она могла так глупо ревновать и предъявлять претензии, тем более Камиле, той благодаря которой эта мелкая хамка и вообще появилась на свет? И, если бы не болезнь сестры, у Элены бы и в помине не было другой дочери. Она никогда не говорила об этом Виктории, она не собиралась никогда раскрывать этот секрет, но, сейчас, под волей сокрушительного урагана эмоций, ведомая гневом от всех пережитых ей страданий из-за непонимания и обвинения со стороны, мать сорвалась, и с её губ слетели судьбоносные слова, которые поражали насквозь:

— Да как ты смеешь говорить такое обо мне?! Да как ты смеешь говорить такое о Камиле?! Если бы не она, тебя бы и вообще на свете не было! Я не хотела больше заводить детей после её рождения, но родила тебя! Я вообще родила тебя только потому, что Камиле нужен был донор, я вообще родила тебя только для того, чтобы спасти Камилу…

Слова Элены, ужасные слова от матери, эхом раздались по гостиной, заставляя в шоке замереть всех присутствующих, наблюдая скандальную сцену, пронзая, и в один миг разбивая душу юной Виктории… Раз и навсегда, неизменно переворачивая всю привычную жизнь для несчастной девушки…