Витаминки

Любой неустановленный допинг – витаминки

Когда дети вернулись домой, они вы́сыпали из карманов камешки и сразу захотели спать. В это время по их постелям пробежали быстрые судороги, по которым наблюдательный глаз видел, что буря готова выбросить на берег камень.

Море, берег, самосвал, гравий, дорога. Гальку вынесло на обочину при строительстве дороги, откуда его поднял путник, чье желтое сморщенное лицо имело особенные черты, какие возникают у песчаника из-за вкрапления кварца или железных солей. Из этого окатка мастер изготовил нэцке, которое заняло место в коллекции – так голыш продолжил путь среди людей в образе жёлтого мудреца со сморщенным лицом, чья голова застыла в вечности, но по-прежнему рождала свежие мысли.

Бездомные собаки забивали зубы, как гвозди, в каменную колбасу, и вода размывала в ней соли, оставив плавно расходившиеся серебряные следы. В отгрызенных кусках проложили ходы выползшие из своих темных норок на свет божий земляные черви.

Дни пролетали со свистом, отчего год становился пегим, словно лошадь – в дырках соли и багровых разводах, одно только плотное, лишенное конечностей тело, которое обкатало море.

Через выколотый ветром глаз в скале море смотрело, как разливался по глади пропитанный мёдом, маслом и кровяными пятнами закат – до тех пор, пока не поглотило последние его искры вместе с солью и рыбой.

Достаточно было только мельком взглянуть на эти пустые голыши, валявшиеся в траве, где из-за них дрались вороны, словно из-за пластиковых стаканчиков, хотя они не пили вино.

В кровати пляжа ворочались чайки, которые натащили песка и съели почти все раковины. Величественно вышагивали они в белом узорочье и крапинках, словно птицы на суздальских пряниках. Когда морю надоедало любоваться на их красоту, какая-нибудь из летуний поутру не возвращалась домой. И тогда море выносило валунок, словно голубь белый, домашний, ровно бы перьями вокруг себя опушенный, который сам ложился в руку.

Ангелы носили прямые спины, в своих белых пальто они падали с неба, распадаясь на дождь и капли, когда ты плескал себе несколько капель воды из рукомойника.

На светлом солнце нынче день выглядел таким веселым!

К старости люди сходили с ума, ходили голыми и разговаривали с рыбами, которые выплывали из подводных камней и общались с ними тайными знаками. Люди ели рыб, а те – людей, доставляя их к подножию божьего престола, выбирая их среди неосмысленного стада прочих голышей.

Помнишь, как смешно все шутили про муху, которая замерзла в супе, а вот и вторая – в другой пожиже жидкости с желто-белыми полосами и пятном, словно желчные протоки янтаря забились и расплылись кляксой. Снаружи янтарь потускнел, а внутри словно солнышко божье – муха сидит, одна тут отдыхает.

Если вам пришло оповещение от МЧС, то знайте, что шторм будет страшнее в миллион раз больше, нежели привидения и всякие ужасы, а когда вы оглохнете от грома, деревья воскреснут из кусков, сожженных и разбитых молнией, и станут еще одним оповещением божьим, вторым, но не последним.

Гром окончательно разбудил глушь. Выстрелы молнии попада́ли за дальностию редко, но метко. Ливень раскатывался по берегу гремучими волнами. А в море рыба хвостом стегала, чтобы выкинуть себя из сети волн в окно. Тогда среди галечника находили порфир задымленный, и это сердце чье-то лютое вместе с остальными камешками отправлялось в мусор прибоя – привет, соседи!

А когда путник поднял минерал, то увидел, что это булыжник и что с ним нельзя сделать никакого сколько-нибудь путного дела. И забытый всеми, холодный осколок пылился в тесной каморке, пока его не вынесли на солнце – сияющего, с облитыми маслом гранями, слепившего блеском. При виде камня люди ощущали тогда в сердце какую-то мучительно восторгавшую радость, которая приходит, когда ешь, спишь, работаешь, нюхаешь цветы, влюбляешься и рожаешь детей.

Дети, будущие футболисты и дайверы, ложились спать, сжимая в руках голыши с моря. Им снились многообразные волшебные ужасы, выраставшие из камушков обсидиана, продырявленных крапинками соли, того обсидиана, который в виде мертвой головы встретит у порога могильного преддверия, но дети знали, что в море нет ада.