Виток Колеса Сансары

Тишину кабинета Учета и распределения Небесной канцелярии прервал звук захлопывающейся двери. Потоком воздуха разметало тонкие листки на столе Зинаиды Прокопьевны. Она нахмурилась и, поправив очки на переносице, оглядела вошедшего.

— А, это ты, Берсеньев. Что-то ты быстро на этот раз.

— Ну, жизнь — штука непредсказуемая и, как говорил великий классик, внезапно заканчивающаяся.

= Берсеньев, ты не меняешься. Скажи честно, не надоело туда-сюда носиться. Мысль о покое тебя не прельщает? Нирвана — это всеобщая цель, воспитание личности ведет к безграничному счастью…

— Ой не начинайте, я слышал это уже раз сто, бла бла бла. Я стремлюсь, я стараюсь.

— Ладно, посмотрим, с какими результатами ты в этот раз явился, — Зинаида Прокофьевна подошла к книжному шкафу, уходящего высотой в бесконечную высь и наполненного папками различного цвета. Потолки в кабинете Учета и распределения не полагались по уставу, а шириной и длинной помещение не ограничивалось. Для их увеличения достаточно было принести из подсобки еще один книжный шкаф.

— А, ну вот твое досье. Посмотрим. Тридцать два балла! Берсеньев, это хуже твоего предыдущего раза на целых 10 очков. Так пойдет дальше и вернешься на Землю кошкой, а то хуже — камнем, о чем ты думаешь? В этот раз ты прожил всего 35 лет, откуда такие баллы?

Зинаида Прокопьевна раскрыла папку и стала быстро перебирать в ней листы, фотографии, какие-то схемы и таблицы.

— Я был пионером, бабушек переводил через дорогу, кошек с деревьев снимал. Учли там мои добрые дела?

— Конечно. У нас ничего не проходит бесследно, все задокументировано и прикреплено. Бабушек он переводил, а здесь указано, что две из них жалобу в Небесную канцелярию накатали. Мол, какой-то подросток, с галстуком в кармане, хватал их за руку и всячески препятствовал продвижению в сторону дома, по кругу водя их на перекрестке. При этом читал правила дорожного движения, в частности, пункт 13 «Проезд нерегулируемых перекрестков».

— Ну, я занимался просвещением старушек, это же полезно всем, и пешеходам, и водителям. Что плохого-то? Старушки размялись, подышали свежим воздухом, узнали много нового. Где минусы? Где?

— Про кошек лучше бы молчал. Гулять с собакой, пугать кошек, а потом лазать по деревьям и снимать. Ты обалдел, Берсеньев?

— Я не специально. Они сами, не виноват я, что современные кошки истерички по натуре.

— Вот станешь сам кошкой в следующий раз, посмотрим на твою хладнокровность и самообладание при виде ротвейлера.

— А знаешь, Прокопьевна, я в этот раз влюбился. По настоящему, всерьез. Машенька. Она такая милая, добрая, с веснушками на носу. Эх, это было прекрасно, — Берсеньев улыбнулся своим воспоминаниям.

— Пункт второй Списка Нарушений, блуд? Не вижу, что зафиксировано, — заведующая отделом деловито зашелестела бумагами в папке.

— Да не суетись, Прокопьевна, не успел я, не было ничего. Но хотел, каюсь, да.

— Это на Суде будешь рассказывать, мне не надо. Завидовать буду, Три века уж тут сижу, нашла покой на свою голову. Ладно, некогда мне тут с тобой. Твою папку передам Главному, готовься к Суду, там решат, кем тебя в следующий раз рождаться и куда отправить. Моли, чтобы не кошкой, Берсеньев.

— Спасибо вам, дорогая Зинаида Прокопьевна. Мы так часто с вами встречаемся, что почти уже родные.

— Иди уже, глаза бы мои тебя не видели.

Берсеньев шел по длинному, ярко-белому коридору, который заканчивался стеклянной дверью. Он знал, что его ждет, не в первый раз. В этой жизни он успел начудить. Не был примерным учеником, подшучивал над одноклассниками и учителями. Не по злобе, смеха ради. Бросил институт на первом курсе, потому что захотел стать поэтом.

Потом встретил Ее, свою Машеньку. Ради улыбки любимой он делал все. Работал день и ночь, чтобы дарить ей подарки. Связался с плохой компанией, когда денег стало не хватать. Ненавидел всех, кто приближался к ней близко, нередко отправляя особо ретивых соперников на больничную койку. Он желал ее и ломал все преграды на пути к своей цели. И умер, спасая ее от бандита.

Берсеньев знал, что сделал в жизни много неверных поступков и был готов к наказанию. Возможно, в следующей жизни ему будет трудно, чтобы исправить карму иначе быть не может. Но он ни о чем не жалел. Он готов был стать хоть кем. Кошкой, которая найдет дорогу к ее дому и проведет жизнь мурлыкая на любимых коленях. Да пусть даже камнем, лишь бы ее нога ступала по той дороге, где он будет лежать.

Он был готов к Суду, к новой жизни и знал, что все, что он познал в этой, неизменно будет утеряно и забыто. Так было всегда, все сотни витков Колеса Сансары. Только в этот раз, в отличие от всех предыдущих, он знал, ради чего жить.

— Я все равно ее найду, — прошептал Берсеньев и открыл дверь зала, где его ждал улыбающийся добрый старец.