Владимир. Меч Ангела.

Сегодняшний день сильно отличался от многих предыдущих. Холодный ветер безжалостно срывал листья с увядающих деревьев и уносил их высоко в облака. В воздухе витал тошнотворный запах гнилой древесины. Сильный ливень насквозь пропитал почву влагой, которая засасывала ноги, словно зыбучие пески. Если честно, я был бы совсем не против исчезнуть в них, чтобы уйти вслед за, или вместо того, кого земля уже поглотила.

Как правило, на похоронах витает дух безмятежной скорби, и каждый из присутствующих выражает её по-своему. Кто-то уходит в себя и мужественно сдерживает слёзы, кто-то непрерывно рыдает, а некоторые, вообще, могут впасть в истерику и это абсолютно нормально. Но воинам позволено проводить соратника в последний путь лишь молча, ни больше ни меньше, поэтому меня окружали люди с поджатыми подбородками, стиснутыми в тонкую нить губами и абсолютно спокойным выражением лиц. Их стеклянные глаза не проявляли ни капли грусти, они лишь безразлично гипнотизировали чёрный валун, который служил надгробием.

Ярость, словно кипяток пронзила меня с головы до ног, ещё чуть-чуть я мог бы взорваться. Дурацкие правила, кто их только придумал, мы же люди, мы имеем право на чувства, почему нам запрещено даже малейшее проявление эмоций? Хотелось подойти абсолютно к каждому и сказать: «Ты свободен солдат, давай вылей наружу всё, что тебя гложет!». Только это всё равно бы не помогло, потому что система уже слишком глубоко влезла корнями в их мозг, и никто не поддастся искушению, даже под страхом смерти. Они чётко знают: истинный воин не может позволить себе такой роскоши, как эмоции. А самое противное — это осознавать, что как Лидер я должен быть примером и, запечатав душераздирающую боль глубоко внутри, трезво оценивать ситуацию.

Старый приём как никогда пришёлся кстати: глубоко вздохнув, я сжал кулаки изо всех сил, задержал дыхание на пару секунд, с выдохом расслабил ладони. Стало легче.

Но трезвость ума вернулась ненадолго. Через несколько минут люди, пришедшие сюда, словно по приказу, начали уходить. Один за другим они испарились в чаще леса, оставляя меня наедине с моим чувством вины. К горлу подступил ком, и тот приём уже не срабатывал. Хотелось отчаянно кричать, но ни единого звука я так не и произнёс. Ноги подкосились сами собой. Рухнув на колени в грязь, я начал яростно рвать траву, надеясь, что это поможет. Неистовая злость разрывала изнутри. Злость на самого себя, ведь если бы не я…

Внезапно хлынул ливень. Холодные капли, стекавшие по лицу вперемешку с остатками слёз, остудили гнев. Глубоко вздохнув, я набрался мужества и посмотрел на надгробие. Ворох мыслей вылился в еле слышное: «Прости». Но, увы, легче от этого не стало, потому как единственный, кто мог принять мои извинения, этого не услышит никогда.

За время моего пребывания здесь, мы провожали в последний путь немало людей, но сегодня всё по-другому. С уходом этого человека из жизни Орден будто резко перестал существовать, мы более не являлись единым целым, каждый стал сам за себя. Всё привело к смене порядков и когда пришёл час, именно меня выбрали как преемника, но, увы, я не готов, ещё не готов. Мне не хватает ни мудрости, ни храбрости, чтобы воскресить боевой дух воинов и продолжить то бравое дело, за которое сложили свои головы немало бойцов.

Вдруг чья-то рука нежно дотронулась до плеча и сжала его. Я услышал до боли знакомый мне женский голос:

— Это была оправданная жертва! — в ответ на эту фразу я ничего не сказал. Я просто яростно окинул её взглядом. —Ты же прекрасно знаешь, что судьбы, как правило, решены задолго до рождения человека, мы не в силах вернуть его, — она отвела взгляд в сторону и, замолчав на долю секунды, продолжила, — Такова воля Бога… поэтому нам необходимо сосредоточиться на другом. В первую очередь следует добраться до базы и сообщить о намерениях наших врагов. Да, путь не близкий, к счастью, у нас достаточно людей, чтобы обеспечить защиту гражданским. В конце концов, нам необходимо продолжать готовиться к последней битве, и взрастить новое поколение. Ты же знаешь, Совета больше нет, и именно тебе, воину с высшим уровнем, придётся принимать решения. Все мастера, как более опытные люди, готовы оказать помощь.

Я не верил своим ушам. Просто не укладывалось в голове, как она может думать об иных вещах в такой момент. Неужели ей наплевать на смерть близкого друга? А с другой стороны, что я мог ещё от неё услышать? Не только она, все они привыкли к такому существованию. В основах философии Ордена лежало полное и безапелляционное принятие смерти, вера в сакральность жертвы собственной жизни на алтаре общего дела. Воинов воспитывают по особым правилам, в результате чего формируется непоколебимое чувство долга. Это проявляется в том, что они обязаны выполнить свою миссию, которая им предначертана, даже если порой цена слишком высока. Я, конечно, понимал эти порядки, но не хотел принимать их. Они всегда казались мне… нам абсолютно чуждыми, поэтому было решено всё изменить. Без жертв, как известно, ни одна революция, восстание или бунт не обходились. Многие это понимали и, видимо, были готовы к тому, что прольются реки крови. Лишь я наивно полагал, что всё завершится иначе.

Стало скверно и отвратительно. Я не хотел продолжать слушать этот бред, просто хотелось убраться оттуда. Резко встав и не обращая внимания на неё, я ринулся вперёд, в гущу леса. Она что-то кричала мне вслед, но я уже не мог, точнее, не желал останавливаться, двигаясь всё быстрее и быстрее.

Я не ощущал ни усталости, ни времени; я просто нёсся вперёд, особо не задумываясь над тем, куда держу путь. Ветви с жёлтой листвой били по лицу, острые засохшие сучья рвали одежду и царапали кожу, размякшая от влаги почва практически по колено засасывала ноги, но это ничуть не замедляло меня, наоборот, помехи лишь пробуждали силы. В воображении уже материализовался образ того места, где всегда было хорошо, где я мог привести мысли в порядок, именно туда я и держал путь. Иногда по ночам, я тайком выбирался туда, нарушая все правила, чтобы полюбоваться красотой природы, потренировать новые приёмы или просто поваляться в траве, глазея на звёзды. Внутри бушевала невероятная уверенность, что я держусь верного курса и шестое чувство не подвело. Когда уже почти стемнело, я наконец-то добрался до цели.

Лес остался далеко за спиной, передо мной раскинулась огромная поляна, которая заканчивалась крутым обрывом. Сочная летняя зелень уже успела смениться суховеем. В сумерках холодного осеннего вечера открывался вид на все ещё тлеющие руины города, буквально вчера пышущего жизнью, которая замерла в одночасье, а по его закоулкам бродили уродливые демоны, которым чудом удалось выжить.

Я не мог этого видеть, зажмурив глаза, в глубине души я надеялся, что всё это проекция моего сознания, что где-то там, поодаль за спиной, снова зашелестит трава, напоминая о том, что пришло время тренировок, и кто-то обнажает острие оружия, чтобы напасть. Но ничего подобного не случилось — это лишь ветер предательски колыхал траву.