Владыка голубого кристалла II

Из огромного, начертанного на каменном полу сигила вырос монстр в пять метров в высоту. Развел огромные, бугрящиеся даже на предплечьях, ручищи, переступил с лапы на лапу и заревел. Порыв ветра пронесся по круглому каменному залу. Шесть человек в благородных темных одеждах, да с суровыми лицами, что стояли на смотровой площадке почти под самым потолком, даже не пошевелились. Зато зашевелился человек близ монстра. Молодой человек с русым высоким хвостом и в куда более легкой, но не менее благородной, чем у наблюдателей, одеждой, шумно выдохнул и развел руки, в которых появилось две широкие сабли. Темные, как и родовой кристалл, что заменил воину правую руку, они блестели от мелких разрядов фиолетового света.

Монстр раскрыл длинную, узкую пасть и нашел алыми, лишенными зрачков, глазами наглого человека. В голове у твари что-то щелкнуло. Она встала на четыре лапы и прыгнула на бойца. Молодой человек легко и даже элегантно увернулся, отбежал подальше. После чего, пока монстр не успел подняться, разбежался и, поддерживая себя темным порогом, запрыгнул ему на спину. Бросился к шее, но призванное чудовище с длинной, блестящей от густоты шерстью, резко распрямился. Боец не сдавался, но гравитация победила. Свалившись с монстра, воин лишь раз и вскользь ударил его саблей.

Чудовище заревело злее прежнего. Резко развернулось и попыталось ударить обидчика передней лапой. Боец перекатился и нанес удар, срезал клон шерсти. Пустил монстру кровь. Заставив того изогнуться в спине и закричать с новой силой.

Один из наблюдателей, тот, что стоял посередине, отличаясь более глубокими морщинами и аккуратно остриженной бородой, с двумя ровными седыми полосами на оной, покачал головой и уже собрался уйти, но рядом стоящий мужчина аккуратно коснулся его руки. Привлекая внимание более старшего товарища, он вопрошающе изогнул бровь, и обладатель бороды тяжело вздохнул. Остался.

Боец на арене внизу, видимо, решил измотать монстра. И они вместе нарезали круги по огромному залу. Но догонялся, к удовольствию наблюдателей, продлились совсем недолго. Молодой боец резко развернулся, побежал прямо на монстра. Проскочил под его челюстью и сразу двумя саблями нанес удар по сухожильям левой передней лапы. Монстр начал заваливаться, но скорее от боли, чем от неспособности двинуть конечностью. И резко поднялся на задние лапы, на которых тоже вполне спокойно передвигался.

Его рев эхом отскакивал от темного камня, из которого состояли стены далеко не маленького помещения. Молодой боец вошел в раж, шнырял меж лапами, пытался дотянуться до сухожилий нижних конечностей, но монстр уверенно те оберегал, то сбивал и отбрасывал назойливую мошку хвостом-метелкой, то наклонялся и пытался поймать человека дееспособной лапой. Или сбить той, что частично просто висела.

Сообразив, что здесь уже ничего не сделать, боец создал темный диск и, вскочив на него, полетел к чудовищу. Устремился к самой его морде, обогнул клацающую, источающую смрад мертвой плоти, пасть и вонзил саблю в один алый глаз. Резко отлетел назад, пока монстр бесновался, после чего стрелой устремился ко второму глазу. И пока монстр ревел от дикой боли, собрал сабли в копье и метнул его в шею потустороннему чудовищу. Тьма пронзила плоть, точно нож подтаявшее масло, после чего рассеялась и вновь собралась у молодого бойца в руках.

Монстр рухнул, захлебываясь собственной кровью. Вместе с ним на каменный пол спланировал и воин. Дождавшись, пока чудовище окончательно сгинет и начнет черными клоками растворяться в воздухе, боец задрал голову и с вызовом посмотрел на наблюдателей. Но никто не стал ему аплодировать. Одобрительно кивнул, но только один.

Самый старший, тот, что собирался уйти посреди битвы, взмахнул рукой. Из четырех его пальцев, на месте мизинца остался обрубок, вырвались темные ленты. Спланировав вниз в причудливом танце, из четырех они собрались в две и легли на камень двумя новыми сигилами. Единственная женщина на смотровой площадке, не став дожидаться указаний, сделала пас, и две темные стрелы ударили в середины причудливых начертаний. Каменный зал дрогнул, а из сигилов начали расти новые, куда более сильные и могущественные монстры. На морде у одного из них болталось шесть длинных щупалец, а у другого совсем не было шерсти, но серая, почти черная кожа, сложившись складками, блестела, точно алмаз.

Молодой воин нахмурился. Кивнул собственным мыслям и бросился на чудовищ, пока те не успели сообразить, куда это их и зачем притащили.

— Неплохо ведь двигается? — Обратился один из мужчин к коллегам наблюдающим. Его волевой подбородок был чуть вздернут, а широко посаженные друг от друга глаза блестели гордостью.

— У него хороший контроль, — согласился один из рядом стоящих, единственный, кто не соизволил стянуть с головы капюшон и показать свое лицо.

— И отточенный стиль фехтования, — согласилась женщина, чей голос оказался на порядок ниже, чем у некоторых мужчин. — Но этого недостаточно. Он слишком долго боролся с одним-единственным, далеко не самым опасным монстром Нави. А они никогда не нападают одни.

— Как будто ты в его возрасте спокойно справлялась с армией чудовищ, — фыркнул первый заговоривший.

— В его возрасте у меня не было такой необходимости, — не менее резко парировала женщина и, отведя взгляд от молодого воина, который все еще примирялся к чудовищам, пока просто лавируя меж их гневными атаками, обратила взгляд на мужчину с широко посаженными глазами. — Ты сам, как думаешь, а, Давид?

— Я думаю, что, тренируясь исключительно под нашим контролем, он никогда не добьется успеха, но у него есть все задатки для его получения. Война кует характер, лучшее время для проявления героизма.

— Ничего другого я от тебя и не ожидала, — не сменила гнев на милость представительница нежного пола. — Благо, что решать его судьбу не в твоей компетенции.

Тот, кого назвали Давидом, прося, посмотрел на старшего в группе. Обладатель бороды все это время наблюдал исключительно за молодым человеком. Задумчиво щурился.

— Дея права, мальчик не готов. Рано показывать его таланты публике.

Глаза Давида широко распахнулись. Он взглянул на воспитанника, потом на коллегу и его лицо покрылось алыми пятнами, благодаря которым можно было прочесть и его смущение, и гнев.

— Только не говорите, что всерьез рассчитываете поставить на того отступника? Когда это орден стал серьезно относиться к самоучкам?! Не шутите так, Гедеон, это ни капли не смешно.

Обладатель бороды скосил суровый взгляд на коллегу:

— Тот отступник, как ты выражаешься, стал героем целого уезда. И слава о нем распространилась на всех, кто отчаянно обороняется от нападок баламутки—колдуньи. Его отступничество скорее наш, чем его недосмотр. Давно требовалось пригласить его в орден.

Давид демонстративно фыркнул, возмутился. Сложил руки на груди.

— Марф запросто его превзойдет! Он избранный нашего поколения!

— Может быть, но пока тот мальчик сражается на передовой и одерживает победы, наш не может справиться с парочкой монстров.

— Говорю же, нужно выпустить его в поле! — Уцепился за лазейку Давид, вновь оборачиваясь к старшему. — Почему бы не взять его в столицу? Пусть хотя бы на людей посмотрит! Как еще он научится с ними общаться?

— Выпусти мы его в поле, и Марф погибнет, — чуть более мягко заметила Дея. — Ты этого хочешь, Давид? Хочешь его смерти?

— В столице нас не поджидают никакие опасности, — отмахнулся мужчина.

— Кто знает, — заметил Гедеон, нахмурившись. И резко добавил. — Мальчик не справляется.

Наблюдатели тут же закончили спор и устремили взоры на площадку. На ней Марф попал под атаку одного из щупалец и, не успев сориентироваться, влетел в стену. Послышался его болезненный стон. Звери Нави, наоборот, зарычали и бросились в атаку, собираясь добить молодого воина.

Выругавшись, Давид с готовностью взволнованного отца, перемахнул через парапет и, собрав в воздухе огромное копье, древко которого и сам бы не смог обхватить руками, направил грандиозное оружие на одного из чудовищ. И когда того прошило, оставив в теле смертельную дыру, обратил копье против второго неприятеля.

Давид мягко спланировал на арену и побежал к осевшему воину. Взволнованно позвал его по имени и почти улыбнулся, когда ему ответили. Давид помог поникшему молодому человеку подняться, позволил опереться на свое плечо. Монстры начали растворяться в воздухе. С ними пропадали и сигилы.

Марф печально глянул на их остатки, после чего совсем осунулся.

— С тобой все в порядке? Может быть, отвести тебя к лекарю?

Молодой человек мотнул головой и аккуратно отказался от поддержки.

— Я в порядке. Просто спиной ударился.

Давид посмотрел на воина с сочувствием, но не осуждением. А тот обратил взгляд к смотровой площадке, стараясь быстро подготовиться к тому, что сейчас услышит.

— Твои навыки сгущения и управления обидой выросли, — начал с хорошего Гедеон. На этот раз говорил он громко, отчего казалось, что властно, точно все в мире должны были услышать его вердикт. — Однако ты не прошел испытания, на котором так настаивал. Тебе еще есть чему учиться. Сегодня отдохни, а завтра принимайся за новые тренировки.

Гедеон чинно развернулся и собрался покинуть площадку, но вдруг услышал уверенное и дерзкое:

— Я могу сражаться! И сейчас, когда идет война, не могу рассиживаться под защитой стен ордена! Сделайте исключение!

Гедеон остановился, немного подумал и покачал головой:

— Нет.

Засим обладатель бороды ушел, за ним потянулись и остальные, оставив в зале только Давида и Марфа. Фыркнув с досады, молодой воин пнул один из камушков, который остался после боя. Давид смотрел на воспитанника молча, ждал, когда тот вернет разуму спокойствие.

— Третье! Проваливаю уже третье испытание! — Пнув еще один, на этот раз больший камень, досадливо выкрикнул Марф и обернулся к Давиду. — Разве я не избранный? Почему же я терплю поражение за поражением? Наверное, все это… тому мальчишке…

Давид глубоко вздохнул и спрятал руки в широких рукавах своей темной, украшенной холодным серебром защитных рун мантии. Заговорил жестко, резко, праведно:

— Разве его принесли к нашему порогу в младенчестве? Разве он родился с черным родовым кристаллом? Нет, Марф, выскочка не может быть избранным.

— Но он там! Получает славу, мою славу! — Указал куда-то в сторону рукой молодой воин. — А я здесь, не могу даже выйти на улицу.

— Он расходный материал, а ты важен, поэтому орден тебя бережет.

Марф скривил губы:

— Герои показывают себя, а не сидят под защитой.

— Героям нечего делать в мелких уездах, они спасают мир, — парировал Давид.

— С уездов начинается наш мир, — жестко перебил его воспитанник и направился к стене, где коснулся парочки с виду неприметных мест, но руны загорелись от его прикосновений, и стена спокойно пропустила воина, после чего вернула себе прежнюю плотность. Давид только и успел, что крикнуть его в спину.

— Не вздумай сбегать! — После чего тяжело вздохнул, оглядел зал и, шевельнув пальцами, заставил каждый выдранный из пола или из стен камешек вернуться на свое место, закрепиться, словно здесь ничего не произошло.

Тем временем Гедеон прошел последний заградительный кордон, где ему почтительно кивнули стражи, и вышел на вершину одной из скал длинной горной системы. Сильный порыв ветра ударил ему в лицо, грозя сдуть с вершины. Колдун без лишних движений окружил себя щитом и двинулся дальше по узкой тропе в сторону однотипных башен. Выточенные из камня самой горы, они упорно противостояли непогоде и холоду. Лишь у крыш и подножий покрываясь инеем. Позже, когда снег укроет шпили своими шапками, они будут смотреться мягче, но пока вид древних построек внушал только первобытный ужас, истинный страх.

Гедеон прошел к самой дальней и без препятствий прошел прямо через стену, предварительно коснувшись парочки рун. Не особенно высокая, всего метров в шесть высотой, башня встретила его запахом нечистот, тлена и пыли. Мужчина чихнул и растер узкий нос, после чего посмотрел на крутую, узкую лестницу, которая могла вместить лишь одного человека, и решительно шагнул на первую ступеньку.

За стеной завывал ветер, точно злился за то, что не мог пробраться к людям. Гедеон прошел ступени и встал перед обозначенной в стене дверью, в которую прошел тем же способом, каким получил доступ в башню.

Стоило ему появиться в круглой комнатке, с единственным узким, находящимся под самым потолком окном, в нос ударил запах немытого тела. Обладатель аккуратной бороды скривился, но лишь на мгновение, после чего нашел взглядом обитательницу неуютного жилища.

Женщина, на вид молодая, но кто уж разберет за паклей длинных немытых волос и наросшей на кожу грязи, зло посмотрела на гостя исподлобья.

— Добрый день, — едва заметно улыбнувшись, Гедеон расправил плечи. — Как тебе здесь живется?

Женщина не ответила, но хищницей не спускала взгляда с мужчины.

— Ты подумала над моими словами?

— Радуюсь каждый раз, как ты приходишь с этим вопросом, — болезненно прохрипела женщина. И с уголка ее потрескавшихся губ потянулась нить кровавой слюны.

Гедеон скривился, но не стал мерить шагами комнатку. Только бросил взгляд на обледенелые крепления, которые надежно удерживали спускающиеся к рукам и ногам пленницы цепи.

— Я ведь все равно найду способ, — покачал головой мужчина. — К тому времени у твоей дочурки, наверняка, подрастут дети. И только тебе решать, каким способом их вернут в наш мир. Я могу запереть их здесь, рядом с тобой, чтобы ты наблюдала за их мучениями, а могу привести в орден как будущих владык.

— Твои увещевания тут не сработают, глава ордена, — насколько возможно жестко ответила женщина. — Был бы ты добр, я бы здесь не сидела.

— Ты сидишь здесь только потому, что противишься естественному ходу вещей, — постарался говорить мягче Гедеон. — Ну, какой в том толк? То, что принадлежит нашему миру, всегда возвращается. Ты лишь пытаешься оттянуть предрешенное. Ты лишила свою дочь всего, чего она была достойна. Она стала бы новым витком развития ордена. Стала бы великой.

— Не видать тебе моих потомков, Гедеон, — зло посмеялась пленница и зашлась болезненным, сотрясающим все ее хрупкое тело кашлем. — Рано или поздно, но твой проклятый орден вымрет. И все, что вы там все задумали, никогда не сбудется! Проклиная тебя! Твои мысли! Всех твоих помощников! Сдохнете в мучениях!

— Слишком много на себя берешь, Ерга, — зло прошипел глава ордена. — Пока гниешь в мучениях здесь только ты.

— Хватит, я развлеклась, теперь проваливай! — Женщина дернула руками, отчего жутко скрипнули сковывающее ее цепи.

— Мне нет никакого удовольствия видеть твои мучения, Ерга.

— А мне весело наблюдать за тем, как ты бьешься о стену! Когда уже голову расшибешь, неясно?

Гедеон, стараясь не дышать глубоко, вынул из глубокого кармана теплой мантии несколько черных кристаллов и бросил их к ногам пленницы. Светлые, точно лед глаза, Егри вперились в темные камни, а руки задрожали. Женщина сжала их в кулаки, сопротивляясь желанию. Гедеон ждал. И дождался. Пленница оголодавшим зверем бросилась на камни, жадно забрасывая их в рот, разгрызая и проглатывая острые осколки.

Чем больше она ела, тем выше рос кристалл на ее правой ноге. Совсем по чуть-чуть, но все равно заметно. Подбирался к внутренней стороне бедра. Гедеон ухмыльнулся и покинул пропахшую нечистотами комнатку, а затем и башню. Уже на улице вдохнул полной грудью, прогоняя вонь.

С высоты горы открывался поразительной красоты вид. Отсюда не разглядеть людей, только земли, большие осенние желто-красные острова леса. Гедеон мечтательно улыбнулся и направился к далекому входу в недра холодного, мрачного великана. Щит спасал мужчину от ветра, но не от царящего на вершине холода. Он начинал подмерзать.