Власть отчаяния

Ah! Ça ira! Ça ira! Ça ira!
Les aristocrates à la lanterne
Ah! Ça ira! Ça ira! Ça ira!
Les aristocrates, on les pendra!

Ах, дело пойдёт! Дело пойдёт на лад,
Аристократов на фонарь!
Ах, дело пойдёт! Дело пойдёт на лад,
Аристократов повесят!

Песня из репертуара

Эдит Пиаф

Предисловие

Передо мной на столе перо, чернильница и чистый лист бумаги. Сейчас я привычно возьму перо в руку, обмакну его в чернила и начну писать. Зачем? Зачем вообще люди пишут воспоминания?

Поделиться опытом, предостеречь потомков от повторения ошибок?

Смешно. История еще никого и ничему не научила, каждое поколение с завидной изобретательностью умудряется совершать собственные глупости.

Поведать потомкам подробности событий, когда-то потрясших мир?

Ерунда. Умные и дотошные ученые предпочтут исследовать горы документов, сопоставить их с другими, пылящимися в десятках архивов государственных и сотнях архивов семейных, обязательно учтут данные статистики и, как это… ах да, макроэкономические индикаторы ведущих европейских государств конца XIX – начала XX веков от рождества Спасителя. Чтобы объяснить произошедшее и даже доказать его объективную неизбежность.

Они уже это делают, я читал их труды. Там все логично, до тошноты подробно и до отвращения научно.

Нет одного. Ни в одном из них ни слова не сказано о маленьком испуганном мальчишке, брошенном в огонь сжигавшего Галлию пожара. О его страхе, его боли, его надеждах.

Впрочем, может быть я и не прав, а убеленные сединами великие полководцы и политики действительно желают если не спасти, то хотя бы улучшить наш мир. Но не я. Не я.

Не потому, что равнодушен, а потому что устал. Ничего уже не хочу, ничто не приносит мне счастья.

Кроме снов, где я вновь юн. Там я пугаюсь, там я страдаю и там я мечтаю. Там я живу.

Поэтому я беру в руки перо, мечтательно улыбаюсь и готовлюсь написать первое слово. Желая наяву пережить прошлое, увидеть лица тех, кого любил, и даже тех, кого ненавидел. Они тоже имеют право на память!

Итак…