Влюблённые в океан

Океан прекрасен, с этим невозможно спорить, днём и ночью он полон жизни. Дельфины, рыбы, жизнь кипит в его водах постоянно. А какие потрясающие закаты и восходы, какие картины рисуют облака! Ласковый ветерок подгоняет ваш парусник, и вы летите по его поверхности к горизонту, стараясь попасть в неведомые дали. Огромные киты проплывают рядом, пуская восхитительные фонтаны. Иногда они ныряют и машут вам хвостом как бы прощаясь с вами до новых встреч.

Ночью океан бесконечен, соединяясь со звёздами, когда горизонт исчезает и в мире есть только небо и океан. Порой он сам старается стать звездой и тогда светится так, как будто луна утонула в океане. Картина настолько восхитительная, что ты не можешь оторваться от неё, любуясь неповторимыми картинами. А потом приходит пора рассвета и новая непостижимая красота поражает вас своей неповторимостью.

А как прекрасны его обитатели, все эти рыбы, скаты, кальмары. Это на суше они просто мясо, а в море, когда свободно плывут по своим делам, они потрясающе красивы. Вот скат манта, разогнавшись, выпрыгивает из воды и шлёпает по ней всем своим огромным телом, как будто выстрелила пушка. Стайки летучих рыб вспархивают над поверхностью воды и летят, словно птицы, а потом ныряют в море.

Даже акулы прекрасны в своём убийственном совершенстве, стройные, стремительные, поражающие, насколько велик замысел природы, создавшей их. А дельфины? Кто видел их забавы, когда они выпрыгивают из воды, или поднимают тело над водой силой своего хвоста, тот никогда не забудет это зрелище.

А ещё океан ужасен, когда шторм разгоняет волны выше дома, и вы молитесь, чтобы остаться живым. В чёрном небе сверкают молнии, а у вас под ногами палуба старается сбросить вас, как норовистая лошадь, и вы хватаетесь за ванты, как утопающий за соломинку. В это время человек сполна ощущает свою ничтожность перед лицом стихии.

Но ещё ужаснее, если молния попадает в ваш парусник, и он горит под вами, а вы ничего не в состоянии сделать. На суше вы можете убежать от пожара, а куда бежать в океане? Наш гордый корвет полыхал, а мы даже не пытались его тушить, понимая бесполезность этого. Капитан приказал спускать шлюпки, но они не могли вместить всех.

Оставшиеся на борту лихорадочно пытались соорудить плот, чтобы спастись на нём. Кто-то орал, что это мерзавец кок устроил пожар, хотя я ясно видел молнию, ударившую почему-то в фок мачту, хотя грот был выше. Бак уже объят пламенем и бедняга кок сгорел в нём, не успев выбраться.

– Зозе! – матрос малаец так и не научился выговаривать моё имя. – Стол, давай его сюда!

Я кинулся в кают-компанию и вдвоём мы еле вытащили большой стол на палубу.

– Кидай! – показал он за борт, и мы с трудом перевалили его через планширь. – Плыгай!

Малаец подал пример, и я, посомневавшись мгновение, кинул взор на пылающее судно и понял, что он прав, огонь подбирался к крюйт-камере. Пришлось прыгать за борт и хвататься за спасительный стол. Довольно большой, он держал нас наплаву вполне. Плот уже отчалил, стараясь отойти подальше, и тут я увидел мечущегося по палубе юнгу Анри. Парень первый поход с нами и паника овладела им.

– Анри, бушприт тебе в глотку, прыгай за борт! – заорал я, что было сил. – Прыгай, иначе сдохнешь!

Добавив несколько крепких ругательств, я привёл парня в чувство, и он прыгнул, едва не утонув. Пришлось мне нырять, чтобы втащить его на наше импровизированное «судно». Теперь мы с малайцем гребли руками, чтобы отойти подальше от гибнущего парусника. Едва мы отошли ярдов на двадцать, как наш корвет взорвался с оглушительным грохотом. Мимо летели доски, балки, пару пушек так шлёпнули по воде, что стало жутко, но нас обломки не накрыли.

– Всё, Зозе, не глеби, надо посмотлеть, сто осталось.

Малаец прав, сейчас для нас важно всё. В свете молний стали видны обломки, пара бочек и мачта с парусами.

– Маста, это холосо, – заметил малаец Аванг.

Для аборигена, он весьма разумный, проворный, как обезьяна и абсолютно неспособный к панике. Что бы ни случилось, он переносил с философской мудростью и смирением.

– Нада маста взять, будем делать катамалан, – заметил он, и мы стали грести в сторону мачты.

Канатов на ней хватало, и мы пока привязали наш стол за ножку к мачте. Это необходимо, чтобы стихия не разлучила нас. К утру шторм стал стихать, и мы занялись осмотром места катастрофы. Обломки досок разного размера, пустая бочка и бочка с вином. Пришлось их обвязывать фалом, чтобы не унесло от нас.

– Надо маста делить, стеньга снимать, – заметил Аванг.

Этим и занялись, развязав канаты и разделив мачту на две половины, большую и маленькую. Наш стол завели наверх и увязали фалом. Под второй конец подвели стеньгу вместе с фок реем и наш стол приподнялся над водой. Следующей была мачта, на неё пошёл брам рей. Аванг раскрепил её растяжками на концы нашего «судна», и мы подняли парус. Руль сделали из обломка доски, который малаец обрубил тесаком, чтобы удобно держать рукой.

Бочка с пивом здорово выручила нас первое время, пока не набрали воды в пустую бочку. Есть приходилось то, что удавалось добыть за бортом, но наш абориген частенько бил рыбу ножом, пока я плёл сеть. Между тем, катамаран имел довольно резвый ход, который трудно было ожидать от плота. Шторм утих, и мы наслаждались красотой океана, располагаясь в нескольких дюймах над водой.

Да, скажу я вам, когда твоей жизни ничто не угрожает, океан прекрасен. Голубое небо, синее море, белый парус над головой и свежий ветер, что ещё нужно для счастья? Неожиданно возникла проблема гигиены у юнги. Парень просил нас отвернуться, стесняясь делать свои дела при нас.

– Смотли туда, Зозе, – подмигивал мне малаец и мы дружно отворачивались.

Я не сразу понял причину, парень ничем не отличался от остальных, разве что усы не пробивались совсем, так он молод, не у всех в пятнадцать уже пушок на губе. Зато Аванг сразу всё понял, их мир сильно отличается от нашего, и малайцы лучше воспринимают жизненные ситуации.

– Ана холоси, маладая, но холоси, – шепнул он мне ночью, когда юнга спал.

– Она? – удивился я. – наш Анри – девушка.

– Канесна, – расплылся он в улыбке.

Океан стал ещё прекраснее от этой мысли, и я любовался его красотой, лишь изредка бросая взгляды на юнгу. Как-то неприлично разглядывать спящую девушку, от этого появляются разные мысли.

– Там! – показал рукой малаец и я посмотрел в ту сторону.

Сначала ничего не понял, но потом заметил, что небо от горизонта начинает пожирать звёзды. Значит, скоро будет дождь, надо приготовиться набрать воды, разбудить юнгу и вообще, быть готовым к чему угодно. Осторожно потолкав девушку, я разбудил её, и она испуганно уставилась на меня.

– Будет дождь, а может, и шторм, надо приготовиться, – пояснил я.

Она осмотрелась по сторонам и подскочила.

– Надо парус спустить, – первое, что сказала девушка.

– Столма будит, – подтвердил Аванг.

Мы едва успели снять парус, как налетел шквал, а за ним и дождь полил, как из ведра. Пришлось держать парусину, чтобы вода стекала в бочку. Мокрый лён становится плотным и грубым, и мы едва удерживали его на ветру, пока бочка не наполнилась. Потом загнали под парус юнгу, а сами занялись управлением, стремясь поставить наше «судно» носом к волне. Не так это и просто, но волны мы встретили в правильном положении.

Теперь мачта-поплавок протыкала волны, и они обрушивались на нас со всей силой. Пришлось юнгу привязать к мачте, чтобы не смыло, а мы держали рулевое весло и старались выровнять крен, чтобы встречать волну с достоинством. Мокрые, уставшие, мы боролись со штормом до утра, пока не стало понятно, что он стихает. Благо, канатов сняли с мачты достаточно много, и мы привязались, чтобы волна не смыла нас.

Ещё сутки и мы снова плывём по водной глади, океан прекрасен, зато у нас теперь много воды и мы живы. Незаметно, я стал заботиться о нашем юнге, отдавая лучший кусок, укрывая от солнца и вообще, стараясь, чтобы девушке было комфортнее. Океан снова прекрасен, но мачта понемногу набирает воду. Сколько мы так проплывём, всё-таки бревно, это не лодка, да и обтекаемость у него не такая хорошая.

– Земля! – радостно воскликнула девушка, когда мы ели большую дорадо.

Вскочив на ноги, мы уставились на полоску приближающейся земли, забыв о еде. Наш катамаран шёл прямо на остров, а мы смотрели, позабыв про еду.

– Есть нада, – вывел нас их ступора малаец, – будет многа лабота.

О какой работе он говорил, я тогда не подумал, но подойдя к острову и ступив на его песок, Аванг заставил нас разбирать наше «судно», и вытаскивать всё на берег.

– Пока одыхай, потом лабота, – улыбнулся Аванг.

Мачта на берегу, рей со стеньгой тоже, а стол мы поставили на ножки и отнесли под пальмы. Туда же перекатили и бочки, в тени им лучше и вода не испортится. Немного полежав, Аванг полез на пальму, сделав себе приспособление из канатов. Не так это и просто, забраться на кокосовую пальму. Нужна короткая верёвка с петлями для ног и длинная, чтобы держала тело. Её пропускали подмышки и поднимали руками всё выше и выше.

Кокосы, дар богов, после сырой рыбы они кажутся чем-то необыкновенным. Это потом они успеют надоесть, а пока мы наслаждались их вкусом, пили сок и ели мякоть. Вообще-то на острове ничего больше и нет, одни кокосы. Небольшие скалы в глубине острова загажены птицами и там растёт высокая трава. Но малаец не пустил нас туда, показав след от ползущей змеи. Неизвестно, кто может жить в этой траве, а умирать нам теперь совсем ни к чему.

Сеть мы теперь ставим в море в отлив, придумав поплавки из кокосов. Грузилами по-прежнему служат наши ботинки, обувь на острове лишняя. За кокосами лазим все, научив даже юнгу. Не жизнь, а рай, тем более, что Аванг научил нас разжигать огонь трением верёвки о сухую палку. Сухая трава загорается, и мы жарим рыбу. Целый месяц так бездельничали, набираясь сил и дожидаясь, пока просохнет мачта. Живём мы под столом, он прикрывает от солнца и дождя, а большего нам пока и не нужно.

– Давай лаботать, – однажды заявил малаец, – делево высохло.

Интересно, почему он не произносит некоторые звуки? Картавит, это понятно, но «ж» и «ч» для него тоже вроде как не существуют. Я так и остался «Зозе», хотя зовут меня Жозеф, впрочем, малайского я не знаю, вдруг у них нет такого звука. Нужны доски, но как он собирается пилить мачту?

Оказалось, что пилить мы ничего не будем, из обломков на берегу малаец сделал клинья. Ударив в торец мачты тесаком, он стал вгонять в получившуюся щель клинья, ударяя по ним камнем. В какой-то момент, мачта раскололась пополам. Ровные слои помогли сделать доски из мачты, и тут наш малаец доказал, что он намного умнее европейцев. Сшивая доски коксовым жгутом, он соединил их вдоль и между собой, а потом начал загонять клинья между досок.

Получился корпус лодки, узкий, но высокий. Вот теперь я понял его замысел у нас будет катамаран, который не боится намокания. Впрочем, второго корпуса не было, но оказалось, что он и не нужен. На балансир пошёл фок рей, довольно приличное бревно. Его заострили с двух сторон и закрепили на раме из стеньги и марса рея. Оставалось закрепить сверху наш стол вместо палубы и отчалить. Но сначала корпус замочили в воде, а стол разобрали пополам.

Всё это время юнга ныряла в море, наловив пару горстей жемчуга, местные воды оказались довольно богаты на него. Разбухший корпус теперь не травил воду, закрыв все щели, и мы радовались нашем новому судну. Набрав изрядно кокосов в дорогу и сушёной рыбы, мы погрузили воду и отправились в путь.

Теперь наш катамаран летел, как птица, а мы перемещались по палубе, откренивая так, чтобы рей едва касался воды. Трудно сказать, какую скорость мы развивали, но ни один парусник не мог так быстро двигаться. Уже через неделю наш катамаран достиг Малайзии, а ещё через день мы ошвартовались в порту.

Аванг теперь дома, а мы оказались чужими в этом мире, сейчас здесь заправляли англичане и нас восприняли не особенно дружелюбно, мы оказались чужими для всех.

– Ты согласен, чтобы мы взяли наше судно и ушли куда-нибудь? – спросил я у малайца.

– Канесна, я дома, спасибо вам за всё, – улыбнулся Аванг. – Пайду на колабль, буду плавать по молю. Идите на восток, в Манилу и дальше, – посоветовал он.

Мы обнялись и простились с нашим малайцем, славным малым, столько сделавшем для нас.

– Ана холоси, – подмигнул он мне, намекая, что от такой женщины глупо отказываться.

И вот мы с юнгой снова в море, плывём в Манилу. Непросто это на таком судне, но я уже привык, идём по солнцу и звёздам, здесь уже видно даже полярную звезду.

– Анри, а как тебя зовут на самом деле? – спросил я как-то ночью, когда мы шли по гладкой воде и наслаждались океаном.

– А что, моё имя тебе не нравится? – вспыхнула она.

– Ну, ты же девушка, а имя мужское… – я старался говорить мягко, не форсируя.

– Догадался? – она вся вспыхнула, но потом успокоилась.

– Это несложно, но теперь мы вдвоём, надо же знать друг друга. Я Жозеф, хотя малаец и звал меня Зозе.

– Тебе идёт больше Зозе, – рассмеялась она, – а меня зовут Анриетта, так что зови Анри не ошибёшься. Я убежала из дома, чтобы не стать женой старого мясника, толстого и мерзкого, а потом нанялась на ваш корвет.

Океан стал особенно прекрасен, а мы загадочно переглядывались, не торопя события. Дельфины устроили игру и мы отвлеклись, наблюдая за грациозными танцами морских творений.

– Знаешь, Зозе, мне кажется, что Бог везде и во всём, в небе, в океане в каждом своём творении, и он прекрасен, как прекрасен мир, который он создал!

Вот это откровение! Да и как с ней не согласиться, ведь мир так великолепенен, когда плывёшь по океанской глади и радуешься жизни. В Маниле мы продали жемчуг, купили посуду, инструмент, одежду и ушли дальше на восток. Тут уже наш катамаран не вызывал удивления, такое часто заплывает в эти воды. В море Сулавеси мы едва не утонули в шторм, но потом ушли на юг и стали бродить между островами в поисках такого острова, который нам понравится со всех сторон.

Через два года у нас родилась дочка, пришлось остановиться в одном добром племени. Там я научился строить настоящее проа, построив себе и Анри прекрасное судно, способное выдержать любой шторм. Даже парус я сплёл сам из кокосового волокна, он грубоват против парусины, но в мокром виде даже мягче. Кокосовое волокно не впитывает воду вовсе и не разбухает при намокании.

Забавно это делается в отсутствие ткацкого станка. Натягивается основа, а потом берётся длинная и тонкая планка, вроде огромной иглы. Вот ею и продеваются нитки утка, медленно, зато уверенно. Аборигены так делают и одежду, которую красят природными красками. Но наша бродяжья натура не оставила нас. Едва дочка научилась ходить, мы ушли в море, плаваем между островами, ловим жемчуг. Иногда возвращаемся к тому доброму племени, привозя подарки: ножи, сковородки и кастрюли.

Мало ли что можно подарить людям, главное, чтобы от души. А потом мы садимся на нашу лодку и снова плывём по океану. Он прекрасен, величествен и красив в любое время суток. Даже в шторм, когда он ужасен, океан восхищает своей грандиозной мощью, а мы любим его в любую погоду, а ещё любим друг друга, а это совсем немало. Наша дочь подрастёт и тоже станет морской бродягой, ведь она ничего другого не видела в своей жизни. А может, встретит хорошего парня и заживёт на берегу, никто не знает своего будущего, завтра ещё не наступило.