Во имя Чести

Варвара

Родители, наверное, в самом деле меня избаловали, как утверждает бабушка. Или права мама, считающая, что это фамильное шило в жо... э-э... Фамильная непоседливость? Но я категорически не хочу ограничиваться тем, что есть в поле прямой видимости. Вот не хочу, и хоть ты тресни.

Меня вечно куда-то тянет. То забраться в климатическую установку, то попытаться удрать на грузовом корабле среди яблок, то затеять сплав по реке на собственноручно собранном из какого-то мусора плоту да ещё подбить на это половину окрестных детей. То ввязаться в драку стенка на стенку между своими и ребятами с соседней фермы, а потом от большого ума похвастаться маме не только фингалом под глазом, но ещё и трофейным выбитым зубом.

С другой стороны, а какого ещё поведения можно ожидать от девочки, которую воспитывали три старших брата? Володька вон, наш самый старший, лет в пятнадцать соседям все яблоки в синий цвет перекрасил на трёх деревьях, и те с перепугу ботаников из Москвы вызвали! То есть достойные примеры для подражания окружали меня с самого детства. Это сейчас Владимир — капитан спецназа, здоровенный шкаф на полголовы выше и заметно шире отнюдь не низкого отца, тоже, между прочим, до отставки служившего в спецвойсках, и пытается делать вид, что он серьёзный рассудительный человек. Но ему уже положено: взрослый мужик, тридцать пять стукнуло.

А средний, Семён, несмотря на свой тридцатник и серьёзную службу — разведка это вам не хухры-мухры! — как был клиническим раздолбаем, так им и остался. Я уж не говорю про моего любимого Ваньку, который всего на два года старше меня, да ещё к армии отношения не имеет — он профессиональный спортсмен.

Я всё это, собственно, к чему. Как при виде моего героического заслуженного отца, у которого награды не помещаются на кителе даже при ширине его плеч, и троих красавцев-братьев я могу всерьёз рассматривать Валерку как мужчину и — о, ужас! — возможного мужа? Да никак!

Нет, Валера хороший. Он добрый, милый, очень умный, и даже при всей наивности с ним интересно разговаривать, особенно когда он не вспоминает про свои любимые вирусы. Но как можно всерьёз рассматривать в качестве жениха мальчишку, которого я в семь лет (при том, что Валерка старше меня на четыре года!) спасла от соседского пса и почти всё детство защищала от отпетых хулиганов с фермы «Мокрое небо»? Я же его так и воспринимаю — как непутёвого младшего брата, которого надо оберегать, можно обнять и погладить по голове, даже поцеловать в щёчку.

Он, видите ли, перспективный. Будущее светило отечественной вирусологии, любит меня без памяти, стихи читает. А что Валерка на мне тренируется, это бабуля почему-то в расчёт не берёт.

Я же его пять лет назад целоваться учила! Какое после этого может быть «замуж», о чём вообще речь?!

Валера мне ближе, чем вся семья. Нет, я люблю родителей, но к ним не со всеми проблемами можно пойти. Отцу, точно знающему, что такое «настоящие проблемы», мелкие подростковые трагедии предсказуемо кажутся ерундой, а мама слишком впечатлительная, её лучше лишний раз не беспокоить. И братьев люблю, но их никогда нет дома, а когда бывают, находятся занятия и разговоры поинтереснее мелких жизненных неурядиц. А вот Зимин — моё самое доверенное лицо и самое близкое существо. Мы всегда поддерживали друг друга в любых мелочах, и опошлять эти тёплые отношения расхожим понятием «роман» не хотели оба: дружба ценнее.

Сосватать другу детства меня настойчиво пытается родная бабушка, которая сегодня приезжала в гости и в очередной раз клевала мне на эту тему голову. Нехорошо, конечно, так грубо отзываться о единственной и любимой бабушке, но в этот раз она здорово утомила.

Я повторно окинула Валеру пристальным взглядом. Молодой человек с торжественным видом стоял на одном колене возле скамейки, на которой сидела я, и... нет, к счастью, замуж не звал, просто вдохновенно декламировал что-то возвышенно-печальное про глаза и губы.

Валерий действительно очень милый... мальчик. Он похож на новорождённого оленёнка: такие же большие влажные тёмные глаза, такие же непропорционально длинные конечности, в которых он имеет обыкновение путаться в минуты волнения.

Добавить к этому костлявые плечи, совершенно ангельское одухотворённое лицо, обрамлённое каштановыми кудрями, — это и будет Валерий Зимин, аспирант-микробиолог, добрейшей души человек и мой лучший друг. Если не касаться его любимой темы микроскопических гадов, Валеркин характер полностью отвечает его внешности: мягкий, ровный, покладистый. А вот когда дело доходит до биологии…

Говорят, в институте, где он работает и учится в аспирантуре, с ним даже профессора боятся спорить и не брезгают консультироваться по каким-нибудь заковыристым вопросам. Там о нём отзываются как о человеке с железным характером, способном послать ректора по матушке.

Валерка. Послать. Звучит фантастически!

— Ну как, Варь? — вывел меня из задумчивости тихий вкрадчивый голос друга, дрогнувший от волнения.

Я не стала обижать парня словами о том, что половину прослушала и пропустила мимо ушей, и составила максимально честное заключение на основе той части повествования, которую ещё восприняла. Одобрила несколько удачных рифм, поругала за избыток сахарного сиропа. Валера вполне критично относится к собственному творчеству, поэтому никогда не верит тем, кто фонтанирует восторженными бессодержательными эпитетами. На посторонних за грубую лесть, конечно, не обидится, а вот на меня — запросто.

— Да, я тоже под конец понял, что слишком увлёкся, — вздохнул он, присаживаясь на скамейку рядом со мной. — Рассказывай, как дома?

— Да всё по-старому. Володьку чем-то наградили, но за что — не знаю, мне по должности не положено. Отец опять ворчал, что с этим наградным листом надо сходить в туалет, а не гордиться им. Хотя сам, конечно, гордится, — хмыкнула я. — Что ещё? Завязей в этом году много, родители думают не то уничтожить излишки, не то подкормить яблони посильнее.

— Ты им сказала? — участливо спросил Валерий. По тому, как я в ответ скривилась, сам всё прекрасно понял и укоризненно припечатал: — Варвар, ты — бестолочь!

— Знаю, — я состроила мучительную гримасу.

— Варь, но ведь всё равно придётся сказать. До вручения две недели, они и без тебя со дня на день узнают.

— А то я не знаю! — мученически вздохнула, с тоской разглядывая сквозь ветки деревьев пронзительно-синее вечернее небо. — И что приглашение на вручение им придёт, и что о распределении отцу доложат все, начиная с командира учебного корпуса и заканчивая командующим того сектора, куда меня зашлют. Меня вообще не оставляет ощущение, что он и так давно в курсе, и я не могу понять, не то это говорит здравый смысл, не то установка с детства «отец всегда всё знает». Но мама! Она за нас всех переживает и непременно будет плакать. А уж что бабушка скажет, я даже представлять не хочу!

Уже много лет Земля является столицей человеческой цивилизации только номинально, по документам. Основная жизнь кипит там, дальше, во многих световых годах к центру галактики, а здесь — уютная сонная окраина. Сейчас Земля славится на всё человеческое содружество своими экологически чистыми фруктами, тихими курортами, заповедниками и биологами в самом широком смысле этого слова, начиная от вирусологов вроде Валеры и заканчивая агротехниками и ветеринарами. А ещё своими пилотами и навигаторами.

Последние годы я вела двойную жизнь. Звучит, конечно, смешно, но знал бы кто, как утомила меня эта конспирация!

Дело в том, что одна Варвара Дмитриевна Зуева — приличная дочь приличных родителей, которая учится на ветеринара и делает это хорошо. Звёзд с неба не хватает, но не доставляет преподавателям проблем. Точнее, не доставляла: диплом позади, и скоро я уже получу заветную синюю книжицу без троек. За которую стоит сказать большое спасибо именно Валерке, единственному посвящённому в мою Великую Тайну лицу, без которого я бы точно завалила теорию и с треском вылетела.

А вот вторая Варвара — блестящий (это не я придумала, это командир сказал) курсант лётной школы. Погоны, назначение и диплом будут вручены в торжественной обстановке через две недели. Не могу сказать, что я гениальный навигатор, но уж точно лучший, чем ветеринар.

Чего мне стоили эти пять лет... ох, лучше не вспоминать! Пока нормальные студенты получали удовольствие от лучших дней жизни, я пахала как проклятая. Главным кошмаром были сессии, особенно когда на один день попадали два сложных экзамена. Одновременно сдавать латынь и теорию трассировки — да я до сих пор порой просыпаюсь с этой мыслью в холодном поту!

В сессию я ходила бледно-зелёная и забывала, как выглядит кровать. Хорошо, добрый Валерка снабжал меня стыренными с кафедры стимуляторами, а то точно протянула бы ноги или вылетела к чертям собачьим из пресловутой ветеринарки. Друг ворчал, читал лекции о вредности препаратов, но всё равно приносил. И прикрывал перед родителями, когда после окончания приёма начинался суровый отходняк, и я отсыпалась у друга в общаге, чтобы не пугать родных тёмными кругами под лихорадочно блестящими глазами. Валера шутил, что один его знакомый, найдя меня в таком виде, попытался сдать в морг.

То есть это я думала, что он так шутил, пока не познакомилась с тем самым знакомым и не выяснила, что в момент обнаружения меня он чудесным образом излечился от заикания. Когда несвежий труп вдруг повернулся на другой бок. Благодарил ещё.

У меня был мощнейший стимул вытянуть всё и выдержать любые трудности. В лётную школу я поступала нелегально, без согласия родителей (благо на тот момент уже была совершеннолетней) и без их ведома.

Я прекрасно знала свою матушку: в ответ на мечты о космосе она бы упёрлась рогом, и не помогло бы ничего. Ругаться же и уходить из дома, хлопая дверью, не хотелось. Во-первых, я всё-таки люблю родителей, невзирая на их недостатки. Во-вторых, я девушка расчётливая, и даже в шестнадцать лет, при поступлении, прекрасно понимала, что на стипендию в своё удовольствие не проживёшь. Ну и, в-третьих, отчасти я признавала правоту матери: на случай, если мне вдруг надоест летать, лучше иметь прикрытые тылы.

Правда, мама настаивала, что «сначала Академия, потом — всякие глупости», но я-то знала, что «потом» не наступит никогда. Мою жизнь, стоит сейчас дать слабину, распишут по графику, и чем дальше, тем сложнее будет от него отступить. На вмешательство отца в данном случае рассчитывать бессмысленно, он никогда не мешал нам совершать глупости и никогда не помогал в созидательной деятельности, вмешиваясь только в экстренных случаях. Мотивировал такой подход просто и разумно: родители могут помочь встать на ноги, но помочь поумнеть не способен никто, кроме самостоятельной жизни.

В общем, я была обязана хорошо учиться в Сельскохозяйственной Академии, чтобы не привлекать внимания матери, и отлично — в Высшей Лётной Школе, чтобы с хорошими характеристиками по окончании получить нормальное распределение. Задачу я выполнила, вчера приняла присягу, подписала контракт с Космофлотом и, в общем-то, уже даже при большом желании не могла отвертеться от десяти лет в космосе. Но собраться с силами и сознаться всё равно не получалось.

— Ну хочешь, я поприсутствую? При мне тебя не убьют, — поддержал лучший друг, обнимая за плечи и прижимая к тёплому костлявому боку.

Пособие по анатомии моё ходячее...

— А что их остановит потом? — фыркнула я. — Не, Валерик, спасибо, но я должна пройти через это сама. Умеешь принимать решения — умей принимать и ответственность за них, — подытожила любимой папиной фразой.

— Мне кажется, ты похожа на своего отца даже больше, чем твои братья, — улыбнулся он.

— Да-а, есть такое дело, — с удовольствием согласилась с предположением. Валерка знает, как меня правильно похвалить, чтобы перестала кукситься. — Они не настолько... что это?! — я вскинулась, растерянно озираясь.

— Что случилось? — озадаченно уставился на меня друг.

— Мне показалось, что совсем рядом... закрылся люк гравилёта, — севшим голосом добавила я, медленно поднимаясь на ноги и сквозь прищур разглядывая едва заметные на фоне вечернего сада смазанные силуэты людей в маскброне.

Один из них вдруг отключил режим невидимки, и перед нами предстала массивная человеческая фигура. Я разглядела метки на броне и внутренне похолодела, но всё равно машинально сдвинулась вбок, прикрывая собой совершенно беззащитное в контактном бою светило вирусологии.

Впрочем, в данном конкретном бою и я была бы не лучше слепого котёнка. Это не соседские хулиганы и не раздолбаи из Лётной Школы. Это профессионалы.

А вот и приключения, с доставкой на дом. Даже до космоса добраться не успела...

— Варвара Зуева? — тихо спросила фигура. Голос низкий, хрипловатый, и рычащий акцент только добавил жути. Глупо было ожидать, что он не знает, как я выгляжу, если знает моё имя. Скорее, оценивает реакцию, пока товарищи проверяют периметр.

— Да, — коротко кивнула, с трудом сдерживая проклятую дрожь.

— Не советую дёргаться, — продолжил он. — Нам поручено забрать вас.

— Да. Я не доставлю проблем, только Валерку не убивайте! — попросила я. — Он тоже не будет мешать. Право Чести!

— Варь, кто это?! — испуганно пробормотал друг за спиной. Тип в броне коротко дёрнул головой, Валерка вскрикнул. Я резко обернулась и увидела, как ещё один громила подхватил осевшего без чувств вирусолога и аккуратно сгрузил на скамейку.

— Он жив, просто оглушён, — пояснил всё тот же хриплый баритон. То ли он был главным, то ли остальные не знали галакона. — Можешь проверить, и пойдём.

Я действительно проверила, хотя и не сомневалась в правдивости сказанного, после чего послушно встала рядом с главным и на прощание окинула взглядом сад, скамейку и Валерку. Друг в таком виде выглядел особенно беззащитным, и мне категорически не хотелось оставлять его здесь. Но, боюсь, просьбу отправить пострадавшего в больницу похитители не оценят.

«Замёрзнет, бедненький. И по голове его стукнули... надеюсь, гениальности от этого не убавится?» — подумалось с грустью.

Сердце в груди болезненно сжалось. Я чувствовала, что ещё не скоро увижу этот сад и даже, наверное, это небо. Если вообще когда-нибудь увижу...

— Нашла о ком переживать, — с раздражением и как будто с завистью пробормотал рядом остающийся невидимым боец. — Не мужик, так, недоразумение одно!

— Много вы понимаете, — зло процедила в ответ.

Неважно, что совсем недавно я размышляла схожим образом. Это мне можно, беззлобно и любя, а вот терпеть подобные высказывания от немытых уродов из Дальних Секторов я не собиралась. За Валерку я, кроме шуток, готова убивать. Потому, собственно, бабушка активно меня за него сватала, уверенная, что это любовь. Со стороны довольно легко спутать, а я давно уже устала ей что-то объяснять и доказывать.

Ворчун попытался возразить, но на него тихо рявкнул шествовавший рядом со мной баритон (точно, командир!). Неуставной трёп прекратился, мы погрузились в гравилёт и стартовали, и у меня появилась возможность спокойно обдумать собственное положение.

Расклад выходил удручающий. Меня похитили едва ли не самые шизанутые наёмники обитаемой части галактики, и я торжественно пообещала быть послушной девочкой.

Плюсы. Я жива и явно нужна им живой, — раз. При моём похищении почти не пострадал случайный свидетель, которых обычно устраняют, Валерка, — два. Шиза у этих ребят, конечно, специфическая, но я знаю их обычаи, — три. Благодаря пункту «три» я теперь не груда бестолкового мяса, а почётный пленник, и это уже совсем другой коленкор, — четыре.

Минусы. Я понятия не имею, зачем меня украли, — раз. Я не могу попытаться сбежать или подать о себе весточку даже в том случае, если у меня появится такая возможность, — два. И три — я почётный пленник, чёрт бы его побрал. Относиться ко мне будут с уважением и пиететом, но такое отношение нужно оправдывать всю дорогу.

Ах да, я же ещё понятия не имею, куда меня везут, и это четыре.

Счёт равный, можно попробовать что-то изменить.

— Я могу узнать, кто заказал похищение, с какой целью и куда меня везут? — поинтересовалась ровным тоном.

— Это Дело Чести, — ответил сидевший рядом, которого я окрестила командиром. — А ты — Заложник Чести.

Ёперный театр!

Очень захотелось застонать и побиться головой об стену. Вот это я выступила со своим знанием обычаев примитивных народов, вот это подставилась!

С другой стороны, а что бы изменилось, если бы я сразу узнала? Да ничего. Я эгоистка, мне проще пожертвовать собой, чем быть повинной в смерти друга, а они бы его точно устранили.

Ладно, вернёмся к началу. Дорийцы. Что я о них знаю?

Уроженцы далёкой-далёкой планеты Дора. Космолётчики обычно называют её Дырой, и это очень меткое название. Крепкие ребята с хорошей реакцией, недюжинной физической силой, потрясающей живучестью и очень вывихнутыми мозгами.

Согласно их представлениям о мире существует Честь — только так, с большой буквы, за маленькую и убить могут, — и всё остальное. Всё, что Честь, — это хорошо и правильно, всё прочее — неизбежное зло. С которым можно бороться, но, в принципе, совершенно не обязательно и даже бессмысленно, ибо Чести от этого не прибавится, время потратишь, а зла меньше не станет.

Честь, в представлении дорийцев, это очень объёмное понятие. Это и своего рода бог, и земная власть, и общемировая необходимость, и смысл жизни, и идеал для подражания. За оскорбление Чести одно наказание: смерть.

Право Чести, которое я помянула, — один из чудесных обычаев этой странной планеты. Нечто вроде последнего желания приговорённого или, в менее мрачной ситуации, просто нерушимая взаимовыгодная договорённость. В данном случае они не тронули Валерку, а я согласилась быть не просто живым грузом, а почётным пленником. То есть человеком, осознающим своё место, с Честью воспринимающим свалившиеся на него тяготы и полагающимся на Честь, в данном контексте — судьбу, в вопросах собственного бытия. Выбор, уважаемый всеми без исключения дорийцами.

Проблема в том, что теперь я считаюсь равной во всех смыслах, и, если скажу какую-нибудь гадость или глупость, придётся за неё отвечать. В том числе и в поединке Чести, и никаких скидок на слабый пол и другую весовую категорию не будет. Назвался груздем — полезай в кузов, как гласит древняя пословица.

И всё бы ничего, сдали бы меня заказчику, и там уже можно дёргаться в любую сторону, дорийцам было бы плевать, но... Дело Чести, будь оно неладно. То есть работают они не под заказ какого-то частного лица, а — ни много ни мало — выполняют важную миссию на благо своей далёкой родины. И, стало быть, я согласилась изображать пай-девочку до упора. А упор определяется ролью Заложника Чести, и как раз в этом словосочетании второе слово можно опустить без потери смысла. Иначе говоря, мной будут кого-то шантажировать, я стану залогом лояльности оппонента в разговоре с дорийцами.

А самый главный вопрос состоит в следующем: на кого с моей помощью можно повлиять? Семья? Братцы мои, конечно, молодцы, но высоких правительственных должностей не занимают, армиями и секторами не командуют и ничего принципиального не решают. Родители... у отца обширные связи и знакомства, но он сейчас простой фермер! Куда эффективнее умыкнуть дитятко кого-нибудь из высших чинов правительства. Вымогать у отца деньги? Пара десятков тысяч терров, которую можно выручить за дом со всеми его потрохами, — не та сумма, которую дорийцы могли бы назвать Делом Чести.

В общем, на вопросы они ответили, но легче не стало.

Пока я размышляла, перелёт окончился. Дорийцы зашевелились и начали выбираться из тесного нутра гравилёта, в который, не считая меня, набился десяток рослых широкоплечих инопланетян. Командир тоже поднялся, отступил чуть назад, освобождая проход, и жестом предложил проследовать дальше. Я вздохнула и побрела к двери. А что делать? Надо вести себя прилично.

Видели бы меня сейчас родители, братцы и школьные учителя!

Снаружи я, после полумрака гравилёта, сощурилась от слишком яркого света и с интересом огляделась. Правда, ничего примечательного не обнаружила, обычный серый ангар.

— Инг Ро, командир корабля «Тандри», в переводе на твой язык... «Белая вспышка», — запнувшись, не слишком уверенно сообщил капитан. И правильно, что неуверенно. Я точно знала, что переводится это как «Молния», но хвастать познаниями не стала. Всё равно это едва ли не единственное дорийское слово, которое я знаю.

В ответ я вежливо склонила голову, без стеснения разглядывая похитителей, которые, как по команде, сняли шлемы и тоже с любопытством уставились на меня.

Что я могу сказать? Дорийцы. Высокие, смуглые, темноволосые, в большинстве своём — сероглазые, но есть пара зелёных, включая капитанские, и даже одни голубые. И все на одно лицо!

Ладно, до Доры лететь долго, успею насмотреться, ещё привыкну и научусь различать. В крайнем случае, можно найти какие-нибудь особые приметы. Положим, синеглазого я и так отличу, если это весь экипаж и больше таких не будет, капитан от второго зеленоглазого отличается тонким белым шрамом над бровью. И вообще, если внимательно присмотреться, не такие уж они и одинаковые. И по возрасту разные, и по комплекции, и рост тоже не одинаковый. Да и физиономии вроде не совсем клонированные.

— Следуй за мной, я покажу твою каюту, — проговорил капитан, прерывая всеобщие переглядывания. — Скоро мы уйдём в гипер, в этот момент все не занятые в управлении кораблём лица должны находиться на своих местах, — пояснил он, ведя меня по коридору. — К сожалению, мы не можем предложить тебе женской одежды взамен пришедшей в негодность, но скоро предстоит дозаправка, и всё необходимое можно приобрести на станции.

— Какой пришедшей в негодность одежды? — уточнила я, разглядывая каюту.

А ничего так, миленько. Места много, целых шесть квадратов, есть где развернуться. И душ индивидуальный! Прямо роскошные апартаменты, а не камера предварительного заключения.

— Твои штаны, они в дырах. И... блуза, — с трудом подобрав слово, добавил он. — У неё оторвались рукава.

Я что-то сейчас не так поняла или меня назвали оборванкой?

То есть это он уникальные винтажные джинсы, на которые облизывалась половина моих знакомых, назвал «дырявыми штанами»?! Нет, они действительно рваные, тут не поспоришь. Я неделю убила на эти художественные дыры: это вам не древние ткани, натуральная синтетика, её фиг порвёшь! А он предлагает их променять на какую-то ерунду?!

— Я не буду переодеваться. — Я резко обернулась к капитану и сразу начала с главного. Смотреть на него приходилось снизу вверх, но это нормально, я привыкла, все мужчины в семье такие. — Моя одежда не пришла в негодность, она изначально была такой. То есть дырки тут специально, это стильно, и офигенно смотрится. Или, скажешь, плохо? — я отошла на два шага, медленно повернулась вокруг оси... и с удивлением обнаружила, что взгляд собеседника не опустился ниже подбородка.

— Это неприлично, — нахмурился мужчина.

— Эта сторона жизни Заложника Чести регламентирована правилами и Законом Чести? — спокойно спросила, внутренне замирая от ужаса и понимания: я совершенно не помню, что у них там за заморочки с одеждой, и если сейчас окажется...

— Нет, — явно нехотя отозвался дориец. — Такой наряд не оскорбляет Чести. Но он оскорбляет приличия.

— Но Честь не задевает? — уточнила с нажимом.

— Нет, — со скрипом согласился капитан, коротко поклонился и вышел.

Уф. Можно считать это маленькой победой, штаны и любимую майку вроде бы отстояла. Такими темпами я, глядишь, освоюсь в их рядах и сама не захочу возвращаться, даже если попросят.

Вот кого я обманываю, а? Не хочу к этим дикарям, хочу домой! К нормальным разумным людям, к земным кораблям и земным моральным ценностям! Где мужики при виде моих ножек в рваных джинсах только одобрительно присвистывают и ухмыляются, игриво шлёпают по попе и получают за это в ухо, а не нудят о приличиях с пугающе знакомыми бабушкиными интонациями. Где я могу ругаться матом на составляющего мою пару пилота, получать от него в той же валюте и не бояться за какое-нибудь неосторожное слово схлопотать «вышку». А самое главное, где никто не ходит с такими постными мрачными рожами, исполненными вселенской скорби!

Вдохновенно предаваясь унынию, я прямо в ботинках взгромоздилась на койку и, забившись в дальний угол, нахохлилась.

Плакать не тянуло, тянуло действовать. Захватывать шлюпки (а можно и целые корабли!), укладывать штабелями связанных дорийцев и с победными воплями и гиканьем мчаться в родные объятья земных служб безопасности. А нельзя! Чёрный гоблин с ними, что ничего у меня даже при большом везении не получится. Самое обидное, даже попытаться нельзя!

Чёрный гоблин — персонаж современного космического фольклора. Нечто по сути своей близкое к древним гремлинам, только обитающее в межзвёздном вакууме и подкарауливающее там неосторожных космолётчиков. По утверждениям скептиков, не существует и является обычно плодом длительного запоя нерадивого механика. Но космолётчики — народ суеверный, и в гоблинов им поверить проще, чем признать собственное разгильдяйство.

Не умею я сидеть сложа руки. Никогда не умела, а безумные годы учёбы только возвели эту привычку в абсолют. Я всё время куда-то бежала, летела, что-то зубрила или просто читала, да хоть бы на симуляторе в войнушку играла, а тут сиди и пялься в окно. И даже погулять нельзя, потому что — инструкция. Нарушать же инструкции я нынче не имею права.

Нет, за какую-нибудь мелочь меня не убьют. За нарушение правил внутреннего распорядка, скорее всего, пожурят, и на этом всё закончится. Беда в другом: я не знаю точно, что по меркам дорийцев мелочь, а что — смертельное оскорбление. Поэтому остаётся сидеть на попе ровно и ждать разрешения ситуации. Заложника Чести либо торжественно вернут родственникам в случае достижения договорённости, либо не менее торжественно вручат тем же родственникам хладный труп. Аккуратный такой, упакованный в ритуальные одежды, с золочёной маской на лице и покрашенными золотой краской руками. Дикари, они вообще золото любят.

Раздражённо отогнав возникшую перед глазами яркую реалистичную картинку, я выбралась из угла, прошлась туда-сюда по отведённому пространству... и сообразила, что не чувствую вибрации. Получается, мы уже в гипере? Хорошие у них тут пилоты, я даже не заметила перегрузку. Или не пилоты хорошие, а гравитационные установки?

Отлично. Была команда оставаться в каюте во время прыжка, а дальнейшие действия капитан никак не регламентировал. Так что я со спокойной совестью выдвинулась на разведку.

Снаружи ждало разочарование. По дороге в каюту я не приглядывалась, голову занимали другие мысли, а теперь осмотрелась и нашла много знакомого. В частности, опознала тип корабля — стандартная «Пчела». Лёгкий катер, наверняка боевая разновидность — такие строят два десятка верфей в полусотне разных модификаций. Даже обидно, от дорийцев я ждала чего-то более экзотичного.

Определившись с типом корабля, я с удовлетворением поняла, что знаю его планировку и вполне могу сориентироваться без посторонней помощи. Прикинув, чего хочется больше, есть или общаться, решительно двинулась в сторону пищеблока. На сытый желудок жизнь всегда казалась мне гораздо более радужной.

К собственному удивлению, выбила два из одного: в столовой оказалось людно. Кажется, пришло время ужина. Я насчитала тринадцать дорийцев, неравномерно распределённых за тремя поставленными буквой «П» столами. С противоположной от перекладины стороны вдоль стены помещалось вполне стандартное кухонное оборудование. Интересно, а меня бы они вообще догадались накормить, если бы я не выбралась из отведённой норки в люди?

Эгоисты! Никакого уважения к почётному пленнику!

Появление Заложника Чести команда встретила несколькими секундами напряжённой тишины, но, когда я невозмутимо прошествовала к типичному раздатчику и уткнулась носом в меню, мужики отмерли и вернулись к тихим переговорам.

А богато нынче живут наёмники. Никакой синтетики, всё сплошь натуральное, даже фрукты в меню!

Это хорошо, это правильно. Покушать я люблю.

Жизнерадостно мурлыча себе под нос героико-злорадный «Марш карательных батальонов», в котором присутствовали такие запоминающиеся образы, как «пройдём огнём сквозь ваши потроха», «закурим мы об тлеющий реактор» и особенно любимое мной «карателю в скафандре сложно пить, каратель без скафандра не подохнет», я начала тыкать в кнопки, выбирая себе «завтрак чемпиона». В него вошёл омлет, салат и здоровенный шмат мяса. А после короткого раздумья — ещё и яблоко. И стакан кофе.

Со всем этим богатством я решительно направилась к столу, плюхнулась на почему-то свободное место напротив капитана. Во всяком случае, я была уверена, что именно это капитан, и при ближайшем рассмотрении действительно обнаружила на положенном месте опознавательный шрамик. Соседи по столу отреагировали спокойно, значит, ничего предосудительного я не совершила.

— Приятного аппетита, — проявила вежливость. Капитан озадаченно кивнул в ответ, разглядывая не меня, а содержимое подноса.

— Ты планируешь это есть? — поинтересовался сосед слева, поглощённый тем же зрелищем.

— Э-э... А что с ним ещё можно делать? — даже растерялась я. — Или что-то из этого имеет вкус, далёкий от ожидаемого? Пахнет вроде прилично.

— Женщины не едят мяса, — убеждённо заявил тот же сосед.

— А вы им предлагали? — уточнила прежде, чем сообразила, что и кому говорю.

— Женщинам нельзя есть мясо, — возмутился другой сосед. — Они от него дуреют!

— Это оскорбляет Честь? — мрачно спросила я.

Похоже, в ближайшие дни этот вопрос станет самой популярной фразой в моём лексиконе.

— Нет, но...

— Вот если нет, тогда я сама буду решать, что есть, — проворчала, раздражённо препарируя кусок мяса и представляя на его месте слишком разговорчивого дорийца.

— Слушай, а для землянок это нормально? — поинтересовался ещё один голос.

— Что именно? — уточнила я, находя взглядом говорящего. Тот сидел слева от капитана и с любопытством разглядывал не тарелку, а меня саму, чем заставил немного смягчиться.

— Ну... это, — он поводил рукой у себя над головой.

— Он имеет в виду твою причёску, — невозмутимо перевёл капитан.

— Дело вкуса. Некоторым нравится, — с каменным лицом заявила я и поспешила сунуть в рот кусок мяса.

Не ржать! Главное, не ржать! У них нет чувства юмора, я точно это помню!

Тот факт, что в разговорах с этими ребятами очень опасно смеяться, да и улыбаться лишний раз — скорее всего собеседник решит, что смеются над ним, и закончится всё печально, — я помнила отлично, об этом на учёбе отдельно предупреждали. С наглядными примерами трагической участи неосторожных шутников.

Пожалуй, именно это обстоятельство сильнее всего напрягало меня в сложившейся ситуации. Смех и юмор — те вещи, которые с гарантией не дают закиснуть и опустить руки. И как без них пережить нынешнее положение и не впасть в истерику, я представляла с большим трудом.

Интересно, они в самом деле никогда не видели землянок? Нет, они, конечно, дикари, но должны же хоть что-то знать! Явно ведь опытные ребята, не могли не пересекаться с жителями Федерации, у нас на флоте полно женщин!

В общем, предположение, что моя радужная грива (надо лбом красная, на затылке синяя с переходом по спектру) с выбритыми висками — нормальная причёска, дорогого стоило. Я, правда, подумывала вообще сделать ирокез, но поняла, что в таком виде меня точно из дома выгонят, да и обрезать волосы не хотелось, так что остановилась на полпути. Очень удобно: если собрать шевелюру в низкий хвост, только безумная расцветка и отличает меня от миллиардов женщин. А если зачесать наверх, да ещё и зафиксировать, получается практически она самая — знаменитая причёска древнего вымершего народа, увековечившая его имя. Собственно, в подобном виде я щеголяла и сейчас.

Вот начну летать, ещё и татуировку сделаю! Если это приключение переживу...

От последней мысли настроение испортилось и смеяться расхотелось. А потом ещё кто-то из соседей по столу решил высказаться, и веселье пропало окончательно.

— А почему ты защищала того заморыша? Он тебе кто? Не мужчина ведь, так, видимость одна, — поинтересовался голос слева.

— Это не ваше дело, — сквозь зубы процедила я, с трудом удержавшись от более резкого и категоричного ответа.

— Да что ты её спрашиваешь? Она небось и мужчин нормальных не видела, — пренебрежительно хмыкнул голос справа. — Земляне все такие, только говорить и горазды. Слабаки и трусы.

А вот этого я стерпеть уже не могла.

— Скажи это моему отцу или мне — в поединке, ур-род! — рывком вскочив, прорычала, находя взглядом разговорчивого.

Пульс бешено заколотился в висках, кулаки сжались, и осталось одно желание: убить на месте. Медленно встал обруганный дориец. На его лице удивление смешалось с раздражением, и я кристально ясно осознала: драке — быть.

Да, я вспыльчивая, порой даже слишком. Я сама прекрасно понимаю, что человек может, не подумав, повторить услышанную где-то глупость, над которой сам и не задумывался, и в большинстве случаев стараюсь реагировать спокойно и с юмором. Но есть несколько пунктиков или «болевых точек», даже лёгкий тычок в которые с гарантией выводит меня из себя. Правда, обычно до такой степени кипения и слепой ярости не доходило, обычно обидчик ставился на место словами.

Но сейчас допекли, и я даже не попыталась взять себя в руки. Требовалась эмоциональная разрядка, и ярость представлялась гораздо лучшим выходом, чем слезливая истерика. А поводов для злости мне предоставили массу. Сначала они меня похитили, потом поливали грязью Валерку, — и это я терпела, потому что в этих словах имелось некоторое зерно истины.

Но терпеть подобные высказывания в адрес родной Земли?! От каких-то выползших из своей дыры дегенератов, порождённых той самой Землёй несколько веков назад?!

Да я его сейчас руками на части порву, и плевать, что он в два раза больше меня! Во мне сейчас столько злости, что я ядовитая!

Но всё кончилось быстро и неожиданно. Вмешался капитан. Он коротко бросил какое-то слово на родном языке, и все вокруг замерли. Я же с удивлением отметила, что дориец тоже приподнялся с места, неотрывно смотрит на меня и, более того, держит за предплечье, перегнувшись через стол.

Странностей в этой сцене имелось несколько. Во-первых, абсолютное спокойствие капитана. Он смотрел на меня невозмутимо — без вызова, без сочувствия, без предостережения. Во-вторых, прикосновение — не захват и не попытка удержать, а жест привлечения внимания. А, в-третьих и главных, я вдруг действительно совершенно успокоилась.

В немом изумлении уставилась на собственную руку. Нет, не показалось, действительно держит; осторожно так, мягко, чуть ниже локтя.

Терпеть не могу, когда меня трогают посторонние люди. Особенно не люблю, когда хватают за руки, и уж тем более — если я в этот момент злюсь. Тот маленький агрессивный бесёнок, что сидит у меня внутри, подобный жест воспринимает как посягательство на его суверенную свободу и тут же выдаёт очень бурную и не вполне адекватную проблеме реакцию. А сейчас прикосновение парадоксальным образом вернуло трезвость мышления, будто через него и внимательный взгляд Инга Ро мне передалось спокойствие этого человека.

Я машинально отметила, что ладонь у мужчины сухая, горячая и сильная, с мозолями на костяшках пальцев. Руки умеющего драться мужчины, у всех моих братьев такие же.

Только у отца они другие: прохладные, с гладкой кожей, мягкие и изящные, как у музыканта. Но у него не руки, а протезы, правая целиком, а левая — до середины локтя.

Собственно, это едва ли не главная причина моей бешеной реакции на уничижительные высказывания о самовлюблённых и бесполезных землянах. У подполковника Зуева половина организма искусственная, причём как раз после участия в стороннем конфликте, когда он в составе миссии поддержки защищал от вторжения квазиров Ланнею. Ближайшую соседку, между прочим, той самой Доры. Точно так же постоянно нывшую о плохих и коварных землянах, но при первых признаках опасности примчавшуюся за помощью именно к нам.

Я подняла озадаченный взгляд на капитана и... намертво зависла. Стояла, смотрела ему в глаза и не могла пошевелиться.

— Он дурак, — спокойно проговорил дориец. — Он своё получит. И извинится.

— Да вот ещё, перед какой-то... — начал возмущаться оппонент, но Инг, даже не глянув в его сторону, оборвал возмущение несколькими непонятными мне фразами. В его тоне даже укора не было, лишь то же бескрайнее невозмутимое зелёное море спокойствия, не мигая глядящее мне в глаза.

— Он глуп, несдержан и в нём мало Чести, — повторил капитан. — Не трать на него свою ярость. Ешь, а то всё окончательно остыло, — заботливо резюмировал он, выпустил мою руку и спокойно вернулся на своё место.

Чувствуя себя пришибленной, я опустилась на стул и уткнулась взглядом в тарелку.

И что это было?!

Может, я перечитала фантастики, и вообще параноик, но готова поклясться: гипноз. Ничем иным объяснить собственное поведение не получалось. Я не возражала, не скандалила, не спорила, не язвила, не требовала извинений прямо сейчас, кровью и в письменной форме. Инг Ро сказал — я сделала. Послушно села на место и сижу вот, ем холодную отбивную, которая совсем не лезет в горло.

Точно гипноз. В настолько эмоционально взвинченном состоянии я физически не способна быстро успокоиться, у меня даже в характеристике это написано! Да, выполню приказ или распоряжение, но долго ещё буду внутренне кипеть и негодовать, строить рожи за спиной и костерить на чём свет стоит. А тут ощущение полной невозмутимости, как будто совсем ничего не произошло!

Не уступали в странности моему поведению и сказанные капитаном во всеуслышание слова. Сообщить дорийцу, что в нём мало Чести, — значит, здорово его унизить, назвать полным ничтожеством, не годным даже на удобрения. Получить такой отзыв от командира и прямого начальника при свидетелях — это не просто унижение, это практически крах карьеры, «волчий билет». Дорийцы со своей Честью не шутят. И он всерьёз вот так послал собственного же бойца из-за пары сказанных посторонней девице гадостей?! Может, мне послышалось?

Искоса оглядев остальных мужчин за столом, поняла: нет, не послышалось. Все сидели пришибленные и только тихонько шушукались на родном языке, не поднимая взгляда от тарелки.

Через несколько секунд капитан поднялся из-за стола, отнёс свой поднос в мойку и вышел. Я напряглась, ожидая мести. Ударить бы вряд ли кто-то рискнул, но прошипеть пару гадостей — дело святое. Но все продолжали ужин в том же подавленном молчании и на меня не смотрели.

Выждав для верности ещё несколько секунд, выбросила поставленного на место обидчика из головы и вернулась к остывшей еде. Мерная работа челюстей не мешала мыслительной деятельности, так что одновременно с ней я сосредоточенно анализировала прошедшие события и поведение капитана.

И мысли получались очень тревожными и нервными. Я очень не люблю чего-то настолько не понимать, а внятного объяснения произошедшему найти не получалось. Понятно, что волновало меня не столько заступничество Инга Ро, сколько гипноз.

Это что же получается: помани меня этот хмырь пальчиком, и я родину продам без малейших сомнений? И ведь противопоставить ему нечего, даже избежать общения не получится: я не в том положении, чтобы выбирать себе окружение.

Как назло, память ничего о гипнотизёрах-дорийцах подсказать не могла. Существовали они или нет — я не знала. Из этого незнания следовал только один вывод: если что-то подобное есть, оно встречается достаточно редко и проходит под грифом «секретно».

Так ничего не решив, я сунула посуду в очистительную систему и, на ходу вгрызаясь в яблоко, решительно двинулась в свою каюту с твёрдым намерением выспаться. Всё равно делать нечего, так хоть наверстаю упущенное за годы учёбы.