Военная контрразведка СССР 1917-1953гг.

Победа Октябрьского вооруженного восстания позволила большевистской партии решить главный вопрос любой революции — вопрос о государственной власти. В обращении Военно-революционного комитета (ВРК) ко всем гражданам России говорилось о низвержении Временного правительства и переходе всей полноты власти в руки Петроградского ВРК. Став правящей партией, большевики взяли на себя ответственность за обеспечение обороны страны и ее безопасности в условиях продолжающейся мировой войны. Однако в соответствии с господствовавшими теоретическими воззрениями они должны были незамедлительно разрушить старую армию как вооруженный оплот власти эксплуататорских классов. Вместе с армией подлежали кардинальному реформированию все органы военного управления. В отношении к ним большевики выбрали следующий алгоритм действий: установление жесткого контроля во всех звеньях военного руководства; срочное формирование новых аппаратов, организующих оборону страны, и слом старых. Революционная ломка тесно переплелась с революционным экспромтом, причем последний играл во многих случаях решающую роль. Что касается контрразведки, то это было особенно заметно в ноябре 1917 — марте 1918 года. За предшествующий период войны для военных специалистов любого ранга необходимость контрразведки в вооруженных силах была совершенно очевидной, и вопрос о ней не являлся дискуссионным. Отношение же к органам борьбы со шпионажем со стороны политических деятелей нового режима, в том числе и направленных на работу в войска и штабы, было иным.

Прежде всего они негативно воспринимали офицеров Генштаба, а именно их в период Временного правительства и привлекали к руководству контрразведывательными отделениями всех уровней, и это официально было закреплено в тексте «Временного положения о контрразведывательной службе во внутреннем районе» и аналогичном документе на ТВД. Кроме того, в большевистских кругах существовало небеспочвенное мнение, что контрразведка выполняла функции политической полиции в стране и непосредственно участвовала в преследовании партийных деятелей, обвиняя их в сотрудничестве с германской разведкой. Один из видных деятелей РСДРП (б), заместитель наркома юстиции П.И. Стучка писал в феврале 1918 года в газете «Правда» о своем крайне негативном отношении к органам борьбы со шпионажем, находя, что они при Керенском стали фактическими преемниками бывших охранных отделений. Поскольку обвинения в гонениях большевики адресовали в основном контрразведке Главного управления Генерального штаба, то перспективы ее полного уничтожения уже в первые послеоктябрьские дни были очевидны. Такое развитие событий удалось предотвратить только благодаря генерал-квартирмейстеру Генштаба Н.М. Потапову. В журнале совещания начальников главных управлений Военного министерства от 23 ноября 1917 года зафиксировано, что еще в августе—сентябре Н.М. Потапову стало известно о «большом возбуждении среди большевистской части Петроградского Совета против отдела генерал-квартирмейстера Генштаба, в частности, против цензуры и контрразведки, которые занимаются политическим сыском». В своих воспоминаниях генерал привел свидетельства о контактах в период Временного правительства с тогдашним председателем Всероссийского центрального бюро военных организаций РСДРП (б) Н.И. Подвойским и его сотрудником М.С. Кедровым. Представитель генштаба смог убедить большевиков в том, что подчиненные ему контрразведывательные органы в политику не вмешиваются, а заняты исключительно борьбой со шпионажем. Многие служащие Военного министерства отказались сотрудничать с советской властью, и 19 ноября 1917 года Совет Народных Комиссаров принял постановление об аресте руководителей ведомства. Началась решительная чистка аппарата управления армией. Чтобы оградить контрразведку от ретивых исполнителей воли Наркомата по военным делам, заведующий Центральным бюро ГУ ГШ А.А. Чернявский 19 декабря 1917 года представил в новый орган управления вооруженными силами подробную докладную записку о значении контрразведки для государства и ее задачах. Особое внимание он обратил на центральные органы в области борьбы со шпионажем, основным содержанием деятельности которых является выработка в сотрудничестве с другими учреждениями общих мер противодействия иностранным разведкам и руководство практической работой контрразведывательных отделений штабов военных округов. Заведующий ЦБ констатировал, что в тылу значительно труднее вскрыть агентуру врага, чем на фронте, а поэтому он рекомендовал Наркомвоену обратить внимание на проведенное резкое сокращение штатов КРО и необходимость исправить положение.

Зная о подготовке к заключению мира с Германией, А.А. Чернявский отметил, что если в период войны наиболее активная роль выпадает на долю контрразведывательных органов действующей армии, то в мирное время центр тяжести переместится в штабы округов, где работа должна вестись с полной интенсивностью, объединяться и направляться центральным учреждением (ГУ ГШ), где сосредоточиваются «все нити, все материалы, весь опыт и вся система этой важнейшей... деятельности». Ведущий аналитик контрразведки Генштаба, не жалея эпитетов, преподносил ее как неотъемлемую и исключительно важную отрасль военного дела, о чем, по его мнению, не следовало забывать реформаторам из Наркомвоена.

Докладная записка А.А. Чернявского пришлась явно ко времени, так как назначенный Наркомвоеном комиссар головных контрразведывательных аппаратов (ЦКРО и ЦБ ГУ ГШ) М.В. Михайлов видел свою первоочередную задачу в очищении подведомственных органов от контрреволюционных элементов и в сокращении штатов. Почти одновременно с докладной запиской А.А. Чернявского в Генштаб поступило обращение начальника КРО штаба Петроградского военного округа А.А. Сурнина, предлагавшего заменить название «контрразведка», поскольку аббревиатура «КР» воспринималась представителями новой власти и обывателями как «контрреволюционер». На этом основании сотрудников КРО штаба Петроградского военного округа неоднократно задерживали, им отказывалось в оказании помощи.

Соответствующее распоряжение ГУ ГШ последовало незамедлительно, поскольку речь шла и о выживании Центрального КРО и Центрального бюро. Начальник ГУ ГШ генерал Г.М. Гиссер направил циркулярную телеграмму во все штабы внутренних округов с уведомлением, что с 1 января 1918 года «наименование контрразведывательная служба заменяется наименованием служба военного контроля». Каких-либо штатных изменений не предполагалось.

В течение января—февраля 1918 года руководителям службы военного контроля ГУ ГШ удавалось сдерживать напор реформаторов и сохранять 60—70 штатных сотрудников в ЦБ и отделении ВК. Однако реорганизации подлежало все Главное управление Генштаба. Генерал Г.М. Гиссер письменно уведомил авторов проектируемых изменений, что и при царской -96- власти и в период Временного правительства происходили частичные доработки конструкций аппарата разведки и контрразведки, но с учетом важности вопроса все делалось комиссионно, с привлечением крупных специалистов в данной области. По мнению генерала, так следовало поступить и сейчас, не допуская реализации задуманного проекта, не отвечающего потребностям современной практики управления. Но остановить «каток реформаторства» было невозможно. Шел процесс ради процесса, так что никакого практического эффекта, по крайней мере для контрразведки, достигнуто не было.

Последовала серия сокращений штатов и переименований. Несогласные с действиями власти изгонялись из Генштаба или арестовывались. По указанию члена Коллегии Наркомвоена и комиссара по демобилизации М.С. Кедрова аресту подвергся и автор указанной выше докладной записки А.А. Чернявский. Руководитель ГУ ГШ генерал Г.М. Гиссер выехал в марте 1918 года в командировку в Швецию и, опасаясь за свою жизнь, не возвратился на родину.

Наркомвоен утвердил новую схему построения контрразведки. Центральное бюро и отделение военного контроля объединялись и одновременно сокращались наполовину. К моменту эвакуации ГУ ГШ в Москву личный состав единого аппарата насчитывал лишь двадцать человек. Сам переезд в новую столицу стал серьезнейшим ударом по контрразведке. Она лишилась прямого руководства навербованными за несколько лет секретными сотрудниками, налаженной системы наружного наблюдения и конспиративных квартир. В Петрограде остались основные объекты обслуживания: дипломатические и иные представительства иностранных государств. Все надо было создавать заново, но финансовых средств на эти цели не отпускалось.

В начале мая 1918 года в связи с образованием Всероссийского главного штаба (ВГШ) Главное управление Генштаба прекратило свое существование. Итогом очередной реорганизации стало то, что контрразведка в иерархии штабных органов опустилась на уровень КРО в царской армии. Особое отделение (так стал называться головной контрразведывательный орган) вошло в состав Регистрационной службы. Последняя являлась в свою очередь структурным подразделением Военно-статистического отдела, входившего в состав Оперативного управления ВГШ.

Регистрационная служба, напрягая скудные кадровые ресурсы, пыталась организовать наблюдение за различными представительствами Германии и военнопленными в Москве. Основное же внимание уделялось подготовке к возможному восстановлению местных отделений контрразведки, ликвидированных 15 апреля 1918 года в связи с упразднением несколько ранее старой системы военного управления и созданием различного уровня территориальных военных комиссариатов.

Таким образом, можно констатировать, что в результате существенного сокращения штатов и отказа властей финансировать работу генштабовская контрразведка фактически уничтожалась. Это стало реальностью уже в первой половине 1918 года, хотя формально она еще просуществовала до октября.

Однако никаких планов в области создания новых органов борьбы со шпионажем, вне зоны соприкосновения с германскими войсками, у руководства Наркомвоена не существовало. В связи с этим нельзя полностью согласиться с выводом И.И. Васильева, исследовавшего историю создания советской военной контрразведки, о планомерности слома ее предшественницы. Скорее можно говорить о череде спорадических, непродуманных трансформаций, превратившихся в растянутый на несколько месяцев процесс ликвидации данной структуры как в центре, так и на местах.

В одной из своих работ И.И. Васильев утверждал также, что слом старой контрразведки осуществлялся через ее демократизацию. С нашей точки зрения представляется неправильным усматривать в демократизации органов по борьбе со шпионажем форму их слома. Демократизация и слом — меры, совершенно различные по своим задачам. Заметим, что демократизация контрразведки осуществлялась еще властями Временного правительства. Известны многочисленные факты создания различных комитетов из числа служащих КРО. В Петрограде, в частности, был создан объединенный комитет всех контрразведывательных аппаратов, дислоцированных в столице. На его заседаниях рассматривались вопросы административно-хозяйственного характера и работы с кадрами.

После Октябрьской революции в КРО всех уровней назначались комиссары. Согласно инструкции, им вменялось в обязанность «реорганизовать старые негодные аппараты на началах самодеятельности и демократизации». Кроме того, они обязывались препятствовать контрреволюционным акциям и принимать необходимые меры по их предотвращению. Комиссары наделялись правом увольнять сотрудников и принимать новых.

Указанные меры по демократизации органов военного управления, и контрразведки в частности, реально проводились в жизнь с первых дней существования новой власти. Что же касается слома контрразведки, то здесь срочности не требовалось, поскольку Россия еще продолжала находиться в состоянии войны с Германией.

Однако поспешность была проявлена не только в отношении контрразведки внутренних округов, но даже к ее структурам в действующей армии. 15 декабря 1917 года исполняющий обязанности главковерха А.Ф. Мясников издал фатальный для существовавших КРО приказ № 986. В нем говорилось: «Военная контрразведка в действующей армии существенно необходима в период боевых действий... В наступивший период перемирия и ведения мирных -переговоров органы контрразведки, имея меньшую напряженность работы, могут быть значительно сокращены и упрощены без существенного вреда для дела».

Данное положение приказа никак нельзя отнести к разряду взвешенных, вытекающих из обстановки выводов. Налицо абсолютно волюнтаристское решение не сведущего в деле борьбы со шпионажем и другими видами подрывной деятельности противника человека. От начала переговоров до подписания Брест-Литовского мирного договора пройдет еще более трех месяцев, что в революционных условиях достаточно большой срок, и гарантию отсутствия у немцев желания осуществить наступательные операции тогда не мог дать никто.

Более того, вскоре германское командование отвергло предложение советского главковерха Н.В. Крыленко о прекращении боевых действий на период ведения переговоров и форсировало наступление своих войск на всех операционных направлениях. Продвижение германских войск поставило под угрозу само существование советской власти. Немцы захватили Прибалтику, большую часть Украины, Крым, опасность нависла и над Петроградом. «Волею истории, — писал 23 апреля 1918 года В.И. Ленин, — нам пришлось подписать тяжелый мир в Бресте, и мы не скрывали, что этот мир в любую минуту может быть предательски опрокинут... врагами, к активной борьбе с которыми мы приступить в данный момент бессильны».

Так оценивал обстановку председатель СНК и вождь большевиков. А те, кто командовал в Ставке, не хотели видеть очевидного. Курс на демобилизацию армии еще не означал с непреложностью ликвидацию контрразведки. Однако в соответствии с указанным выше приказом контрразведывательное отделение Ставки расформировывалось, уничтожались пункты армейских и фронтовых КРО в стратегически важных центрах и на железнодорожных -100- узлах. Сохранялись лишь немногие пункты КРО военных округов на ТВ Д.

Штабам предписывалось значительно сократить личный состав всех без исключения подразделений контрразведки. В корпусных отделениях оставалось 15 человек, в армейских и фронтовых — по 20 сотрудников, включая работников канцелярии, фотографов, переводчиков, рассыльных и сторожей. Контрразведывательная часть штаверха формально сохранялась, но функции ее сводились к некоторым вопросам обеспечения процесса расформирования других органов.

21 февраля 1918 года Совнарком принял написанный Л.Д. Троцким и В.И. Лениным декрет «Социалистическое отечество в опасности!». На основании декрета вновь вводилась смертная казнь. Расстрелу на месте подлежала большая категория преступников, в том числе «неприятельские агенты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы». Если уголовные элементы и агитаторы открыто проявляли себя и задержать их не стоило труда, то для выявления агентуры военного противника требовался особый орган, располагающий специальными силами и средствами.

Как было сказано раннее, такой аппарат как раз и был основательно подорван действиями, вытекавшими из содержания приказа главковерха № 986 от 15 декабря 1917 года. После публикации декрета должных организационных мер не последовало, что еще раз подтверждает вывод об отсутствии у новых властей, прежде всего у большевистских руководителей армии, какой-либо реалистичной программы по созданию на обломках прежней армейской контрразведки советских органов по борьбе со шпионажем.

О контрразведке не вспомнили еще и потому, что в высших правительственных и партийных кругах не имелось полной ясности относительно конкретных шагов в области военного строительства. К примеру, на заседании Совнаркома 18 декабря 1917 года советский главковерх Н.В. Крыленко выступил с докладом и предложил реорганизовать старую армию, сократив ее численный состав и подняв боеготовность. В то же время он настаивал на создании корпуса народной гвардии из испытанных революционеров. Будущий нарком по военным делам Л.Д. Троцкий являлся в этот период убежденным сторонником ликвидации старой армии и на ее месте считал необходимым строить новую, «схемы которой нельзя было пока еще найти ни в одной книге».

В Наркомвоене также шли дебаты о судьбе старой армии, о ее перспективах. Практических результатов они не имели. По заданию СНК Главное управление Генштаба разработало план реорганизации армии и меры по усилению фронта. В частности, планом предусматривалось сохранить 100 из 159 имеющихся дивизий, пополнив их штат, а также подготовить мощные тыловые базы и организовать подготовку добровольцев на основе резервных частей. Добровольцами предполагалось укомплектовать дополнительно 36 дивизий. Однако данный документ на заседании СНК рассмотрен не был.

После заключения Брестского мира советское правительство стало больше уделять внимания строительству вооруженных сил, созданию органов управления ими, снабжению и обучению войск, разработке соответствующих законоположений и уставов.

Постановлением СНК от 4 марта 1918 года эти задачи возлагались на вновь образованный Высший военный совет (ВВС). Это был коллегиальный орган, состоявший из двух комиссаров и военного руководителя, которым назначили бывшего царского генерала М.Д. Бонч-Бруевича.

Ранее мы уже говорили о нем как об авторе «Наставления по контрразведке в военное время» от 1915 года. Теперь, будучи одним из организаторов обороны страны против немцев и создателем войск так называемой «Завесы», он по личной инициативе обобщил поступавшие с мест предложения о создании при штабах аппаратов по борьбе с неприятельским шпионажем и представил соображения по данному вопросу на рассмотрение Совета. ВВС своим решением от 13 апреля 1918 года обязал военруков участков «Завесы», не дожидаясь указаний по созданию военной контрразведки, организовать работу по ограждению штабов и частей от агентуры противника. А уже в начале мая Бонч-Бруевич направил в войска «Завесы» директиву с требованием незамедлительно приступить к формированию «отделений по борьбе со шпионством» (ОБШ).

Таким образом, Бонч-Бруевич в некоторой степени исправил явную ошибку, допущенную революционными вождями Ставки, принявшими ранее меры по сокращению штатов, а затем и ликвидировавшие КРО в действующей армии. Ведь войска «Завесы» являлись не чем иным, как осколками этой армии. Фактически военный руководитель ВВС предпринял попытку возродить контрразведывательные отделения, существовавшие в войсках на ТВД в предшествующий период, хотя и под другим названием.

Характерно, что никаких возражений у других членов ВВС это не вызвало, так как своих вариантов решения проблемы они не имели, в ее суть не вникали и фактически самоустранились, полностью полагаясь на бывшего царского генерала, доверие к которому было обеспечено, потому что он был родным братом управделами СНК и успел отличиться своими заслугами перед новыми властями.

Практическая работа по созданию ОБШ при штабах участков и отрядов «Завесы» осложнялась рядом обстоятельств. Прежде всего необходимо отметить отсутствие принципиального решения о финансировании организационных и оперативных мероприятий. Только в начале июня эта проблема была решена. С трудом шло комплектование отделений, поскольку Бонч-Бруевич требовал подбирать на должности их руководителей офицеров, причисленных к корпусу Генерального штаба, да еще и служивших ранее по линии контрразведки. На местах таких военнослужащих практически не имелось.

Понимая значение борьбы со шпионажем в районе демаркационной линии, командование участков и отрядов «Завесы» предприняло необходимые шаги по реализации директивы ВВС и в течение двух месяцев ОБШ удалось создать при всех штабах, хотя эффективность их деятельности была невысока. Отделения не имели достаточно определенной и единообразной внутренней структуры, их штаты не отвечали реальной обстановке в том или ином районе. Взаимодействие их полностью отсутствовало.

Роль руководящего и объединяющего центра предназначалась специально созданному в первой половине июня 1918 года подразделению в рамках ВВС. Однако на практике его роль свелась к поддержанию связи с контрразведчиками из Всероссийского главного штаба и разработке совместно с коллегами различных документов по организационным и кадровым вопросам.

В итоге в первые месяцы советской власти в стране функционировало несколько независимых друг от друга контрразведывательных служб. Такое положение являлось прямым следствием отсутствия единого центра управления всеми вооруженными силами. Всероссийский главный штаб, Высший военный совет и Морской Генштаб не стремились объединить свои органы по борьбе со шпионажем, хотя в направленности их деятельности и в кадровом составе было много общего. Главным и единственным противником России, пусть и при большевистском правлении, для них являлись разведки Германии, Австро-Венгрии и Турции. Руководители контрразведывательных подразделений указанных военных структур, будучи офицерами старой армии, всячески стремились уклониться от использования подчиненных им сил и средств для выявления и пресечения разведывательно-подрывной деятельности бывших союзников России, а тем более против антиправительственных сил внутри страны.

Это обстоятельство предопределило создание в структуре Оперативного отдела Наркомвоена, управлявшего всеми войсками на внутренних фронтах, контрразведывательного органа в виде отделения Военного контроля (ОВК). Он начал функционировать в конце мая 1918 года. Первым руководителем ОВК стал большевик, врач по образованию М.Г. Тракман.

Роль ОВК быстро возрастала, поскольку Оперативный отдел Наркомвоена становился ведущим среди других штабных аппаратов. М.Д. Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях писал: «Народ в Опероде подобрался молодой, энергичный, фронтовая публика явно предпочитала иметь дело с ним, а не с чопорными "старорежимными генералами" ВВС. Оперод, наконец, живо интересовал Ленина».

Тракман особое внимание уделил укомплектованию ОВК партийными работниками. Костяк отделения составили лично известные ему по работе в Исполкоме Совета солдатских депутатов 12-й армии большевики, латыши по национальности. В отличие от ВЧК начальник ОВК считал возможным использовать бывших офицеров Генштаба в качестве консультантов. Однако это были фронтовики, закончившие Военную Академию лишь в 1917 году и не служившие ранее в контрразведке.

Отделение Военного контроля, как и сам Оперод, первоначально формировалось без какой-либо разработанной схемы и не имело ограничений в штатном расписании. Основным подразделением ОВК стала активная часть, которая осуществляла руководство внутренней агентурой и наружным наблюдением. В первые месяцы своего существования отделение сосредоточилось на организации работы в Москве и не имело подчиненных органов на местах. Инициатива создания фронтовой контрразведки принадлежала реввоенсоветам, а ОВК по мере возможности оказывало им содействие.

Организационное строительство системы органов военного контроля активно началось только с сентября 1918 года, после учреждения Революционного военного совета Республики (РВСР), Главного командования и преобразования Оперода Наркомвоена в Полевой штаб. Приказом РВСР были образованы фронты и армии. Через месяц высший орган военно-политического руководства принял решение об объединении всех органов контрразведки на базе отделения военного контроля. Головные аппараты соответствующих служб ВВС ВГШ прекращали свое существование. Их личный состав подлежал увольнению.

Главнокомандующий И.И. Вацетис, члены РВСР СИ. Аралов, К.Х. Данишевский и И.Н. Смирнов 3 октября 1918 года утвердили «Положение о Военном контроле». ОВК получило статус отдела вновь созданного Регистрационного управления (РУ) Полевого штаба. Вскоре РУ вышло из ведения начальника штаба и было подчинено непосредственно Реввоенсовету Республики в лице его члена СИ. Аралова.

В «Положении о Военном контроле» указывалось, что отдел не только ведет борьбу со шпионажем в центральных государственных и военных учреждениях, но и руководит подчиненными ему органами контрразведки в округах, при реввоенсоветах фронтов и армий.

Руководство ОВК прилагало значительные усилия по конструированию и укреплению единой системы контрразведки. Работа велась одновременно по двум направлениям: во-первых, подготовка унифицированной нормативно-правовой базы и, во-вторых, взятие под контроль уже существовавших контрразведывательных органов, а также создание новых. К декабрю 1918 года в систему военного контроля, кроме центрального аппарата, входили органы ВК Петроградского, Московского, Орловского, Северо-Кавказского и Приволжского военных округов, Восточного, Южного и Северного фронтов. Соответствующие отделения были организованы во всех армиях и двадцать три пункта — в стратегически важных городах, а также на узловых железнодорожных станциях.

В ряде случаев, особенно на Южном фронте, существовавшие контрразведывательные органы ВВС не ликвидировались, а переименовывались в отделения ВК. Зачастую сохранялся прежний личный состав, в том числе и бывшие офицеры, что дало повод Всероссийской ЧК развернуть острую критику всей системы органов Военного контроля. Позиция чекистов значительно укрепилась в результате вскрытия ими фактов враждебной деятельности контрразведчиков Морского Генштаба.

Антибольшевистский накал у флотских офицеров был значительно сильнее, чем в подавляющем большинстве сухопутных частей. В отличие от войск, где офицерский корпус на третьем году войны представляли в основном вчерашние студенты, учителя, инженеры, государственные служащие, на флоте по-прежнему доминировали кадровые офицеры, выходцы из дворянских семей, потомственные военные. Это была своего рода каста. Многие из них знали друг друга лично по учебе в единственном в стране морском кадетском корпусе или по службе на кораблях. Поэтому лишь отдельные «зараженные революционным духом» офицеры рисковали открыто обозначать свои идеи, заранее зная реакцию окружающих. В массе своей флотские офицеры имели монархические взгляды, готовы были сражаться за интересы Российской империи и вести борьбу до полного разгрома военного противника. Это в свою очередь предопределило их проантантовскую ориентацию, а точнее, проанглийскую. Именно с англичанами моряки поддерживали на протяжении мировой войны наиболее тесные связи.

С приходом к власти большевиков Регистрационная служба Морского Генштаба значительно активизировала свои контакты с английской морской разведкой. При самой деятельной поддержке последней и по инициативе секретаря российского посольства в Англии К.Д. Набокова в апреле—мае 1918 года создается строго законспирированная организация «ОК». Ее костяк составили офицеры флотской разведки и контрразведки. Первым ее начальником стал лейтенант Р.А. Окерлунд, возглавлявший в 1915—1917 годах морскую контрразведку в Скандинавии и уволенный со службы советскими властями.

Прибыв в Советскую Россию в мае 1918 года под предлогом сдачи дел и доклада о проделанной работе, Окерлунд установил связь с офицерами Морского Генштаба, в том числе с начальником Регистрационной службы В.А. Виноградовым, его заместителем, а затем преемником А.И. Левицким, начальником военно-морского контроля (бывшего контрразведывательного отделения) А.К. Абрамовичем и некоторыми другими сотрудниками. Все они дали согласие сотрудничать в организации «ОК», зная, что она является антибольшевистской и действует фактически под контролем англичан. Окерлунд поддерживал личную связь с военно-морским атташе Англии капитаном Ф. Кроми. Таким образом, центральный орган флотских спецслужб фактически начал работать против советской власти.

ВЧК вряд ли смогла бы вскрыть враждебную деятельность моряков, поскольку ее розыскные аппараты в тот период еще не находились на должном уровне. Помог случай. Из Скандинавии возвратился крупный агент флотской контрразведки «Ланко», который в октябре 1918 года довел до сведения ВЧК и лично Ф.Э. Дзержинского сведения о шпионской работе сотрудников морской Регистрационной службы. В результате проведенной чекистами операции почти все руководители и ответственные работники Регистрационной службы были арестованы.

Подозрение пало даже на начальника Морского Генштаба Е.А. Беренса, поскольку он подписывал телеграммы в адрес военно-морского агента в Швеции В.А. Сташевского, в текст которых члены организации «ОК» вносили развединформацию для англичан. Кроме того, следователям было известно, что Е.А. Беренс работал во флотской разведке с 1910 года, а после Февральской революции руководил иностранным отделением МГШ и лично хорошо знал арестованных. Нарушая установленные правила, он неоднократно перепоручал подпись телеграмм некоторым сотрудникам Регистрационной службы.

Выступая на заседании Верховного трибунала, он признал свои упущения, но заявил, что никакого отношения к преступной деятельности подследственных не имел. Более того, начальник МГШ заявил в зале суда, что уже давно намеревался реорганизовать подчиненную ему контрразведку в Военно-морской контроль. Однако, не найдя достойной замены имевшимся сотрудникам, не пошел на такой серьезный шаг.

Политический комиссар МГШ Лукашевич, всячески отмежевываясь от подследственных, утверждал, что «контрразведка была умирающим учреждением, но реорганизация ее представлялась делом сложным».

Следствие доказало, что комиссар не только самоустранился от контроля над деятельностью Регистрационной службы и Военно-морского контроля, но и выдал лично Окерлунду, не состоявшему уже в штате флотских спецслужб, удостоверение для «служебных» поездок из Петрограда в Москву.

Еще до начала судебного процесса с содержанием работы Регистрационной службы и ВМК самым внимательным образом ознакомился состоявший в распоряжении ВЧК член ВЦИК В.Э. Кингисепп. В итоговой докладной записке он изложил следующие свои выводы: «Регистрационная служба в совокупности с Морским контролем Генмора является филиальным отделением Английского Морского Генштаба. В сводках Морского Контроля совершенно отсутствуют данные, позволяющие предположить, что морская контрразведка была направлена против англо-французов и союзнического шпионства... главное внимание Морского Контроля Генмора было обращено на действия и распоряжения Наркомвоена Троцкого». В заключении В.Э. Кингисепп предлагал немедленно расформировать Регистрационную службу, Морской Контроль и даже весь Морской Генеральный штаб, а их руководителей привлечь к ответственности.

В архивных делах ФСБ России сохранился еще один доклад Кингисеппа, адресованный председателю Совнаркома В.И. Ленину, а также Я.М. Свердлову, Л.Д. Троцкому и заместителю председателя ВЧК Я.Х. Петерсу. Доклад этот более детализирован и содержит новые сведения, дающие представления о «борьбе» с иностранной агентурой. «Морская контрразведка, — отмечалось в нем, — за весь 1918 год не произвела ни одного ареста ни одного шпиона, не дала никаких сведений о противнике...» Начальник Военно-морского контроля А.К. Абрамович на допросе у В.Э. Кингисеппа показал, что твердо установленных штатов у ВМК не было еще при Временном правительстве, отпускаемые авансы составляли 10—12 тысяч в месяц по смете МГШ, из секретных сотрудников в наличии имелся только один, за двух «мертвых душ» деньги получал сам А.К. Абрамович.

В.Э. Кингисепп вновь подтвердил свой вывод о необходимости расформирования морских спецслужб. «Пустое место русской советской морской контрразведки в результате такого постановления ни на миллиметр не увеличилось бы», — заключил следователь.

Петроградское морское КРО и контрразведка Балтийского флота находились в трудном положении после резкого сокращения штатов, однако до их полного уничтожения дело не дошло. В соответствии с приказом МГШ от 25 января 1918 года КРО переименовали в отделения Военного контроля. Но угроза -110- их существованию со стороны новых властей оставалась реальной. Поэтому в начале февраля комитет служащих отделения ВК БФ провел экстренное заседание, где поднимался вопрос об ответной реакции на указание помощника комиссара флота о ликвидации ОВК. Участники заседания решили просить морскую Регслужбу взять на себя руководство отделением, чтобы избежать волюнтаристских действий отдельных флотских комиссаров. При этом они выразили готовность принять комиссара, специально назначенного для контроля за работой отделения. Одновременно предлагалось осуществить реформу ОВК, исходя из условий дислокации основных сил флота, его штаба и самого отделения в Гельсингфорсе.

Члены комитета считали необходимым иметь в составе ОВК два отдела. Первый (административно-судебный) — для поддержания контактов с соответствующими финскими властями и решения спорных вопросов при реализации оперативных материалов. Второй (осведомительный) должен был вести борьбу со шпионажем и создать «прочный фундамент зданию нашей будущей разведки в пределах Финляндии и смежных с нею скандинавских государств». Кроме указанных отделов, предполагалось иметь регистрационное и делопроизводственное подразделения.

Данный план реорганизации ОВК БФ на практике реализовать не удалось, поскольку в Петрограде, и в частности в ВЧК, состояние контрразведки флота представлялось в негативном свете. В этот период по заданию Ф.Э. Дзержинского его секретный сотрудник А.Ф. Филиппов осуществил негласную проверку ОВК и других подразделений контрразведки в Финляндии. В отчете он писал: «Все эти учреждения имеют в себе недостатки прежнего режима и, за небольшим исключением, состоят из чиновников, интересующихся только жалованием, но отнюдь не результатами работы». Филиппов рекомендовал председателю ВЧК немедленно осуществить новую, теперь уже коренную реорганизацию всех аппаратов по борьбе со шпионажем.

В связи с угрозой захвата кораблей германскими войсками и началом Гражданской войны в Финляндии флот был в течение февраля-мая 1918 года перебазирован в Кронштадт, где ОВК БФ и продолжал свою работу еще почти год, а затем последовало его слияние с Особым отделом Петроградского военного округа. Ликвидация ОВК БФ как самостоятельного органа дала отрицательные результаты. Уже в начале 1919 года проверявшая флот комиссия установила «полное отсутствие агентурной и контрразведывательной работы». Поэтому член Реввоенсовета Республики С.И. Аралов дал указание восстановить контрразведку Балтфлота, но председатель Особого отдела ВЧК М.С. Кедров посчитал это излишним.

Спустя несколько месяцев, в конце августа 1919 года, начальник морских сил А.П. Зеленой и члены Реввоенсовета, ввиду активной деятельности белогвардейских и английских разведчиков против Балтийского флота, обратились в РВСР с просьбой воссоздать контрразведку в виде Особого отдела БФ, так как Петроградская ЧК была перегружена своими делами и не уделяла морякам должного внимания. Данное предложение из РВСР направили на заключение к Дзержинскому. Однако от него и вообще из ВЧК ответа не последовало.

Тогда РВС БФ проявил инициативу и в октябре 1919 года своим решением образовал Особый отдел при Реввоенсовете флота. Начальником его был назначен бывший председатель Кронштадтской чрезвычайной комиссии А.К. Егоров. Только в середине 1920 года ВЧК учредила Особый отдел Черного и Азовского морей. Толчком к началу дальнейшего строительства особых отделов в военно-морских силах страны, несомненно, явилось кронштадтское восстание. В частности, председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский осенью 1921 года дал указание своему заместителю сформировать в Особом отделе ВЧК морскую часть. «Иначе, - писал он, — флот всегда будет вне нашего ока».

Завершив рассмотрение процесса организационных изменений контрразведки в структуре военных ведомств, следует остановиться и на попытках руководителей ВЧК создать собственную службу по борьбе со шпионажем.

ВЧК с самого начала своего существования рассматривалась ее создателями не только как орган борьбы с контрреволюцией, но прежде всего как важнейший инструмент большевистской партии, средство реализации ее идеологической доктрины. ВЧК была организована непосредственно при Совете Народных Комиссаров, и сферы ее деятельности не ограничивались.

Согласно постановлению СНК от 7(20) декабря 1917 года об образовании ВЧК она учреждалась для борьбы с контрреволюцией и саботажем. Позднее на ВЧК были возложены задачи по разоблачению спекулянтов и лиц, совершивших должностные преступления, а также других преступников. Однако функция контрразведки на комиссию не возлагалась. По сравнению с другими угрозами для новой власти шпионаж был далеко не на первом месте. Кроме того, в СНК, определяя задачи ВЧК, исходили из наличия в стране органов контрразведки старой армии, хотя особого доверия к ее кадрам со стороны большевиков не имелось. Сам Дзержинский как бывший руководитель Военно-революционного комитета, установивший через своих комиссаров контроль за всеми контрразведывательными органами, предполагал их скорую реорганизацию, а затем и ликвидацию.

В то же время председатель ВЧК и его коллеги уже в первые месяцы работы столкнулись с фактами, когда враждебные проявления инспирировались, финансировались и даже непосредственно организовывались иностранными агентами, включая и сотрудников разведслужб союзников России в мировой войне. Данное обстоятельство приводило чекистов к мысли о необходимости создания собственной службы по борьбе со шпионажем. Первую попытку организационно оформить такого рода структуру председатель ВЧК предпринял в начале января 1918 года. Непосредственным поводом к важному решению явилось обращение к Дзержинскому крупного агента царской разведки и контрразведки Константина Александровича Шевары (Войцицкого) с предложением создать контрразведку во Всероссийской ЧК. Учтя почти десятилетний стаж работы Шевары в секретных службах, а также его революционные взгляды, руководитель ВЧК поручил ему сформировать контрразведывательное бюро (КРБ).

На решение организационных вопросов ушло несколько дней, и не позднее 12 января КРБ ВЧК начало функционировать. Основной задачей, поставленной Дзержинским перед КРБ, являлось вскрытие деятельности иностранных разведок путем разработки контрабандистов и германофилов из числа известных монархистов. Свою деятельность КРБ разворачивало не только в самом Петрограде и его окрестностях, но и на территории Финляндии, где работала группа его штатных сотрудников во главе с заместителем начальника бюро Ю.И. Ариным.

В отличие от органов контрразведки Всероссийского главного штаба и аналогичной флотской службы КРБ имело право проведения обысков и выемок, осуществления арестов подозреваемых лиц, что, несомненно, способствовало эффективной реализации оперативных материалов. Объем проводимой КРБ работы требовал определенных кадровых ресурсов. При общем относительно небольшом штате ВЧК на начало 1918 года личный состав бюро насчитывал тридцать пять человек. Подавляющее большинство работников КРБ имели специальные мандаты на вымышленные фамилии, что обеспечивало определенную степень конспирации.

Необходимо подчеркнуть, что КРБ создавалось явочным порядком, фактически по личному решению председателя ВЧК. В протоколах заседаний Президиума Всероссийской ЧК за первый квартал 1918 года нет даже упоминания о КРБ. Никакого базового документа в виде положения о КРБ или его штатного расписания также не разрабатывалось. Некоторые организационные и кадровые вопросы обозначены лишь в перспективном плане работы КРБ, представленном руководству ВЧК.

В указанном документе предлагалось, в частности, усилить оперативную деятельность в столице, развернуть агентурную группу в Москве, создать собственный аппарат наружного наблюдения, независимый от уже функционировавших в ВЧК аналогичных подразделений. Шевара намечал развернуть работу по линии внешней контрразведки и направить агентов в некоторые города Германии и Польши, а также в оккупированные немцами области бывшей Российской империи.

Финансовые расходы на содержание КРБ, включая его заграничных сотрудников, определялись в восемьдесят тысяч рублей. Для обеспечения операций по захвату разрабатываемых КРБ лиц и шпионских групп к нему был прикомандирован отряд балтийских матросов Наркомата по военным делам под командованием А.Я. Полякова. На заседании Президиума ВЧК 26 января 1918 года рассматривался вопрос о концентрации всего контрразведывательного дела в чекистском ведомстве, а следовательно, о повышении статуса КРБ. Членам президиума Д.Г. Евсееву и В.А. Александровичу было поручено в срочном порядке ликвидировать аппарат военной контрразведки ГУ ГШ и опечатать все его дела. Однако, как указывалось ранее, военные власти отстояли свой орган по борьбе со шпионажем, и он продолжал существовать самостоятельно вплоть до октября 1918 года.

Поддержанные председателем ВЧК инициативы Шевары в плане дальнейшего организационного оформления контрразведки в рамках ВЧК и развития деятельности КРБ до конца реализованы не были. 15 марта 1918 года на основании беспочвенных подозрений со стороны командира приданного отряда Полякова руководитель КРБ подвергся аресту и под предлогом попытки к бегству был расстрелян. С гибелью Шевары прекратило свое существование и контрразведывательное бюро.

Воссоздать орган противодействия разведкам противника попытался заместитель председателя ВЧК В.А. Александрович. Он предложил выделить денежные средства для развертывания работы созданному при штабе Красно-советского Финляндского отряда ВЧК контрразведывательному отделению. Другие члены Президиума ВЧК не поддержали данное решение и постановили осуществить проверку самочинно созданной контрразведки, уделив особое внимание проверке ее личного состава. В то же время руководящий орган Комиссии признал необходимым, чтобы «борьба со шпионажем и контрразведка проводилась под наблюдением ВЧК».

В этой связи чекисты предприняли новые шаги к реализации упомянутого нами выше постановления Президиума ВЧК от 26 января 1918 года. Однако время, когда военным ведомством руководила группа, по определению Н.В. Крыленко, «ведущих большую бумажную работу канцелярского делопроизводства» и не проявлявших заинтересованность в сохранении в своем ведении аппарата контрразведки, было упущено. Во главе Наркомата по военным делам стал Л.Д. Троцкий, стремившийся максимально сосредоточить все нити управления войсками и контроля -116- над ними в своих руках. Игнорировать его мнение чекисты не могли, но и отказываться от своих намерений тоже не хотели. 9 апреля 1918 года на заседании Президиума ВЧК начальник отдела по борьбе с контрреволюцией И.Н. Полукаров выступил с докладом о развитии германского шпионажа, отсутствии реального противодействия ему со стороны соответствующих военных органов. Он вынес на обсуждение предложение о «необходимости снестись с тов. Троцким, взять в ведение комиссии аппарат контрразведки, оставив ее под руководством самостоятельного заведующего». Президиум ВЧК полностью согласился с такой постановкой вопроса. Однако каких-либо организационных шагов по созданию контрразведки ВЧК не предпринималось. Как и многие другие решения ВЧК в первые месяцы ее существования, намеченные меры остались на бумаге, не будучи подкреплены реальными действиями.

В первой половине 1918 года ВЧК и лично Дзержинский определяли как наиболее опасную для молодой Советской Республики именно немецкую разведку, поскольку она опиралась на монархические круги и поддерживала их подпольную контрреволюционную деятельность.

28 апреля на экстренном заседании Президиума Полукаров заявил, что концентрация монархических сил происходит при активном участии германского посольства, но соответствующего аппарата для квалифицированного наблюдения за иностранными дипломатическими и иными представителями нет. Дзержинский предложил «сосредоточить борьбу с контрреволюцией, главным образом идущей со стороны Германии, а во вторую очередь союзнической». Председатель ВЧК вновь настаивал на сосредоточении всей контрразведывательной работы в чекистском ведомстве. Члены Президиума дали указание отделу по борьбе с контрреволюцией подготовить детальный проект организации борьбы со шпионажем и другими видами подрывной деятельности, проводимой иностранными государствами. Предполагалось рассмотреть данный документ в ближайшее время.

И опять проявился эффект низкой исполнительской дисциплины. Требование председателя ВЧК осталось нереализованным. В этих условиях Дзержинский предпринял попытку лично наладить работу по немецкой линии сначала в Петрограде, где размещалось германское консульство, а затем в Москве.

С самого образования Петроградской ЧК (ПЧК) в новой столице пристально следили за ее деятельностью. ВЧК затребовала в Москву все важные дела, а также арестованных по этим делам лиц для принятия по ним решения.

Подбор, зачисление и расстановку сотрудников взял лично на себя председатель ПЧК М.С. Урицкий. Сложилось такое положение, когда стиль работы комиссии стала определять группа людей с сомнительной репутацией. Доверить им контрразведывательную работу Дзержинский не мог и пытался организовать борьбу с немецким шпионажем на базе Центральной уголовно-следственной комиссии при Совнаркоме Союза северных коммун. Председатель комиссии Б. Орлинский (В.Г. Орлов) был известен как следователь по особо важным шпионским делам при Ставке Верховного главнокомандующего, зарекомендовавший себя активным борцом с разведкой военных противников России.

В начале июня 1918 года Орлинский докладывал в ВЧК, что создал агентурную сеть среди германских военнопленных, в германофильских кругах аристократии и финансистов, а также в немецкой дипломатической миссии. В это же время Орлинский неоднократно выезжал в Москву для чтения лекций по контрразведке на курсах по подготовке руководителей разведки при местных ЧК.

Председатель ВЧК предполагал использовать опыт Орлинского и назначить его начальником контрразведки ВЧК, но встретил сопротивление в этом вопросе со стороны Наркома юстиции Союза северных коммун Н.Н. Крестинского, не желавшего отпускать опытного следователя и организатора уголовного розыска.

Одновременно с возложением на Орлинского задач по контрразведке Дзержинский лично организовал агентурную группу, известную как «организация Штегельмана». Группа первоначально также предназначалась для работы против немцев.

И только в начале июня 1918 года в ВЧК принимается решение о создании в структуре отдела по борьбе с контрреволюцией секретного отделения по противодействию германскому шпионажу. Начальником отделения был назначен командированный в ВЧК Центральным Комитетом партии левых социал-революционеров Я.Г. Блюмкин. Его назначение явилось уступкой большевиков своим политическим оппонентам, чтобы снять подозрение в негласных контактах с германским посольством и кайзеровским правительством. Начальник отдела по борьбе с контрреволюцией и член Президиума ВЧК М.Я. Лацис констатировал, что «Блюмкин обнаружил большое стремление к расширению отделения в центр всероссийской контрразведки и не раз подавал в комиссию свои проекты».

Однако руководство ВЧК не поддерживало их из-за опасения предоставить левым эсерам слишком большие возможности влияния не только на работу самой Комиссии, но и на внешнюю политику Советского государства. Согласно утверждениям Лациса, в конце июня 1918 года «отделение контрразведки» было ликвидировано по постановлению ВЧК, а сам Блюмкин оставался до начала левоэсеровского мятежа в штабе Всероссийской ЧК, но без определенных занятий.

Участие сотрудников ВЧК в убийстве немецкого посла вызвало волну критики в ее адрес. Под сомнение ставилась и репутация Дзержинского, поэтому он был вынужден уйти с поста председателя ВЧК.

Ситуацией воспользовались нарком по военным делам Троцкий и заведующий оперативным отделом наркомата Аралов. Они подали председателю Совнаркома Ленину специальную докладную записку, в которой предлагали следующее: дела по шпионажу разрабатываются только отделением военного контроля (ОВК) Оперода, то есть военной контрразведкой, руководство всей контрразведывательной работой в стране возлагается на ОВК, куда передаются имеющиеся материалы и личный состав секретного отделения ВЧК.

Как мы указали выше: отделение к этому времени расформировали, и передавать в военное ведомство было нечего. До ноября 1918 года ВЧК уже не ставила вопрос об организации собственной контрразведки и подчинении ей аналогичных служб Наркомвоена.

Таким образом, оказавшись у власти, большевики пошли проторенным Временным правительством путем: сократили численность КРО, ограничили их в финансировании и изгнали сомнительных сотрудников. Существование не связанных друг с другом контрразведывательных структур, наличие фактов предательства со стороны, работавших в них бывших царских офицеров обусловили необходимость в дальнейшем сконцентрировать в руках ВЧК всю контрразведку.

Заканчивался 1918 год - первый год существования Советской Республики. В тяжелых кровопролитных боях отстаивала она свое право на существование. После окончания Первой мировой войны силы Антанты переключились на борьбу против страны Советов и намеревались, поддержав силы белой гвардии своими экспедиционными войсками, финансовыми и материальными средствами, задушить большевистскую власть. На исходе ноября 1918 года корабли французов и англичан вошли в черноморские порты Новороссийск, Севастополь, Одессу и высадили там десанты. Общая численность иностранных войск только на юге России превышала 100 тысяч человек. Сильные группировки войск интервентов имелись также на севере и на востоке страны. В декабре планировалось массированное наступление интервенционистских войск и белогвардейцев с черноморских плацдармов. Ранее соперничавшие силы прогерманской и проантантовской ориентации нашли определенное взаимопонимание на Дону, Украине, Северном Кавказе и Закавказье.

Части противника, оперировавшие на юге, приковали к себе около 60 процентов личного состава и практически половину боевых средств Красной Армии. Первые успехи, которых добились части Красной Армии на Восточном фронте, омрачились поражением 3-й армии и падением Перми.

В этой сложной обстановке политическое и военное руководство страны прилагало чрезвычайные усилия для укрепления боеспособности Красной Армии. Она стала комплектоваться на основе всеобщей воинской повинности, была установлена единая организационно-штатная структура, созданы органы военного управления всех уровней. Активно действовали Реввоенсовет Республики и Полевой штаб при нем. Большую работу вели партийно-политические органы.

К декабрю 1918 года численный состав Красной Армии увеличился почти на 25% и достиг 1 миллиона человек. Оценивая результаты военного строительства за год, В.И. Ленин отмечал, что «от нашей полной беззащитности... мы пришли к могучей Красной Армии».

Улучшилось снабжение действующей армии оружием, боеприпасами, продовольствием. Все, что было связано с оборонными вопросами, выдвигалось на первый план, страна превращалась в военный лагерь. Предстояла еще длительная, упорная и кровопролитная борьба на всех фронтах.

Чисто военные действия противника дополнялись подрывной работой разного рода подпольных организаций и групп в тыловых и прифронтовых районах, многие из них направляли свои усилия на разложение советских войск, склонение военных специалистов к переходу на сторону врага. Нередки были случаи измен со стороны бывших офицеров, факты шпионажа, связи с белогвардейскими и антантовскими штабами. В силу разных причин в частях Красной Армии имели место волнения, восстания, мятежи, что могло привести, а иногда и приводило к серьезным изменениям в обстановке на тех или иных участках фронта. Активно проявляли себя пропагандистские и разведывательные органы Деникина, Колчака, Юденича.

«Тысячи тысяч фунтов золота тратятся и будут еще истрачены врагами для создания таких организаций, которые, с одной стороны, должны выяснить существо Красной Армии, с другой — подорвать -122- успех ее формирования и снабжения», — отмечалось в одном из докладов военной контрразведки Реввоенсовета Республики, представленном В.И. Ленину, Я.М. Свердлову и Л.Д. Троцкому.

.Бывшие царские офицеры и военные специалисты по разным причинам согласились служить новой влас­ти. Кто-то искренне принял идеи большевиков; кто-то служил России, а не режиму; кто-то ради собственно­го выживания и спасения своей семьи (не только ради жалованья и пайка, но и ради того, чтобы их не расстреляли представители новой власти в порыве революционного угара). Хотя были те, кто пришел на службу в Красную Армию, «чтобы иметь возможность заняться хищениями и брать взятки», а также заниматься шпионажем.

История белогвардейского шпионажа в период Гражданской войны еще не написана. Хотя он достиг огромного масштаба. Достаточно сказать, что, по утверждению автора книги «Шпионаж» Станислава Степановича Турло, «...шпионажем занимались все. Занимались и буржуазия, и интеллигенция, и офицерство, и ученые. Занимались шпионажем и офицеры Генштаба, и просто разные командиры...»

А он знал, что говорил. В годы Гражданской войны автор книги занимал должности: заместителя председателя Ростовского горисполкома, председателя Донского ЧК, председателя Пензенского горисполкома, инспектора Особого отдела ВЧК, заместителя начальника Особого отдела Пятнадцатой армии, начальника Особого отдела Второй конной армии...

Были у белогвардейского шпионажа, по мнению Станислава Турло, свои особенности. Например, «белый шпионаж во время Гражданской войны главным образом начинал свою работу с фронта. Все так называемое «правительство» формировалось наскоро. Ста­рое правительство было разнесено, разбито, учреждения все переформировались, перемещались, старый аппарат пропал. Как Советскому, так и белому правительству пришлось на скорую руку сколачивать свои аппараты. Также на скорую руку они строили свой шпионаж, и систематической организации у них не было. Заведенные в Совроссии связи со штабными служащими и другими прерывались, как только этих людей переводили на службу в другое место».

Это приводило к тому, что разведка врагов Советской власти использовала многочисленных агентов — ходоков, которые проникали в определенное место, собирали там информацию, а потом возвращались обратно. Некоторые из них пытались устроиться на службу в советские учреждения. Также они активно вербовали коммунистов. Как цинично писал Станислав Турло: "Среди двенадцати апостолов был Иуда. Коммунистов не двенадцать человек, а сотни тысяч, и не один из них может оказаться предателем и провокатором. В такой ситуации в период Гражданской войны органам военной контрразведки нужно было фактически следить за всеми офицерами, в т.ч. за собственными сотрудни­ками».

Насколько белогвардейский шпионаж был эффективен? Ответ на этот вопрос можно прочесть на страницах «Еженедельника чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией». В № 4 за 1918 год этого корпоративного журнала ВЧК была опубликована статья «Белогвардейский шпионаж». Процитируем фрагмент из нее:

«У некоторых арестованных белогвардейцев обнаружен поразительно обширный материал шпионажа с подробными сводками за известные промежутки времени.

Белогвардейцами были составлены подробные списки всех советских учреждений и рабочих организаций с точным указанием их местонахождения и служебного адреса

Они собирали также сведенья о численности

армейских частей в провинциальных городах и следили за их передвижением.

Особенно сильное внимание они обратили на артиллерийские части. Вот образчик их сводок:

«Сведенье относительно Советской легкой артиллерии Н. района, в общем, подтвердилось. Командир батареи Г., бывший офицер, человек очень порядоч­ный, но мягкий и нерешительный. Пушек в батарее — О, к стрельбе не годны; потребовано новых пушек — О, людей — 0, кавалерийских взводов — 0, артиллерий­ских взводов — 0, пулеметных команд — 0, пулеме­тов — 0, пока батарея может действовать лишь как кавалерийская часть. Входит в состав конного отряда защиты Советской власти.

Помимого всего вышеуказанного прилагаю ведомости, добытые из Комиссии по учету артиллерийского имущества»*.

Провозгласив цель создать трехмиллионную армию в рекордно короткие сроки, руководители высших политических и военных органов первого рабочего государства, конечно же, отдавали себе отчет в том, что необходимо значительно укрепить и расширить специальные аппараты, призванные бороться со шпионажем и контрреволюционными проявлениями в воинских частях. Понимание того, что эти два вида преступлений в условиях Гражданской войны представляют наибольшую опасность и неразделимы, обусловило необходимость сосредоточения в одном органе выявления и расследования шпионских и противоправительственных дел.

В ноябре - декабре 1918 года как в военном ведомстве, в частности в Революционном военном совете Республики, так и во Всероссийской чрезвычайной комиссии вырабатывались варианты создания единого органа. Военные и чекисты сходились во мнении, что наиболее правильным решением будет объединение аппаратов контрразведки (отделов и отделений Военного контроля) с фронтовыми и армейскими чрезвычайными комиссиями. И чем быстрее это удалось бы осуществить, тем скорее Красная Армия получила бы столь необходимый ей орган защиты.

Но выявились различные, а порой диаметрально противоположные точки зрения на то, как, на какой основе объединять Военконтроль с действовавшими в армии чрезвычкомами, где должна сосредоточиваться вся работа, в ВЧК или в РВСР, какими методами в своей работе будет пользоваться создаваемый единый аппарат и т.д. Развернулась самая настоящая борьба между группами ответственных работников Всероссийской чрезвычайной комиссии и Реввоенсовета Республики.

На совещании, состоявшемся 12 ноября 1918 года в Реввоенсовете Республики, специально созванном для рассмотрения вопроса о реорганизации контрразведки, был заслушан доклад члена РВСР А.П. Розенгольца. Участники заседания не спорили о необходимости создания единого органа по борьбе с контрреволюцией и шпионажем в армии. Два члена РВСР, С.И. Аралов, А.П. Розенгольц, и председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский в итоге подписали постановление, в котором указывалось, что Военный контроль реорганизуется путем слияния его с армейскими комиссиями и на этой основе создается Особый отдел. В реформированные органы Военного контроля (Особые отделы) предлагалось передать все относящиеся к их компетенции дела, разрабатываемые и расследуемые фронтовыми и армейскими ЧК, а также часть личного состава чрезвычайных комиссий. В постановлении Особым отделам определялись три основных задачи, а именно: 1) агентурная разведка в тылу противника; 2) контрразведывательная работа; 3) выявление контрреволюционных элементов в армии.

Никто из участников совещания не высказал каких-либо существенных возражений по тексту постановления. Несколькими днями позднее, уже находясь на фронте, Розенгольц предложил в своем докладе Аралову дополнить постановление, раскрыв внутреннюю структуру реорганизованного Военного контроля (Особых отделов) и подчеркнув необходимость усиления конспирации в его деятельности.

Как это ни странно, но на совещании не поднимался один из основных вопросов о том, в военном ведомстве или при ВЧК должны организационно существовать органы военной контрразведки. И если военных еще понять можно, поскольку аппарат Военного контроля уже был в их ведении, то позицию Дзержинского, убежденного, как известно, сторонника строго централизованной, подчиненной ВЧК системы органов борьбы с контрреволюцией, можно объяснить тем, что другие участники совещания смогли, аргументировано убедить Феликса Эдмундовича. Розенгольц, например, будучи членом РВС Восточного фронта, имел прямое отношение к Военному контролю и армейским ЧК и направлял их работу. Аралов непосредственно участвовал в разработке положения о Военконтроле и осуществлял общее руководство военной контрразведкой за все время существования ее в этом виде.

Свою роль сыграло и то, что ответственные должности в отделе Военконтроля РВСР и в большинстве его местных органов занимали члены большевистской партии, не менее, чем чекисты, заинтересованные в надежном обеспечении безопасности Красной Армии и Флота. Обновленный ВК должен был подчиняться военным комиссарам — членам реввоенсоветов. Кроме того, в партийных кругах и в прессе в конце 1918 года активно дебатировался вопрос о существовании самой ВЧК как самостоятельного учреждения.

На ноябрьском совещании в РВСР было решено создать комиссию по ревизии и реорганизации Военного контроля и армейских чрезвычайных комиссий. По итогам ее работы предстояло высказать практические соображения по конкретным вопросам слияния ВК и армейских ЧК, структуре создаваемого Особого отдела. Поскольку затрагивались интересы двух центральных учреждений — ВЧК и РВСР, — состав комиссии согласовывался с председателем ВЦИК В.М. Свердловым. В нее вошли бывший председатель ЧК по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте, член Коллегии ВЧК М.Я. Лацис (Судрабс), Р.С. Землячка (Залкинд), комиссар стрелковой бригады, и бывший заведующий военно-политическим отделением Оперода Наркомвоена А.Г. Васильев. Здесь уместно заметить, что по неизвестным причинам в комиссию не был включен ни один представитель от отдела Военного контроля РВСР, местные аппараты которого как раз и подвергались ревизии.

План работы комиссии утвержден руководителями заинтересованных ведомств, к сожалению, не был. Да и сам план был набросан лишь в самых общих чертах. Отсутствовало, как утверждал руководитель комиссии Лацис, и постановление Реввоенсовета Республики, которым она могла бы руководствоваться в своей работе.

Перед выездом комиссии на Южный фронт было проведено совещание с участием представителей от ВЧК, Военного контроля и одного из членов РВСР. На нем обсудили лишь основные принципы работы комиссии, план слияния Военконтроля фронта и фронтовой ЧК. Интересно, что предполагалось ревизовать только органы Военного контроля, оставляя в стороне чрезвычайную комиссию фронта и армий.

Один из сотрудников Военного контроля, а позднее заведующий организационно-инспекторским отделением Особого отдела при ВЧК И. Зорин отметил негативную роль Лациса в этой комиссии. Еще на Восточном фронте в должности главного чекиста он отрицательно относился к военной контрразведке. Под его влиянием было распущено, например, Казанское отделение ВК, имело место столкновение с Вологодским отделением. Возглавляя комиссию, Лацис не смог преодолеть очевидную свою предубежденность к Военному контролю и высказал свое откровенное намерение не реформировать Военконтроль, а ликвидировать его, передав функцию борьбы со шпионажем фронтовой ЧК. Лацис выехал отдельно от других членов комиссии, взяв с собой несколько чекистов, явно намереваясь укрепить ими Военный контроль, а вернее, армейские ЧК после его ликвидации. Так произошло, например, в Воронеже. Руководить контрразведкой (Особым отделом) там был поставлен чекист К. Пунке. –

В Козлове, где располагался штаб Южного фронта, председатель фронтовой ЧК Г.И. Бруно, не дожидаясь прибытия комиссии, но, вероятно, зная о ее намерениях и первых шагах, стал самостоятельно реорганизовывать отдел Военного контроля и уже в начале декабря 1918 года создал Особый отдел. Отношение к сотрудникам органов Военного контроля можно проиллюстрировать тем фактом, что почти все старые сотрудники (190 из 230) были им уволены, а заведующий Военконтролем Е.А. Трифонов (член партии с 1904 года) обвинен в преступном бездействии.

Возвратившись с Южного фронта, члены комиссии подготовили доклад и 12 декабря 1918 года представили его в РВСР. В нем отмечалось, что существование Военного контроля и армейских ЧК приводит к параллелизму, столкновениям, к нерациональной трате сил, а посему их надо слить в единый орган. Основным тезисом в докладе Лациса было следующее: «Если взять нам Военный контроль и перестроить по образцу чрезвычайных комиссий, то мы как раз и получим тот аппарат, который нам необходим». В резких тонах он охарактеризовал органы Военного контроля и назвал их лишними. Таким образом, Лацис делал вывод о том, что надо не реорганизовывать Военконтроль и передавать ему функции армейских ЧК, как было решено на совещании в РВСР 12 ноября 1918 года, а фактически ликвидировать его, слив центральный аппарат с только что образованным Военным отделом ВЧК. Создаваемый Особый отдел Лацис видел как «аппарат надзора за армией». Именно надзор он считал его главной функцией.

Систему Особых отделов Лацис предлагал сделать строго централизованной, начиная от контрольных пунктов при дивизиях и завершая Военным (Особым) отделом при ВЧК. Возглавить его должен был член Реввоенсовета Республики, вводимый в Коллегию ВЧК. Ни о каком подчинении Особых отделов политическим комиссарам речь уже не шла.

К докладной записке Лацис приложил проекты общих положений о фронтовых и армейских Особых отделах.

13 декабря 1918 года подготовленные Лацисом документы обсуждались членами Реввоенсовета Республики. С.И. Аралов, К.Х. Данишевский, И.Н. Смирнов и главком И.И. Вацетис их внимательно изучили и внесли свои коррективы. Они согласились в принципе с предложениями Лациса и своими подписями скрепили «Общее положение о фронтовых Особых отделах », а также аналогичный документ об армейских. Ими была одобрена структура нового органа.

Законно возникает вопрос. Почему члены РВСР и прежде всего Аралов, при непосредственном участии и руководстве которого создавался Военный контроль, согласились передать военную контрразведку в ВЧК? Думается, в основе такого решения лежит ряд причин. Главная состоит в том, что среди задач, которые призван был решать Особый отдел, а именно борьба со шпионажем и борьба с контрреволюцией, наибольшее значение приобретала последняя. За год существования советской власти в стране были вскрыты лишь единичные случаи шпионской деятельности лиц, совершенно не причастных к контрреволюционным организациям. Следовательно, чем активнее велась борьба с контрреволюционными элементами, тем больший удар наносился и по шпионажу. ВЧК имела уже значительный опыт подавления враждебных новому строю групп и организаций в тыловых районах страны, постепенно нарабатывала его и в армейской среде. Это члены РВСР, несомненно, приняли тогда во внимание.

Но сыграл свою роль и явно предвзятый доклад комиссии, выезжавшей для ревизии и реорганизации Военного контроля на Южный фронт.

Оппонировать на совещании докладчику Лацису и другому представителю ВЧК, начальнику ее Военного отдела М.С. Кедрову было некому. Ни один из руководителей Военного контроля почему-то на совещании не присутствовал. В этом видится несомненный просчет его организаторов, поскольку в ОВК имелся иной проект «Положения об Особом отделе».

Этот проект заметно отличался от того варианта, который докладывал в Реввоенсовете Республики Лацис. Нельзя не отметить, что в его подготовке непосредственно участвовали военные консультанты Г.И. Теодори и И.Д. Чинтулов. Они не были контрразведчиками-профессионалами, но окончили Академию Генерального штаба, где обязательно читался курс разведки и контрразведки, а, следовательно, выпускники этого высшего военно-учебного заведения получали необходимые знания в столь специфичной области военной науки. Плюс к тому консультанты в отличие от бывших царских контрразведчиков осознавали необходимость участия органов Военного контроля (или Особых отделов) в борьбе с контрреволюционными проявлениями, что нашло свое отражение в Положении. Сформулировано это положение было следующим образом: «Общая задача Особого отдела состоит в изучении системы и методов действия органов неприятельской разведки и в обнаружении, обследовании и пресечении деятельности неприятельских шпионов, а также организаций и лиц, деятельность которых, преследуя военные интересы неприятеля, направляется во вред военным интересам Российской Социалистической Федеративной Советской Республики». В определении задач нет лишь самого термина «контрреволюция», но суть его изложена другими словами.

Исходя из этого, не следует столь категорично, как делает автор исторического очерка о военной контрразведке И.И. Васильев, утверждать, что слабость Положения заключалась в ненацеленности его на борьбу с контрреволюцией. К слабости он отнес и отсутствие указания на подчинение Особого отдела непосредственно чекистскому ведомству. Да, о подчинении действительно не говорилось, однако предусматривалось, что общее руководство Управлением Особого отдела (УОО) лежит на члене Реввоенсовета Республики, входящего постоянным членом в Коллегию Всероссийской чрезвычайной комиссии с правом решающего голоса. Это и должно было, по мысли авторов, обеспечить тесный рабочий контакт УОО с оперативными отделами ВЧК. В условиях войны, когда доминирующее значение имели вопросы, связанные с обороной Республики, такая постановка вопроса являлась более правильной.

«Положение об Особом отделе», представленное руководителем и консультантами отдела Военного контроля, фактически было известно и Аралову, и Вацетису, так как являлось лишь незначительно измененным «Положением о Военном контроле»: всего несколько дней назад они же поставили свои подписи под данным документом, утвержденным затем председателем РВСР и наркомом по военным и морским делам Л.Д. Троцким.

Преодолеть разногласия помогло бы общее совещание военных и чекистов. Но оно не состоялось, поскольку 18 декабря 1918 года, нарушив определенную конфиденциальность обсуждения вопроса о реорганизации Военного контроля, Лацис неожиданно выступил со статьей в самой влиятельной среди масс газете «Известия ВЦИК». Само название статьи «Трудноизлечимая язва» говорило о позиции автора. Отдавая себе отчет, что со статьей ознакомятся практически все руководящие партийные, советские и военные работники, в той или иной степени могущие повлиять на процесс слияния армейских чекистских органов с аппаратами Военного контроля, Лацис сознательно дискредитировал последние, используя отдельные факты предательства военных контрразведчиков.

Он представил Военконтроль чуть ли не филиалом разведки белогвардейцев, умолчав о том, что центральный аппарат ВК и подавляющее большинство его местных органов возглавляли представители правящей партии, зачастую такие же, как и сам Лацис, старые коммунисты26. Многие положения статьи Лациса не просто глубоко ошибочны, как считает доктор исторических наук А.С. Велидов, а являются клеветническими. Статья явно предпослана заседанию Бюро ЦК РКП (б), намеченному на 19 декабря. Ведь именно на этом заседании предполагалось рассмотреть вопрос о слиянии Военного контроля с ВЧК.

Стенограмма указанного заседания Бюро ЦК РКП (б) не сохранилась. Неизвестно, кто делал доклад, каково содержание прений и прежде всего мнение Ф.Э. Дзержинского. Однако из решения Бюро видно, что участники высказали принципиальное несогласие с точкой зрения Лациса на использование отдельных военспецов в контрразведке, осудили его попытку опорочить деятельность сотрудников Военконтроля. В итоге было признано считать невозможной работу М.Я. Лациса в органах борьбы со шпионажем и контрреволюцией в армии.

Что же касается основной части рассмотренного вопроса, то Бюро ЦК РКП (б) постановило согласиться с выработанным при Реввоенсовете положении об объединении деятельности ВЧК и Военного контроля. Троцкому предлагалось переговорить с другими членами РВСР относительно кандидатуры Кедрова на должность заведующего Военконтролем.

Декабрьское решение Бюро ЦК РКП (б) исследователи процесса становления и развития органов госбезопасности в первые годы советской власти считают историческим, положившим конец затянувшемуся спору о месте и организационной форме военной контрразведки. И.И. Васильев предлагает признать 19 декабря 1918 года днем создания Особых отделов ВЧК.

Действительно, решение Бюро ЦК партии было исключительно важным во всех отношениях, но вопрос, к какому ведомству создаваемый объединенный орган должен был принадлежать, разрешен так и не был. В постановлении Бюро ЦК читаем о согласии с положением, выработанным при Реввоенсовете. Однако, как уже говорилось, положений было два (имеются в виду варианты М.Я. Лациса и В.Х. Штейнгардта с И.Д. Чинтуловым). На заседании Бюро ЦК партии 19 декабря предпринималась попытка синтезировать оба варианта, но за основу брался проект Военконтроля. Это подтверждается тем, что ВК не был признан бесполезной, а тем более наносящей вред Красной Армии организацией, чего добивался Лацис. Но об Особом или другом отделе Всероссийской чрезвычайной комиссии в постановлении не сказано. Кедров, представитель ВЧК, рекомендовался на должность заведующего именно Военным контролем31. Упоминавшийся уже нами ответственный сотрудник Особого отдела при ВЧК Зорин в одной из своих докладных записок указывал, что основное столкновение между руководством Военконтроля и ВЧК произошло позднее, уже в январе 1919 года.

Таким образом, решение Бюро ЦК РКП (б) не устранило всех вопросов, не высказалось однозначно за передачу военной контрразведки в ВЧК.

29 декабря 1918 года консультант Регистрационного (разведывательного) управления РВСР офицер Генштаба Теодори подал рапорт Аралову (в копиях Троцкому и Свердлову) с обоснованием необходимости оставить контрразведывательную службу в ведении Реввоенсовета Республики и просил доложить его соображения В.И. Ленину. В своем рапорте Теодори отмечал, что на Военный контроль уже более месяца «ведется поход с целью его уничтожения. Эти усилия прилагаются людьми, не только не знающими сущности и работы ВК, но имеющими весьма слабые понятия о военном деле в его целом».

Конечную цель этой атаки он видит в передаче функций Военконтроля в чрезвычайные комиссии. Теодори, исходя из того положения, что все в стране должно быть подчинено интересам обороны и доминировать должно именно военное ведомство — РВСР, предлагал следующее: срочно утвердить новое положение о Военном контроле; отменить все распоряжения, которые успела отдать комиссия Лациса - Землячки — Васильева; принять новый приказ о ликвидации (реализации) дел по шпионажу; выдать Военному контролю остаток денежных средств по утвержденной смете и, наконец, опубликовать в прессе сообщение о задачах Военного контроля для сведения всех организаций и лиц.

Прошло два дня, и 31 декабря Аралов получил сообщение о том, что у Кедрова, рекомендованного Бюро ЦК РКП (б) на пост заведующего Военным контролем, состоялась длительная беседа с Теодори и исполняющим обязанности начальника Военконтроля Штейнгардтом, а также консультантом Чинтуловым. Суть беседы свелась к тому, что Кедров считал утвержденное РВСР «Положение об Особом отделе» (т.е. незначительно измененное положение о ВК) условным и подлежащим изменению односторонним решением Коллегии ВЧК, а местные органы Особого отдела, по его мнению, следует полностью подчинить чрезвычайным комиссиям. Присутствовавшие на встрече не согласились с Кедровым и для окончательного решения вопроса просили Ара-лова прибыть из Серпухова в Москву на совместное совещание.

Вслед за этим сообщением 31 декабря приходит к Аралову телеграмма от Дзержинского. Ее текст подтверждает, что вопрос об Особом отделе окончательно к этому дню еще не был решен. Председатель ВЧК писал: «Ввиду необходимости вполне точно установить положение Особого отдела и внести дополнение прием дел Военного контроля откладывается. Необходим Ваш приезд».

Судя по резолюции Аралова на первой телеграмме, совещание должно было состояться 2 января 1919 года.

На данном совещании руководитель ВЧК и член Реввоенсовета Республики смогли устранить многие противоречия, и нашли компромиссные решения ради основной цели — объединения органов борьбы со шпионажем и контрреволюцией в Красной Армии.

Дзержинский уже на следующий день отбыл на Восточный фронт для расследования обстоятельств сдачи Перми, поэтому совместное решение двух ведомств в окончательном виде сформулировал уже Кедров. 4 января 1919 года он подписал и направил во все органы Военного контроля, губернские, фронтовые и армейские чрезвычайные комиссии приказ № 1 по Особому отделу Республики. В нем предлагалось на основе совместного постановления РВСР и ВЧК немедленно приступить к слиянию, как на фронте, так и в округах и губерниях аппаратов Военного контроля и военных отделов местных ЧК и образовать Особые отделы.

Основной задачей объединенного органа являлась борьба со шпионажем и контрреволюцией в частях и учреждениях армии. Поскольку выявление и пресечение разведывательной деятельности противника ставилось на первое место, то логично, что за основу организации Особых отделов бралась структура Военного контроля, а на должности руководителей назначались начальники соответствующих отделов ВК. В губерниях и округах предлагалось избрать заведующих Особыми отделами по соглашению между местной чрезвычайной комиссией и комитетом РКП (б) с последующим утверждением Особым отделом Центра.

В соответствии с приказом Особые отделы должны были составить единую, строго централизованную систему. Военные комиссары округов и губерний могли давать Особым отделам лишь военные задания и контролировать их исполнение. Не определив взаимоотношения новых органов с реввоенсоветами фронтов и армий, составители приказа допустили ошибку, и отрицательные последствия этого не замедлили сказаться. Кедров вынужден был обратиться к члену РВСР Аралову с письмом, где изложил факты вмешательства реввоенсоветов в работу Особых отделов, вплоть до самовольного освобождения арестованных.

Понимая недопустимость подобных действий, Аралов в специальной шифротелеграмме дал разъяснение о том, что «фронтовые и армейские Особые отделы в административном и руководственном отношении подчиняются только центральному Особотделу в Москве, а потому в своей деятельности совершенно не зависимы от местных РВСов». Со своей стороны Кедров еще раз указал начальникам Особых отделов, что они подчиняются исключительно Особотделу Республики.

Положения приказа № 1 нацеливали подчиненные органы на всемерное развитие активных (оперативно-розыскных) отделений и частей за счет сокращения численности административно-хозяйственных звеньев с целью поднять эффективность борьбы со шпионажем и контрреволюционными проявлениями. Однако одновременно из состава Особых отделов предписывалось выделить военную цензуру и ликвидировать следственные подразделения. На наш взгляд, это решение лишало создаваемые органы важных инструментов в их работе, так как и цензурирование почтовых отправлений, и следствие давали информацию для проведения активных мероприятий. Из Особых отделов передавались штабам фронтов и армий аппараты агентурной разведки. В целом верное, но не получившее разъяснений решение привело на практике к ликвидации зафронтовой контрразведывательной работы, поскольку кадры и линии связи в тылу противника перешли в ведение воинских штабов, а задача проникновения в спецслужбы противника перед ними не ставилась.

Не владея в полной мере обстановкой на местах, Кедров приказал провести все организационные изменения в ускоренном темпе и завершить процесс объединения за десять дней. Фактически же создание единого органа растянулось на месяц46. Однако и к этому времени не состоялось решения о принадлежности Особых отделов к системе ВЧК. Центральный аппарат органа борьбы со шпионажем и контрреволюцией в войсках продолжал носить название Особого отдела Республики.

Неопределенность порождала массу конфликтов, как в центре, так и на местах. Ведь приказ Кедрова, строго говоря, мог и не выполняться. Решение о слиянии Военного контроля и Военного отдела ВЧК не было оформлено ни приказом РВСР, ни ВЧК. На это обстоятельство обратил внимание военный консультант теперь уже Особого отдела Чинтулов. Он писал в конце января Троцкому и члену РВСР Аралову: «Опыт истекающего месяца существования Особых отделов показывает, что неопределенность положения или, вернее, полное отсутствие положения, утвержденного и обязательного для Реввоенсоветов фронтов и армий и других органов государственного управления, приводит к постоянным недоразумениям. Эти недоразумения в большинстве сводятся к стремлению местных Реввоенсоветов подчинить себе Особые отделы». Чинтулов, как известно, был не согласен с возможным вхождением Особых отделов в систему ВЧК.

Годовщина образования ВЧК ознаменовалась вступлением этой организации в полосу первого жесточайшего кризиса, когда встал вопрос о том, будет ли в прежнем виде существовать сама Всероссийская чрезвычайная комиссия. В январе 1919 года не только не затихла, но набирала новые обороты кампания против ВЧК. Острота критики усиливалась. В политику включались все новые лица, в том числе из высшего партийного эшелона. Некоторые руководящие большевистские деятели полагали законченной самую опасную стадию борьбы с антиправительственными силами, и, следовательно, надобность в чрезвычайных комиссиях отпадала. Член Бюро ЦК РКП(б) и член Президиума ВЦИК Л.Б. Каменев 8 января направил В.И. Ленину проект резолюции о реформе революционных трибуналов и ЧК. В данном документе предусматривалось решение о немедленной ликвидации ВЧК и всех ее местных органов. Предлагалось передать функции борьбы с контрреволюцией революционным трибуналам, надзор за которыми сосредоточить в специальном отделе при ВЦИК. Категорически против такого решения выступил исполнявший обязанности руководителя ВЧК Я.Х. Петере. 20 января он представил председателю СНК другой проект, где, в частности, предусматривалось не только сохранить ВЧК, но и сделать ее центральным органом для фронтовых ЧК, т.е. для Особых отделов. Свою позицию Я.Х. Петере отстаивал и на заседании московского городского комитета РКП (б) 21 января. Резолюция в поддержку представленного им доклада была принята с перевесом всего в три голоса.

Через три дня «Известия» опубликовали постановление ВЦИК об упразднении уездных ЧК, что отдельными коммунистами расценивалось как начало демонтажа всей чекистской системы. 28 января руководители партийной организации ВЧК выступили в прессе с письмом, доказывая несправедливость многих нападок на ВЧК и утверждая свое ревностное исполнение всех директив РКП(б). Кроме того, ВЧК создала контрольно-ревизионную комиссию для разбора жалоб на деятельность отделов и конкретных сотрудников. Организация этой комиссии показала стремление чекистов оградить себя от огульной критики, сбить волну призывов к упразднению чрезвычайных органов.

В защиту ВЧК выступил и возвратившийся в Москву ее председатель Дзержинский. Он был явно обеспокоен тем, что даже член Бюро ЦК РКП (б) И.В. Сталин, не настаивая на ликвидации ВЧК, предлагал слить ее с Наркоматом внутренних дел, о чем написал в докладной записке на имя Ленина.

На специально созванном 30 января заседании Московской городской партийной конференции Дзержинский выступил с докладом. Оценивая приведенные яростным противником ВЧК председателем Верховного революционного трибунала при ВЦИК Н.В. Крыленко документы как непроверенные и полученные от сомнительных лиц, руководитель ВЧК заявил, что борьба с ВЧК играет на руку врагам революции. Оппонируя Дзержинскому, Крыленко утверждал: «Впредь существующее положение ВЧК не может сохраняться; причиной этого были не те ошибки, которые там совершались, но тот факт, что сама организация чрезвычайных комиссий порождала эти ошибки и толкала на этот путь всех работников ЧК».

В итоге большинство участников конференции не поддержало предложенную Дзержинским резолюцию, против нее высказались 98 из 123 голосовавших. Делегаты пришли к выводу, что необходимо изъять у ЧК право вынесения приговоров и оставить за ними только функции розыска, предупреждения и пресечения. Однако вопрос о ликвидации ВЧК и ее местных органов был снят и не дебатировался. Более того, прошло и предложение об одобрении общей политики ВЧК и рекомендовалось сделать то же самое и ЦК РКП (б).

Основываясь на этом решении столичной партийной организации, чекисты могли надеяться на сохранение ВЧК. 3 февраля 1919 года Дзержинский рассмотрел разработанный Лацисом и Кедровым, утвержденный единогласно членами Президиума ВЧК проект «Положения об Особых отделах» и передал его для утверждения во ВЦИК. Через три дня, б февраля, на заседании Президиума ВЦИК Положение было одобрено и утверждено специальным постановлением.

Таким образом, объединению органов Военного контроля РВСР с военными аппаратами ВЧК и созданию Особого отдела при ВЧК была придана юридическая форма в виде решения высшего органа государственной власти. Постановление ВЦИК законодательно закрепило место Особых отделов в общей системе советского государственного аппарата, они официально признавались составной частью ВЧК. Это положило конец затянувшейся на несколько месяцев дискуссии. Именно на Всероссийскую чрезвычайную комиссию возлагалась обязанность через ее Особый отдел организовать борьбу с контрреволюционными проявлениями и шпионажем в армии и на флоте, контролировать работу в этой области местных органов. К последним ВЦИК отнес соответствующие аппараты в действующих войсковых объединениях (фронтовых и армейских), а также Особые отделы губернских чрезвычайных комиссий. Следует отметить, что в отличие от текста приказа № 1, подписанного Кедровым месяцем ранее, в Положении уже не упоминалось об Особых отделах военных округов, хотя военно-административное деление страны сохранялось. Продолжали действовать лишь фронтовые, армейские и губернские аппараты, которые непосредственно подчинялись Особому отделу при ВЧК. Революционный военный совет Республики, РВС действующих войск и местные военные комиссариаты сохраняли за собой контроль над Особыми отделами, однако лишь в части, касающейся исполнения отдельных заданий, которые они давали чекистским органам.

Заведующим Особым отделом при ВЧК назначался один из членов коллегии Всероссийской ЧК по согласованию с РВСР, хотя, как указывалось в примечании к соответствующему пункту Положения, высший военно-политический орган страны имел право предложить своего кандидата на данную должность.

В постановлении ВЦИК подчеркивалось, что внесение любых изменений в «Положение об Особых отделах при ВЧК» и их внутреннюю конструкцию допускается исключительно по соглашению двух центральных органов — Всероссийской ЧК и Реввоенсовета Республики. Все учредительные документы об Особых отделах и органах Военного контроля, кем-либо изданные до опубликования указанного выше Положения, отменялись.

Принимая свое решение, Президиум ВЦИК не обозначил дату публикации такого важного документа в газетах. Препятствием к этому являлась необходимость рассмотрения и перераспределения полномочий чрезвычайных комиссий и революционных трибуналов по вопросу вынесения приговоров и ведения следствия.

17 февраля 1919 года ВЦИК утвердил постановление о правах ВЧК и ревтрибуналов, которое внесло существенные дополнения и развивало положение о Всероссийской чрезвычайной комиссии от 28 октября 1918 года.

Теперь право вынесения приговоров по всем делам, возникающим в чрезвычайных комиссиях, а следовательно, и в Особых отделах, передавалось реорганизованным ревтрибуналам. Однако у чекистских органов не изымались следствие и право непосредственной расправы при наличии вооруженного выступления.

Окончательно в систему ВЧК органы военной контрразведки вошли в январе 1919 года с образованием Особого отдела при ВЧК во главе с М. С. Кедровым, назначенным на этот пост по соглашению между ВЧК и РВСР и утвержденным членом коллегии ВЧК

21 февраля 1919 года данный правовой акт с санкции ВЦИКа опубликовал его официальный печатный орган. Одновременно в этом же номере «Известий» было помещено и постановление об Особых отделах при ВЧК. Из вышеизложенного можно сделать вывод, что после продолжительных дискуссий и ведомственных согласований контрразведка была включена в чекистскую систему. В утвержденном Президиумом ВЦИК «Положении об Особом отделе» прямо указывалось, что он создается при ВЧК. Однако военная разведка оставалась в Полевом штабе РВСР.

Образцы документов сотрудника ВЧК.

Становление и развитие Особого отдела ВЧК в годы Гражданской войны

Президиум ВЦИК 6 февраля 1919 года утвердил «Положение об Особом отделе ВЧК и его местных ор­ганах», котором указывалось, что Отдел работает под контролем РВС и выполняет все его задания, заведую­щим назначается член Коллегии ВЧК по согласованию с РВС, причем РВС может выдвигать и свои кандидатуры Положением вводились следующие подразделения: Особый отдел ВЧК, Особый отдел фронта, Особый отдел армии, Особое отделение дивизии и особые отде­лы в губчека, которые должны были выполнять задания губвоенкоматов. Для наблюдения за передвижением гражданского населения в прифронтовой полосе и ра­ботой железнодорожного транспорта создавались контрольно-пропускные пункты. Ранее, 24 января 1919 года, была введена в действие Инструкция о работе особых отделов. С марта 1919 г. существовали отряды особого назначения при особых отделах ВЧК.

В исторических исследованиях 1919 год часто называют годом решающих побед Красной Армии. И это действительно так. Однако надо отметить, что в этот период Советское государство не раз попадало в критическую ситуацию, и контролируемая большевистским правительством территория сжималась как шагреневая кожа. Провал открытой военной интервенции в 1918 году не означал, что попыток свергнуть советскую власть предпринято больше не будет. Антантовские руководители убедились лишь в одном: их собственные войска не могут активно использоваться в России в силу многих причин, в том числе из-за широкого недовольства интервенционистской политикой в своих странах и разложения войсковых частей, находившихся в нашей стране. Выступая на заседании Совета десяти в Париже 21 января 1919 года, премьер-министр Англии Ллойд-Джордж заявил: «Если Британия попытается послать новые войска в Россию, они восстанут». Его прогноз оказался правильным. Подтверждением тому было восстание во французском флоте в апреле 1919 года, которое подтолкнуло французское командование к эвакуации своих войск из Севастополя и Одессы.

В силу указанных обстоятельств главная роль в борьбе с большевистским режимом отводилась вооруженным силам белогвардейских правительств и армиям приграничных буржуазных государств, таких как Польша и Румыния, а также Литва, Латвия, Эстония, на территории которых с помощью интервентов удалось свергнуть советскую власть. Союзники обещали им широкомасштабную поставку оружия, боеприпасов, снаряжения.

Конечно же, основной ударной силой являлись войска адмирала А.В. Колчака, генералов А.И. Деникина и Н.Н. Юденича.