Санкт-Петербург, 1847 год.


Белые ночи давно миновали, и осенний ветер гнал по Невскому проспекту клубы желтой листвы, смешивая их с дымом фабричных труб и шумом проезжающих карет знатных людей.

Здание Императорского Магического Общества на Английской набережной, чьи колонны и статуи древних античных богов отражались в зеркалах Невы, на сей раз было потрясено до основания. Не тем буйством стихий, что подвластны магам, но делом рук одной личности — или, как шептались слуги, «руками, до коих дотронуться страшатся даже крысы». В зале заседаний с позолоченными канделябрами и портретами великих магов прошлого шло обсуждение регулирования магических практик в губерниях. Уважаемые маги в мундирах с орденами, фраках и сюртуках сшитых по последней моде, дамы в кринолинах и с веерами из слоновой кости, все были воплощениями благородства и великолепия. Заседание проходило вполне спокойно и размеренно, пока из главного зала не раздался грохот и громкий и нахальный юношеский смех. Члены Общества конечно же направились в главный зал, уже предпологая, кого они там обнаружат. На величественной статуе придворного мага самого Петра I, что стояла посреди главного зала, размахивая бутылью дешевого портвейна, распевая похабные частушки с такими матерными оборотами, от которых покраснел бы даже извозчик и заливисто хохоча, восседала фигура, чей вид заставил бы содрогнуться даже бродягу с Сенной площади: Всклокоченые кудрявые волосы торчали во все стороны, словно никогда не знали гребня. Некогда дорогая и белоснежная рубашка, сейчас напоминала тряпку, вытащеную из помойной ямы. Криво застегнутый жилет, когда-то сшитый на заказ из лучших тканей давно утратил свой изначальный цвет и покрылся пятнами вина и чего-то неописуемо мерзкого, что лучше не идентифицировать. Одна штанина некогда опрятных коричневых брюк заканчивалась чуть выше колена и была варварски оторвана, обнажая ногу, испещренную синяками от уличных драк, а вторая штанина висела лохмотьями. Лицо фигуры, чумазое как у трубочиста, озаряла наглая ухмылка. Это был единственный наследник почетного магического рода, граф по званию и оборванец по духу, Илья Александрович Волконский, семнадцати лет от роду, чье имя уже стало синонимом неминуемого скандала в этих стенах. Вокруг него хаотично летали безвозвратно испорченные отчеты об алхимических опытах и доклады о магической активности, на которые ушло несколько месяцев упорного труда и которые теперь превратились в пошлые и непристойные карикатуры на членов Общества.

– Господи помилуй! Да это же опять Волконский-младший! – Воскликнула дама в кринолине, морщась и прикрываясь веером от смрада, что исходил от юного графа: смесь помойки, месяцами немытого тела и конюшни, вызывала отвращение даже у оживших портретов великих деятелей прошлого на стенах.

– как только граф Александр Петрович терпит это отродье...– проворчал маг-чиновник, поправляя пенсне и прикрывая нос платком.

Зал наполнялся шепотом и возмущенным гулом почетных магов, что обступили хулигана со всех сторон.

— Бесстыжий щенок! — Воскликнул председатель отдела практической магии из угла. — Да ты хоть понимаешь сколько трудов было вложено в эти отчеты, которые ты, мерзавец, испортил!? Как ты смеешь осквернять святилище магии?!

— Ой ли? — Илья притворно удивился и спрыгнул с грацией пьяного кота, оставив на статуе грязный отпечаток. Приземлившись, он первым делом плюнул на пол. — А, по-моему, это вы, сударь, оскверняете его своими нудными речами. Я лишь оживляю до одури чопорную атмосферу здешних залов, а то сидите здесь, как мумии в саркофаге. Выпьем за веселье? – лениво потянулся он, ухмыляясь торжественно поднимая бутылку спиртного. В насмешливом взгляде карих глаз плескалось чувство полной безнаказанности и самоуверенности.

– Срамник! Да тебя за такое поведение надо розгами высечь надобно! – Взревел мужчина, тыкая юноше в грудь тростью.

— Осмельтесь тронуть меня — отец мой вас в Высший Магический Совет вызовет, да в казематы Петропавловки сдаст — ухмыляясь и ковыряя ногтем в жёлтых зубах, нагло протянул юноша.

Толпа замерла. Волконские — древний род, чьи предки некогда остановили нашествие ледяных великанов под Полтавой и доблестно сражались с французскими чародеями в Отечественной войне 1812. Даже дерзость Ильи была защищена этим именем, как кольчугой.

– Довольно. – раздался спокойный голос, который однако, заставил пару самых молодых членов Магического Общества вжать голову в плечи. По залу прошёл мужчина лет 45, с осанкой, достойной императорского двора. одет он был в белоснежную рубашку, жилет небесно-голубого цвета и белый сюртук с серебряной вышивкой в виде магических рун. Его длинные белые волосы были собраны в аккуратный низкий хвост длиной до пояса серебряной заколкой в виде лилии, а на лице красовались очки в тонкой серебряной оправе с цепочками по бокам. Руки в перчатках белее свежевыпавшего снега сжимали трость с серебряным набалдашником в виде лилии, размеренно стучавшую по полу в такт уверенным шагам. Появление Хранителя Чистоты заставило возмущенную толпу магов замолчать и расступиться в немом почтении. Одно его присутствие наполнило воздух лёгким ароматом свежести и, кажется, мяты. Этот запах заставил Илью морщиться, будто от зубной боли.

–Ааа, – протянул Илья, заметив мужчину, – Август Павлович, мой любезный наставник! – юноша склонился в нарочито вежливом поклоне, расшаркиваясь сапогами, из-за чего на полу оставался черный след. – Неужто пришли любоваться моими успехами? Или вновь будете читать проповеди о пользе мыла? Нет уж, увольте, я лучше в геенну огненную, чем в баню!

Август Павлович подошел к ученику, слегка морщась от вони, и улыбаясь как кот, только что заприметивший мышь.

– Илья Александрович, мой юный варвар, – сладко протянул Август так, что этот тон, казалось, заставил поёжиться всех присутствующих, и даже хулиган Илья чуточку присмирел. Взгляд пронзительно ледяных голубых глаз Хранителя скользил по ученику, задерживаясь на неумытом лице, грязной рубахе и рваных штанах. — смотрю, вы сегодня особенно… живописны. Неужто решили уподобиться свиньям?

– Свиньи, Август Павлович, замечательный создания! — воскликнул юный маг, почесываясь и между делом наколдовав одному из стоящих вокруг магов крысу в волосах, которая тут же принялась кусать несчастного. Бедный маг вскрикнул, но крыса, по одному движению руки Хранителя исчезла, оставив после себя лишь лепестки роз. Исчезла и бутылка спиртного из рук ученика.

— Вот свиньи не моются в бане, а все равно отлично живут! А чистота, Август Павлович, – продолжил юный Волконский, — есть удел слабых духом, что боятся жизни! – Илья гордо раскинул руки, демонстрируя себя во всех своей омерзительной красе, как живое доказательство собственных идей.

– ваш дух, Илья, пахнет хуже выгребной ямы в летний зной — вздохнул Хранитель, крутя в руках трость. В глазах мелькнуло что-то едва заметное и напоминающее то, ли лёгкую усталость, то ли смутную печаль, легко скрываемую привычной иронией.

— Это аромат вольности, ваше сиятельство! — возразил Волконский, приложив руку к груди, и оставив новый грязный отпечаток на жилете.

Август не удостоил это заявление комментарием, лишь слегка усмехнулся. В любом случае убеждать Илью было бы глупо и бесполезно. Убедить камень, казалось, было бы проще чем юного графа.

— Вчера ты превратил фонтан в Летнем саду в пивной поток. Позавчера — навел порчу на прачку, которая осмелилась постирать твой платок. А сегодня… — Август ткнул тростью в карман Ильи, откуда выпал серебряный портсигар с гербом князя Оболенского.

— я честно его...— начал оправдываться юноша с видом оскорбленной добродетели.

— украл. — закончил за него Август Павлович, и уголки его губ дрогнули в едва заметной насмешливой улыбке.

— Нашел! — буркнул Илья. Портсигар был успешно возвращен своему владельцу с помощью магии Хранителя.

— За ваши подвиги, юный дикарь, вам предстоит понести наказание соизмеримое с преступлением. Завтра, в семь утра, без опозданий прошу явиться в мой кабинет. Будем изучать заклинания, которые вы должны были пройти еще на прошлых уроках, которые вы, однако, изволили пропустить. — произнес Хранитель и в его тоне проскочила непривычная строгость и что-то похожее на усталось. — И, Илья, утри лицо, а то ты больше походишь на трубочиста после недельной вахты, чем на благородного дворянина. — Август протянул юноше белоснежный платок.

Илья не раздумывая взял его, оставляя черные следы немытых рук и как следует высморкался, бросив платок под ноги Хранителю. Толпа, все еще стоящая вокруг них ахнула. Никто не позволял себе вести себя так с Хранителями. Маги загудели в возмущении, но один жест Хранителя заставил разговорчивый шёпот смолкнуть, как по команде. Взгляд голубых, как замершая Нева, глаз опустился на платок, а потом перешел на нагло ухмыляющееся лицо ученика, что стоял, скрестив руки на груди с видом победителя.

— Поражает твоя необузданная глупость, Илья Александрович. Ты уподобляешься мухе, что норовит упасть в суп графу Бенкендорфу. И как все мухи, будешь рано или поздно пришлепнут газетой. — слегка усмехнулся Август Павлович, но в его тоне чувствовалась сталь.

— Ха! Я — вольный дух, гений порока и вестник хаоса! — Илья сорвался с места и понесся к главному выходу, но тут же обернулся, швырнув в стену наколдованным комком грязи. От удара проснулся портрет Петра I, который тут же рявкнул:

— Безобразие! При мне бы вас всех в Таврическую баню!

— Сам туда и отправляйся, дедушка! — засмеялся Илья, выскальзывая в коридор, а за ним, как тень, тянулся шлейф смрада и безнаказанности.

«Нет, — подумал Август, глядя на исчезающую фигурку ученика, — этот сорванец еще покажет, на что способен… Если, конечно, не сгинет в канаве». И направился готовить новый урок для юного графа-оборванца, прекрасно понимая, что и это занятие Илья Александрович прогуляет, отдав предпочтение трущобам и подпольным игорным домам, но в глубине души Хранителя Чистоты теплилась вера, что под всем этим слоем грязи скрывается алмаз, который нужно только очистить, чтобы увидеть его блеск.

Загрузка...