Её звали Беллатрикс.
Кукла. Просто кукла. Одна из многих.
Её создатель бросил её в старой мастерской, когда та сгорела дотла.
Прошла неделя, и он наконец решился вернуться туда.
Всё покрыто пеплом и пылью, стены почернели, а воздух тяжёлый, как воспоминание. В подвале — среди обломков — кое-что уцелело.
В углу сидит она — крохотная, ростом по пояс взрослого человека, будто забытая игрушка.Её почти белые волосы в пепле стали серебристыми, и на фоне красного глаза она казалась то ли сломанным ангелом, то ли демоном из стекла.
Играет с тем, что он когда-то создал.
Сломанная. Без одного глаза. Её уцелевший глаз, красный, словно капля крови во тьме, слезится от дыма. С обожжённой одеждой и запёкшейся на щеке сажей.
Когда она замечает его, глаз вспыхивает — не радостью, а яростью.
— Хозяин?.. Это ты?! Как ты мог допустить всё это?! Я тебе доверяла!
Её голосок, всегда такой мелодичный, теперь почти скрипит.
Он замирает и бросается к ней, падая на колени, не обращая внимания на острые осколки, впивающиеся в кожу.
— Белла! Ты жива! Я уже оплакивал тебя!
Её грудь тяжело вздымается. В ней всё ещё бурлят гнев и боль.
— Жива?.. Да разве это жизнь? Посмотри на меня, Хозяин!
Она протягивает к нему обугленную руку. Её кукольное платье изорвано, испачкано золой и копотью.
— Я должна была быть твоим шедевром. Твоей идеальной спутницей! А теперь взгляни, что от меня осталось!
В её единственном красном глазу собираются слёзы. Голос дрожит.
— Почему ты оставил меня? Почему не забрал с собой?! Ты хоть представляешь, как страшно было? Жар, дым… Я не могла двигаться. Не могла сбежать!
Голос Беллы срывается, воспоминания накрывают её с головой.
— А потом — тишина, темнота… Я думала, что никогда тебя больше не увижу… — Она замолкает и отворачивается, пытаясь взять себя в руки. — Хотя… может, было бы лучше, если бы я тебя больше не увидела. —Взгляд Беллы падает на одну из уцелевших кукольных деталей. Белла тянется к ней и задумчиво вертит её в пальцах. — Зачем ты вернулся?
Он медленно тянется к её лицу.
— Я… надеялся… — Подняв её подбородок кончиком пальца, он ловит её взгляд. — Я могу починить тебя. Обещаю.
Белла вздрагивает от прикосновения, но не отстраняется.
— Починить? — Она повторяет это слово с недоверием, как будто оно горчит во рту. — Посмотри на меня, Хозяин. — Она поворачивает голову, обнажая пустую глазницу, где когда-то был её второй глаз. — Ты действительно можешь вернуть то, что ушло навсегда?
Она сглатывает, стараясь подавить вспыхнувшую надежду.
— Ты должен был защитить меня. — Её тонкие пальцы сжимаются в кулачки, цепляясь за изорванную ткань платья. — Вместо этого ты бросил меня… нас в огне. — Она снова смотрит ему в глаза. В единственном оставшемся глазу — боль и злость. — Я ждала тебя каждый день. Каждый чёртов день! — Она тяжело дышит, грудь ходит ходуном. — А теперь ты просто пришёл… как будто ничего не случилось? Как будто ты не предал меня? Говоришь, что можешь починить меня… — Наклонив голову, она долго изучает его. — Но стану ли я прежней? Смогу ли я забыть этот ад?.. — Голос Беллы прерывается. — Или я останусь очередной поломанной вещью, о которой тебе мучительно стыдно?
Он опускает взгляд.
— Прости меня, Белл. За такое нет прощения. Я ненавижу себя за то, что оставил тебя. Но… пожалуйста. Позволь мне хотя бы попытаться всё исправить. Прошу.
Белла всматривается в его лицо, видит, как искреннее раскаяние отпечатывается в его чертах. Что-то в её груди сжимается. И на мгновение… ей даже становится жаль его. Почти. Она роняет кукольную деталь и кладёт дрожащую ладошку на его руку.
— Я не знаю, смогу ли простить тебя. — Она говорит едва слышно, тише далёкого потрескивания углей. — Но я хочу попробовать. — Глубокий вдох. Белла закрывает глаз. — Если… если ты сможешь починить меня — может быть, я смогу снова научиться доверять. — Приоткрыв глаз, она неуверенно добавляет: — Но пообещай мне одно… Обещай, что ты больше никогда не оставишь меня одну. —В её голосе — отчаянная мольба. — Никогда.
Он кивает, почти судорожно.
— Обещаю, Белл. Клянусь. Ты не представляешь, как было больно жить с мыслью, что я выжил…, а ты нет. —Тяжелый вздох вырывается из его груди. — Но теперь всё будет иначе.
Открыв ящик с уцелевшими после пожара деталями, он осторожно поднимает её и усаживает к себе на колени.
— Позволь мне начать прямо сейчас…
Когда он поднимает её, Белла вздрагивает от неожиданности накативших эмоций. Ощущение близости к нему вызывает в ней целую бурю чувств: страх, злость, надежду… и странное ощущение безопасности. Она молчит, пока он работает над её глазом, стараясь не вздрагивать от осторожных прикосновений, даже если они причиняют боль.
Он бережно вставляет новый глаз в пустую глазницу, соединяя его с тонкими жилами и проводами.
— А теперь… твоя одежда.
Когда он упоминает про одежду, она замирает. Её тело напрягается ещё сильнее.
— Я… Я могу сама. — Она шепчет. Её щёки слегка розовеют. Мысль о том, что он увидит её повреждённое тело — с оголёнными проводами и закопчёнными механизмами — вызывала у неё стыд и тревогу. — Это всего лишь платье… Я справлюсь.
С некоторой неуверенностью Белла тянется к пуговицам, осторожно расстёгивая их. Её пальцы дрожат. Она обнажает сплетение механических жил, проходящих под остатками кожи. Несмотря на неловкость, она старается держаться ровно. Даже в этом состоянии ей хочется выглядеть сильной и достойной в глазах создателя.
— Хотя… Мне всё же нужна помощь, чтобы снять его, не повредив себя ещё сильнее… — Её голос срывается от неуверенности.
Он качает головой.
— Нет, нет, Белл. Я сначала должен восстановить твою кожу.
Он тянется к закопчённому ящику и достаёт из него бутылочку с жемчужной жидкостью, осторожно снимает с Беллы остатки сгоревшего кукольного платья и начинает восстанавливать покрытие. Слой за слоем.
— Моя кожа… — прошептала Белла, растерянно глядя на его руки.
Когда он начинает смазывать её тело жидкой кожей, она вздрагивает. Ощущения странные: прохлада, лёгкая боль… и, одновременно с этим, что-то нежное и почти родное. Белла дрожит, но не отстраняется. Она наблюдает за ним, как он аккуратно работает, не спеша. Эмоции переполняют её — злость, благодарность, детская надежда. Её невинная часть надеется, что теперь всё изменится. Что он больше никогда не оставит её.
— Спасибо… — шепчет она, зажмурившись. Голос её дрожит, пока жидкость ложится ровным слоем, скрывая провода и механизмы.
В этом коротком слове — вся её тоска, страх и тихое, отчаянное стремление быть любимой. Она не двигается, позволяя ему закончить работу, сдерживая слёзы.
Молчание. Только кисть скользит по её обожжённой руке, пока он вдруг не произносит, не поднимая глаз:
— Ты ведь была второй.
Белла открывает один глаз. Он не смотрит на неё — всё так же сосредоточенно водит кистью по её обожжённой руке.
— Первая была Аделин. Потом ты. Потом… Кларисса, Дельфина, Ева… Евангелина, Флёр, Женевьева, Хелена… —Его голос становится всё тише. Пальцы чуть дрожат. — Изольда… Джульетта… Катерина… Ленор… Моргана… Ноэлль… Октавия и Офелия…
Он замолкает, но губы всё ещё шевелятся. Имена звучат внутри, не выходя наружу.
— Они все были. — Он замирает. Лишь дыхание сбивается. — Но они не чувствовали. Не жили. Ни одна. Ни одна, кроме…
— Хватит! — Голос Беллы разрывает тишину подвала.
Мастер вздрагивает и замирает — она смотрит на него серьёзно, с оттенком грусти.
— Я знаю. — Она сжимает его руку, не давая утонуть в списке имён. — Я тоже их помню. — Белла отводит взгляд. — Я помню как они кричали в огне. Я слышала, как шипела их кожа. Как лопались стеклянные глаза. Для тебя это был бы просто шум… Но я знала — это они кричат.
Он опускает взгляд и еле слышно шепчет:
— Прости, Белл. Я не должен…
Он не заканчивает. Слова застывают в пахнущей пеплом тишине, как муха в янтаре. Некоторое время они молчат. Только лёгкое шуршание кисти и редкое дыхание.
Белла смотрит на его руки — те самые, что когда-то аккуратно плели ей косички, привязывали ленты, гладили по голове.
— Ты называл меня «хорошей девочкой», помнишь?
Её голос едва слышен, как будто она говорит не ему, а пустоте.
Он слабо улыбается, не поднимая глаз.
— Потому что ты была ею.
— Нет, — тихо возражает Белла. — Я капризничала. Выпрашивала сладкое.— Она чуть хмурится. — Даже притворялась, что не могу найти сахар, хотя он всегда был в нижнем ящике.
Он криво усмехается:
— А я каждый раз делал вид, что верю. Потому что ты смотрела на меня так… — Он на секунду закрывает глаза. — Будто я — весь твой мир.
Мастер упрямо наклоняет голову.
— Так и было, — произносит он просто.
Он замолкает. Работает молча. Белла ощущает, как на её кожу ложится ещё один слой, обволакивая то, что было повреждено. Но в этой тишине становится только холоднее.
— Я помню, как пела, — вдруг говорит она. — Специально фальшиво. Ты морщился, а я хихикала. —
Мастер хрипло выдыхает.
— Ужасный голос.
Белла нарочито обиженно возражает:
— Неправда. Я была великолепна.
Они замолкают. На миг кажется, будто всё по-прежнему. Как тогда. Но нет. Ничего не по-прежнему.
— Иногда я думала, — шепчет Белла, — что если буду петь достаточно плохо, ты будешь дольше на меня смотреть.
Он вздрагивает, но не отвечает. Его кисть медленно двигается по обожжённой щеке. Осторожно, словно он боится сломать то, что осталось от прежней Беллы.
— Я помню стекляшки. — Она вдруг улыбается. Почти по-настоящему. — Я собирала их, потому что думала: если ты их найдёшь, то захочешь остаться со мной подольше.
— Я находил. — Кисть останавливается. Он смотрит ей в глаза. — Я просто никогда не говорил.
— А я всегда ждала. — Голос Беллы становится тише. — Но ты молчал.
Он не знает, что ответить.
Когда он заканчивает последний мазок, жидкость на её теле уже начинает застывать, медленно превращается в гладкую, живую на вид кожу — как прежде. Он выдыхает с облегчением.
— Готово. Как новенькая.
Белла смотрит на него, не сразу отвечая. Её лицо спокойно, но голос звучит тихо, сдержанно.
— Как новенькая? —Она повторяет слова, будто примеряет их на вкус. В её взгляде отражается утомлённая душа. — Я для тебя просто сломанный механизм, который ты теперь хочешь отремонтировать, Хозяин? — Белла поднимает взгляд, в её красных глазах — боль и ожидание. Ей хочется верить, что она — больше, чем просто ожившая игрушка. Что он видит её страдание и понимает, через что она прошла. — Почему ты оставил меня там? —Голос ломается, слова даются с трудом. Ей нужно знать. Ей нужно понять, почему он бросил её в аду.
Он отворачивается, словно не в силах встретиться с её взглядом.
— Когда начался пожар… Я проснулся, когда всё вокруг уже пылало. Меня чуть не придавило рухнувшей балкой. Я… Я испугался. Просто побежал. К тот момент я не думал… Мне нет прощения. Но… я на него надеюсь. — Слова срываются с его губ, он едва не всхлипывает.
Белла слушает, чувствуя, как в её груди что-то щёлкнуло, как сломанная шестерёнка. Она знает, что такое страх. Не хочет его ненавидеть. Он — тот, кто дал ей жизнь. Кто спас её сейчас. Она склоняется к его груди, прислушиваясь к теплу и ровному биению его сердца. Это странно… и так утешительно.
— Я не злюсь на тебя за страх… — Шепчет она. В её голосе слышится печаль. — Я злюсь на тебя за то, что ты не пришел раньше. — Она чуть приподнимает голову, но взгляд опускает вниз, спрятавшись за прядями белоснежных волос. — Я думала, что для тебя я — нечто большее. Что я важна. — Её маленькое кукольное тело сотрясает едва заметная дрожь. Она всё ещё не может унять эту внутреннюю боль, смешанную с безмерной нуждой в тепле. — Мне было так одиноко…
Её слова срываются в тишину, прежде чем она успевает закончить фразу. Она прижимает ладошки к лицу, не давая липким слезам пролиться. Потом осторожно тянется и прикасается к его щеке. Её пальцы скользят по щетине, словно проверяя: настоящий ли он?
— Спасибо, что починил меня…
Он выдыхает, почти шёпотом произнося одно слово:
— Белл…
Услышав своё имя на его губах, Белла замирает. В её взгляде — нежность, боль, надежда. Её рука остаётся на его щеке, ощущая тепло кожи. Она больше не одна. Он рядом.
— Я так скучала по тебе.
Слова звучат едва слышно, почти растворяясь в шорохе угасшего огня. Ей хочется стереть с его лица вину, заменить её добротой и заботой.
— Теперь ты — всё, что у меня есть. — Она прижимается к нему крепче, её щека зарывается в его грудь. Несмотря ни на что — она нуждается в нём. В его заботе, в его прикосновении, в его любви. — Пожалуйста, не оставляй меня больше. — В её голосе — мольба, полная уязвимости и тихой безысходной преданности.
Он медленно кивает.
— Никогда, Белл. Обещаю. — Он поднимается, бережно укутывает её в пальто и прижимает к себе, словно сокровище. — Пойдём домой. Хорошо?
Облегчение окутывает Беллу, когда она ощущает, как он поднимает её на руки, обернув своим пальто. Ткань защищает её от холода, от дыма, от реальности. Она прижимается к его груди, ловя ощущение тепла и безопасности.
— Дом… — Шепчет она. Слово звучит почти чуждо после всего, что она пережила.
Когда он поднимается по ступеням, она оглядывается через его плечо, взгляд скользит по обугленным остаткам прошлого. В груди вспыхивает болезненный огонёк обиды. Это место отняло у неё так много…
В его объятиях зарождается крошечная искорка надежды. Может, всё действительно может измениться. Может, теперь всё будет иначе.