Вопрос перспективы

— Как твоя рука? Восстановилась?

Павел криво усмехнулся. Была бы его воля, он бы вернулся в строй еще с неделю назад, но врач был непреклонен.

Пострадавший при задержании полицейский должен был пройти весь курс лечения, пока последствия раны полностью не сойдут на нет.

— Что ей сделается. Если вы пытаетесь аккуратно подойти к тому, готов ли я к оперативной работе, Петр Сергеевич, то готов и уже давно. Что за дело?

Бывший таким же в его годы, начальник покачал головой, но все же ответил:

— Дело сомнительное. Вроде как самоубийство. Но пахнет гнусно, и может быть инсценировкой. А главное — затрагивает такие круги, что одна ошибка, и на нас выльется такая тонна дерьма, что мы в ней просто утонем.

— Кто жертва? — хмуро спросил Павел.

Работать с богатеями он не любил. Мнившие себя хозяевами жизни, они даже будучи под обвинением, вели себя так, будто их деньги делают их неуязвимыми.

И что самое отвратительное, зачастую оказывались в этом правы.

— Верховцев Вениамин Александрович. Владелец крупного авиахолдинга.

Павел знал, что это значит в нынешних реалиях.

— Из «бывших»? — почти выплюнул он.

— Легализовался в две тысячи втором. С тех пор подтвержденных связей с преступным миром не имел. И вообще, старался подчеркнуть свою культуру и цивилизованность. Даже дворянский титул в Германии прикупил.

Павел скривился:

— Бандит — он и есть бандит, во что его ни наряди.

— Возможно. Но сейчас это неважно. Ты должен расследовать его смерть, и определить, убийство это или самоубийство. И еще одно. Пока ты восстанавливался, твою старую команду расформировали. Сейчас у нас мало людей, и…

— Короче, — поморщился Павел, — С кем мне придется работать?

— С Фриком.

Павел, не сдержавшись, выругался. Емкую кличку «Фрик» носил, пожалуй, самый странный и проблемный следователь в его отделе. Начиная с совершенно непрофильного образования, через сорок два выговора за неуставной вид, и заканчивая искренней верой в нью-эйдж, — Фрик, казалось, собрал в себе все, что могло выбесить привыкшего к военному порядку коллегу. В свое время, еще до ранения, они даже подрались; победителем тогда вышел Павел, но субтильный Фрик дал ему на удивление хороший бой.

И тут же испортил зарождавшееся уважение, объяснив это владением энергией ци.

Вот и сейчас он не улучшил его мнения о себе. Услышав о выезде на место преступления, «напарник» рассеянно кивнул патлатой головой и принялся трясти мешочек с какими-то костяшками.

— Мы спешим, — напомнил Павел.

— Я знаю. Но прежде чем выезжать, нужно кое-что сделать.

Одну за другой он вытащил и расположил на столе три костяных пластинки. На первой красовался символ, похожий на гнутую скрепку, на второй перекошенная буква Н, а на третьей нечто напоминающее галочку.

— Мы едем на убийство? — осведомился Фрик, — На настоящем руна разрушений. В прошлом какая-то тайна, но в будущем мы все раскроем.

— Хватит играться, экстрасенс, и иди в машину!

Огромный четырехэтажный особняк выглядел почти что гостем из другого времени и культуры. Пожалуй, лишь упрямые привычки современного человека не позволяли назвать его гордым словом «поместье». Въезжая на территорию, Павел так и ожидал услышать что-то в духе «Его Высочество примет вас».

К счастью, до этого не дошло.

— Здравствуйте, — приветствовал их немолодой, худощавый мужчина в строгом костюме-тройке, — Мы ждали вас. Зиновьев Михаил Борисович, дворецкий в этом доме.

Павел ничего не сказал о том, насколько дико было для него слышать это. Молча он записал паспортные данные встречающего, после чего представил себя и напарника:

— Капитан Верещагин, младший лейтенант Ковалев, уголовный розыск. Скажите, сколько людей было в доме в ночь происшествия?

— Пятеро. Я взял на себя смелость просить всех не покидать дом до приезда полиции, однако Константин Вениаминович…

Михаил Борисович запнулся и поспешил уточнить:

— Я не утверждаю, что он подался в бега! Просто этот молодой человек всегда был своеволен и ненавидел, когда его ограничивают. Я не сомневаюсь, что вы найдете его в одном из его обычных мест.

— Я понял, — прервал его Павел, — Составьте список этих мест и предоставьте нам. Но сначала проведите нас на место происшествия.

И уличив момент по дороге, шепнул напарнику:

— Услышу что-нибудь вроде «Элементарно, убийца — дворецкий!», будешь до конца карьеры искать пропавших кошек.

Фрик посмотрел на него и слегка улыбнулся:

— Паша, ты можешь вспомнить хоть один НЕ-ПАРОДИЙНЫЙ детектив, где убийцей оказался бы дворецкий?..

Спальня Верховцева отвечала по своему стилю остальному поместью и скорее напрашивалась на термин «покои». Только вот для него самого покой этот оказался вечным.

Труп сидел в своем кресле, как написала в отчете криминалист, «в естественной позе». Если смотреть со спины, то он и вравду мог показаться мирно отдыхающим, — но посмотрев спереди, легко было увидеть залитую кровью одежду и располосанное горло.

— Орудие? — коротко спросил Павел.

Криминалист продемонстрировала уже упакованный в прозрачный пакет антикварный нож с обоюдоострым клинком и черной рукояткой.

— Покойный держал его в руке. Даже если на нем и были отпечатки другого человека, отпечатки самого Верховцева их, скорее всего, перекроют.

— Все равно проверьте на всякий случай. Время смерти?

— Между двумя и четырьмя часами ночи.

— В последнее время Вениамин Александрович часто засиживался за книгами до поздней ночи, — пояснил дворецкий.

Павел молча кивнул. А вот Фрик заинтересовался раскрытой книгой на столе. Придержав открытую страницу, он взглянул на обложку, где было написано «Спиральный танец».

— В доме ведется видеонаблюдение? — спрашивал тем временем Павел.

— Ведется, — кивнул дворецкий, — Я хотел предоставить вам данные. Однако незадолго до вашего приезда я обнаружил, что они были таинственным образом стерты из системы.

— Кто имеет к ней доступ?

— Из прислуги только я. Разумеется, имели доступ сам Вениамин Александрович, его жена и сын.

— А как насчет стражи? Ну, в смысле, охраны? — поинтересовался Фрик, изучая книги на полках.

«Древняя религия в новом тысячелетии». «Библия ведьм». «Полная книга о колдовстве».

Дворецкий хмыкнул, проглотив шпильку.

— Полноте, младший лейтенант. Этот дом и его порядки могут показаться… старомодными, но уверяю, мы живем не в шестнадцатом веке. И в защите дома надеемся не на личную гвардию, а на полицию.

— Что ж, в этот раз надежда не оправдалась.

Дойдя до лежавшего на полке ножа, — почти такого же, как упакованный вещдок, только с белой рукоятью, — Фрик потянул его из ножен.

— Хочешь писать объяснительную за нарушение правил сбора вещдоков? — окликнул его Павел.

Положив нож на место, напарник виновато развел руками:

— Извините, забылся. Но по крайней мере, теперь мы точно знаем, что это не самоубийство.

Взгляды присутствующих вопросительно уставились на него.

— Эти книги, — пояснил юноша, — Он их читал!

— Логично, — хмыкнул Павел, — Для этого книги и созданы.

— Ты знаешь это теоретически? — огрызнулся Фрик, — Я пытаюсь сказать, что Верховцев не просто держал на полке книги по викканству. У него был глубокий интерес к этой теме, она была его страстью, такой, что он засиживался допоздна.

— Вы бы поладили, — прокомментировал капитан, — Но я все еще не понимаю, к чему ты клонишь.

— Вот не надо, пренебрегать женой ради книги я бы точно не стал, — обиделся Фрик, — Но суть не в этом. Я пытаюсь сказать, что человек, хорошо знакомый с викканством, выбрал бы хоть для убийства, хоть для самоубийства атамэ с БЕЛОЙ рукоятью. Для них это важный момент. Плоть режут только им. У него был под рукой подходящий нож, так зачем брать неподходящий?

— Сомнительные аргументы, — ответил Павел, — Но то, что записи с камер пропали, не может быть совпадением. Опроси тех, кто остался в доме. А я поищу нашего «принца».

Константин Верховцев оказался именно таким, каким Павел представлял себе сынка «нового русского». Наглый, самоуверенный, — и в глубине души трусливый.

— Слушайте, я свои права знаю, — вещал он, развалившись за столом в отделении и только что не закинув на него ноги, — Я не обязан отвечать на ваши вопросы без своего адвоката. А когда он придет, вашей конторе несдобровать. За незаконное задержание…

Он продолжал говорить, но все больше нервничать под тяжелым, немигающим взглядом полицейского. Павел не кричал на него, не бил, не угрожал, — все это действительно пошло бы в дело при претензиях за задержание без оснований.

Но взгляд — взгляд к делу не пришьешь.

— Закончили? — спросил он, когда поток угроза окончательно захлебнулся, — В таком случае, Константин Вениаминович, послушайте меня. Вас задержали не «незаконно», а из-за того, что вы покинули место преступления. Будучи главным подозреваемым.

— Э! — возмутился юноша, — Ты думай, что говоришь! Я отца не убивал!

— На данный момент у вас самый явный мотив, — указал Павел, — При гибели вашего отца вы становитесь единственным наследником его состояния.

И тут же понял, что ход был ошибочный.

— А вот здесь, мусор, ты ошибаешься! — заявил Верховцев-младший, — Всего неделя как отец переписал завещание. Он хочет оставить все этой шлюхе!

В это самое время его напарник беседовал с красивой, модельной внешности светловолосой женщиной.

— Присаживайтесь, — указал он на стул, — Меня зовут Леонид Ковалев, и я занимаюсь делом об убийстве вашего мужа.

Хотя вдова и прикладывала периодически к глазам салфетку, держалась она твердо. Она не устраивала истерик и на слова полицейского лишь вздохнула:

— Значит, все-таки убийство.

— Вы не кажетесь особенно удивленной, — отметил Леонид.

Екатерина Верховцева грустно улыбнулась:

— Такие люди, как мой муж, не кончают жизнь самоубийством. Они или живут до старости… или их убивают.

Какое-то время она молчала. А затем вдруг отметила:

— Вы непохожи на полицейского.

Леонид пожал плечами:

— А вы непохожи на его жену. Кто из вас старше, вы или Константин Вениаминович?

— Костя, — легко призналась женщина, — На год. Держу пари, он уже рассказал вам, что Веня переписал завещание?

Полицейский хмыкнул:

— Вы пытаетесь внушить мне чувство вины? Рассчитываете, что после этих слов любое упоминание завещания будет выглядеть как нападка со стороны вашего пасынка?

Она отвернулась.

— А разве это не правда? Разве теперь, когда мой муж умер всего через неделю после того, как завещал мне свои деньги, хоть кто-то поверит в мою невиновность?

Какое-то время Леонид раздумывал над ответом.

— Дайте руку.

Екатерина оглянулась на него и хмыкнула:

— Обычно, когда мужчины хотят меня облапать, они действуют тоньше.

— Я женат, — возразил полицейский.

— Когда это кого-то останавливало? — фыркнула женщина.

Но руку все-таки дала.

— А теперь скажите мне. Вы любили вашего мужа?

— Я любила его деньги. Этого достаточно.

— …она заняла не свое место! — разорялся Константин, уже не пытаясь поддерживать самоуверенную вальяжность вида, — Она младше меня, но отец требует, чтобы я называл её мамой!

— Требовал, — поправил Павел.

Подозреваемый моргнул.

— Да. Требовал.

Он невесело рассмеялся.

— Я знаю, о чем вы думаете. Вот и мотив. Гнев, обида, слепая ненависть. Да, я чувствовал все это. Но я отца не убивал!

Полицейский машинально вытер слюну, выплеснувшуюся при этом отчаянном крике.

А Константин вдруг недобро усмехнулся:

— Хотел ли я отомстить? Да. Но если бы мне настолько снесло резьбу, то я выбрал бы целью не отца, а его шлюху. И я не стал бы убивать её. Я бы заплатил ребятам, чтобы перехватили её на прогулке и вывезли в тихое место. И там…

— Константин Вениаминович, вы понимаете, что наш разговор ведется под протокол? — не выдержал Павел.

— Продайте этот протокол в какую-нибудь студию, рисующую хентай. Он будет иметь успех. А мысли законом ненаказуемы.

Полицейский вздохнул.

— Допустим. Но как отреагировал бы ваш отец?

Какое-то время Константин молчал. Кажется, он колебался, стоит ли отвечать на этот вопрос, тень неуверенности мелькнула на его лице.

Но потом он заухмылялся шире:

— Отец все равно бы вскоре её бросил. Сменил на шлюху поновее, как только узнал бы.

— Узнал о чем? — подался вперед Павел.

— Она бесплодна. Отец об этом не знает. Но я видел слышал, как она говорила с врачом.

Павел откинулся на спинку стула, массируя виски.

— Мне все чаще кажется, что антураж вашего дома влияет на ваши мозги, — доверительно заметил он, — Что ему с того? Он что, король, обеспокоенный сохранением династии? У него есть вы, сын от первого брака. А греть ему постель может и бесплодная женщина. Это даже экономия на презервативах.

Константин раздраженно поморщился:

— Так-то так, но его дружки-сектанты иначе считают. Отец на этом всерьез так помешался. Они убедили его, что ему до позарезу нужен сын, рожденный под благоприятным положением звезд. Я, увы, не подхожу. Или к счастью.

— Он мерзавец. Но он не убийца.

Это было первое, что сказал Павел, когда напарники созвонились, чтобы обменяться результатами своей работы.

— Екатерина тоже не при чем, — уверенно ответил Леонид, — Нежданное наследство её скорее пугает. Брак был для неё не просто возможностью распоряжаться деньгами, а возможностью распоряжаться ими безопасно. Сейчас она чувствует себя слабой, уязвимой, нуждающейся в защите…

— Только не строй из себя рыцаря на белом коне, — прервал его капитан, — Впрочем, я тоже сомневаюсь, что она так глупа, чтобы так подставляться. Мне дали еще одну ниточку. Его дружки-сектанты.

— Так-так, — в голосе Фрика прозвучали нотки интереса.

— Я знал, что тебе это близко. Судя по тому, что рассказал мне этот мажор, интерес Верховцева ко всякому мракобесию не ограничивался штудированием книг и хранением холодняка.

— Чистая викка? — спросил напарник, — Или синкретизм, как у меня?

— Ежик, а ты сейчас с кем разговаривал?..

На минуту, наверное, в разговоре повисла пауза.

— Мне бы побеседовать с ними самому, — сказал Леонид, — Но мне еще нужно закончить опрос прислуги.

— Продолжай заниматься своим делом. Если сектанты втянули его во что-то, они у меня заговорят.

— Присаживайтесь, Бэрримор.

Михаил поморщился, пододвигая себе стул.

— Господин следователь, я нахожу ваши шутки о моей профессии неуместными и непрофессиональными.

— Прошу прощения, — повинился Леонид, — Не удержался.

Какое-то время он изучал свидетеля. Старый дворецкий держался прямо, чопорно; он не расслаблялся ни на секунду, и это было его обычным состоянием.

Поэтому прочитать его было даже сложнее, чем привыкшую манипулировать Екатерину.

— Как давно вы работаете на Верховцева? — спросил следователь.

— Двадцать один год.

— Вы были довольны условиями?

— Да.

— Получали предложения от других работодателей?

— Шесть раз. Вениамин Александрович каждый раз повышал мне зарплату.

— Он высоко вас ценил, — отметил Леонид.

Он замолчал, думая, с какой стороны подступиться.

— Расскажите о себе. У вас необычный акцент. Вы не местный?

— Я коренной москвич, — в первый раз Зиновьев позволил себе нечто похожее на улыбку, — Но шесть лет стажировался в Лондоне.

Полицейский кивнул.

— Семейное положение?

— Разведен. Дочь осталась с женой.

Новый кивок.

— Скажите, вы были с Верховцевым, когда он начал заниматься практиками? — подошел к интересующей теме Леонид.

— Вы имеете в виду оккультизм? — уточнил дворецкий, — Да. Это было семь лет назад. В ту пору Вениамин Александрович переживал… пожалуй, можно сказать, кризис среднего возраста. Он все чаще предавался меланхолии, размышлял о том, что все его достижения — лишь пыль в масштабах истории. Что он не сделал ничего великого, ничего значимого в своей жизни.

— Вы поддерживали его в этом?

— Господин следователь, — дворецкий проникновенно посмотрел в глаза полицейскому, — В мою работу не входит в чем-то поддерживать своего работодателя или высказывать какое-то мнение о его увлечениях. В мою работу входит следить за делами в доме и организовывать его быт.

— Да…

Леонид снова уткнулся в записи.

— Например, здесь сказано, что вы рекомендовали на работу горничную по имени Софья Михайловна Бортко. Несмотря на отсутствие у нее опыта работы и незаконченное высшее образование. Чем же обосновывалась ваша уверенность в ней?

Дворецкий поджал губы.

— Разбираться в профессиональных качествах подчиненных — моя непосредственная работа, господин следователь. Это навык, который вырабатывается годами и который не опишешь в двух предложениях. Я лишь скажу, что я не сомневался в ней.

— И вы не допускаете, что это она могла совершить убийство?..

Лишь на мгновение Михаил дрогнул. Но тут же замотал головой:

— Нет. Это невозможно. К тому же она не имела доступа к системе и не могла удалить записи с камер.

— Резонно. Тогда вы можете сказать о тех, кто мог? Константин или Екатерина — кого из них вы скорее заподозрили бы?

Несколько секунд вопрос оставался без ответа.

— В мою работу не входит подозревать кого-то. Но если вас интересует мое мнение… После разговора с врачом Екатерина Сергеевна стала испытывать проблемы с контролем гнева. Срываться на других. Она имела все шансы совершить убийство в приступе гнева, а потом, придя в себя, избавиться от улик.

Худой, бритоголовый, с огромными выпученными глазами, — Учитель Демиан (в миру Валерий Семенов) ассоциировался у Павла даже не столько с демонической фигурой, сколько с инопланетянином-«серым». По первости, привезенный в отделение, он громогласно грозил проклятьями и потусторонними карами, но попав в комнату для допросов, быстро присмирел.

— Вениамин Верховцев? — переспросил он, — Вы имеете в виду брата Азазеля? О, да, я знал его. Он был очень могущественным практиком.

— Вы сказали «был», — отметил Павел, — Значит, вам известно, что он умер?

— В тот миг, когда нить его судьбы оборвалась, сама Вселенная закричала от боли, — ответил Демиан, — К тому же, об этом сообщили в утренних новостях.

Полицейский поморщился. Журналисты, спешащие раструбить о каждом новом деле и тем самым затрудняющие расследование, входили в длинный список того, что он ненавидел.

— В чем же заключалось его… могущество? — спросил он, — Ну, помимо десятка миллиардов в швейцарском банке?

Оккультист затрясся от смеха.

— О, какой вы ограниченный человек! У него были деньги, да. И это составляющая его могущества. Деньги — такая же энергия, как и любая другая. Это точно такая же магия, как пистолет в вашей кобуре. Точно такая же сила. Он умел с ней обращаться, прекрасно умел. Но главное не в этом. Главное — что он искал, куда именно её направить.

— Иными словами, он платил вашей секте, — перевел Павел, — И вы поэтому называли его могущественным практиком.

— Мы не секта, — поспешил ответить Демиан, — Мы лишь исследовательская группа. У нас есть все необходимые бумаги.

— Мне плевать, как вы себя называете, — отмахнулся полицейский, — Чем вы занимались? И чем занимался Верховцев?

— Мы пытаемся постичь Истину, — начал рассказывать «исследователь», — Крупицы знания, разлетевшиеся по миру с разрушением Вавилонской Башни, мы собираем вместе, чтобы познать Замысел Творца.

— Это и есть викка? — уточнил Павел, припомнив вопрос Фрика.

Демиан пренебрежительно хмыкнул.

— Вы снова подтверждаете свою ограниченность. Викка — лишь одна из множества граней истинного Знания. Брат Азазель начинал с неё. Но его быстро стали интересовать другие, темные практики.

— Темные?..

«Исследователь» кивнул.

— Он желал принести в мир изменение. Революцию. Не в смысле политическую, совсем нет. Он хотел подтолкнуть порядок, обратившийся в стагнацию. А для этого… ему нужен был проводник.

Он чуть склонил голову набок.

— Скажите мне, о страж, как по-вашему, кто величайший бунтарь во всей истории?..

— У меня нет настроения играть в шарады, — резко ответил Павел, — Говорите прямо. Что собирался сделать Верховцев?

Демиан прикрыл глаза. И все же ответил:

— Зачатый на месте силы, в третью ночь Луны и при восходящем Марсе, его сын должен был возвестить пробуждение Дьявола.

Последней из потенциальных свидетелей, кого должен был опросить сегодня Леонид, была горничная Софья. Молоденькая, худенькая, она была довольно симпатичной, но на его взгляд слишком походила на подростка, чтобы быть привлекательной.

— Присаживайтесь, — предложил полицейский, пододвигая ей стул.

От него не укрылось, что садится девушка очень осторожно и явно бережет запястье.

— Здесь указано, что вы недавно брали больничный, — отметил Леонид, — Что случилось?

— Ничего особенного, — ровным голосом ответила девушка, — Я упала с лестницы.

Невнимательному человеку она показалась бы спокойной. Но по покрасневшим глазам легко было понять, что она недавно и долго плакала.

Прислуга оплакивала Верховцева сильнее, чем собственные жена и сын.

— Софья, — мягко сказал мужчина, — Я не раз и не два имел дело с жертвами домашнего насилия. И вы должны понимать, что на слова «я упала с лестницы» у меня боевая стойка. Поэтому я спрошу вас прямо. Вы упали? Или вас столкнули?

Она дрогнула всем телом.

— Это не имеет никакого отношения к делу! Почему вам нужно лезть в мою личную жизнь?! Я не убивала Беню! Не убивала!

Полицейский подался назад.

— Беню? Странное обращение к работодателю.

Софья тяжело вздохнула.

— К чему теперь скрывать? Теперь, когда он мертв? Да. Мы были любовниками. Можете ославить меня. Люди осудят, отчим выпорет, но главного это не изменит. Я. Его. Не убивала.

— Я верю вам, — заверил Леонид, — Но давайте вернемся к моему прошлому вопросу. Кто толкнул вас с лестницы? Это… Екатерина?

Софья не ответила. Она не подтвердила. Она не опровергла.

Но по тому, как она вздрогнула, полицейский понял, что попал в самую точку.

— Она действительно стала подвержена вспышкам гнева после разговора с врачом? — спросил он.

— Я не знаю, когда и о чем она говорила с врачом. Я не подслушиваю хозяйских разговоров. Но в последнее время… настроение у нее стало все хуже. Я думала, это потому что Беня охладел к ней.

— Потому что охладел к ней? Или потеплел к вам? — не удержался от вопроса Леонид.

И снова ему не ответили.

— Вы можете дать мне телефон той больницы, куда обращались? — спросил он, — Мы можем получить его официально, но будет быстрее, если вы будете сотрудничать.

Подумал и добавил:

— Ради Верховцева и справедливости для него.

Тем же вечером два следователя и четверо обитателей дома собрались в холле.

— Ты перечитал слишком много Агаты Кристи, — морщился Павел.

— Извини, но я просто не могу удержаться, — усмехнулся в ответ Леонид, — Нужно же как-то подсластить себе пилюлю, когда я вынужден сделать ровно то, что мне делать запрещено под страхом поисков пропавших кошек.

И выразительно уставился на Зиновьева. Вокруг дворецкого немедленно образовалось пустое пространство.

— На что вы намекаете, господин следователь? — холодно ответил он.

— Для начала позвольте уточнить кое-какие детали, — начал рассказывать Фрик, — Обещаю даже не говорить «элементарно»… По возможности. Вы сказали, что вы в разводе. Подскажите следствию, пожалуйста, как фамилия вашей жены?

— Вы могли бы спросить об этом во время нашего разговора тет-а-тет. После развода она вернула себе свою девичью фамилию: Кравцова.

Леонид кивнул:

— Вы говорите правду. Но лишь половину правды. Потому что в скором времени она вышла замуж во второй раз. За Ивана Юрьевича Бортко.

И взгляды присутствующих устремились к Софье. Она сделала непроизвольный шаг назад, сглотнув и затравленно оглядываясь.

Зиновьев же лишь вздохнул:

— Вам обязательно нужно было это копать? Да. Софья — моя дочь. Поэтому я просил Вениамина Александровича принять её на работу. Её нигде не брали без опыта.

Девушка кивнула:

— Папа предложил мне свою помощь. Но мы должны были держать это втайне, чтобы не говорили, что он продвигает родственников. Поэтому мы нигде об этом не упоминали. Но… Вениамин Александрович, разумеется, знал.

— Но к тому времени, как он узнал, ты нашла новый способ зацепиться здесь, — ядовито фыркнула Екатерина.

Софья покраснела. Михаил побледнел.

А вот Леонид остался спокоен:

— Да, и тут мы подходим к следующему этапу. Вы узнали об измене своего мужа. Рассчетливо или в пылу гнева, но вы столкнули соперницу с лестницы. При падении Софья не только повредила запястье, но и потеряла ребенка.

— Ребенка?! — пораженно переспросил дворецкий.

Однако здесь подал голос Павел:

— Хватит этой клоунады, Михаил Борисович. Мы связывались с больницей. Первым, кто приходил справиться о здоровье Софьи, был не отчим и не мать. Это был её отец. Это были вы. Вам рассказали, что падение спровоцировало выкидыш. А до этого… Вы ведь даже не знали об их связи, разве не так?

Дворецкий опустил глаза. Но сейчас даже его маска ледяного спокойствия дала трещины.

— Узнать, что человек, которому вы служили двадцать один год, домогается к вашей дочери, наверное, очень неприятно, правда? — продолжал давить Павел.

Михаил зарычал:

— Вы не знаете, о чем говорите! У вас есть дети, капитан?!

— У меня есть, — сообщил неожиданно Леонид, — И именно поэтому я могу понять охватывающий вас гнев. Возможно, на вашем месте… я бы тоже взялся за нож. Только я бы взялся за нож с белой рукоятью.

Шутка пропала втуне. Собравшиеся были слишком поглощены драмой момента.

— Ты убил моего отца? — прямо спросил Константин, — Чувак, это даже для меня слишком. Он же доверял тебе! Ты был ему ближе меня!

— Папа, это правда?.. — неверящим голосом спросила Софья.

Михаил оглядел собравшихся. Посмотрел в глаза дочери.

И сказал всего одно слово:

— Да.

И в следующее мгновение она сорвалась в крик:

— Как ты мог?! Как ты мог! Я любила его! Я его любила!

— Он использовал тебя! — возмутился отец, — Ты думаешь, он любил тебя? Нет! Ты была для него даже не игрушкой…

Он кивнул на побледневшую от гнева Екатерину.

— Еще хуже! Ты была для него инкубатором!

Дворецкий перевел дух. Он не отрываясь смотрел на Софью, как будто больше никого в комнате просто не было.

— В тот день. Я не собирался его убивать. Я пришел просто поговорить. Я хотел заставить его взять на себя ответственность. Я рассказал ему про твой выкидыш. И знаешь, что он сделал тогда?.. Он достал астрологическую карту и стал высчитывать следующую дату! Ты понимаешь?!

— Я все понимаю! — ответила девушка, — Ты думаешь, я не знала, что он на мне не женится? Думаешь, я пятилетка, начитавшаяся сказок про Золушку? Я хотела быть с ним! Поддерживать его на его пути, вот все, чего я хотела! Теперь же…

— Ты сама не понимаешь, о чем говоришь, — возразил отец, — Он оболванил тебя. Думаешь, я не знаю, как этот человек умеет запудрить мозги? Ты должна была рассказать мне сразу же, до того, как…

— Это все, конечно, интересно, — вмешался Павел, — Но у вас еще будет время обговорить это в часы посещений. Михаил Борисович Зиновьев, вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание.

— А я думал, в России не зачитывают права Миранды, — прокомментировал Леонид.

По дороге обратно в управления оба напарника поддерживали спокойный и уверенный вид, перекидываясь плосковатыми шутками. И лишь когда Зиновьева поместили в изолятор, Павел сокрушенно покачал головой:

— Четыре разрушенные судьбы. И все потому что кому-то реальный мир кажется серым и скучным.

— Поэтому ли? — хмыкнул Леонид, — Или они просто так отчаянно хотят найти ту его часть, что скрыта от них? В конце концов… Разве в каком-то Верховцев не добился именно того, чего хотел?

Павел удивленно воззрился на него:

— Того, чего хотел? Он хотел какой-то мистики, а получил бытовое убийство на почве личной мести.

— А это уже вопрос перспективы, — хмыкнул Фрик, — С одной стороны, дело разрешилось совершенно бытовым образом. С другой… месть — это тоже энергия, так бы сказал Демиан. А с третьей — есть ли в мире хоть что-то больше похожее на Дьявола, чем отец опозоренной дочери?..