Эта история является вымышленной от начала и до конца. Все совпадения случайны. Все расхождения обусловлены либо авторским замыслом (он же иногда произвол), либо тем, что мир, где происходят основные события – другой.

«Миров множество» © Мироздание.


Июль 2001, Бэйцзин, КНР.


Этим славным летним утречком мы вернулись в столицу после долгого отсутствия. Новая – необжитая еще – жилплощадь, радостный батя (пока не убежал на работу, он сиял, как иные фонари не светят). Еще и пополнение маминого счета: киностудия перевела двести тысяч юаней, а после точного подсчета человеко-часов докинет оставшееся.

С приподнятым настроением мы с мамой осваивали новую территорию, когда раздался звонок в дверь. Ноги сами понесли меня вперед, стоило услыхать обращение к пришедшему: «Цзинь». А еще мне очень не понравился тон Мэйхуа. Словно мама-кошка… испугана, но скрывает опаску под холодом.

Так что я проскользнула тихонечко за огромный диван.

Ой, вы же не поймете, почему так, если я не расскажу про еще одну особенность китайских квартир. В них практически отсутствуют прихожие. В лучшем случае, как у нас, возле входной двери предусмотрена ниша для встроенного шкафа. Туда убирают верхнюю одежду, а для каждодневной обуви обычно ставят какой-нибудь ящик-пуфик, реже обувницу.

В итоге получается, что пришедший чуть ли не сразу вваливается в вашу гостиную-столовую. Не скажу, что так прямо везде устроено, но из моих наблюдений и из дорам по ТВ – это распространенная планировка.

И вот я прячусь за диваном, куда кралась на цыпочках из своей спальни. Грею уши и прикидываю, насколько беспалевно будет выглянуть из-за боковины мягкой мебели.

- Что ты здесь делаешь? – если бы лед в голосе мамы можно было взвесить, то каждое слово тянуло бы на килограммовый кубик. – Как ты нас нашел?

Гость что-то ответил, но так тихо, что я не смогла разобрать.

- Тебе лучше уйти, - зато Мэйхуа слышно неплохо, хоть и она старается понизить голос. – Сейчас же.

Любопытство сгубило кошку, но я верю – ворону оно пощадит. Не могу же я пропустить всё самое интересное? Мама серьезно настроена, сейчас возьмет и вытолкает этого Цзиня взашей. А я сама себя загрызу, что упустила возможность узнать больше о тайнах родительницы.

Часть моей головушки высунулась за край дивана. Ну… на рэкетира гость не тянет. Он молод, хорошо одет и вообще ухожен. От него в прямом смысле пахнет деньгами – ноздри ощутили едва уловимый парфюм.

Костюм не из масс-маркета. Слишком хорошо сидит. Да что там костюм! На один зажим для галстука (зуб даю, он из платины) этого хлыща небольшая семья может целый год прожить. Особенно, если не в одном из крупных городов.

Но меня зацепил не платиновый зажим. А четкие, я б даже сказала – породистые – черты лица носителя того зажима. Особенно брови и нос. Впрочем, разрез глаз и форма губ, да даже манера приподнимать в улыбке один кончик, когда другая половина рта прямая – это всё мне было очень знакомо.

- Уходи, - громкий шепот матери дал знать, что времени на разглядывание у меня не осталось.

- Дядя Цзинь! – с радостным визгом выкатилась я из-за дивана. – Долго же ты к нам шел.

- О? – приподнял правую бровь гость.

Точно, как это делает порой Мэйхуа.

- А-Ли? – отзеркалила поднятие бровки родительница. – Ты ничего не хочешь объяснить?

- Я? – ткнула себя пальцем в грудь эта ворона. – Нет. Дядя Цзинь, проходи. Нет, сначала разуйся. У нас так принято. Вот, теперь идем.

Они переглянулись. Молодой совсем (на первый взгляд, китайцы ж хорошо сохраняются) братишка моей прекрасной матушки вид имел слегка растерянный.

- Вы же на одно лицо, - всплеснула я руками – детская непосредственность рулит. – Если дядя отрастит волосы, то совсем похожи будете.

Чуток приукрасила: форма нижней челюсти у них разная, и овал лица у Мэйхуа более узкий. Изящный и женственный, тогда как Цзинь в этом плане побрутальнее смотрится. Еще смущают разные фамилии, но с этим будем разбираться по уже ходу пьесы…

Главное, что я не позволила выгнать родственника за порог. Уж теперь-то они никуда от меня не денутся! Хоть что-то, да вытяну из главной конспираторши семьи Ли.

И да, кровный родственник – это лучше, чем друг или бывший возлюбленный. Я берегу нашу ячейку общества. Осознать, что ее целостности не угрожает какой-то левый тип – облегчение.

- Дядя не готов… - сознался в близкородственности подозреваемый. – Отращивать волосы.

Прислонилась к стене и закашлялась Мэйхуа. Возможно, представила…

- А придется, - тем временем я подвела гостя к своему недавнему месту для засады и скрытного наблюдения, дивану. – Мэйли три года. А дядя Цзинь пришел только сейчас. Это неправильно.

Детям, пока они маленькие, тут позволяется очень многое. В кругу семьи, само собой. Подросток за такой наезд мог бы отхватить по полной (вспоминаем дедову бамбуковую палку), тогда как малявке всё сойдет с рук.

- Мамочка, - позвала я застывшую у входной двери статую. – Мэйли кажется, что вы с дядей хотите мне что-то рассказать.

- Шэнли… - вопросительно глянула на братца Мэйхуа.

Тот пожал плечами, мол: а я-то что? Это твой ребенок.

- Хорошо. Да, хорошо… - мать моя явно собиралась с мыслями (или с включением фильтров: что скажет, а о чем смолчит). – Моя наблюдательная девочка угадала. Мэйли, познакомься. Это твой дядя, Цзинь Шэнли. Цзинь, это наша драгоценная А-Ли.

- Она же Мэй-Мэй, - улыбнулся открыто и искренне дядюшка.

Он еще и мой фанат? Значит, вкус у него есть.

- А почему ты зовешь дядю – Цзинь? – пока отвечают на вопросы, их надо задавать, даже если они кажутся несуразными. – Не по имени?

- В детстве все звали его Цзинь-Цзинь, - ответила мама. – Он любил игрушку с золотистыми бубенчиками. Звенел ей и говорил: «Цзинь». С тех пор и повелось.

- А я звал твою маму Лин-Лин, - снова вздернул один уголок рта гость. – Слива – это дерево, дерево в лесу – Лин-Лин. Вроде как мстил. В детстве нас с ней правда путали. Наши мамы – сестры-близнецы. И мы тоже похожи, хоть и не родные брат с сестрой. Еще и родились в один год. А потом, когда…

Он замялся.

- Когда – что? – мое любопытство уже было не унять.

- Ты совсем ничего ей не рассказывала о семье? – повернулся он к Мэйхуа.

- Семья А-Ли – здесь, - вздернула подбородок мама. – Танзин и я. Его родители и вся его родня. У А-Ли много добрых и любящих родственников.

- Мэй-Мэй, - наклонился ко мне Цзинь. – Извини, но я уже наговорил лишнего.

- Ну вот, на самом интересном месте…

Упс, я это вслух сказала?

- Девочка моя, - подошла ко мне мамуля. – Нам с твоим дядей нужно поговорить.

- Поняла… - вздохнула эта ворона и покинула мягкий насест. – Дядя Цзинь, Мэйли рада знакомству.

Я ушла и показательно захлопнула дверь. Конечно же, чтобы ее тихонечко приоткрыть спустя несколько минут. Что-то из разговора полушепотом я пропустила. Но выдержать паузу значило ослабить их бдительность.

- Она очень необычный ребенок, - высказал наблюдение гость. – Подумать только, ей всего три года.

- Ты и представить себе не можешь, насколько необычна А-Ли, - с гордостью и каким-то надломом ответила Мэйхуа.

- Поясни?

А у них, похоже, раньше были доверительные отношения. Потому как с момента, как я усадила дядюшку в гостиной, мама общается с ним так же свободно, как с мужем. Ну и со мной. Так что Шэнли, по наблюдениям, допущен в «ближний круг». Это те, перед кем нет необходимости «держать лицо», и можно открыто высказываться, показывать эмоции.

Тем ценнее мой сегодняшний улов!

Мама тем временем куда-то ходила – я слышала ее легкие шаги. Кажется, в их с батей спальню, она в другой стороне от моей. Помнится, я одобряла такое расселение. Предки молодые, у них должно быть личное пространство для нежностей. Не под ухом у дочки.

- Вот, - сказала Мэйхуа, вернувшись к двоюродному брату. – Что скажешь?

- М-м… - гость задумался. – Детский рисунок? Немного помятый… Это кто, ты? А это что в руке?

Мурашки побежали по моим рукам еще на слове «рисунок».

- Разделочный нож, - ровным голосом произнесла мать моя непостижимая женщина. – Когда моей девочке было немногим больше года, ей захотелось рисовать. Я отвела ее в студию. Учитель задала два задания. Первое – нарисовать дом. Ты знаешь, наверное, изобразительный тест «дом-дерево-человек»?

- Знаю, - не подвел гость. – Ключевой частью теста считается изображение дома. То, как испытуемый рисует дом, многое говорит о душевном состоянии человека и о его семье.

- Дом Мэйли был нарисован близко, - подхватила Мэйхуа. – Что говорит об открытости и душевной теплоте. В левой стороне листа, но не слишком смещен. Стены светлые и яркие, хотя и с некоторой потертостью. Что говорит о прекрасной адаптивности, высокой эмоциональности, а также сложном отношении к самой себе. Как если бы она ощущала себя значительно старше своего биологического возраста.

…Вот тебе и особая малышковая техника…

- Пока что всё соответствует, - сумничал Цзинь.

…А дальше по коридору стояла с раскрытым ртом (клювом?) одна ошарашенная ворона. И не понимала, что вообще думать обо всём этом, так что просто фиксировала на слух.

- Внизу устойчивый фундамент, - продолжила мама. – Очень ровный, надежный. А вот стены с акцентированным смещением – все до единой.

- Стремление сохранить контроль? – оттенок тревоги в голосе новоявленного родственника.

- Очень возможно, - вздохнула мать. – Или слабое восприятие времени: прошлого или будущего.

- Или же она еще не совладала с ровными линиями? – вроде как попытался успокоить сестру Цзинь. – Ты сказала, ей тогда было чуть больше года?

- Год и пять месяцев, - внесла коррективы Мэйхуа. – Это и правда совсем рано. Однако же ровный фундамент и ровненькие окна с дверью у доченьки удались.

- А крыша? – заинтересованно спросил Шэнли. – Область фантазии?

- Крышу с трубой приподняло ветром, - новый вздох. – Независимо от ее собственной воли, какая-то сила ей будто бы повелевает… Не думаю, что дело в нас с Танзином. Мы стараемся ни в чем на нее не давить. А-Ли разумный ребенок, мы показываем ей свое полное, всеобъемлющее доверие. Оно – искреннее, Цзинь.

- Верю. Теперь я понимаю, почему тебя обеспокоил нож в руке на втором рисунке.

- Нет, нет. Перед этим доченька веселилась, когда я разделывала курочку. Смеялась – она чудесная и открытая, ты сам мог бы понять, если бы взглянул на распахнутую дверь и приоткрытые окна дома А-Ли. Что меня поразило, так это то, что она спрятала этот рисунок. Мэйли защищала меня. От того, что ее изображение могут неправильно понять.

- О? – удивился дядя. – Это она тебе сама сказала?

- Нет, Шэнли, - возразила Мэйхуа. – Твоя сестра не совсем глупа. Никаких других причин, чтобы спрятать его, быстренько нарисовав другой, у моей драгоценности не было. И, обрати внимание, какие здесь теплые цвета.

- Как тогда второй рисунок попал к тебе? – задался здравым вопросом родственник.

- Случайно, - отозвалась мама. – Я помогала застегнуть рюкзачок, и он оказался там, внутри.

- Доверие, говоришь? – фыркнул Цзинь. – То, что ты его забрала и хранишь, больше похоже на поведение дяди…

- Ты!

- Молчу.

- Это правильно. Шэнли… До года моя девочка была другой. В год мы с Танзином провели жуажо.

На этих словах эта ворона, кажется, перестала дышать. Тот разговор на мой второй день рождения, про традиционный обряд жуажо, я помню преотлично. Часы – как символ скоротечности бытия. Их не должно было оказаться в наборе вещиц на выбор «будущего».

- И что за предмет схватила моя племянница?

- Песочные часы.

- Никто не кладет перед ребенком часы. Сестра, вы с мужем перегрелись?

- Я не знаю, как это случилось, Цзинь! Мы несколько раз вспоминали и обсуждали тот день с Танзином. Он тоже не помнит, как и почему среди предметов на выбор оказались они.

- Так. Дальше?

- А-Ли схватила эти часы… А потом упала и ударилась головой.

- Что?!

- Тише, с ума сошел так орать?

- Прости. Малышка сильно ушиблась?

- Думаю, да, - долгая тяжелая пауза. – В тот день А-Ли изменилась. Ты мужчина, и не поймешь. Но мать носит в себе дитя долгих девять месяцев. Мы знаем, чувствуем, когда что-то с нашим ребенком не так.

- Танзин знает?

- Да.

- И что вы думаете об этом?

- Мы не знаем. Допускаем, что наше сокровище от удара вспомнила другую свою жизнь. Прошлую или будущую.

- Ты не особо верила в Колесо Сансары, как я помню. Наша бабушка верила в Будду, это да…

- Череда реинкарнаций, говорила бабушка Синхуа, это часть бытия. Пока человек не прервет ее и не прорвется в Нирвану. Я считала это устаревшими представлениями. Неуместными в наши дни. Теперь… не уверена. Но других здравых объяснений у меня нет.

Я просто села там, где стояла. Эта женщина знает, что я – не её дочь. Или не вполне её дочь, что приблизительно одно и то же. И батя тоже осознает перемены в их крохе.

Они продолжают защищать меня, заботиться и… Любить? Чем еще можно назвать ту немыслимую теплоту, которой они меня окружают?

Черт с ним, с анализом рисунков. Он, конечно, шокирует, особенно то, как точно и детально запомнила мои каракули Мэйхуа. О выводах тоже можно поразмыслить позднее. Хотя они даже на первый взгляд довольно впечатляющие. И тот мой косяк с тесаком…

Меня куда больше шокирует, что они осознают изменения в личности их дочери. И ни словом, ни жестом не показывают, что что-то не так... Это просто не укладывается в голове.

- Да, Лин-Лин… Это более, чем необычно.

- Она удивительная, Цзинь. Когда ты узнаешь ее получше, тоже поймешь это.

- Не ты ли гнала меня прочь? Сестра, ты сама себе противоречишь.

- Говоря об этом, - опомнилась Мэйхуа. – Почему ты здесь? И как, в самом деле, ты узнал этот адрес? Кто еще его знает?

- Не беспокойся, сестра Лин-Лин, - негромко и успокаивающе произнес гость. – Больше никто не знает. Твое имя до сих пор под запретом в доме дяди. Я же пришел в твой старый дом. Та квартира зарегистрирована на твое имя. Милые и радушные жильцы – это родственники твоего мужа, да? – сказали, что вы переехали сюда.

- Ты всё ещё не ответил, - попеняла мать. – Зачем искал меня.

- Брат соскучился, - заявил родственничек. – Больше трех лет не видел любимую сестру. Выдалось время, я и решил: сколько можно?

- Цзинь, - цокнула языком Мэйхуа. – Дядя и тетя хотят тебя женить?

- Сестра, ты страшная женщина, - вскрикнул Шэнли. – Именно так.

- Кандидатура? – деловым тоном спросила мамочка. – Я ее знаю? Извини, мне нужно ответить на звонок.

Беседу прервал рингтон маминого мобильника. Я осторожно прикрыла дверь, забралась на кровать. Подтянула к себе белого яка Яшку. И начала переваривать свежую информацию. Встраивать ее в свою картину мира.

Если я хочу делать вид, что ничего из сегодняшних откровений матушки не слышала, мне придется очень сильно постараться. Буквально вывести свою актерскую игру на новый уровень.

А это самый адекватный выбор, ведь альтернатива – сказать им, что я – не Мэйли. Совсем не она. Их дочь мертва, а я – её замена. Будь верна версия Мэйхуа из буддизма, остались бы хоть какие-то следы личности той малышки. Хотя бы на тактильном уровне – память тела.

Нет. Не могу я так их огорчить. Пусть верят в выдуманное ими заблуждение. С ним они уже свыклись, смирились. Может быть, когда-нибудь потом я и расскажу этим замечательным самоотверженным людям про Мироздание. Но это точно будет не сегодня.

Именно поэтому, когда мамочка заходит ко мне в комнату, я делаю вид, что сплю. В обнимку с Яшкой.

Не попрощалась с новоприобретенным дядюшкой, но это ерунда. Он же как улучшенная, более совершенная и незабитая версия Сина. У меня схожие ощущения рядом с этими двумя. Значит, будет отныне появляться у нас на пороге.

Еще успеем познакомиться поближе.

Загрузка...