Воспоминания об отце

В каждой биографии человека, прошедшего Великую Отечественную войну, а в особенности, прошедшего ее, как отец, от первого до последнего дня, есть много типического, как у миллионов его сверстников. Войну прошла вся семья отца. Воевал мой дед Исай Яковлевич, еще участник Первой мировой войны (когда началась Великая Отечественная, ему уже было за 50). Военным врачом была и старшая сестра отца – Галина Исаевна, по мужу Лев, жившая после войны в Подмосковье, в Звенигороде, вместе с моей бабушкой Раисой Львовной, по девичьей фамилии Левитан. Мы приезжали к бабушке с сестрой, и она запомнилась мне как человек необычайной доброты.

Войну прошли офицерами оба младших брата отца – Михаил и Аркадий (он, двадцатидвухлетний гвардии лейтенант, командир минометной батареи, погиб под Дрезденом в 1945 г., всего за пару недель до Победы).

Но много есть в таких биографиях и неповторимого, личного, связанного с обстоятельствами и, конечно, с самой личностью. Оставаясь беспристрастным, следуя документальным материалам и фактам, я все же постараюсь упомянуть и об этом.

Из всех членов его семьи фронтовая биография отца была, конечно, самой героической.

В начале апреля 1940 года он, девятнадцатилетний лейтенант, только что выпущенный из Смоленского военного училища корпусной артиллерии, был назначен командиром батареи и отправлен на фронт – на финскую войну. В марте того же года в должности заместителя командира батареи и начальника разведки полковой школы 269-го корпусного артиллерийского полка 10-го армейского корпуса проходил службу в Киевском военном округе, вблизи границы.

Хочется сказать о том, что же такое корпусная артиллерия и с какой военной техникой была связана фронтовая биография отца. Корпусная артиллерия – самая мощная огневая сила того времени. Это дальнобойные тяжелые орудия больших калибров, призванные поддерживать крупные армейские операции. Подразделения, которыми во время войны командовал отец, были вооружены 152-миллиметровыми гаубицами-пушками образца1938 г., настолько удачными, что до сих пор стоят на вооружении некоторых армий.

Вес этого гигантского орудия – почти 10 тонн, длина его более 8 метров, ширина 2,5 метра. Вес снаряда 43,5 килограмма, вес полного порохового заряда 19 кг, а дальность прицельной стрельбы – 20 километров. Отличие пушки от гаубицы в том, что гаубица стреляет по навесной траектории, а пушка – по настильной. Достоинством гаубицы-пушки является то, что она может стрелять и как гаубица, и как пушка. Чтобы справляться с таким колоссом, требуется расчет не в 4 человека, как обычно, а в 9!

Войну Яков Исаевич встретил на рассвете 22 июня на румынской границе, под Черновцами. В этом регионе, только что отвоеванном Красной армией у Румынии, как рассказывал отец, еще преобладало румынское население. Отец был человеком очень любознательным и говорил мне, что изучал там румынский язык. Могу это подтвердить – до конца жизни он мог сказать несколько обиходных фраз по-румынски. Стратегически это был очень важный регион. Румыния, тогдашняя союзница Гитлера, была основным поставщиком нефти для германской армии, а горючее – основной ресурс войны. Вот почему перед войной здесь были сосредоточены значительные силы Красной армии.

После тяжелых поражений первого месяца войны советские войска вынуждены были отойти на новые рубежи. Полк, в котором служил отец, был переброшен в район Днепропетровска и вел там тяжелые оборонительные бои. Об одном из них отец вспоминал на страницах коллективного сборника «Мы из поколения победителей». Эти строки я приведу несколько позднее.

Вообще, за плечами Якова Исаевича – почти все самые основные, страшные и кровопролитные сражения Великой Отечественной. В 1942 году, будучи уже капитаном, воевал под Сталинградом в должности заместителя командира дивизиона 203-го артиллерийского полка в составе 57-й армии Донского фронта под командованием генерала (впоследствии Маршала Советского Союза) Ф.И.Толбухина.

В 1943 году – на Курской Дуге, в этой страшной, чудовищной мясорубке. Кстати, в одном из частных писем отец пишет моей сестре, что в 2004 году в военкомате случайно узнал: за Курскую битву был представлен к званию Героя Советского Союза. Но ограничились орденом Александра Невского, тоже, конечно, очень высоким (как пишет Я.И., видимо, сказался «пятый пункт»).

В составе 1-го Белорусского фронта освобождал Прибалтику (это была знаменитая операция «Багратион»), одна из крупнейших в войне. Затем в апреле 1945-го участвовал в штурме Кёнигсберга, одном из самых кровопролитных и тяжелых сражений Великой Отечественной.

Немецкое командование приняло все возможные меры, чтобы подготовить город-крепость Кёнигсберг к длительному сопротивлению в условиях осады. В городе имелись подземные заводы, многочисленные военные арсеналы и склады. Система обороны включала в себя внешний оборонительный обвод, который уже был преодолён советскими войсками, и три внутренних обвода. В центре города находилась цитадель.

В Кёнигсберге у немцев было три кольца обороны. Первое — в 6-8 километрах от центра города — состояло из траншей, противотанкового рва, проволочных заграждений и минных полей. На этом кольце располагалось 15 фортов (построенных к 1882 году) с гарнизонами в 150—200 человек, при 12-15 орудиях. Второе кольцо обороны проходило по окраинам города и состояло из каменных зданий, баррикад, огневых точек на перекрёстках и минных заграждений. Третье кольцо, в центре города, состояло из 9 бастионов, башен и равелинов (сооружённых в XVII веке и перестроенных в 1843—1873 годах).

Общая численность немецкого гарнизона Кёнигсберга была около 100 тысяч человек. Советские войска взяли эту неприступную крепость штурмом. Там, в поверженном Кёнигсберге, отец и закончил войну в звании майора (в 24 года!) и в должности заместителя начальника штаба артиллерии стрелкового корпуса (такую должность обычно занимали полковники). За эту войну Яков Исаевич был награжден семью орденами: Красного Знамени, Александра Невского, двумя Отечественной Войны I степени, четырьмя Красной Звезды, и 13 медалями, в том числе «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда» и «За взятие Кёнигсберга». Был шесть раз ранен, дважды тяжело, и дважды тяжело контужен. Но каждый раз после лечения вставал в строй.

После окончания войны отец служил в Калинине (теперь Тверь). Примечательно, что он был оставлен в прежней должности, а это не самой собой разумелось. Ведь армия значительно сокращалась, должностей не хватало, и после войны многих, вплоть до маршалов, приходилось понижать в должности. Это лишний раз подчеркивает, что отца ценили.

Там же, в Калинине, в 1947 он женился на моей матери Регине Юрьевне. Мама, по девичьей фамилии Канторович, была из семьи зубных врачей. Деда своего, Юрия Лазаревича, я почти не помню – он рано умер от рака. Но рассказывают, что он был очень хорошим, знаменитым стоматологом, и хоронить его пришло пол-Калинина. Бабушку звали Ревекка Лазаревна, ее я помню лучше, она до смерти жила с нами. Я звал ее баба Рыба (от сокращенного имени Рива). Мама встретила войну, поступив на 1-й курс института иностранных языков, но учиться ей не пришлось. А пришлось рыть окопы и противотанковые рвы в холодную и ненастную осень 41-го. Немцы были уже у стен Москвы. Там мама и заработала свои ужасные болячки, от которых мучилась потом всю жизнь. Затем семья была эвакуирована в Новосибирскую область, а доучиваться маме пришлось уже после окончания войны.

В Калинине, 7 января 1948 года появился на свет и я.

В 1949 г. отца, как молодого перспективного офицера, направили на учебу в Москву, в Военно-инженерную артиллерийскую академию им. Дзержинского. Я довольно хорошо вспоминаю отцовский курс. Все были фронтовики, герои, дружили между собой, а когда отец в 1953 году с отличием окончил академию, всем курсом отправились отдыхать в Анапу. Эта поездка мне тоже вспоминается, хотя и отрывочно. Между прочим, там случился эпизод, который я запомнил (я потом переспрашивал отца, и он подтвердил, что все так и было). В один злосчастный день на толпу отдыхающих внезапно выскочил огромный бык. Все были в шоке, но отец не растерялся, схватил его за рога и прогнал.

После окончания академии отец продолжал службу на разных командных должностях, часто переезжая из города в город. С сокурсниками по академии, из которых несколько впоследствии стали генералами, а его близкий приятель Бойчук дослужился до маршала, отец поддерживал дружбу и в последующие годы. Помню, что Ефим Васильевич Бойчук, уже будучи генералом, служил какое-то время в Кирове и часто бывал у нас дома запросто. Правда, когда он стал маршалом, отец написал ему письмо с какой-то просьбой, но ответа не получил.

После Москвы были Свердловск (там 13 июля 1953 г. родилась моя сестра Лариса), Пермь, а закончил службу отец в Кирове, где и остался до конца жизни.

Яков Исаевич вышел на пенсию сорока лет от роду, еще молодым, благодаря т.н. «льготным годам» (год войны считался за четыре). Хотя льгота – здесь не вполне походящее слово. Он еще долго после этого работал. Был начальником отдела в Облпотребсоюзе, директором базы, инженером в Кировлесмпроме. Последним местом его работы стала должность начальника Гражданской обороны в объединении Кировсельхозтехника. Эту службу, так или иначе связанную с армией, отец исполнял с душой и был на очень хорошем счету: ведь он до конца жизни оставался «военной косточкой». Все же, мне кажется, потенциал его в гражданской жизни был использован не полностью: у него была светлая голова, блестящее образование и завидная работоспособность. Однако тогда существовал странный и несправедливый закон: заработок военных пенсионеров, работавших после выхода на пенсию, не должен был превышать в сумме с пенсией оклад, который такой пенсионер получал на военной службе. Поэтому отец не принимал неоднократно предлагавшихся ему более ответственных должностей: в этом случае ему пришлось бы отдавать государству больше заработанных денег, чем оставлять себе. А он и так отдавал немало.

Свой неистраченный резерв Яков Исаевич компенсировал общественной работой. Долгие годы был председателем секции артиллерии и ракетных войск областного Совета ветеранов, где работал много и с душой. Был активным лектором-международником Общества «Знание», нередко ездил с лекциями по разным городам и районам области. Постоянно читал, особенно интересовался военной историей. При этом в разговорах со мной то и дело замечал, что о войне пишут много неправды. Последние взятые им книги я возвращал в библиотеку уже после его кончины.

Были у него и любимые увлечения. Когда отец был помоложе, он был завзятым театралом. Они с мамой часто посещали театр, любили и драму, и оперу, ходили на симфонические и эстрадные концерты. Но больше всего Яков Исаевич любил оперетту, знал всех известных мастеров этого жанра и часто напевал опереточные мелодии. У него всегда, кстати, были приятели из мира искусства. Когда стал стареть, стал много времени проводить на даче. Очень прилежно и, кажется, с удовольствием выращивал овощи и фрукты, многое делал в доме своими руками.

О войне вспоминал не часто, и не с особенно большой охотой. В войне, - говорил он мне, - ничего хорошего нет, это грязь, кровь, смерть. Часто подчеркивал, что если он выжил – то это случайно, выпал счастливый билет. Этим, наверное, объясняется то, что после отца осталось до обидного мало воспоминаний.

Вот часть того немногого. Эти воспоминания о первых месяцах Великой Отечественной приведены в коллективном сборнике «Мы из поколения победителей».

Под напором превосходящих сил противника мы вели тяжелые оборонительные бои в составе Южного фронта. Во второй половине июля управление стрелкового корпуса было ликвидировано, и полк вошел в состав частей Резерва Верховного Главнокомандования.

В двадцатых числах августа 1941 года мы погрузились в эшелоны, чтобы принять участие в обороне Днепропетровска. Но пока ехали к месту сосредоточения, Днепропетровск был уже захвачен противником. Сколько могли, мы вели оборонительные бои на левобережье Днепра в районе Новомосковска.

В первой декаде сентября противник прорвал оборону на Днепре и повел наступление на Сталино (теперь Донецк) – Ростов на Дону.

Чтобы дать возможность стрелковым частям отойти и занять оборону на новом рубеже, полк получил задачу развернуться в пяти километрах западнее Синельниково, что мы и сделали, поставив все 36 орудий на прямую наводку.

Вскоре напозиции полка в боевых порядках двинулась армада из 85 – 90 фашистских танков Т-4.Это были средние танки. Тяжелых у противника тогда еще не было.

Подпустив танки на 700 - 500 метров, мы открыли по ним из всех орудий ураганный огонь. Мы увидели, как при попадании снаряда в башню она отлетала в сторону на 5 - 6 метров, а если снаряд попадал в борт или ходовую часть, то танк загорался. Огнем орудий полка было уничтожено и разбито 22 танка.

Эта атака была успешно отбита, Оставшиеся танки противника стали обходить полк с тыла.

Для того, чтобы вести огонь по танкам в этих условиях, надо было поворачивать орудия на 180 градусов.

В каждом орудийном расчете было 9 человек, и они вполне справлялись с поворотом орудия. Но когда производили разворот, грузошина уходила глубоко в землю, а противоположная станина поднималась на 50-70 см. Стрелять в этом случае нельзя.

Единственное, что можно было сделать – это прицепить орудия к тракторам (в полку были тягачи Т-60) и произвести разворот. Все это надо было сделать под ураганным огнем фашистских танков, которые возобновили атаку.

9-я батарея, которой я, старший лейтенант, тогда командовал, в этом отношении имела преимущество – она находиласьна левом фланге полка. Ее огневые позиции были вблизи оврага, где укрывались от огня тягачи. Я вызвал на батарею трактора, подцепил к ним орудия и развернул их в сторону атакующих танков. У первого орудия за наводчика встал сам, у второго поставил политрука батареи, у третьего и четвертого – соответственно командиров огневых взводов.

Могут спросить, почему я так поступил. Потому, что у кого-то из солдат и сержантов в сложнейшей обстановке боя могли сдать нервы, а офицерская закалка все же выше. Когда на тебя, поливая огнем, прет стальная махина, важно уловить нужный момент. Раньше начнешь стрелять – будешь тратить снаряды впустую. Опоздаешь – окажешься под гусеницами фашистского танка сам. Вот и поймай момент, чтобы ударить по противнику наверняка. Пример командира тоже много значит для духа подчиненных.

В том бою не на жизнь, а на смерть нам удалось сохранить хладнокровие и точный расчет. Батарея уничтожила семь танков противника, из которых 4 на моем счету. Полк понес большие потери в живой силе и технике, а моя батарея вышла из боя без потерь материальной части, и только один боец получил ранение.

За этот бой я был награжден орденом Красной Звезды, а наводчик орудия 3-й батареи 1-го дивизиона – медалью «За отвагу». Награды нам вручал лично командующий армией Р.Я.Малиновский, будущий Маршал Советского Союза.

Потом на пути от Сталинграда до Кенигсберга было много и более тяжелых боев, много форсировано рек, попадали в окружение. Досыта насмотрелся на разрушенные города и села, на смерть и кровь боевых товарищей, да и на свою собственную. Были и другие награды, в том числе и повыше, чем орден Красной Звезды.

Но то была первая награда за бой, который показал, что мы способны не только отступать, но и беспощадно бить непрошенных гостей. Появилась вера в то, что победа будет за нами. И мы победили.

Мне кажется, что за этими страницами проступают черты характера отца. Во-первых, для меня совершенно объясним этот спокойный, повествовательный тон и полное отсутствие восклицательных знаков. Отец был в жизни человеком скромным, совершенно не пафосным. И о войне он рассказывает, как о тяжелой, но необходимой работе. Он был человеком смелым и отважным, и во время Великой Отечественной это сказалось, наверное, в полной мере. Тому подтверждение – список его подвигов, ран и наград. Но всегда повторял: тот, кто говорит, что на войне не страшно, лукавит. Как это так не страшно, когда смерть подстерегает каждую минуту? Но стараешься сделать свое дело (отец никогда не говорил «исполнить долг»), быть не хуже других, и страх отступает.

Яков Исаевич говорил мне, что в фильмах часто показывают, как поднимаясь в атаку, кричат «За Родину, за Сталина!». Я, говорил отец, такого ни разу не слышал. Человеку в любой ситуации свойственен инстинкт самосохранения, а подняться в атаку очень нелегко – это идти почти на верную смерть. Больше всего, вспоминал он, в этом случае крыли в душу и в мать. И вообще, воевали, как он не раз мне объяснял, не «За Родину, за Сталина!», а за право жить мирной жизнью, за свою семью, за близких, за свой домашний очаг.

Война, как отмечал отец – это время предельной концентрации сил и нервов. Таких глупостей, как простуда или зубная боль, никто и не знал.

Второе, и очень важное, что я прочитываю за строками воспоминаний отца – это свойственный ему гуманизм. Посмотрите, с какой гордостью он упоминает о том, что в руководимом им бою был ранен только один солдат. Он солдата любил, ценил и берег. Как это далеко от жуковского «бабы еще нарожают»!

Отец вспоминал, что ему повезло с полководцами, под началом которых он воевал. С большим уважением он отзывался и о Родионе Яковлевиче Малиновском, и о Федоре Ивановиче Толбухине, и о Порфирии Георгиевиче Чанчибадзе. И главным в его воспоминаниях о них, которыми он делился со мной или сестрой, была как раз эта забота и солдате и стремление его сохранить. Не только как боевую единицу, но и как человека.

Этим качеством обладали не все. Отец, например, вспоминал, как однажды их корпусу был дан приказ: к революционному празднику взять какую-то высоту, которая, как он подчеркивал, стратегически была не так-то и важна. Важно было отрапортовать. Раз за разом шли в атаку, и почти все полегали. Тогда, вспоминает отец, приехал высокий начальник (он называл его имя, но я не хочу повторять, его уж давно нет в живых). Он выстроил всех офицеров и закричал, брызгая слюной «Не умеете командовать, вашу мать, так пойдете в атаку сами». И пошли, и взяли высоту, при этом половина офицеров погибла.

Солдата Яков Исаевич продолжал любить и после войны. У меня остались мальчишеские воспоминания, как в Перми он принял большое участие в судьбе одного из них. В его части проходил солдатскую службу способный пианист по фамилии Коцюба, выпускник Свердловской консерватории. Отец, как мне вспоминается, делал многое для того, чтобы оградить его от превратностей службы, которые могли повредить ему как музыканту, создавал условия для занятий, принимал его у нас дома. Может быть, общение с Коцюбой в какой-то мере повлияло и на мой выбор профессии.

Вторым таким солдатом, который мне хорошо запомнился, был его ординарец сержант Шумский. Он был вообще принят в доме, как свой, постоянно у нас столовался. Отец называл его «Витя» и, как мне кажется, никогда не гонял по пустякам.

Отец был человеком общительным и радушным. Вместе с мамой они очень любили принимать гостей, а мама, к тому же, прекрасно готовила. Отец сам выпивал мало – рюмку-другую, больше по праздникам. И никогда, ни разу в жизни, не курил.

Теми немногими привилегиями и льготами, которые у него были, как у ветерана войны, отец охотно делился с другими. Вообще, помогать кому-то было его страстью, он иногда что-то делал даже для малознакомых людей. А уж о друзьях и близких – и говорить нечего.

Кстати, об этих привилегиях. Они были всегда очень небольшими. Они практически не касались жилья. Свою первую в жизни отдельную квартиру – двухкомнатную «хрущевку», отец получил в начале шестидесятых, когда уже вышел на пенсию. Касались эти льготы небольших, скромных продуктовых «заказов» на праздники. Но главной из этих льгот была, конечно, возможность не стоять в очередях. Уже начиная с 60-х годов везде: в магазинах, на вокзалах и в аэропортах, в парикмахерских и прачечных, писалось «участники Великой Отечественной войны обслуживаются вне очереди». И это было, конечно, великое благо, позволяло экономить время и нервы.

Справедливости ради скажу, что отец пользовался этим далеко не всегда и не напоказ. Ему бы и в голову не пришло пройти вперед, если в очереди стояло 3-4 человека. Иногда, правда, замечая орденские планки на его пиджаке, люди сами просили пройти, и это Яков Исаевич принимал с гордостью, но и как бы немного смущаясь. Со временем, правда, всё чаще стали раздаваться реплики вроде «развелось тут» или «спасения нет от этих вов». В этом случае отец выходил из себя, кипятился, и его трудно было остановить.

После одного из таких инцидентов у меня состоялся с отцом разговор. Я наблюдал, как менялось отношение к ветеранам. В 50-х и начале 60-х их почти обожествляли, хотя их было еще достаточно много и они были молоды. Все же, когда по улице проходил такой ветеран, особенно в офицерской форме и с орденами, ему вслед оборачивались и восторженно перешептывались. Много было, правда, на улицах и калек (позднее их убрали с глаз подальше) – их жалели и привечали. Позднее люди стали все равнодушнее относиться к ветеранам, а в 70-х дошло и до неприязни. Все это не могло не вызвать у участников войны, и, конечно, у Я.И. тоже, ответной реакции. Вот почему он так неистовствовал.

Папа, сказал я ему, у нас, детей первого послевоенного поколения, все это еще свежо в памяти. Мы играли в красноармейцев, побеждавших фашистов. Мы постоянно слышали живые свидетельства о Великой Отечественной не по радио, не по телевидению, а от своих родных и близких. И в наших сердцах жила и продолжает жить благодарность им за их подвиг.

Но с тех пор народилось еще, как минимум, два поколения. Для многих из них Великая Отечественная война – все равно, что русско-японская или первая мировая. Это было давно. Быть вечно благодарным – это красивая фраза, не более. У людей своя жизнь, к тому же жизнь не самая лучшая. Они устали от повального дефицита, от километровых очередей. Проявление такой реакции с их стороны, конечно, их не красит и заслуживает всяческого порицания. Но попробуй отнестись к этому философски и поберечь нервы.

«А ведь ты прав, - сказал отец. Русско-японская война, это ты верно заметил». Но, кажется, я его не вполне убедил, потому что кипятиться он продолжал и дальше.

Мне кажется, что моя сестра и я унаследовали от отца его представление о патриотизме. Он, конечно, был настоящим патриотом, и тысячу раз доказал это – хотя бы своей военной биографией. Но патриотом он был без ложного пафоса и трескучих фраз, которых он вообще терпеть не мог. Его патриотизм основывался на любви к родине при признании других стран и народов и уважении к ним.

Отец гордился своей принадлежностью к поколению победителей, День Победы всегда был для него святым. В этот день он оживлялся, много времени проводил на улице, принимал участие в праздничных мероприятиях. И, конечно, перед глазами у него снова проходили события его трудной и героической фронтовой молодости.

Конечно, близким Якова Исаевича, будет приятно пролистать эти скромные страницы. Приятно будет вспомнить деда его внукам, в которых он души не чаял – Ирине, Алику, Юре.

Но больше всего эти воспоминания предназначены правнукам отца, большинство из которых деда никогда не видели. Пусть знают, что им есть, кем гордиться