Восторженная публика

Totus mundus agit histrioniam (лат. Весь мир играет комедию). Как-то раз направляют ко мне одного господина во всех смыслах из низших сословий. Ясен пень, до высших господ у меня кишка тонка!

- Что ж, милости прошу в мою скромную обитель, уважаемый!

У господина до умопомрачения крутит живот, плюс сутулый, перетруженный.

- Вы как раз по адресу! Давайте смотреть.

Под парой звонких щелчков позвоночника в разы пообмельчавшая, стремительная дефекация переходит в не менее стремительную рвоту, сначала съеденным накануне, затем переварено-разложившимся кашеварством резко замершего кишечника.

- Давайте пощупаемся, ась?..

Напряженный живот громогласной перкуссии довольно щупленького господина как у коровы, ожидающей пятерню фантастического предлежания. Местами западения, местами шаровидные и колбасоподобные вздутия с нешуточной болезненностью даже при малейшей пальпации, подкрепленной весьма яркой экспрессией на все и всякого. Что ж… Castigat ridendo mores (лат. Смехом бичуют нравы).

- Верблюдик Вы мой, многогорбый!

Не аппендицит. Всеподробнейше расспрашиваю, всетщательнейше прощупываю. Как есть не аппендицит. Заворот кишок! Дилемма-проблема… Дилемма-проблема…

- Ничегось, уважаемый! В два счета расправим Ваши путы-запуты! С полнейшей гарантией!

Но лучше б, все ж таки, аппендицит… Аппендицит я хоть умеючи, а тут… Дилемма-проблема… Дилемма-проблема… А, кишки они и есть кишки! Требуха простецкая.

- Ансельм!!!

Мой маленький ассистентик уже ушки на макушке. Помчал со всех ног, толком не дожидаясь команды, правда, со всего разгона врезался в дверь проветриваемой операционной, однако пострадал незаметно, лишь пискнул: «Ой, извините!» непонятно кому, но никак не распахнутой двери.

Пять минут суетливой сосредоточенности, два минуты старательного настраивания на крайне ответственную работу, молниеносная подготовка господина к полостной операции.

Стремительно выдохнув, страхую напряженные руки-ноги, успокаиваю словесной премедикацией ироничного характера, и тут к нам на развеселенький огонек вваливается целая толпа народа. Помимо стада зеленых практикантов, при дамном окружении с малыми детьми присутствуют любители пощекотать себе нервы и желудок. Себе-то пусть щекочут на здоровье! Мне-то зачем?

Panem et circenses (лат. Хлеба и зрелищ). Будет вам зрелищность, еще какая!

- Дамы и господа! Добро пожаловать на наше фантастическое представление!

Mundus universus exercet histrioniam (лат. Весь мир занимается лицедейством). Чувствуя себя истинным театралом, добавляю к пациентику дополнительные страховки, всецело фиксируя на операционном столе, и даю кожаный жесткий трензель в зубы, в свое время выпрошенный в Красных фонарях у милых дам, выкупленный у наищедрейшей мадам Жозефины.

Я все умеючи, только не во всем еще пробовался с хиропрактикой. Заместо планируемого полосования, начинаю творить совершенно бескровную, но поразительно зрелищную щадяшечку. Effectrix eloquentiae est audientium approbation (лат. Внимание слушателей создает красноречие).

- Ловкость рук и никакого мошенничества!

В порыве нахлынувшего воодушевления начинаю расправлять, поправлять и править. Заворот сигмовидной, слепой и поперечно ободочной кишок по часовой, против часовой стрелке.

Под пристальное внимание публики играю свою большую роль на малой сцене. Публика замерла в настороженном удивлении. Ансельм сиротливо хлопает глазами, бесхозно переминаясь с ноги на ногу возле своего столика с инструментами.

В считанные минуты с харизматичной непринужденностью играючи устраняю сплошные пути-запуты. Далее следует оглушительная кульминация облегченно выдохнувшего пациентика.

Бесхозного Ансельма, в конце концов дотоптавшегося до ног пациентика, сносит струей выхлопа высвобождающейся наружу перкуссии абсолютно расслабленного живота. Публика смеется до слез.

Ударившись спиной о стену, возле на этот раз призакрытой двери, Ансельм густо краснеет и, окуренный облаком долгоиграющего амбре застоящихся газов человеческой природы, пулей вылетает из операционной. Публика смеется от души и рукоплещет потоком восторженных аплодисментов. Раскланявшись бурным овациям, тоже покидаю операционную, подмывать напрочь вылеченного пациентика. По пути встречаю насупившегося Ансельма. Suum cuique mos (лат. У каждого свой нрав).

- Satius est rideri, quam derideri (лат. Лучше давать повод к смеху, чем к насмешкам), - озвучиваю жизненную истину.

С весьма обиженный видом мой маленький ассистентик продолжает обмахивать свежезастиранное пятно со следами въевшихся вкраплений и коричневых подтеков на своем светло-сером пиджачке. Да-а, с нашей грязненькой работкой только светлый костюм и одевать! Впрочем, цветовые предпочтения в одежде, то уже дело личное. De gustibus non est disputandum (лат. О вкусах не спорят).

На протяжении всего дня я пребывал, нежась в лучах недавней славы, мысленно оставаясь на театральных подмостках. Наяву же чувствовал себя мировой знаменитостью. Правда, единственный автограф дал, расписываясь за гонорар своего мизерного процента от дорогостоящего представлениями нашей Третьей городской больницы, что никоем образом не являлась анатомическим театром.