Восьмая тропа

МаксВ

ВОСЬМАЯ ТРОПА

Мистическая повесть

Глава 1

– Что это?

Три человека, оцепенев, стояли возле края галечной насыпи, тянувшейся перед бескрайним, идеально ровным, травяным лугом, и пристально всматривались в мелкую рябь, пульсирующую на небольшом зелёном участке. Это было совершенно невероятно – посреди густой, ярко-изумрудной глади трепыхался довольно большой участок в форме круга. И его трясло словно газетный лист на ветру. Трава дрожала только в одном месте, рядом с проходившей через поле песчаной тропинкой, метрах в десяти от неё. Зрители стояли как раз у начала узенькой дорожки. Внезапно дрожь прекратилась, и успокоившаяся поверхность начала вспучиваться, на глазах превращаясь в подобие заросшего кургана. Один из наблюдателей – невысокий, голубоглазый мужчина в мятом пиджаке и широких, светлых брюках, тревожно заметил, глядя на разворачивающуюся перед ними аномалию:

– Сейчас прорвёт, – и несколько раз подряд пыхнул самокруткой, вставленной в длинный мундштук.

Стоявший рядом человек, одетый в красный мундир, и широкие, синей ткани галифе, заправленные в сверкающие сапоги, – строгим голосом уточнил:

– Чего говоришь?

Поправив указательным пальцем тонкие усики, человек выдохнул облако густого дыма, и сморщившись, ответил:

– Чирей этот, говорю, сейчас лопнет. Надо бы отойти подальше, не то дерьмом каким-нибудь забрызгает.

Лысоватый, с выдающимся вперёд животом третий участник, с интересом наблюдавший происходящее, пробормотал:

– Похоже, мы станем свидетелями прихода ещё одного горожанина.

– Нам это пока неизвестно. Ну хоть объяснительных меньше писать, власть на месте, – утвердительно заявил её представитель, и оттянув вниз красный мундир за «юбку», поправил широкий поясной ремень. В следующий момент, глянув вперёд, он резко присел, удерживая шляпу:

– Ох ты, мать твою, что творится-то!

Вокруг вздыбившейся холмиком поверхности, не видимые из-под высокой травы, метались недюжинной силы существа – они колыхали густую зелёную поросль как дикие кабаны, несущиеся от загонщиков через кусты, при этом травяная поросль распадалась из стороны в сторону, выдавая взору косматые спины, бугристые от мышц. Глухо взрыкивая, звери петлями носились вокруг образовавшегося холма, то приближаясь к небольшой возвышенности, то, столкнувшись с ближними, отскакивали, хрипло клокоча. Один из них высоко подпрыгнул, пытаясь зацепится за повисшие стебли, но сорвался вниз, хрюкнув при этом. На короткое мгновение стал виден его облик – коротконогая собака с мордой, очень похожей на человеческое лицо, заросшей густой, грязно-серой шерстью. Торчавшие строго вверх длинные уши и лапы с длинными, крючковатыми когтями не оставили сомнений у невольных зрителей:

– Да это же кердычи пожаловали! – воскликнул невысокий мужчина, выбивая окурок.

– Сергеич, надо отходить, пока они вонять не начали! – прокричал лысый толстяк, и повернулся к полицейскому, – Олег Михайлович, пойдёмте отсюда, а то надышимся этим пуккачино, потом неделю придётся гадость всякую пить, никакая печень не сдюжит. Побежали, голубчик, прошу вас!

– Всем стоять! – гаркнул красный мундир, всматриваясь в прыжки лохматых тварей, – Хватайте камни, будем сражаться! Кто, если не мы? Надо разобраться, что тут происходит!

Присев, он прихватил пару голышей, и прищурив левый глаз, метнул камень:

– Бей клохтунов, спасай атмосферу!

Его спутники подхватили призыв, и атака усилилась – вокруг кургана начался настоящий камнепад. Скоро хрюки и визги побитых зверей затихли, и возбуждённые победители отметили победу громкими возгласами:

– Убежали, обгадились! Наша взяла, а, Сергеич?

– Да нет, они просто убежали, если бы обгадились, то от нас бы одни кости остались! – возразил толстяку человек по имени Анатолий. Утерев тыльной стороной ладони пот со лба, достал из нагрудного кармашка новую самокрутку, и принялся прилаживать её в мундштук. Раскурив от зажжённой спички, повернулся в сторону красного мундира:

– Ну что, Михалыч, сорвалась наша экспедиция? Что делать-то будем? Двинули домой?

Статный полицейский помаячил ему ладонью: «Тихо», продолжая неотрывно смотреть на выросший перед ними холм. Повернулся, и негромко ответил:

– Толя, какое «домой»? Тут такие дела происходят, а ты собрался уходить.

– Да ничего тут не происходит, с чего ты взял то?

– Внимательнее посмотрите, оба. По-моему, что-то начинается.

Взгляды двоих его компаньонов устремились к недавно появившейся возвышенности – воздух над холмиком задрожал, и от его верхушки вверх потянулись прозрачные, колыхающиеся полосы – скорее всего, в этом неожиданно появившемся микро-вулкане повысилась температура.

– Это что такое там происходит? – обратился ко всем Анатолий, приложив руку ко лбу козырьком.

– А вот сейчас и узнаем, – в тон ему произнёс Олег Михайлович, расстёгивая верхнюю пуговицу мундира.

– Мужики, ну его подальше, пойдёмте до хаты, я уже кушать хочу, всё равно поход сорвался. Чего тут ждать-то? Сейчас какая-нибудь очередная гадость вылезет наружу, да ещё похуже клохтунов, вон они как со страху бесились, – жалобно начал просить Моисей Исакович, вытирая макушку от выступившего пота.

– Лысый, заткнись! – грозно отреагировал Кнадов, продолжая теребить пуговицу, – Надо выяснить, что там за гадость, чтобы знать! Если будет опасно – всем быстро бежать, а я прикрою, у меня вот камень в руке.

– Да что ваш камень-то, поможет, что ли? – опять заныл толстяк, но тут же закрыл рот, глядя на раскрывающуюся верхушку возвышения. Трава с корнями и вываливающимися комьями грунта начала отваливаться и скатываться вниз, и верх небольшого холма превратился в округлый кратер, в котором с хлюпаньем бурлила вязкая жидкость бурого цвета.

– Ничего себе, зевло! – отметил Анатолий, делая шаг назад.

– Стоять на месте! Возьмите по булыжнику – всем приготовиться! – сурово скомандовал полицейский, отведя назад руку с зажатым в ней камнем.

А в открывшемся жерле началось движение – края озерца намокли, округлились по всему кольцу, бурлящая жижа приобрела розовый оттенок, и на поверхности показалась обмазанная слизью и комками неизвестной субстанции человеческая голова. Его руки были прижаты к бокам, а сам он изгибался, и выкручивался как червяк, видимо, пытаясь освободиться от сковывающей его движения толстой верви.

Трое наблюдателей замерли, устремив полные тревоги взоры на разворачивающуюся перед ними драму – человек высунулся из узкой горловины уже по пояс, выкручивая руки, спутанные в локтях. Наконец, ему удалось высвободиться от верёвки, и он скрюченной ладонью смазал с лица налипшую слизь, изо рта тут же запузырилась клейкая гуща, и раздался жуткий крик: «Ы-ы-ы, ы-ы-ы!».

– Что встали, а ну – помогать! Я подстрахую, – отдал распоряжение представитель власти, и нахмурив брови, заозирался по сторонам. Анатолий с Моисеем побежали к холму, где уже вываливающийся из жерла незнакомец, наконец, размотал верёвки, и согнувшись в пояснице, повис на краю воронки, цепляясь скрюченными пальцами за густую траву. Оказавшийся ближе других Кузьмин схватил его за локти, и потянул на себя. Обмазанный слизью страдалец, очевидно, освободившись от последних скреп, сдерживавших его до сих пор, неожиданно выпал весь целиком, сбив с ног спасителя, и уже вдвоём они свалили на землю подбежавшего Моисея Исаковича.

– Хорошо, на мягкое приземлились, – отметил Анатолий, поднимаясь на ноги. И, сморщив брезгливую гримасу, начал стряхивать с пиджака и брюк налипшую с упавшего незнакомца розовую жижу.

– Ну что, ты оказался прав? – придерживая левой рукой шляпу, спросил подошедший к ним Кнадов.

– В чём? – ответил вопросом Шпрейхель, отряхивавший с брюк налипшие после падения кусочки травы с землёй.

– Ну так посмотри – целый человек поступил в наше распоряжение. Сейчас прокашляется, и спрашивать начнёт. А это верные признаки будущего гражданина нашего Городка. Ты, Мося, как догадался, признавайся?

Шпрейхель снял очки, и принялся протирать их вытащенным из кармана носовым платком:

– Да просто так ляпнул, подумать ничего не успел. Мы ведь до сих пор не понимали, откуда горожане берутся. А тут новый феномен на глазах зародился – шишка на земле. Значит, моё подсознание отреагировало ответом на мучавший его долгое время вопрос. Так оно и сработало.

– Странно у тебя подсознание работает, – отозвался Кузьмин, – Холмик на земле вырос, а ты решил, что сейчас человек появится. Вроде всё наоборот должно происходить.

– Моё сознание реагирует вполне адекватно. А странно всё то, что вокруг происходит, – ответил ему Моисей, приспосабливая очки на нос, – вот сам погляди, ещё одна странность начинается, – тут он указал на лежавшего в траве «нового горожанина».

Пока они приводили себя в порядок, человек, очевидно, пришёл в себя, и начал проявлять слабые признаки жизнедеятельности – несколько раз чихнул, и время от времени беспорядочно шевелил конечностями, хотя это больше было похоже на дрожание мышц при переохлаждении. Мутно-розовая слизь, покрывавшая его с головы до пят, к этому времени отвердела, и при совершении очередных конвульсивных подёргиваний ломкими кусочками отваливалась со всей поверхности туловища.

– Глянь, а у него и прикид приличный, – заметил Анатолий, – может, чего интересного ещё скажет.

И в самом деле, из-под облетевшей почти везде корочки проглядывали ярко-синие джинсы и чёрная кожаная куртка, в которые был одет лежавший на боку человек. Молчавший во время их диалога полицейский, обратив внимание, что у лежавшего на траве начинают проявляться признаки жизни, подошёл к нему поближе, и пошевелил его, ухватившись за плечо. Во время этого толчка с одежды, и головы мужчины высохшая корочка почти полностью осыпалась, и Кнадов с удивлением отметил:

– Одежда совсем сухая, и не грязная. Интересно.

Присев на корточки, внимательно осмотрел голову и шею:

– Видимых повреждений нет. По возрасту вроде молодой, – и ухватив его покрепче, с усилием потрепал за куртку, окликнув, – Эй, уважаемый, ты жив?

Неожиданно, человек открыл глаза, обвёл вокруг себя мутным взглядом, а Кнадов настойчиво повторил:

– Жив, нет? Чего молчишь? – и легонько пошлёпал его по щеке. Лежавший издал нечленораздельное мычание, и попытался сесть.

– Подожди, не торопись, давай мы тебе поможем, – сказал ему Кнадов, и помаячил Кузьмину, – Иди сюда, что встал, как быня в стойле? Помогай.

Вместе с подошедшим Анатолием они помогли «новенькому» присесть, и уже все трое принялись задавать ему вопросы:

– Ты откуда взялся, горемыка?

– Может имя есть?

Человек с непонимающим видом озирался, вглядываясь в лица окружавших его людей, но из его открытого рта не вырывалось ни звука. Однако, окончательно привёл его в чувство грозный рык блюстителя закона:

– Ну что, долго молчать будем? Ну-ка поднимайся, сейчас в допросной поговорим за житьё-бытьё! Чё вылупился, новоро́жденный?

И сидевший на траве вдруг заговорил:

– Кортюхов Никита Петрович, э-э.., не помню, э-э.., тоже не помню.

Шпрейхель махнул рукой:

– Да как все, что толку спрашивать. Пошли домой.

Озираясь по сторонам, новенький добавил:

– Я здесь впервые, больше ничего не знаю, честно. А вы кто?

– Хорошо, хоть разговаривать не разучился, – резюмировал Кузьмин, и наклонившись поближе к сидящему, громким голосом спросил:

– Проголодался?

Парень закивал головой:

– Да не мешало бы перекусить. А где это я?

Развернувшись, Кнадов зашагал по широкой грунтовой дороге в сторону леса, бросив через плечо короткое распоряжение:

– Ведите его в столовую, потом в казарму при фабрике. Пускай поест сперва, потом в домик, что пустой стоит. Кузьмин, ты к нему куратором. Остальное после.

Глядя на удаляющийся красный мундир, Моисей Исакович высунул вслед ему язык, и ворчливо заметил:

– Команды раздал, и ушёл, ломоть кормлёный. А чего он вообще, раскомандовался-то, а? Сам бы и нянчился с этим големом из грязи рождённым. Навязался на нашу голову.

Кузьмин уточнил:

– Это ты про кого?

– Да вот, про этого Никитоса-барбоса. Чего делать-то будем?

Анатолий пожал плечами:

– Чего делать, чего делать… Пойдём до фабрики, не сидеть же здесь, – и участливо обратился к новичку:

– Ты как, чудо природы? Идти сможешь?

Стоявший позади него Шпрейхель заметил:

– Не кудахтай, ничего особенного в нём нет. Сейчас встанет и пойдёт. В Городке все такие же. Мы просто не видели, как остальные из земли выпочковываются. А вот с этим повезло. Прямо редкостная удача. Бр-р-р! – тут он брезгливо передёрнул плечами, – Как вспомню, так тошнить начинает. Надо же было так нарваться, теперь не заснёшь – мерещиться будет. Да и поход он нам испортил, никак до скал добраться не можем. Когда теперь соберёмся?

Молча слушавший его болтовню Анатолий тем временем помог встать новичку на ноги, и поддерживая его за локоть, сделал вместе с ним первые шаги. Повернувшись к толстяку, ответил:

– Мося, пойдём уже. По дороге выскажешься, – и обратившись к молодому человеку, боязливо переставлявшему ноги, спросил у него:

– Сам пойдёшь? Я тебя за руку не собираюсь водить. А, Никита?

Тот, не отрывая глаз от тропы, дрожащим голосом ответил:

– Не знаю. А куда мы идём?

– А вон видишь лес впереди? Вот в лес и пойдём. А за ним нас ждёт Городок. Там и поедим. Ты же голодный?

– Да, кушать я хочу, – ответил молодой человек, уже уверенно ступавший по дороге.

Все трое двинулись вперёд. Когда приблизились к густым зарослям, Моисей раздражённо воскликнул:

– Ну вот, опять тропинка в другую сторону идёт! Хоть бы в этот раз не долгая попалась, а то опять до ночи проходим. Сколько ходим через этот лес, она всё по-разному петляет.

Шедший позади всех Кузьмин перебил его:

– А я люблю под этими деревьями пешеходствовать, красиво всегда.

Шпрейхель, озираясь по сторонам, ответил ему:

– Тут ты прав, Толя. Самое главное, чтоб жопырь по пути не попался. Гадостная тварь. Ты хоть палку какую-нибудь подобрал?

А тропинка убегала вдаль, присыпанная пудрой семян. Над головой простирался зелёный шатер – листья клена, тонкие ветки берёз, густая листва дуба. Зеленоватый воздух пронизывали ослепительно яркие стрелы солнечных лучей, пробивающихся сквозь полусумрак шатра. Пока они вот так молча брели под сенью листвы, сквозь лиственный узор вдруг мелькали голубые кусочки неба, а ветерок снова прятал их от глаз. Красиво, разно. Вот прямо возле тропинки, по которой шагали трое человек, показалась светлая полянка, густо заросшая папоротником, посреди ее – поваленный широкий ствол трухлявой сосны. Вроде бы гниль, а тоже глаз притягивает.

Благостную тишину прервал голос новенького. Никита вдруг резко остановился, да так неожиданно, что шедший за ним Кузьмин, не ожидая препятствия, налетел на него. Испугавшись, раздражённо спросил:

– Ты чего, бродяга? Заблудился?

Парень, извиняясь жестом, выставил перед собой раскрытую ладонь, стараясь умалить гнев Анатолия:

– Простите, я беспокоюсь – Мося сказал, тут какой-то жопырь живёт? Кто это?

Шпрейхель, стоявший за ним, важно подбоченился, и тоном наставника изрёк:

– Новенький, не забывай – «Мося», это имя для старых друзей, а для тебя я – Моисей Исакович. Запомни! И не переживай насчёт жопыря, тебе его бояться не надо.

– Почему?

Моисей вытащил из брючного кармана вязаный цветной берет, натянул его на лысину, и принялся объяснять:

– Хороший ты задал вопрос, любопытный Никитос, – и разулыбавшись от удачного каламбура, продолжил, – Жопырь, это такой чудик, который охотится на тех, кто был с ним связан при жизни: друзей, соседей. Он, вообще-то – покойник, который хочет отомстить. Если в Городке кто-то внезапно, без причины умирает, или исчезает, то всем сразу понятно делается, что это жопырские проделки – исчезнувший пал жертвой лысого упыря.

– А как спастись? – дрожащим голосом спросил Никита.

– А тогда все идут на Прибрежный погост, – это как раз та приболотная полоса, с которой мы тебя в траве увидели, – и начинают копать яму. Рыть можно в любом месте, он там обязательно есть, – покойник этот, которого искали. Раскапывают, и если тело ещё клохтуны не сожрали, то тогда нужно ему голову отрубить, и сжечь. А кости закопать на кладбище. Ну, когда чудилы болотные мясо объедят. После жопырь перестаёт на людей нападать. Все городские сказы так и говорят.

– Жечь голову надо?

– Ну конечно, – раздражённо ответил Шпрейхель, – и обязательно тело надо клохтунам оставить, пусть они покушают. Не то оголодают, да и нападут на кого.

– Страшный с виду? – уточнил Никита.

Моисей покачал головой:

– Жопырь? Да совсем нет. Похож на маленького такого дедушку – лысина, щёчки розовенькие. Морщинки под глазами. Ростом очень маленький. Ножки и ручки – кривенькие, и одет в беленькую распашонку. Очень миленько выглядит, охота по голове погладить.

– Моисей Исакович, а почему его Жопырём-то прозвали?

Моисей нахмурился, и объяснил:

– Так он, гад такой, когда нападает, то присасывается к правой ягодице! Ну, или к левой. Смотря как в тот момент ему удобней. Да присасывается так, что не оторвёшь! И так висит на жопе, пока всю кровь не вытянет из страдальца. Вот он такой злодей и есть. А что поделаешь?

В разговор вмешался Кузьмин:

– Да его так зовут из-за формы головы – она у него как из двух половинок сделана.

Молодой человек дрожащим голосом спросил:

– А вы сами его встречали?

Моисей замолчал, отстранённо глядя перед собой, и не поворачиваясь к Никите, проговорил:

– Не вспоминай в лесу лихо, пока не нашёл выход. Пойдёмте.