Война и страсть в ущельях

После того как молодой учёный Горин Максим Родионович закончил лекцию сразу для четырёх групп, он направился прочь из этой большой аудитории, чтобы наконец-таки подышать свежим воздухом. Преподаватель, как обычно, дружелюбно попрощался со своими студентами:

— На этом важном абзаце наша лекция об озерах в пещерах заканчивается. Надеюсь, что вам было не скучно. Хотя, я узнаю об этом на экзамене через два месяца. Всем счастливо!

— А что вы порекомендуете нам почитать для сдачи экзаменов? — выкрикнула ему вслед какая-то студентка с самого верхнего ряда парт.

— Я порекомендую вам дружно собраться и самим отправиться в эти пещеры. За достоверное фото в пещерах обещаю ставить всем на бал выше.

Он ответил точно так же, как услышал это впервые от своего преподавателя пятнадцать лет назад. За десять лет преподавательской карьеры только две группы смогли предоставить Горину подлинные фото с гор штата Монтемии на фоне пещер. Он, конечно же, как и обещал тогда, на экзамене поставил оценку на балл выше.

Хотя и сам он всего однажды был в этих пещерах. Тем не менее, Горин пытался выдать себя за опытного спелеолога. На самом же деле это был специалист больше в теории, чем на практике. Но преподаватели университета хвалили его за знания. А студентки часто заигрывали с ним. Некоторые шёпотом спорили между собой, растут ли у светловолосого Горина усы и борода, бреется ли он всегда так гладко или у него совсем нет щетины.

Крутя в пальцах долгожданную сигаретку, преподаватель шёл к выходу, и уже видел в прозрачных дверях корпуса уличный свет и толпу бездельничающих студентов.

Во время большой перемены возле главного входа всегда скапливалось много студентов. Кто-то, как всегда, пил кофе с бутербродом в руке, кто-то жадно спорил о чём-то, перекрикивая однокурсника, а кто-то обсуждал вчерашнее свидание и кино.

Так же там можно было увидеть и преподавателей, особенно тех, что были помоложе. Молодые преподаватели обычно хвалились друг перед другом новыми покупками в квартиру или недавними поездками.

Горину же не было чем хвалиться перед коллегами. Из города он уже давно не выезжал, а своей собственной квартиры у него не было. Но вот послушать других людей он любил. Иногда делал вид, что слушает, погружаясь в свои собственные мечты.

И вот теперь он также захотел спокойно постоять среди своих товарищей по работе, чтобы просто покурить.

Тут его за руку дёрнул пожилой декан Самсонов.

— Здравствуй, Максим! Пошли-ка со мной в деканат, я хочу одну вещь обсудить с тобой.

— Ооох… Андрей Владимирович, — изобразил усталость Горин, — вот сейчас перекурю и сразу же поднимусь к вам.

— Пойдём, пойдём, Максим, потом покуришь. Это довольно важный разговор, — возразил Самсонов, сжимая сухими бледными пальцами предплечье Горина, и таща за собой.

Конечно же, преподаватель не мог не подчиниться декану, тем более в том случае, когда тебя поймали и тащат за руку. Пришлось послушно плестись за деканом по ступенькам опять вверх. Декан как маятником медленно и плавно раскачивал своим круглым задом перед лицом Горина, из-за чего начинал действовать на нервы.

Они поднялись на второй этаж, вошли в кабинет к Самсонову.

— Располагайтесь, Максим Родиныч, — дружески улыбнулся декан сквозь седую бороду, и указал на одно из двух стоящих кожаных кресел.

Горин знал, что Самсонов предлагал присаживаться не на диван, а именно в эти кресла лицом к лицу с деканом либо самым приближённым коллегам, либо тем, кого просил уволиться. Небольшая дрожь прошла по его спине.

Самсонов поставил свой потёртый кожаный портфель на стол, начал в нем рыться, ища что-то. Потом отложил портфель и принялся искать что-то в столе, хаотично громыхая ящиками.

Горину казалось, что дело чересчур затянулось, и Самсонов не только медлит с разговором, но и даже само время движется в каком-то замедленном ритме.

— Как там твои лекции по спелеологии? — будто издалека начал декан.

— Читаем, — однозначно ответил Горин, — скоро экзамены.

— Интересны пещеры твоим студентам?

— Кому-то интересны, а кому-то не очень. Ведь пока их собственными глазами не увидишь, не поверишь, что природа, или что-то иное могло создать такое.

— Ясно. Экзамены-то по твоему предмету, наверное, поручим принимать Кузнецову, — задумчиво и вздыхая, промямлил Самсонов.

Горин заёрзал в кресле.

— Из министерства пришёл приказ, — продолжил декан, и достал из стола лист бумаги с печатью, — тебя, как лучшего преподавателя спелеологии предлагают отправить в Монтемию. Поедешь прямо на днях, будешь там до конца лета. Почти полгода дают тебе на изучение твоих любимых пещер. Ну как? Что скажешь, Родионыч? Поедешь?

Горин от радости чуть не выпрыгнул из кресла, чтобы обнять Самсонова. Он даже не мечтал о таком предложении. Пробыть столько времени простому преподавателю в лабиринте неизученных пещер казалось невозможным.

Ещё в студенческие годы он во время практики провёл там около десяти дней. И это время вспоминал, как лучшее в жизни. Каждое лето он планировал поездки в горы за свой счёт, хотя бы на неделю. Никогда не получалось. Преподавательской зарплаты могло хватить только на санаторий с минеральными водами. Но ведь настоящему спелеологу нужно ещё, как минимум, снаряжение. Одно дело — зайти в пещеру. Но настоящему учёному-спелеологу не спуститься в её неизученную глубину — настоящая пытка.

И все эти поездки ежегодно откладывались на лучшее, более подходящее лето. А тут вдруг неожиданно такое — ехать прямо сейчас на пять месяцев, да ёще за счёт государственного бюджета. Немыслимо щедрый подарок от университета, или, что даже может быть, от самой судьбы.

— Я бы и сам хотел оказаться на твоём месте, — всё ещё продолжал уговаривать декан. — Только представить себе: горы, леса, свежий воздух, родники. А эти забавные местные жители со своими овцами. Красота. Но я же не могу дела тут бросить, да и предложили-то не мне. А?! Что скажешь, Радионыч? В путь? Я думаю, нужно ехать.

Самсонов по-дружески подмигнул Горину. Ему на самом деле были не нужны ни пещеры, ни природа. Он просто не мог сообщить в министерство, что какой-то преподаватель, тем более его подчинённый, не согласился поехать.

— Неужели я буду там в горах совсем один? — тревожно поинтересовался Горин.

— Ну, а как же? Кого я ещё с тобой отправлю в горы? Мне же, сам понимаешь, здесь люди тоже нужны. Кто будет этим балбесам преподавать? А экзамены кто примет? Сессия скоро, дружок.

— Да нет, — замялся Горин, боясь, что Самсонов тут же передумает, и отправит в горы кого-нибудь другого за место него, — я думаю, что оно-то даже и лучше, одному как-то спокойней, никто не отвлекает тебя от научной работы.

— Ну! Ну! А я что тебе и говорю. Красота же! Эх, мне бы такой отдых на всё лето. Да я бы может быть и жить там остался. Всегда хотел куда-нибудь в горы уехать на свежий воздух, — мечтательно Самсонов посмотрел в потолок, облокотившись на спину кресла.

— А жить? Жить там где я буду? Ну, я имею ввиду — ночевать, — опять так же робко и беспокойно спросил Горин.

— А… Это ты вообще не переживай. У нас же для таких дел специальный вагончик есть. Это мы всё организуем кафедрой, и даже доставим тебя до нужного места. Твоя основная миссия — сделать великое открытие для нашего университета. Нужно найти новые пещеры, дать им номера, названия, занести всё это дело на карту.

— Я с удовольствием поеду, Андрей Владимирович, — по-детски радостно ответил Горин.

Ну вот и молодец. Другого ответа я от своего лучшего специалиста и не ждал, — Самсонов привстал с кресла, протянул руку Горину. Горин то же самое сделал в ответ.

2.

Через три дня во дворе общежития, где жил Горин, стоял университетский внедорожник. Сзади был прицеп. И это был самый настоящий маленький дом на колёсах. Точно такой же, какой нередко можно увидеть на трассах за городом.

С такими прицепами на дорогах иногда колесят кочевники — по всем штатам Пятиземья. Горин был рад тому, что ему не придётся жить в палатке, отгоняя по ночам шакалов и дикобразов. Это был полноценный, безопасный дом. Пусть он был и маленький, но имел дверь, которую можно будет закрыть на ночь, а также окно, которое можно будет открыть днём.

Всей кафедрой ему собирали необходимые для жизни на природе вещи и инвентарь. Из собственных вещей Горин взял лишь сачок для бабочек, около десятка книг, блокнот и рюкзак с едой.

Он пять лет жил в маленькой комнатушке студенческого общежития совсем один.

Как считали его знакомые, да и он сам, столь небольшая площадь для жилья мешала Горину создать семью, и вообще заводить серьёзные отношения.

В комнате могла поместиться только односпальная кровать, маленький холодильник и шкаф, наполовину набитый одеждой, а наполовину книгами и разными бумагами с важными, как считал Горин, записями.

Горин не любил находиться дома, поэтому он предпочитал после работы оставаться в библиотеке университета или просто бродить по городу. В общежитие он приходил лишь для того, чтобы поужинать и переночевать. Он ни капли не жалел, расставаясь на несколько месяцев со своей комнатой.

Хотя, было в его жизни и то время, когда он жил в своей комнате не один. У Горина когда-то была девушка по имени Лиза. Они даже собирались пожениться.

Лиза тоже была преподавателем этого же университете, только вела она биологию. Оба молодых преподавателя два года жили в одной комнатушке, мечтая о свадьбе, детях и собственном доме.

Но однажды Лиза заявила Максиму Горину, что не может больше ждать лучшей жизни — перемены нужны ей сейчас. И тогда она очень резко, как показалось самому Максиму, сообщила, что уходит из общежития, а также и от Горина навсегда.

Её избранником стал молодой бизнесмен, не имеющий отношения к науке вообще. Через год после ухода от Максима она забеременела, и сама покинула университет.

Больше Максим не встречал её никогда. Кто-то из их общих знакомых сказал, что Лиза потом родила ещё и второго ребёнка, после чего с супругом покинула город.

И в этот день, когда за Гориным приехала машина, он впервые в жизни после расставания так ярко почувствовал лёгкость и беззаботность одинокой жизни. «Мог бы я сейчас уехать в Монтемию вот так вот спонтанно, если бы был женат на Лизе, и у нас были бы сейчас дети? Да ни за что. Мне бы тогда пришлось отказаться от командировки, от научных работ в пещерах. Мне бы тогда точно пришлось бы остаться с семьёй», — подумал он, и с облегчением вздохнул.

Шофер Валентин Абрамыч, и по совместительству завхоз в университете ждал Горина в машине. Это был седой, сухощавый пенсионер очень высокого роста. Его потёртые от времени джинсы напоминали две макаронины из-за длины штанин. Они шли из красной клетчатой рубашки, и плавно сливались с вечно запыленными огромными башмаками. Из этой же красной рубашки, где были закатаны рукава, торчали длинные и жилистые руки. Внешность его была нелепо-неуклюжей, но приятной.

И этот добрейшей души человек нравился всем из-за всегда бодрого настроения, громкого голоса и весёлых реплик. Когда Горин вышел из подъезда, то изображая недоумение своим очень эмоциональным вытянутым, как у лошади лицом, сходу спросил:

— И как же это вашего брата учёного тянет в такие дикие места? Я понимаю там, рыбалочка, охота. Ну, всё такое для души. Ну, максимум на недельку. А вас в горы тянет, камни там разные изучать, в лупу рассматривать. Не понимаю я.

— Без интереса не может быть науки, — сказал Горин, в ответ довольно улыбаясь и садясь в машину.

— Ну, ты брат даёшь. На сколько ты, говорят, едешь туда, на полгода.

— Практически на полгода.

— Вот это я понимаю отпуск. Ни то что я тут — покапал огород на даче две недели, и сразу же звонят они мне все: «Абрамыч, отвези, Абрамыч, привези, купи, отремонтируй». А может мне с тобой там остаться? А-ха-ха-ха-ха, — заржал Абрамыч, оголив все свои жёлто-серые зубы.

— Я не против, Абрасыч, с хорошим и весёлым человеком всегда приятно, — отшутился Горин.

Внедорожник тронулся. Горину стало вдруг как-то тепло. Его тело размякло и провалилось в кресло. Почему-то было такое предчувствие, что едет он не на лето, а на всю жизнь. И жизнь эта начала меняться и превращаться в настоящую сказку с того самого момента, когда машина выехала из двора общежития.

Он хотел закрыть глаза и представить, как будет день за днём искать новые неоткрытые пещеры, давая им названия и номера. Но болтливый шофёр не дал ему надолго расслабиться, пребывая в мечтах.

— А правда говорят, что жизни может не хватить, чтобы все пещеры Монтемии изучить? А?! Что скажешь, учёный? — обратился Абрамыч, перекрикивая мотор машины.

— Правда, — ответил Горин, — и много жизней может не хватить. Сколько разных учёных, разных поколений пытались создать полную карту пещер… Так до сих пор ежегодно находят новые.

— Ты мне лучше вот что скажи — действительно ли люди их все соорудили или, как поговаривают, инопланетная цивилизация этим всем когда-то занималась?

— А вот за этим, Абрамыч, ты и везёшь меня в горы, чтобы такие как я разобрались наконец-то, — игриво ответил Горин.

— Я ж ведь тоже там бывал, — с приятной улыбкой произнёс шофёр, — служил там три года почти.

— Где? В пещерах? — удивился Горин.

— Ну, прям. Не в самих пещерах, конечно. В Монтемии. Я же прапорщиком уволился… Ну, в горах-то тоже пришлось много побывать, и по пещерам этим вашим полазить.

Горин с пристальным вниманием начал слушать, что дальше расскажет Абрамыч.

И тот, немного помолчав с видом, как будто вспоминает, начал:

«Стояли мы тогда у села какого-то. Не помню уже точно его названия. Шато или Шмато. Во! Точно! Шало! И пришлось нам как-то по очереди баранов пасти, на них тогда волки их местные позарились. Ну, а мы-то что. Мы — люди вооруженные, жандармы как ни как. Стали волков постепенно отстреливать.

Вроде перестали волки к стадам подходить, а всё равно по ночам в горах их вой слышался. Ну, мы выше в горы пошли, чтобы приманить их к стаду. Охраняем, значит. А волков не видно. Только вот стали замечать, что овцы всё равно опять пропадают. Куда пропадают — не можем понять. То одной овцы не досчитаемся на утро, то другой. Так вот оказалось, что у того самого склона, где мы овец пасём, мааааленькая пещерка есть. Это получается, что волки прямо через пещеру и таскали овец наших. Ну, мы, конечно же, кто ружьё, кто автомат и, туда с фонарями. А оказалось там не пещерка, а целый туннель старинный, старинный. Настолько огромный, что военный грузовик легко вместиться мог. Да ещё и полы гладким камнем выложены. По такой брусчатке в древние времена на колесницах войны ездили, говорят. Во как!

Ну, и что ты думаешь? Мы вас учёных дожидаться будем? Неееет. Нам же овец спасать нужно. А что служивому важней? Конечно же, приказ скорей выполнить. Так вот мы и нашли, куда этот туннель выходит. А выходил он аж к Куршеву. Это городишка такой курортный известный. Слышал ты, конечно, про него, популярный он курортами своими. Получалось так, что пройдя по туннелю, ты оказывался совсем возле города, там где речка их главная течёт, Шепси, кажется, называется.

Взяли мы, значит, взрывчатки немножко, да кааааак рванули. Вход туда камнями завалило. Вот так вот. И не стали больше волки овец наших таскать. Местные нас за это очень уважать стали. Всё остальное время, что мы там потом дослуживали, мясом подкармливали нас. Ээээх. Было дело».

Их путь до Монтемии продолжался чуть менее суток. За это время Горин и шофёр стали почти друзьями. Абрамыч всю дорогу расспрашивал о загадках пещер, попутно предоставляя свои догадки и домыслы по поводу их возникновения. Горин же был в предвкушении настоящего отдыха своей мечты; всю дорогу его переполняли воображения о новых открытиях.

Когда показались вершины, Горин принялся рассматривать карту — нужно было выбрать место, где лучше всего стоило остановиться. На карте были отмечены точки, где работниками университета создавались полевые базы.

Справа по трассе, прямо перед подножьем гор было огромное поле кукурузы. Как будто это последнее место, где можно было что-то посадить, потому что дальше начинались глухие скалы и камни.

Через какое-то время их машина свернула с трассы у одиноко стоящего магазина, который находился в конце этого самого поля. Они остановились. Валентин Абрамыч вышел, чтобы купить воды. Он три раза постучал в дверь кулаком, а на четвёртый ударил своей длинной, как шпала, ногой по низу двери. Лишь тогда дверь открылась. Через минуту он вышел недовольный, но зато с двумя холодными бутылками минеральной воды.

— Эх, и придурки же бывают среди этих местных! — выругался он, видимо на продавца, — никакого сервиса тебе. Одно хамство.

— Что не так-то, Абрамыч? — ухмыльнулся Горин.

— Да не бери в голову. Люди раньше здесь в горах приветливей намного были. Сейчас уже всё не то. Вот когда я здесь служил, — опять с ностальгией заговорил он, — вот тогда и порядки другие были. Да и не поймёшь их тут многих. Кто-то местный, а кто-то приезжий из трущоб каких. А выдают-то себя все за истинных горцев. Отребье!

Горин не смог сдержать смех. Это дружелюбие Абрамыча, которое так резко сменилось недоумением, рассмешило его по-настоящему.

Через минуту Валентин Абрамыч отошёл, и на его лице снова нарисовалась дружелюбная невозмутимость. А ещё через минуту он опять сделался серьёзным и вздохнул.

— Ну, вот и подходит к концу наше с тобой путешествие, — с грустью сообщил он Горину, — сейчас высажу тебя на площадке, будешь ты свои пещеры изучать, а я в город обратно.

Их машина медленно поплелась вверх по серпантину. Горы «изъеденные» пещерами напоминали сыр с дырками. Почти каждая пещера имела своё название, и многие из них соединялись между собой. Всё это изучалось столетиями, и ещё неизвестно сколько времени должно было изучаться.

Они остановились на высоте 1556 м. возле одной из самых больших пещер с табличкой «Пещера № 3386». По размеру и ровной форме она больше напоминала туннель в горе, из которого, как казалось, в любой момент мог выскочить поезд или автобус с туристами. В округе простиралась ровная площадка, вполне подходящая для кемпинга. На площадке даже находилась небольшая беседка из дерева с металлической крышей. Здесь можно было отдыхать в жару, а в дождь, не опасаясь, жечь костёр. Именно здесь Горин и пожелал, чтобы его оставили.

— А вот, кажется, и та самая наша университетская база, где останавливаются учёные. Давай-ка выйдем, посмотрим, Абрамыч, здесь я и останусь.

Они оба вышли из машины, чтобы оглядеться по сторонам и отцепить вагончик.

— Ты посмотри, Максим. Ну, хорошо же. Все удобства тебе здесь есть. Вон и беседку даже ваши преподаватели сумели здесь в горах поставить. Живи — не хочу.

— Да, жить можно, — согласился Горин.

— Я бы, конечно, на твоём месте пару студенток сюда с собой взял или преподавательниц молодых, — подмигнул Абрамыч Горину, — ну, дело-то твоё молодое.

— Вот как-то не догадались мы с тобой, Абрамыч, — снова согласился Горин.

В этот момент ему стало тоскливо от своей одинокой жизни. «Как было бы мне сейчас хорошо, если бы я был в паре с женщиной единомышленницей, — подумал он, — ведь эта женщина могла бы пойти со мной в пещеры, могла бы принести воду из родника, пока я разжигаю костёр. Она могла бы готовить мне еду, пока я делаю химические анализы горных пород. А что бы ещё мы могли с ней ещё делать вдвоём, среди такой шикарной природы».

Это было красивое живописное место. На скалах росло много зелёных кустарников. Из расщелин в камнях выходили молодые кривые сосны, от которых пахло свежей хвоей. Чёрные мокрые валуны говорили о том, что здесь есть родник. Это исключало трудности в добыче пресной воды — она была под боком.

Внизу был резкий обрыв, и с высоты открывался захватывающий вид на бескрайние дали. Если смотреть вниз, то сверху можно было увидеть спины орлов, кружащих над пропастью.

Шофёр Валентин Абрамыч отцепил дом на колёсах, посигналил на прощание, и помчался вниз по пыльной дороге.

Горину тут же стало жутковато находиться одному среди дикой природы, да ещё и на такой высоте. Но он гнал от себя все страхи, потому что сейчас сбылась его та самая заветная мечта — быть в горах. Он сразу же подошёл к пещере № 3386, с которой должна будет начаться его работа.

Горин долго смотрел в эту пещеру, и его тянуло туда какой-то мистической силой. Он хотел как можно скорее уйти в самую глубь и приступить к долгожданным исследованиям. Но разум возобладал над страстью — нужно было приготовить место для жилья, нарубить немного дров, набрать воды из родника и, по возможности, найти сухие ветки. Этим он и занялся.