Воздушная кавалерия. Том 2

Трап флагманского лайнера «Императрица Виктория» был последним островком цивилизации. Мягкий ковер под ногами, начищенные до зеркального блеска латунные поручни, едва уловимый аромат столичных духов, витающий в воздухе. А потом я сделал шаг, и цивилизация кончилась.

Владивосток ударил в лицо. Не метафорически, а вполне реально, порывом ледяного, влажного ветра, который, казалось, прошел через тысячи километров соленой воды, пропитался запахами гниющей рыбы, угольного дыма и сырого металла, чтобы с размаху влепить мне пощечину. Воздух здесь был густой, тяжелый, его можно было резать ножом и намазывать на хлеб вместо масла. Хлеб, правда, получился бы так себе.

Я на мгновение замер на верхней площадке трапа, инстинктивно поплотнее запахивая дорогое штатское пальто, которое в этом городе смотрелось так же неуместно, как балерина в окопе. Передо мной, насколько хватало глаз, раскинулась бухта Золотой Рог. И это зрелище заставило забыть о ветре и вони.

Столичные газетенки захлебывались пафосом, описывая Владивосток как «восточный форпост Империи», «неприступную твердыню». Врут, собаки. Это не форпост. Это сжатый кулак, готовый к удару.

Над бухтой, в мутном, сером небе, словно сонные киты, висели три тяжелых дирижабля-сторожевика. Их плоские корпуса, обшитые тусклыми бронелистами, казались неповоротливыми, но я знал, что это обманчивое впечатление. В гондолах под брюхом каждой махины угадывались спаренные башни скорострельных пушек, а по бортам темнели амбразуры для тяжелых пулеметов. Они не патрулировали. Они висели на стационарных позициях, контролируя каждый метр воздушного пространства.

— Сторожевик класса «Сокол-М», — раздался в моей голове веселый, мелодичный голос Алисы. — Длина сто двадцать метров. Экипаж сорок два человека. Вооружение: четыре спаренные тридцатисемимиллиметровые пушки, двенадцать крупнокалиберных пулеметов. Максимальная скорость восемьдесят километров в час при попутном ветре. Бронирование противоосколочное. Эффективность в бою против современных истребителей двенадцать процентов. Рекомендую не использовать в качестве такси, дорогой хозяин.

Я мысленно хмыкнул. Спасибо, кэп. И без тебя вижу, что эти дирижабли скорее средство устрашения и платформа ПВО, чем реальная ударная сила. Но выглядели они внушительно.

- Где ты здесь нашла современные истребители? – мысленно усмехнувшись, ответил ей – я даже турбовинтовых не видел.

Взгляд скользнул ниже, к воде. Порт кипел жизнью, но это была лихорадочная, военная жизнь. Толстобокие торговые суда и юркие рыболовецкие шхуны жались к причалам, словно пытаясь спрятаться за спинами настоящих хозяев бухты. А хозяевами здесь были они эскадренные броненосцы Тихоокеанского флота. Четыре стальных стража, чьи массивные башни главного калибра были развернуты в сторону Японского моря. Дым из их высоких труб лениво тянулся к небу, но это было ленивое спокойствие хищника в засаде. Даже отсюда, с расстояния в полкилометра, я чувствовал исходящую от них угрозу.

— Броненосцы типа «Пересвет», — услужливо подсказала Алиса, выводя перед моим внутренним взором тактико-технические характеристики. — Заложены в конце прошлого века. Устаревшая концепция, но после модернизации с применением пылевых конденсаторов в системах наводки представляют серьезную угрозу для любого флота своего класса. Главный калибр десять дюймов. Дальность стрельбы…

— Понял, спасибо, — мысленно оборвал я ее. — Просто оцени общую обстановку и уровень угрозы.

— Атмосфера, как на пороховой бочке, к которой уже поднесли фитиль, командир. Уровень военного присутствия на квадратный километр превышает столичные показатели в семнадцать раз. Напряжение в локальной ГИС-сети близко к критическому. Все ждут развязки.

Вот это уже ближе к делу. Я начал спускаться по трапу, крепче сжимая в руке трость, которая уже давно была не опорой, а замаскированным оружием. Война здесь не была абстрактной угрозой из передовиц «Правительственного вестника». Она висела в воздухе, смешиваясь с запахом соли и мазута. Она смотрела на меня из-под козырьков фуражек военных патрулей, чеканивших шаг по пирсу. Она угадывалась в настороженных, колючих взглядах портовых рабочих, которые молча грузили ящики с надписями «Снаряды. Не кантовать».

И вот я здесь. Поручик без взвода, инженер без мастерской, я даже не аристократ. А у меня из активов только голова, Консоль, нахальный ИИ с кошачьими ушками и приказ нового начальства, который можно перевести с казённого только так: сделай красиво, или накажем!

Негусто. Но для начала хватит.

Я ступил на твердую землю Владивостока. Ветер тут же попытался сорвать с меня шляпу.

— Ну, здравствуй, край Империи, — пробормотал я себе под нос. — Посмотрим, кто кого сломает.

***

Первым делом нужно было сбросить столичную шкуру и неважно, что прибыл я из Иркутска. В гостинице «Золотой Рог», лучшей в этом городе дыре, я снял номер с видом на бухту. Пять минут ушло на то, чтобы сменить дорогое пальто и костюм на неприметные, но крепкие брюки, толстый шерстяной свитер и потертую куртку из непромокаемой ткани. На ноги разношенные ботинки на толстой подошве. Трость, разумеется, осталась при мне. Теперь я выглядел не как столичный гость, а, скорее, как приехавший по делам инженер или штурман с торгового дирижабля. То, что нужно.

— Командир, ваш маскарад снижает уровень социального статуса на семьдесят восемь пунктов, — съязвила Алиса в очередной раз перескакивая с одного обращения на другое. — Вероятность, что вам предложат дорогой коньяк, стремится к нулю. Зато вероятность получить в темном переулке по голове или заточкой в бок возрастает на сорок три процента.

— Мне и не нужен коньяк, — пробормотал я, выходя на улицу. — Мне нужна информация. А ее в дорогих ресторанах не подают.

И я пошел. Без цели, без маршрута, просто погружаясь в город, как в холодную, мутную воду.

Центральные улицы еще пытались держать фасон. Широкие проспекты, вымощенные брусчаткой, фасады купеческих особняков и доходных домов в стиле модерн, блеск витрин дорогих магазинов. Здесь воздух был чище, а публика приличнее. Дамы в шляпках, офицеры в парадных мундирах, купцы с тяжелыми золотыми цепями на жилетках. Над перекрестками гудели пылевые фонари, а у подъездов самых богатых домов парковались личные автомобили. Совсем мажоры передвигались на флаерах, небольшие, юркие аппараты, похожие на гибрид кареты и стрекозы. Это был фасад, витрина Империи. Красивая, дорогая и абсолютно лживая.

Стоило свернуть в любой проулок, и позолота осыпалась, обнажая гнилое дерево. Брусчатка сменялась разбитым булыжником, а потом и вовсе утоптанной грязью. Дома жались друг к другу, кривые, облезлые, подпирая соседа плечом, чтобы не упасть. Воздух густел, наполняясь запахами дешевого табака-махорки, кислой капусты и нечистот. Здесь жили те, кто строил этот форпост, грузил снаряды и чинил броненосцы. И глядя на их серые, изможденные лица, я понимал, что за Империю они умирать не спешат. Ведь они и так умирали каждый день на работе, просто пытаясь выжить.

Поток вынес меня на площадь, целиком отданную под огромный рыбный рынок. И вот тут город сбросил последние маски. Это был первобытный хаос, кипящий котел жизни и смерти. Оглушительный гвалт стоял такой, что закладывало уши. Торговки с обветренными, красными лицами истошно орали, нахваливая свой товар. Рыбаки в просмоленных робах, матерясь, тащили корзины, из которых вываливались серебристые туши тунцов и уродливые, усатые сомы. Воздух был таким плотным от запаха свежей и не очень свежей рыбы, соли, водорослей и пота, что, казалось, вот-вот выпадет в осадок в виде жирной, склизкой пленки.

Я медленно шел между рядами, впитывая атмосферу. Это было сердце города, его настоящий, не прикрытый мундиром и этикетом пульс. И именно здесь я увидел то, что искал. Ту самую изнанку власти, которая всегда начинается с мелкой, бытовой подлости.

Они стояли у самого дальнего, самого бедного прилавка. Двое патрульных полицейских, в засаленных мундирах и с такими сытыми, ленивыми рожами, что хотелось немедленно проверить у них документы. Их жертва, молоденькая девчонка, лет семнадцати, худая, как тростинка. Перед ней на грубо сколоченном лотке лежала жалкая горстка какой-то мелкой рыбешки, весь ее дневной улов и, видимо, вся надежда на ужин.

Один из полицейских, постарше, с усами а-ля «я тут главный», лениво ковырял в зубах щепкой. Второй, помладше и поглупее на вид, стоял, расставив ноги и уперев руки в бока, классическая поза мелкого чиновника, упивающегося своей крошечной властью.

— Ну, так что, красавица? — протянул старший, выплевывая щепку. — Налог на торговлю платить будем? Или как?

Девушка вжалась в свой прилавок, ее лицо было белым от страха.

— Господин полицейский, да какой налог… Я ж тут первый раз… Все, что было, продала, вот, остатки…

— Не волнует, — отрезал усатый. — Порядок есть порядок. Империя о тебе заботится, безопасность обеспечивает. А ты, неблагодарная, копеечку зажать хочешь?

Он говорил это громко, с издевкой, явно наслаждаясь своей ролью и вниманием окружающих. Соседние торговцы тут же сделали вид, что страшно заняты своими делами, отводя глаза. Страх — лучшая смазка для механизма беззакония.

— У меня нету денег, правда… — пролепетала девушка, и по ее щеке покатилась слеза.

— Уровень кортизола в ее крови превышает норму в три раза. Пульс сто сорок ударов в минуту. Вероятность насильственных действий со стороны субъектов в форме восемьдесят девять процентов, — бесстрастно констатировала Алиса. — Командир, какие очаровательные представители закона. Предлагаю начать видеофиксацию для последующего использования в качестве компромата.

— Уже, — мысленно ответил я, незаметно активировав запись на моём модифицированном коммуникаторе.

Младший полицейский сделал шаг вперед.

— Ты, девка, не темни. Не хочешь деньгами, можно и натурой. Нам в участке как раз полы помыть надо. И не только полы.

Его сальная ухмылка была омерзительнее протухшей рыбы. Девушка в ужасе отшатнулась. И этот жест, видимо, стал последней каплей для усатого.

— Ах ты, собака сутулая! — взревел он. — По-хорошему не понимаешь!

С этими словами он ленивым, отработанным движением ноги пнул хлипкую ножку прилавка. Доски с треском разлетелись, и вся жалкая горстка рыбы полетела в грязную жижу под ногами.

Девушка вскрикнула, бросилась было собирать рассыпанный товар, но младший схватил ее за руку.

— Куда?! Разговор не окончен!

Взвизгнув от боли и страха, она рванулась, вырывая руку. Инстинкт гнал ее прочь, куда угодно, лишь бы подальше от этих двоих. Она бросилась бежать, не разбирая дороги, ослепленная слезами.

Прямо на меня.

Инстинкт сработал быстрее разума. В тот момент, когда ее тонкое, дрожащее тело врезалось в меня, мои руки уже двигались. Одна поймала ее за плечо, не давая упасть, вторая легла на спину, успокаивающе, но твердо. Движение было отточенным, почти рефлекторным, одним плавным разворотом я закинул ее себе за спину, одновременно делая шаг вперед и оказываясь между ней и двумя хищниками в полицейской форме.

Она вцепилась в мою куртку с силой утопающего, ее всхлипы обжигали мне шею. Я чувствовал, как ее колотит мелкая дрожь.

— Адреналиновый всплеск. Тахикардия. — бесстрастно доложила Алиса у меня в голове. — Командир, вы только что вмешались в работу представителей власти. Вероятность эскалации конфликта девяносто семь процентов. Поздравляю с началом карьеры на Дальнем Востоке.

- Заткнись, — мысленно рявкнул я, полностью концентрируясь на двух фигурах передо мной.

Полицейские, на мгновение опешившие от такой наглости, быстро пришли в себя. Они увидели перед собой прилично, хоть и неброско одетого господина, опирающегося на трость. Легкая добыча. На лице усатого сержанта расплылась хищная, предвкушающая улыбка.

— А ты еще кто такой, защитничек выискался? — пробасил он, делая шаг ко мне. — Потерял что-то? Или решил к девке в кавалеры записаться?

Его напарник глупо хихикнул, обходя меня сбоку, пытаясь отрезать девушку. Я сделал едва заметное движение, и он снова оказался у меня перед глазами.

— Я просто хочу понять, в чем провинилась эта девушка, господа, — мой голос прозвучал спокойно, может, даже слишком спокойно для этой ситуации. Я намеренно не повышал его, зная, что ничто так не бесит быков, как ледяное хладнокровие. — Выглядит так, будто вы ее грабите.

Слово «грабите» подействовало как удар хлыста. Улыбка с лица сержанта сползла, сменившись багровой злобой.

— Ты что сказал, хмырь?! — прошипел он, его рука легла на рукоять тяжелой резиновой дубинки. — Ты на представителя власти пасть разеваешь? Это полицейское дело, ясно? Вали отсюда, пока цел, умник.

— Командир, уровень агрессии старшего субъекта повысился на тридцать два процента. Пульс сто десять. Рекомендую применить нелетальное воздействие, — деловито прокомментировала Алиса.

Я проигнорировал ее. Это было глупо и нерационально. Последнее, что мне было нужно, это засветиться в уличной потасовке. Но был какой-то предел, какая-то черта животной подлости, которую я не мог позволить переступить в своем присутствии. Может, это остатки прошлой жизни, где такое было немыслимо. А может, просто злость на то, что этот мир так похож на худшие проявления моего старого.

— Я не уйду, пока не получу ответ, — так же ровно произнес я. — Назовите статью, по которой вы ее задерживаете.

Младший полицейский, видимо, решив, что слова тут излишни, шагнул вперед и с силой толкнул меня в грудь.

— Тебе по-русски сказали, отвали!

Расчет был прост: я, опирающийся на трость, должен был позорно завалиться назад, в грязную жижу. Но они не учли одного. Мое тело, восстановленное нанитами, было на порядок сильнее, чем выглядело. Я стоял как вкопанный. А вот он, не встретив ожидаемого сопротивления, сам потерял равновесие.

Движение было ленивым, почти незаметным. Я всего лишь чуть выставил вперед свою трость. Ее изогнутая рукоять с головой волка встретила голень полицая. Тот издал короткий вскрик, его ноги заплелись, и он с сочным шлепком рухнул лицом прямо в разбросанную по земле рыбу и вонючую жижу.

На рынке на мгновение воцарилась гробовая тишина, которую тут же сменили сдавленные смешки.

Сержант застыл, глядя на своего барахтающегося в грязи напарника, а потом его лицо исказилось от ярости.

— Ах ты, сука! — взревел он, выхватывая дубинку. — Я тебе сейчас эту палку в задницу засуну!

Он замахнулся для удара, который мог бы сломать мне ключицу. Но я был готов.

— Даже не буду активировать протоколы, это просто смешно — Алиса явно давилась от смеха.

Я не стал уклоняться. Вместо этого я шагнул вперед, внутрь его замаха. Моя левая рука перехватила его запястье, блокируя удар. Правая, все еще сжимающая трость, метнулась вперед. Набалдашник трости, сделанный из серебра, ткнулся ему точно в солнечное сплетение.

Сержант захрипел, воздух с шумом вышел из его легких. Глаза вылезли из орбит. Дубинка выпала из ослабевшей руки. Я не дал ему упасть, все еще держа за запястье.

— Я задал вам простой вопрос, — прошипел я ему прямо в лицо, и в моем голосе больше не было спокойствия, только холодная, концентрированная ярость. — За что вы прессуете девчонку?

Он не мог ответить, только хрипел, пытаясь вдохнуть. В этот момент его напарник, выбравшись из рыбных потрохов, с лицом, перемазанным грязью и чешуей, вскочил на ноги. В его глазах не было ничего, кроме животной злобы и унижения. Его рука метнулась к кобуре на поясе.

Время замедлилось, растянулось, как патока. Щелчок расстегиваемой кобуры прозвучал в моих ушах громче выстрела из гаубицы. Я видел, как перекошенное от злобы и унижения лицо младшего полицая превратилось в маску тупой ярости. Видел, как его пальцы сжимают рифленую рукоять казенного револьвера. Видел, как в его пустых глазах мелькнуло решение: убить. Убить этого выскочку с тростью, который посмел его унизить.

— Уровень угрозы: летальный, — констатировала Алиса с ледяным спокойствием. — Субъект намерен применить огнестрельное оружие. Дистанция два метра. Вероятность попадания в вас восемьдесят семь процентов. Вероятность попадания в девушку за вашей спиной сорок два процента. Рекомендую немедленную и агрессивную нейтрализацию.

- Да ладно? — мысленно съязвил я, пока мое тело уже действовало.

Я все еще держал задыхающегося сержанта. Он был не противником, он был инструментом. Резким, мощным толчком я швырнул его обмякшее тело вперед, прямо на его напарника.

Это было грязно, некрасиво, но дьявольски эффективно. Младший как раз выдернул револьвер, его палец уже ложился на спусковой крючок. Он не ожидал, что в него прилетит сто килограммов живого веса в виде собственного начальника. Удар! Два тела с глухим стуком сталкиваются. Младший теряет равновесие, его рука с револьвером дергается в сторону, и в небо уходит случайный выстрел.

Грохот раскатился над рыночной площадью, утонув в тысяче испуганных вскриков. Голуби, клевавшие разбросанную рыбу, с шумом сорвались с места. Толпа, до этого наблюдавшая с любопытством, отхлынула назад, как волна от берега.

Но у меня не было времени любоваться произведенным эффектом. Пока двое полицаев барахтались на земле, пытаясь расцепиться, я уже был рядом. Мой шаг был бесшумным и стремительным. Носок моего ботинка врезался в запястье младшего, державшее револьвер. Хруст. Короткий, полный боли вой. Оружие, выпав из разжавшихся пальцев, со звоном ударилось о булыжник.

Не давая ему опомниться, я нанес второй удар ребром ботинка по ноге чуть ниже колена. Он снова взвыл и завалился на бок, хватаясь за поврежденную конечность.

Я лениво наклонился и поднял тяжелый, приятно холодный револьвер. Проверил барабан, пять патронов. Качество так себе, но убить можно.

— Плохая дисциплина владения оружием, — нравоучительно произнес я в наступившей тишине, обращаясь скорее к самому себе. — Так и ногу себе прострелить недолго.

Я выпрямился, держа револьвер стволом в землю. Передо мной на грязных камнях корчились двое представителей власти. Один хрипел, пытаясь вдохнуть, второй скулил от боли, баюкая сломанное запястье. Девушка за моей спиной перестала плакать и теперь дышала короткими, судорожными вздохами, в которых смешались ужас и изумление.

А вокруг нас образовался вакуум. Круг пустоты диаметром метров в десять. Торговцы и покупатели застыли, как соляные столпы, боясь пошевелиться. Они смотрели на меня, кто со страхом, кто с плохо скрытым восхищением. Только что на их глазах неизвестный калека с тростью за тридцать секунд раскатал двух вооруженных полицейских. Такое здесь случалось не каждый день.

Сержант наконец откашлялся. Он поднял на меня взгляд, полный ненависти и бессильной злобы.

— Ты… ты труп, — прохрипел он. — Тебя сгноят на каторге… Нападение на представителя…

— Я напал? — я удивленно вскинул бровь. — Помилуйте, господин сержант. Я всего лишь помог вам поднять то, что вы неосторожно уронили. — Я демонстративно качнул револьвером. — А ваш коллега, кажется, поскользнулся. Здесь очень грязно, нужно быть аккуратнее.

Мой спокойный, издевательский тон, кажется, взбесил его окончательно. Он попытался подняться, опираясь на локти.

— Убью, мразь…

И в этот самый момент я услышал то, что должно было прозвучать раньше или позже. Четкий, размеренный, ни с чем не сравнимый звук. Стук подкованных армейских сапог по булыжной мостовой. Ритмичный, неумолимый, он приближался, отсекая все остальные шумы.

— Командир, зафиксировано приближение патруля. Рекомендую немедленно избавиться от оружия и принять вид жертвы обстоятельств, — деловито проинформировала Алиса.

Я усмехнулся. Жертва обстоятельств, это больше не моя роль. Не стал прятать револьвер. Наоборот, я перехватил его удобнее и сделал шаг вперед, вставая точно над двумя поверженными полицаями.

Из-за угла, с соседней улицы, чеканя шаг, вышел военный патруль. Впереди суровый капитан-ветеран с сединой на висках и орденской планкой на груди. За ним десяток солдат в полевой форме, с винтовками наперевес. Их лица были серьезны, а взгляды холодны и внимательны.

Они увидели эту картину: посреди рыночной площади, в кругу замершей толпы, стоит человек в штатском с револьвером в одной руке и тростью в другой, а у его ног корчатся двое полицейских.

На секунду патруль замер. А потом раздалась четкая, звенящая команда капитана:

— Оружие на землю! Немедленно

Команда капитана прозвучала как удар хлыста. Десяток винтовочных стволов, как десять холодных пальцев, уперлись мне в грудь. Солдаты действовали слаженно и без суеты, взяли нас в плотное кольцо, отсекая от толпы. Это вам не городские полицаи с пивными животами.

Я не стал испытывать судьбу. Медленно, демонстративно опустил револьвер на мостовую. Затем выпрямился, опираясь на трость, и поднял пустую руку на уровень плеч, показывая, что не собираюсь делать глупостей.

Девушка за моей спиной тихо всхлипнула от нового витка страха. Я бросил через плечо:

— Все в порядке. Стой спокойно.

Усатый сержант, увидев военных, воспрял духом. Каторга для меня, казалось, отменялась. Теперь в его глазах светилась надежда на скорую и жестокую расправу.

— Господин капитан! Слава богу, вы вовремя! — запричитал он, пытаясь подняться и одновременно изображая страдание. — Этот… этот бандит напал на нас при исполнении! Мы пытались задержать его пособницу, — он ткнул грязным пальцем в сторону девушки, — а он набросился, как бешеный! С нечеловеческой силой! Моему напарнику он сломал руку и ногу, а меня пытался задушить!

Он говорил быстро, сбивчиво, захлебываясь праведным гневом. Классическая тактика мелкого пакостника: кричать громче всех и валить с больной головы на здоровую.

Капитан-ветеран слушал его молча, не меняя выражения лица. Его взгляд, холодный и цепкий, как у ястреба, скользил по сцене, анализируя. Он видел меня, спокойного, с пустыми руками. Видел двух корчащихся на земле полицейских. Видел перепуганную до смерти девчонку. Видел разбитый прилавок и разбросанную рыбу. И, самое главное, он видел замершую в молчании толпу, в глазах которой не было и тени сочувствия к «пострадавшим» представителям власти. Картина явно не сходилась.

— Ваши документы, — коротко бросил капитан, обращаясь ко мне. Его голос был хриплым, прокуренным, но в нем звенела сталь.

Сержант победно ухмыльнулся. Сейчас-то этому выскочке и придет конец.

Я медленно опустил руку.

— Разумеется.

Не делая резких движений, полез во внутренний карман куртки и достал оттуда не бумажник, а тяжелый жетон из темного, почти черного металла. На нем были выгравированы три символа: имперский грифон, сжимающий в когтях молнию и шестерню. Знак Особого Корпуса Жандармов.

Я протянул жетон капитану. Он взял его, взвесил на ладони, внимательно изучил гравировку и серийный номер на обратной стороне. Его брови едва заметно поползли вверх. Он вернул мне жетон и отдал воинское привествие, коротко, по-уставному, но в этом жесте было больше уважения, чем во всех лобызаниях сержанта.

— Капитан Сомов, комендантский патруль — представился он.

— Поручик Строганов, — ответил я, убирая жетон. — Рад, что вы подоспели. А то у меня уже начали возникать сомнения в компетентности местных правоохранительных органов.

Ухмылка на лице сержанта застыла, а затем медленно сползла, сменившись выражением тупого недоумения, которое быстро переросло в страх. Он начал понимать, что что-то пошло не так.

— Господин капитан, да он врет! — снова заверещал он. — Он…

— Не хотите ничего добавить, поручик? — прервал его капитан Сомов, обращаясь ко мне.

— Кроме того, что я стал свидетелем вымогательства, порчи имущества, превышения должностных полномочий и нападения на офицера Имперской Жандармерии? — я пожал плечами. — Пожалуй, нет. Хотя…

Я поднял левую руку с коммуникатором на запястье.

— У меня есть полная запись инцидента. С самого начала. Хотите взглянуть?

В наступившей тишине над моей ладонью вспыхнул и замерцал голубоватый свет. Перед изумленным капитаном и его солдатами развернулась трехмерная, кристально четкая голографическая проекция. Вот двое полицейских подходят к прилавку. Вот они начинают издеваться над девушкой. Вот усатый сержант сносит ее товар ногой. Вот его напарник хватает ее за руку. Каждое слово, каждая сальная ухмылка, каждый жест, все было записано с безупречной точностью.

Лицо сержанта стало белее мела. Он смотрел на свое объемное изображение, нагло вымогающее деньги, и, кажется, только сейчас осознал всю глубину пропасти, в которую он свалился.

Проекция погасла.

— Разберемся, — коротко бросил капитан Сомов. Он повернулся к своим бойцам. — Упаковать этих двоих. Доставить в комендатуру до выяснения. Оружие и жетоны изъять.

Двое солдат без лишних слов подхватили обмякших полицейских под руки и поволокли прочь. Сержант что-то бормотал про ошибку и недоразумение, но его уже никто не слушал.

Пока его подчиненные выполняли приказ, капитан подошел ко мне ближе и тихо, чтобы не слышали остальные, сказал:

— Спасибо за содействие, поручик. Город у нас неспокойный.

Затем он на мгновение задержал взгляд на моем коммуникаторе. Его заместитель, молодой лейтенант, подошел и тоже с любопытством уставился на мое запястье.

— Это не просто Кинетик, — тихо сказал капитан своему заму после того, как оба отошли к бойцам патруля — Сигнал о нападении на офицера пришел мне на личный коммуникатор, в обход комендатуры. А запись?! Ты видел чёткость картинки? Мало того, копия уже у дежурного офицера. Такое оборудование стоит дороже нашего сторожевика. А этот парень пользуется им как игрушкой.

Он снова посмотрел на меня, и в его глазах я увидел не только уважение, но и здоровое любопытство.

— Добро пожаловать во Владивосток, господин поручик.