Возвращение

Глава 1: Исполнение желания

Дождь стучал по подоконнику, словно торопливый курьер, принесший нежданные вести. Сергей сидел в полутемной комнате, сжимая в руках пустой стакан — остатки виски давно испарились, оставив после себя лишь горьковатый привкус на языке. За окном громыхал гром, и вспышки молний на мгновение освещали его лицо: усталое, с тенью небритости и глубокими морщинами у глаз. Ему было сорок два, но сегодня он чувствовал себя на все шестьдесят.

Он провел пальцами по виску, пытаясь разогнать назойливую головную боль. В углу комнаты тикали часы — подарок бывшей жены, которую он не видел уже пять лет. Их брак развалился, как карточный домик, и теперь единственным его спутником был алкоголь.

Перед ним на столе лежала странная вещица — бронзовый амулет, подарок от старьевщика с блошиного рынка. Тот старик с седыми бровями и пронзительным взглядом словно видел его насквозь.

«Одно желание, только будь осторожен в формулировках», — усмехнулся тогда торговец, протягивая амулет.

Сергей отмахнулся, решив, что это просто безделушка. Но что-то в этом предмете зацепило его. Может быть, его грубая фактура, напоминавшая древний артефакт, или странные символы, выгравированные по краям. Он купил его за смешные деньги — просто чтобы добавить в коллекцию ненужных вещей, которые копились у него годами.

Но ночь выдалась слишком долгой, а воспоминания — слишком навязчивыми.

---

Пионерлагерь. Шестнадцать лет. Жара, смешанная с запахом хвои и детского пота. Он помнил каждую деталь: скрип сосен на ветру, крики ребят с футбольного поля, липкий от солнца пластик стульев в столовой.

И она — Лена, рыжеволосая девчонка из соседнего отряда.

Они познакомились у костра, когда вожатые заставили всех петь дурацкие песни под гитару. Она сидела рядом, смеялась его шуткам, а потом, когда все разошлись, взяла его за руку и увела в глушь за бараки.

Там, в тени высоких сосен, она опустилась перед ним на колени...

Сергей надел амулет через голову.

«Хочу вернуться туда», --- прошептал он. «В тот самый момент».

Металл внезапно раскалился, обжигая грудь. Сергей вскрикнул, но было уже поздно --- комната поплыла перед глазами, свет погас, а тело будто вывернулось наизнанку.

Боль. Сначала просто жжение, будто кожу сдирают заживо. Потом — глухие щелчки в суставах, хруст ломающихся костей, которые не ломаются, а... перестраиваются. Плечи сужаются, ключицы выгибаются хрупкими арками. Лопатки сдвигаются, заставляя спину выгнуться неестественным образом. Он хотел закричать, но голос сорвался на высокий, почти женский визг.

Волосы. Они ползли по шее, как живые, удлиняясь, цепляясь за потную кожу. А грудь... Боже, грудь. Там было невыносимо — будто под кожу залили раскаленный свинец, который пульсировал, набухал, формируя две чужеродные тяжести.

Он схватился за грудь, но пальцы впились не в плоть, а во что-то чужое, податливое, отталкивающе-мягкое. Его рвануло наизнанку — не от боли, а от осознания: это не его тело. Никогда не было. И никогда уже не будет.

— Нет, — хрип вырвался из нового, узкого горла. — Верните меня!

Но амулет лишь жадно впился в ключицы, будто насмехаясь. А тело... тело продолжало меняться, будто стирая его самого, как ошибку на черновике.

Дыхание. Оно стало другим — частым, поверхностным, будто легкие сжались. Сергей попытался вдохнуть полной грудью, но вместо привычного напора воздуха почувствовал лишь странную дрожь где-то под рёбрами. Сердце колотилось бешено, но его удары теперь отдавались не в груди, а где-то в горле — маленькие, птичьи.

Ноги подкосились, когда он попытался встать. Они были... короче. Лёгкие. Колени дрожали, как у оленёнка, впервые встающего на ноги. Он рухнул на пол, и тут понял — бёдра. Они шире. Таз перекосило, изменив центр тяжести. "Как ходят женщины?" — промелькнула абсурдная мысль.

Последнее, что он осознал перед тем, как мир переменился --- это странное ощущение: его собственные руки казались теперь слишком маленькими, а в ушах звенело, как после удара.

Пальцы. Он поднял их перед лицом — тонкие, с облупившимся розовым лаком, с маленькими полумесяцами у основания. Чужие. Совершенно чужие. Он сжал кулак, но слабые мышцы даже не хрустнули. "Это сон. Галлюцинация. Сейчас я проснусь в своей квартире, и всё это..."

Запах. Пахло сосной, детским потом и... духами. Дешёвыми, сладкими. Его волосы упали на лицо, и он почувствовал их аромат — шампунь с клубникой. Тошнота подкатила к горлу.

И тут — прикосновение. Горячие, знакомые пальцы обхватили его подбородок. Он поднял глаза.

Перед ним стоял он сам --- шестнадцатилетний, взволнованный, с горящими щеками.

Юный Сергей притянул его ближе, и вдруг — губы.

Губы прижались к его рту — губы, которые он видел в зеркале тысячу раз, но теперь они были... чужими. Тёплыми. Живыми. Его язык рефлекторно дёрнулся назад, но тело ответило иначе — губы разомкнулись, шея выгнулась, а внизу живота вспыхнуло что-то стыдное, сладкое, невыносимо приятное.

— Нет! — закричал он внутри. — Это же я!

Но его руки уже обвились вокруг шеи, пальцы вцепились в волосы, и где-то в глубине, как грязный секрет, шевельнулось понимание: ему нравится.

Нравится по-настоящему.

Сергей смотрел на себя снизу вверх.

И понял, что теперь он --- Лена.

Глава 2: Чужое тело

Солнце било в глаза, ослепительное и беспощадное, будто насмехаясь над его — нет, её — новым положением. Сергей попытался зажмуриться, но веки дрожали, пропуская сквозь ресницы яркие блики. В ушах звенело, будто после удара, но это был не звон боли — а оглушительный гул адреналина, страха и чего-то ещё, чего он не мог сразу распознать.

Лена.

Это имя теперь принадлежало ему.

Он — она — медленно осознавала своё тело. Руки, тонкие и незнакомые, лежали на плечах , пальцы слегка подрагивали. Губы… Губы были влажными, на них оставался странный, забытый за долгие годы вкус — солоноватый, тёплый, живой.

Это же я. Я только что целовался с самим собой , с языком…

Он отстранился и увидел себя — шестнадцатилетнего, с взъерошенными тёмными волосами, с лицом, залитым румянцем. Его собственные глаза, широко раскрытые, смотрели на него — на неё — с растерянностью и возбуждением.

— Лен… ты чего замерла? — голос, его голос, прозвучал неуверенно, но в нём слышалось нетерпение.

Сергей — Лена — почувствовал, как её сердце бешено заколотилось. Грудь, её грудь, поднималась и опускалась чаще, чем должна была. Внизу живота пробежала странная волна тепла, сжимаясь и разжимаясь в такт дыханию. Она попыталась пошевелиться, но тело словно жило своей жизнью — мышцы были мягкими, податливыми, но при этом чужими.

— Я… — она открыла рот, и голос, лёгкий, чуть хрипловатый, вырвался наружу без её воли.

Это мой голос? Нет. Это её голос. Теперь это мой.

Шестнадцатилетний Сергей наклонился ближе, и она увидела капли пота на его висках, дрожь в пальцах, когда он протянул руку, словно боясь прикоснуться.

— Ты в порядке? — он спросил шёпотом, и в его глазах мелькнуло что-то, чего взрослый Сергей не помнил в себе — неуверенность, почти детская растерянность.

Она хотела закричать. Хотела схватить себя за плечи, встряхнуть, объяснить, что это он, что здесь какая-то ошибка, что нужно остановиться. Но вместо этого её губы сами разомкнулись, и слова выскользнули наружу, низкие, игривые:

— Да… просто… не останавливайся.

Что?!

Её собственные слова прозвучали как предательство. Но ещё страшнее было то, что тело соглашалось.

Пальцы юного Сергея дрогнули, затем скользнули по её плечу, обжигая кожу. Она чувствовала всё — шероховатость его ладоней, лёгкий тремор, как будто он боялся и жаждал одновременно. Его дыхание стало прерывистым, губы приоткрылись, и она помнила это выражение. Помнила, что будет дальше.

И тогда её руки — маленькие, с коротко стриженными ногтями — сами потянулись к его ремню.

Нет. Нет, нет, нет—

Но пальцы уже нащупали пряжку, уже отстёгивали её с привычной лёгкостью, будто делали это сотню раз.

— Лен… — его голос сорвался, когда её ладонь скользнула ниже.

Сергей внутри Лены ахнул.

Он чувствовал.

Каждое движение. Каждый вздох. Каждую дрожь, пробегавшую по телу его юной версии.

И самое ужасное — ему это нравилось.

Между её — его — ногами пульсировало тепло, влажное и стыдное. Грудь тяжелела, соски набухли, будто требуя прикосновений. А когда её пальцы нашли то, что искали, её собственное дыхание перехватило.

— Ты… ты точно хочешь? — шепнул он, её шестнадцатилетний Сергей, но в его глазах уже не было сомнений.

Она хотела ответить. Хотела сказать нет.

Но её губы улыбнулись, а язык облизнул нижнюю губу.

— А то ты не видишь?

Её губы произнесли это сами — игриво, с вызовом, — а где-то в глубине сознания Сергей в ужасе рванулся к поверхности, как утопающий. Нет. Нет, это не я. Это её голос, её слова…

Но тело уже опускалось на колени, колени Лены, впиваясь в колючую хвою. Пальцы — маленькие, с облупившимся лаком — сами нашли пряжку ремня. Остановись. Остановись! — кричал он внутри, но мышцы не слушались. Они помнили.

Юный Сергей задышал чаще. Его пальцы вцепились в её волосы, и вдруг —

— Я не могу.

Голос сорвался. Не её. Его. Настоящего.

Шестнадцатилетний замер, глаза расширились.

— Лен?..

Она — он — сжала веки, чувствуя, как две реальности бьются внутри, как льдины. Я мужчина. Мне сорок два. Я пьян в своей квартире, а этот… этот мальчик — я сам! Но кожу обжигало его дыхание, а внизу живота пульсировало тепло, её тепло, густое и стыдное.

— Просто… дай секунду, — прошептала она (он?), и голос дрогнул — уже не Лениным, а их общим.

Амулет на шее вдруг ожёг кожу.

«Будь осторожен в формулировках», — всплыло в голове, как эхо.

Хочу вернуться туда. Но разве туда — это только место? Или ещё и ощущения?

— Ты странная сегодня, — юный Сергей кашлянул, смущённо отстраняясь.

И тогда она поняла.

Не тело управляло ею. Амулет стёр границы. Он дал ей не просто прошлое — он смешал их прошлое, её и Сергея, в один вихрь.

— Нет, — она схватила его за руку, вдруг ясно осознавая чего хочет (или чего хочет оно, это чуждое, сладкое чувство?). — Я… я передумала.

Но пальцы сами сжались на его джинсах.

Предательство.

Мир распался на две половины: одна кричала «беги», другая — «он твой».

А потом губы коснулись кожи, и —

— Боже, я помню этот вкус.

Не Лена. Он.

И это было…

…восхитительно.

И мир перевернулся.

Глава 3: Зеркальное искушение

Лена — нет, он — ощутила, как её пальцы дрожат, скользя по потертой ткани джинсов. Каждая складка, каждый шов казались теперь такими знакомыми, будто она касалась не просто одежды, а части собственного прошлого. Запах кожи, нагретой солнцем, смешивался с терпким, почти металлическим ароматом юношеского возбуждения. Он знал этот запах. Помнил его. Но теперь он был снаружи, а не внутри — и тело Лены отозвалось на него предательской волной тепла, разлившейся от живота к бёдрам.

--- Ты... ты точно хочешь? — голос шестнадцатилетнего Сергея дрожал, срывался на фальцет, и это звучало одновременно смешно и невыносимо трогательно.

Сергей хотел ответить. Хотел закричать: «Это я! Остановись!» — но губы Лены растянулись в улыбку, которой он не отдавал приказа. Её язык скользнул по нижней губе, будто живя собственной жизнью, а в груди что-то сжалось — то ли от ужаса, то ли от предвкушения.

--- А то ты не видишь? — её голос звучал хрипло, игриво, с лёгкой насмешкой, которую она явно не планировала вкладывать в слова.

Его юная версия сглотнула, и Сергей-в-Лене увидел, как капля пота скатывается по его виску. Его виску. Руки — те самые, которые когда-то принадлежали ему — опустились на её плечи, пальцы впились в кожу. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль: «Боже, я был таким неуверенным…»

И тогда она наклонилась.

Он чувствовал всё.

Горячая, почти обжигающая плоть коснулась её губ, и тело Лены ответило мгновенно — спазмом внизу живота, предательской пульсацией между ног. Её — его — язык скользнул вперёд, будто движимый инстинктом, и Сергей внутри неё ахнул. Это было слишком. Слишком реально. Слишком… приятно.

--- Лен… я сейчас… — прошлый Сергей задыхался, его пальцы вцепились в её рыжие волосы, и она почувствовала, как они дрожат.

«Нет, нет, нет, это неправильно, я не должен…» — но её тело уже выбрало свой путь. Оно помнило. Помнило, как довести этого мальчика до края, какие движения, какой ритм сводили его с ума. И теперь, когда она ускорилась, поймав знакомые ноты в его стонах, Сергей-в-Лене понял страшную правду: он знал это тело лучше, чем она сама.

Горячая волна хлынула ей в горло, а её собственный стон — его стон — эхом отозвался в ушах.

Юный Сергей шатался, глаза закатились. А она…

Она облизнула губы.

И ужаснулась.

Не потому, что это было отвратительно.

А потому, что это было восхитительно.

--- Чёрт… — прошептал он-в-ней, чувствуя, как её — его — сердце бешено колотится.

Тело Лены всё ещё горело. Грудь тяжелела при каждом вдохе, а между ног пульсировало влажное, стыдное тепло, которое никак не хотело утихать.

«Это ненормально», — думал он.

«Но почему тогда мне так хорошо?»

Глава 4: Новая реальность

Лагерная тишина после случившегося казалась оглушающей. Казалось, даже ветер перестал шевелить сосновые ветви, а стрекоты кузнечиков замерли, будто сама природа затаила дыхание, став свидетельницей чего-то необъяснимого.

Шестнадцатилетний Сергей, смущённый и потрясённый, поспешно застёгивал джинсы, избегая её взгляда. Его пальцы дрожали, пуговица выскальзывала из петель, и он чуть не порвал ткань, так резко дёрнул её. Его щёки пылали, а в глазах читалась странная смесь восторга и ужаса — будто он только что переступил какую-то незримую грань, за которой мир уже никогда не будет прежним.

— Эй, ты куда? — её голос прозвучал хрипло, но уже без прежней игривости. Он словно принадлежал другому человеку — тому, кто только что был готов на всё, а теперь внезапно осознал, что перешёл черту.

— Просто… мне надо подумать, — он отступил на шаг, потом ещё один, и его взгляд скользнул по её фигуре — рыжие волосы, растрёпанные его же пальцами, капли пота на шее, юбка, слегка помятая у колен. В его глазах мелькнуло что-то незнакомое — стыд? Страх? Или, может быть, отвращение?

Он резко развернулся и почти побежал, спотыкаясь о корни, будто за ним гнались. Через мгновение его силуэт растворился между деревьями, оставив её одну.

Сергей — теперь уже окончательно Лена — остался один. Одна.

Лагерная тишина после случившегося давила, как вата, забитая в уши. Даже ветер не шевелил сосновые иглы — будто природа замерла, наблюдая за тем, как Сергей-в-Лене медленно сползает на колени, цепляясь пальцами за колючую хвою.

"Что я наделал?"

Но губы шевельнулись без её воли, выдыхая не слова, а странный, прерывистый смешок.

Это не я смеюсь. Это она. Лена.

Руки — нет, её руки — дрожали, но не от страха. Пальцы сами потянулись вниз, скользнули по внутренней стороне бедра, где ткань юбки прилипла к коже. Там было влажно. Горячо. Стыдно.

"Нет, это не я хочу…"

Но тело помнило.

Внезапно в голову ударила чужая память:

— "Ты дрожишь…" — чей-то хриплый голос, тёплые пальцы на её шее. Не Серёжины. Другого. Старше. Запах перегара и дешёвого одеколона. Боль между ног — но почему-то смешанная с гордостью?..

Сергей-в-Лене ахнул, отшатнувшись от видения. Это было её воспоминание. Ленино. И оно… возбуждало.

"Боже, она уже делала это. Не с ним. С кем-то ещё".

Желудок сжался от отвращения, но ниже живота пульсировало другое чувство. Тело знало, что делать. Оно требовало продолжения.

— Ленка!

Резкий голос врезался в сознание. Катька, её подруга (нет, Ленина подруга), стояла в двух шагах, прищурившись. Сигарета в зубах, руки на бёдрах.

— Ты чего тут валяешься? Вожатая всех на обед строит! — Катька фыркнула, но вдруг замолчала, уставившись на её юбку.

Сергей-в-Лене проследил за её взглядом.

Пятно. Маленькое, тёмное, на светлой ткани.

Слюни? Нет…

Катька медленно ухмыльнулась:

— О-о-о... Так этот Серёга из пятого отряда, да? — Катька прищурилась, дым сигареты струйкой вырвался из уголка рта. — Ну что, взял тебя как следует?

Ленины (её? его?) губы дрогнули. Внутри всё сжалось в комок — отвращение, гнев, желание закричать: «Это я!». Но вместо этого из горла вырвался смешок — лёгкий, игривый, абсолютно женский.

— А то ты сомневалась? — она подмигнула, и в этот момент что-то щёлкнуло.

Как будто последний замок захлопнулся.

И Лена — уже только Лена — засмеялась:

— А тебе очень интересно?

Катька захихикала, ткнув её в бок:

— Вечером всё расскажешь. Подробно.

И вдруг — резкий жест: провела большим пальцем по её нижней губе, стирая что-то. Его слюну? Свою?

Тело отозвалось предательской дрожью.

"Нет, это не я…"

Но когда Катька потянула её за руку, Лена (Сергей? Они уже сливались в одно) встала сама — легко, как будто годы мужских движений никогда не существовали.

Лена взяла её ладонь, позволив подруге увлечь себя к столовой, но мысли её были далеко. Где-то в глубине сознания, за слоями новых воспоминаний и желаний, теплилась искра Сергея — его страх, его неприятие. Но с каждым шагом она чувствовала, как эта искра гаснет, поглощаемая чем-то другим.

Вечером, когда отбой уже объявили, а в бараке стихли последние шёпоты, она дотронулась до амулета на своей шее. Металл был холодным и безжизненным, как будто тот старик на рынке обманул её — или, наоборот, дал ровно то, что обещал.

«Будь осторожен в формулировках».

Она сжала амулет в кулаке. «Вернуться туда» — вот всё, что он просил. Но назад пути не было. Амулет молчал.

Лена закрыла глаза и представила завтрашний день: запах сосен, смех Катьки, тень от бараков, где её ждал он — шестнадцатилетний, пылкий, её Сергей. Тело ответило на мысли предательской дрожью, и она улыбнулась в темноте.

Может быть, это и есть исполнение желания?

Амулет, как чёрное зеркало, отражал лишь её собственное лицо.

И впервые за этот странный день она перестала бояться.

Амулет дрогнул в её пальцах — лёгкий, почти невесомый толчок, будто где-то в его бронзовой глубине проснулось эхо. Она замерла, ожидая, что вот-вот мир снова перевернётся, вырвет её из этого тела, вернёт в ту пыльную комнату с пустым стаканом и тикающими часами. Но ничего не произошло. Только где-то за окнами барака зашуршали сосны, будто смеясь над её надеждами.

«Значит, так», — подумала Лена (Сергей? Они уже сливались в одно, как краски в воде).

Она разжала ладонь. Амулет лежал на коже, холодный и безмолвный, но теперь в его символах угадывался новый узор — тонкие трещинки, словно паутина. Она провела пальцем по металлу, и в ответ что-то ёкнуло в груди — не боль, а скорее... освобождение. Как будто последний якорь, державший её в прошлой жизни, оборвался.

Завтра будет новый день. Солнце, смех Катьки, липкий пластик стульев в столовой. И он — юный, пылкий, её Сергей, который даже не подозревал, что целует самого себя. Тело снова дрогнуло, но теперь уже без стыда. Только предвкушение.

«Будь осторожен в формулировках», — снова всплыло в голове. Но разве это важно, когда желание уже исполнилось?

Лена улыбнулась в темноте, чувствуя, как последние осколки Сергея тают, как лёд под июльским солнцем. Амулет, как чёрное зеркало, отражал лишь её собственное лицо — новое, чужое, но уже такое родное.

Новая реальность ждала.

И она была...

...совершенна.