Зная, какой Вазген скользкий и брехливый, я не поверил, что павильон будет готов в среду, перестраховался и запланировал открытие магазина на пятницу.
Вазген слово свое сдержал, и в среду вечером мы с Канальей поехали принимать работу. Однако я оказался прав: да, павильон был готов, но двери держались на соплях, а на ставнях отсутствовали петли под замки, вся эта конструкция была паршиво прогрунтована. Пришлось Вазгену еще день возиться с нашим павильоном, но теперь все было идеально. В четверг я привез Борю с кисточками и красками, и он принялся разрисовывать ставни, писать название и придавать павильону стильный вид.
Напуганный Канальей, он все-таки заплатил мне неустойку в виде контейнера, который я уже привез на участок под склад, и доставку к месту монтажа обещал обеспечить. Свои обязательства я выполнил, расплатился и заказал платформу на пятницу, на десять утра. На монтаж где-то два часа: поставить павильон на место, бросить электрокабель, смонтировать витрины. В двенадцать официальное открытие с розыгрышем и подарками. Точнее, розыгрыши и подарки будут в субботу. Но в четверг я позвонил телевизионщикам, и они заинтересовались нашим открытием, а точнее, розыгрышем. Люди девяностых особенно любят халяву, а разыгрываться будет целый торт! Не торт, а тортище, а также много пирожных.
Каждый, кто что-то купит в пятницу, получит лотерейный билет. Лика запишет каждого и напротив каждого имени – номер билета. Все честно! А в субботу в двенадцать начнется розыгрыш.
На место я приехал в девять, раньше положенного, но мне так спокойнее. С собой у меня была сумка с одноразовой посудой и рупор, все это добро я оставил на хранение валютчику, который обещал заглянуть на чашку кофе. Как Боря расписал контейнер, я еще не видел, но был уверен, что получилось хорошо.
Что ж, сейчас посмотрим.
На место монтажа прибежал Бигос, разогнал бабок, торгующими сигаретами, семечками в бумажных кульках, гиацинтами, орехами.
— Уходим, уходим, тут будет магазин. Что смотрим? Двигаемся отсюда!
За его спиной стоял неандерталец-охранник, скалился и играл мышцами.
Торговки зашипели, но посторонились, Бигос оглянулся и увидел меня, улыбнулся и потер руки.
— Ну что, сегодня все в силе? Где… сооружение?
— Едет, — уверил его я. – Минут через десять будет.
Ну просто адскими усилиями мне далось открытие павильона! Потому, меряя шагами асфальт, я психовал, что опять что-то сорвется. Например, водитель платформы забухает или повредит павильон при погрузке – мало ли что случится. Если сразу дело не заладилось – ожидай сюрпризов!
— Ладно, я на низком старте, жду у себя.
Бигос пожал мне руку и удалился. Интересно, если бы не было Канальи, сколько меня мариновал бы Вазген? Вот же гадство, никуда не двинешься, когда ты подросток без паспорта.
Часы на мне не шли, потому я носил их в кармане рюкзака, а не на запястье, а сейчас держал в руке.
Чем ближе десять утра, тем чаще бьется сердце. Да где они ездят? Давно пора уже приехать! Накатила злость. Если и в этот раз Вазген подведет, убью его!
Свой контейнер я увидел, когда развернулся в приступе шагомерянья, замер. Медленно-медленно, стараясь не задеть припаркованные машины, к рынку поворачивал тягач с манипулятором, а на длинной платформе стоял уже не контейнер – темно-серый павильон, поделенный надвое белой горизонтальной линией. Название— «Монблан» — Боря написал красными буквами.
Неужели?! Я рванул к Бигосу в кабинет, и грузовик мы встречали вдвоем, точнее, втроем, если считать его страшного молчаливого напарника. Бабки с семечками и сигаретами, ворча, расползлись по другим местам.
Из кабины грузовика вышли двое рабочих в перчатках. Один обратился к Бигосу:
— Куда сгружать?
Я подбежал к стене и сказал:
— Сюда, прямо вплотную ставьте.
Второй рабочий присел на корточки, изучил асфальт и спросил у Бигоса:
— Есть двадцатимиллиметровая доска? Тут небольшой уклон, надо, чтобы было ровно.
Неандерталец, что неотступно следовал за Бигосом, кивнул и убежал, а вернулся с доской, положил ее там, где заканчивалась стена рынка, отряхнул руки, отходя в сторону. Второй ногой отбросил мелкий мусор и загребающим жестом дал команду водителю.
На тросах, направляя контейнер вручную, рабочие сгрузили его на нужное место. Процесс длился минут десять, за это время вокруг собралась толпа мальчишек от трех до десяти лет, которым нравилось смотреть, как работает техника.
Доставка и монтаж павильона входили в неустойку, потому мы с Бигосом просто поблагодарили рабочих.
— Я думал, ларек твой меньше будет, — почесывая темечко, говорил и.о. директора. – Знал бы, что он такой огромный…
— Денег бы содрали вдвое больше? – прищурился я, рассматривая магазин с разных сторон. – А ведь красиво получилось. Сейчас открою его, и вообще прекрасно.
Бигос засмеялся и потрепал меня по плечу.
— Вот же ушлый пацан!
Я отпер белую дверь ключом, распахнул ее, зафиксировал, чтобы не захлопывалась. На ней с обратной стороны изображалась чашка кофе и пирожное-корзиночка. На откидывающих ставнях, закрывающихся на щеколду изнутри, с одной стороны был торт, с другой – пирожное-«наполеон», на стене павильона справа и слева красным по серому было написано «Монблан».
Внутри павильона имелись железные держатели под стойки, а крашеные в белый доски лежали на полу. Пришлось вручную их приделывать. Вот теперь вообще порядок! Я прошелся от двери в зал для посетителей, оценил аккуратность отделочных работ. Получилось именно то, что хотелось. Правда, пахнет краской, но ничего, аромат кофе очень быстро перебьет запах свежего ремонта.
Только сейчас я понял, что рациональнее было бы вместо окна сделать витрину, чтобы продавать на улицу тем, кто не хочет заходить внутрь. Теперь, получается, заходить нужно всем. Когда слякоть, посетители будут нести грязь внутрь – замучаешься отмывать.
Отойдя подальше, к автобусной остановке, я оценил павильон. Отлично! Издалека понятно, что это кондитерка. Надо будет логотип придумать. Вообще получилось даже не хорошо, а красиво и по-современному. Словно кусочек будущего попал в ржавые и грязные девяностые.
Прибежал электрик, я ему показал, что и куда. Пока он прикручивал внутри счетчик электроэнергии, я рванул на другой конец рынка к аквариумистам – забирать витрины. Сперва одну принес, зафиксировал, затем вторую и третью. Зашел за витрину, собрал столик и полочки – благо, ничего не надо сверлить, вставил доски в пазы – и готово.
Только я закончил, в помещение вошла крупная бабуля с кравчучкой, разинула рот, повертела головой.
— Ой, а что это тут у вас?
— Будет кондитерская, — ответил я. – Открытие в двенадцать, приходите.
— Красиво, однако! – оценила она интерьер и исчезла.
Ага, значит, Борины художества работают, приманивают людей – замечательно!
В одиннадцать приехал дрэк на машине, привез четыре табурета – два в салоне автомобиля, два на рейлингах, больше не влезло, остальное он обещал довезти на выходных.
Поставив табуретки вдоль стоек, почесал лысину.
— Теперь понятно, почему ножки такие длинные. Ну а что – красиво. – Геннадий Константинович выглянул в окошко. – Место хорошее, проходное, две остановки рядом и вход на рынок. Молодец, Мартынов! Так держать! Бизнесмен ты наш!
На выходе он столкнулся с Ликой, несущей сумки. Девушка побледнела, выпучила глаза и громко с ним поздоровалась, дрэк ей лишь кивнул. Все-таки умел он держать в страхе учеников!
— Угоститесь пирожным. Геннадий Константинович! – запоздало предложила она, но директор лишь рукой махнул.
— Готово! – отчитался электрик, который подключал кабель. – Проверяйте!
Я щелкнул выключателем – загорелись люминесцентные лампы.
— Все работает, — крикнул я.
— Две тысячи за работу!
Рассчитавшись с ним, я обратился к Лике, удивленно озирающейся.
— Ну, как тебе?
— Просто улет! – прошептала она и принялась выставлять пирожные на витрину. – Просто идеально! Лучше, чем у нас дома, я б тут жила.
Пока она суетилась, я прошелся по павильону, думая, как его улучшить и создать уют. Надо заказать Боре картины, поместить их в рамочки и развесить на стенах – совсем другой вид будет.
Закончив выставлять товар и разложив ценники, Лика достала продолговатые номерки для розыгрыша, которые следовало раздать покупателям, на каждом была подпись Вероники.
— Я замучаюсь записывать покупателей в тетрадь, — пожаловалась Лика.
— Один день потерпеть можно, зато какая реклама! Аж телевизионщики на розыгрыш захотели прийти.
— Кстати, вот торт, который будет разыгрываться. — Лика выставила его на нижнюю витрину. – Бабушка их три одинаковых испекла. Вдруг этот купят? Начинка — птичье молоко, шоколадная помадка и сгущенка с безе. Коржи – бисквит. Простенький торт, но жутко вкусный. А еще у нас есть чизкейки!
Товар занял свои места. Лика начала выставлять на полочки чай, кофе, чайник, и тут в салон ввалились двое парней лет шестнадцати, замерли в проходе, жадно пялясь на пирожные. Гыкая и желая произвести впечатление на Лику, они принялись материться и друг друга толкать. Эффект они произвели, но — обратный: Лика уперла руки в боки и прокричала:
— Осторожнее, стекло не разбейте!
— Че ты такая дерзкая? – поправляя кепку, паренек постарше попер на растерявшуюся Лику.
Я закатал рукава, предчувствуя скорую заварушку, но у входа что-то произошло, парни задергались. Быкующий обернулся и разинул рот, потому что его приятеля за ухо схватила огромная волосатая лапища. В окно было видно Бигоса и его охранника-неандертальца, который решил навести порядок на подконтрольной территории.
— Ах вы черти полосатые! – возмущался Бигос. – Что ж вам спокойно не живется!
За ухо вытащив юного гопника, охранник дал ему пинка под зад и, скалясь, вошел в павильон. Второй парнишка поднял руки и крабиком, вдоль стеночки двинулся к выходу.
— Ухожу, ухожу! Простите, черт попутал!
Однако и этот был схвачен за ухо и изгнан пинком.
— Чтоб не видел вас тут! – крикнул Бигос им вдогонку и вошел к нам.
Щеголеватый, весь в белом, под цвет интерьера, даже кепка белая, на фоне огромного охранника он казался еще меньше, чем был на самом деле. Потерев руки, Бигос танцующей походкой приблизился к витрине.
— Анжелика, познакомься, это директор рынка, Роман… э-э-э… — Я поймал себя на мысли, что не помню его отчества.
— Просто Роман, – махнул рукой он, улыбнулся и кивнул на охранника. – Это Гоша. Что тут у нас? – Он уставился на товар.
Лика замерла, испуганно хлопая ресницами, но быстро сообразила, что надо делать, подошла к витрине, трясущимся пальчиком стала указывать на пирожные и рассказывать, где какое.
— Мне «Наполеон», — прогудел Гоша.
— А мне вот этот… чизкейк!
— Кофе или чай? – поинтересовалась Лика. – Чай пакетированный, черный и зеленый. Пирожные могу упаковать с собой. Или вы хотите их тут попробовать?
— Конечно тут, — сказал Бигос и заглянул за витрину. – Вода не проведена, плохо. Было бы не лишним.
— Два черных чая, — сказал Гоша.
— Если это возможно, буду очень признателен, — сказал я, скользнул за прилавок и, пока Лика воевала со стаканчиками, я лопаточкой выложил пирожные на одноразовые тарелки, положил одноразовую ложку и вручил покупателям.
— Это нужно будет вернуть? – спросил Гоша, принимая тарелку.
— Посуду? Она одноразовая, все на выброс.
Бигос расплатился за себя и Гошу. Я сказал, что денег не надо, но он категорически отказался от подарка, и два эти лба уселись за стойку, причмокивая от удовольствия. Бигос все стаканчик рассматривал. А когда допили чай, забрали с собой и стаканчики, и тарелки, и даже ложки.
Как первым посетителям, Лика торжественно вручила обоим сразу по три номерка и записала в тетрадь первых участников розыгрыша. У Бигоса аж глазки загорелись, так захотелось поучаствовать в этом шоу.
Они еще не вышли, как в павильон засунула голову испуганная кудрявая женщина средних лет.
— Здравствуйте! – поприветствовала ее Лика. – Заходите, мы открылись!
Тетка испугалась еще больше и исчезла. Бигос ушел, и некоторое время никого не было.
— Видишь, не работает это твое «Здравствуйте, мы открылись», — проворчала Лика. – И я себя чувствую… проституткой.
— Ничего в этом зазорного нет. За границей везде так, все улыбаются, а не хамят. И у нас так будет. Приятно же, когда заходишь в магазин, а тебя встречают улыбкой вместо: «Чего тебе, скотина?»
Вошла молодая женщина с мальчишкой лет пяти, тоже замешкалась у входа. Лика расплылась в улыбке, сказала дежурную фразу, и женщина улыбнулась в ответ, подошла к прилавку.
— Катошку! – потребовал малыш. – Купи катошку!
Лика поправила листок с надписью: «Чай 200 р, кофе – 300 р.» и сказала:
— У нас также есть чай и кофе. Можно забрать пирожное с собой, можно съесть здесь за столиком.
Малыш обернулся.
— Какие большие стулья! Ма, давай здесь? Можно на стул?
— Вот такую корзиночку, картошку и два чая, — заказала женщина, подняла сына на табуретку и вернулась за заказом и — чтобы расплатиться.
Лика рассказала про розыгрыш, дала ей два номерка, вписала в одну тетрадь, с участниками, затем – во вторую, где учет проданного. Только она уселась, как пожаловала пожилая пара, тоже испугалась чистоты и красоты, но их сердца растопила улыбка Лики. Надо отдать должное, у нее великолепные ровные белые зубы и ямочки на щеках. Увидишь такую улыбку – и воском растекаешься.
Эти двое тоже захотели есть здесь. Все-таки правильно я выбрал самый большой контейнер! Правда, если соберутся за стойкой семь человек, восьмому будет некомфортно. Ничего, можно столики на улице под навесом поставить, благо скоро лето.
Вероника пришла без пятнадцати двенадцать, вся в шариках и с лентами, принесла еще партию товара. К этому моменту мы продали восемь пирожных, и все четыре табуретки были заняты, три человека ели стоя.
Все как один отказывались выбрасывать одноразовую посуду и уносили ее с собой, а пожилые супруги, которым Лика не объяснила, что тарелки, вилки и стаканы – одноразовые, порывались все это добро вернуть. Когда узнали, что это принадлежит им, обрадовались, как дети.
Такого эффекта я не ожидал. Подарили пластиковый стаканчик, счастье-то какое! Впрочем, ничего подобного в нашем городе не было. Да и тары не было, я, вон, аж из Москвы ее привез.
— Павлик! – воскликнула Вероника, едва переступив порог, раскинула руки. – Это чудо! Я думала, будет просто ларек, а это… это космический корабль какой-то!
На нее обернулись посетители, и она смолкла, юркнула за прилавок, надела шапочку и фартук, Лика сделала так же.
Все посетители хотели съесть пирожное именно здесь, каждый второй умирал от счастья, получив одноразовую посуду. Лика распиналась, рассказывая про розыгрыш, нахваливала товар. Вероника принимала оплату, готовила кофе и чай, вела тетради. Торговля шла бойко, передохнуть им было некогда, потому я отправился украшать павильон лентами и шарами, потом на всякий случай смотался за подносами, выслушал от Бигоса, какой я молодец. Задержался возле тетки, которая возила кофе по торговым рядам, чтобы посмотреть, какие у нее стаканчики. Вдруг есть более простое решение, чем доставка тары из Москвы. Оказалось, стаканчики у нее картонные, как из-под мороженого. Если передержать кофе, они начинают течь, у нас круче!
Когда я вернулся, в павильоне роилась толпа, в очереди стояло три человека, все столики-стойки были заняты. Оказалось, это Лика в рупор про завтрашний розыгрыш рассказала, и народ пошел косяком.
Пришлось снова бежать к Бигосу, брать у него столик, за которым мы торговали раньше, и ставить возле павильона, а потом нести стулья. Правда, они были разнокалиберными и страшными, всю эстетику мне ломали, зато люди с удовольствием на них садились.
Когда вернулся с последней парой стульев, Лика выставляла торт – предыдущий купили, и цена в 15000 никого не испугала, уж очень он красивым был.
— Если этот тоже купят, еще один есть, — проговорила она шепотом. – Я точно охрипну сегодня!
После обеда стали подтягиваться наши, из клуба «Воля и рамум» – и те, кто на рынке работал, и просто сочувствующие. Даже Баранова заявилась и Райко долго крутился вокруг павильона, но зайти не решился.
В два часа дня Вероника запаниковала, что товар заканчивается, коржей нет, ничего нет, побежала скупаться на рынке и ехать домой, а мы остались с Ликой вдвоем. Все-таки здорово, что я могу ей помочь!
Видя, что девушка устала болтать, эту функцию взял на себя я: и встречал гостей улыбкой, и рассказывал про розыгрыш, и про посуду говорил.
Менялись лица. Мелькали деньги. Пополнялись списки в тетради, запас пирожных истощался. Раньше такое количество продавалось за два дня, а теперь только начало четвертого, а уже нет половины позиций! И второй торт купили, пришлось последний выставлять.
— Бабушка коржей напекла с запасом. С кремом много возни, — поведала Лика, когда народ схлынул, и было всего два посетителя.
Я открыл тетрадь. Только на кофе и чае мы заработали 12500. То есть к вечеру будет двадцатка, тысяч двенадцать чистыми. Неплохой плюс к основному доходу, дедовы московские точки мне приносят ненамного больше.
Впорхнули девочки-студентки, рыжая и блондинка, долго собирали мелочь по карманам, наскребли на цитрусовое пирожное и чай. Я пожалел их и подарил «картошку» — девочки аж расцвели, взгромоздились на табуретки. Рыжая достала сигарету, собралась закурить, я подбежал к ней, кашлянул:
— Извините, но у нас не курят.
На красивом личике мелькнула гримаса недовольства, но девушка кивнула и убрала сигарету. Благодетелю хамить – последнее дело. А я на тетрадном листе написал, что курени запрещено. Вспомнил безобразную сцену в «Макдональдсе», когда вахтовики решили там выпить крепкого, и добавил: «А также запрещено распитие спиртных напитков и употребление пищи, принесенной с собой».
— Так у нас к вечеру ничего не останется, — пожаловалась Лика. – А вечером самая бойкая торговля. Надеюсь, бабушка успеет хотя бы корзиночек накрутить и картошек. Желейки дома в холодильнике застывают, но там немного, штук десять, и они тут у нас еще есть.
— Привет родственничкам! – громко поздоровалась с нами Наташка – я аж вздрогнул. – Круто тут у вас! Модно и красиво. — Она принюхалась и протянула триста рублей. – Кофе пахнет. Сделайте мне чашечку. Прям аж остаться хочется, но надо в театр.
Лика налила воду в чайник и включила его.
— Паш, вода заканчивается. Принесешь?
Наташка забрала стаканчик и села у окна, а я с трехлитровой банкой рванул к Бигосу. У порога налетел на Желткову, которая тоже пришла нас поддержать и испуганно хлопала ресницами.
— Привет, Люба, проходи, — сказал я и помчался дальше, думая о том, что вот я бегу набирать воду в кране, чтобы готовить кофе. Никаких фильтров и систем очистки – и никто не травится, все счастливы. Можно было вообще не надоедать Бигосу, а в туалете воду набрать, там та же самая вода, но это было как-то слишком.
Бедолага Желткова насобирала только на чай. Сидела сиротинушка перекошенная у стеночки, пила маленькими глоточками да на меня смотрела с любовью и тоской. Лика предложила:
— Там у меня корзинка-монблан одна поломалась, может, скормить ей? Жалко дуреху.
— Жалко, — согласился я. – Только ты ей ее предложишь. Она и так липнет ко мне, а после корзинки вообще не отобьюсь.
Лика хихикнула и понесла Желтковой угощение, да на одноразовой тарелочке. Вот счастья было! Любка чуть не заплакала.
К вечеру, когда люди поехали домой с работы, началось движение. Мы не успевали обслуживать народ, рты болели улыбаться. Ассортимент таял на глазах. Остались только дорогие чизкейки, картошки и корзиночки в варианте монблан и еще – вафельные трубочки со сгущенкой. Эклеры все разлетелись. И «наполеоны», и цитрусовые, и «Павловы» и лебеди-безе.
Но нас спасла Вероника, привезшая партию эклеров, желеек, картошек и корзиночек. Оставив пирожные, она сразу же уехала.
Закрыли павильон мы с Ликой ровно в восемь. Пока она убирала помещение, протирала стойки, мыла пол, я считал деньги.
— Отгадай, сколько мы сегодня заработали? – спросил я, раскладывая деньги по номиналу.
— Сколько? – не стала гадать она.
Я написал на листке: «287 000» и показал ей. Девушка деланно закатила глаза и схватилась за голову, а потом шепотом добавила:
— Плюс сорок пять за три торта.
Я мысленно все перемножил-поделил и сказал:
— То есть чистыми я заработал восемьдесят три тысячи, и вы столько же.
— Это ж больше двух мультов в месяц! – блеснула глазами Лика.
— Ты главное поменьше об этом говори, — посоветовал я, поделил деньги, забрал себе закупочные. – Ну что, поехали домой? Давай-ка я до Николаевки тебя провожу, а то мало ли. Все-таки девушка одна ночью, да с деньгами.
От автора