Вперёдсмотрящий

Билл Донован с юных лет служил на парусниках. На пароходы ему тоже случалось наниматься, но с них он уходил при первой возможности. «Дымом кашлять можно и на берегу!» — говаривал он. Ещё он не любил, когда его звали Лиамом, на ирландский манер. А поскольку в родном Голуэе только так и норовили, работа на рейсах через Атлантику Биллу очень подходила.

Тогда многие считали, что вслед за веком общим уйдёт и век парусников. Море вслед за городами заполнится дымом и паром, а мачты и снасти если и останутся, то лишь на окраинах морских путей.
Билл Донован хмурился на такие речи, сплëвывал и помалкивал. Если же к нему всё-таки приставали с разговорами про засилье пароходов, он говорил только «Работы в море хватит». На этом его оставляли в покое, потому что дрался Билл не хуже, чем работал.

Случилось так, что конец века, полный дыма и стали, принёс в мир новые парусные суда. Длинные, куда там даже лучшим клиперам, они рассекали любые волны. Их мачты и реи не мог сломать ни один шквал, утешаясь лишь полотнами парусов. Выжимая из ветра всю его силу, они неслись, не уступая пароходам.

Билл Донован нанялся на самый новый и самый большой из новых и больших парусников.

Те, кто знал его, нашли бы что сказать об этом. Припомнили бы все слова о пароходах — а ведь на огромной семимачтовой шхуне было целых три паровых машины! С дружеским ехидством спросили бы, надо ли помогать машинным лебëдкам тянуть снасти, задумчиво сказали бы: «А ведь мало на каком заводе найдётся столько стали, как на этом паруснике, приятель!»

Но никто в родном Голуэе больше не встречал Билла Донована. В портах Северной Америки, где ходил «Томас Лоусон», у него друзей не было, а в Дублине, где Билл объявился в начале восьмого года, его и вовсе никто не знал.

Про крушение «Томаса Лоусона» писали все газеты. Стачивали перья о рухнувшие надежды судовладельца, разбирали недостатки конструкции с апломбом знатоков, судачили о пагубной экономии на команде — мыслимое ли дело, всего восемнадцать человек! И обещали новые подробности, когда удастся сыскать уцелевших.
Билл Донован был одним из двоих выживших. Его никто не расспрашивал о крушении, потому что никто о нём не знал.

Билл поселился на окраине, став соседом пьяницы в хижине, благословлëнной Господом. Других причин ей стоять не было, пока Билл не укрепил стены. Хозяин радовался тому, что теперь денег хватало на немудрëную еду, кроме скверной выпивки, и к беседам не стремился.

Работать Билл пошёл на пивоварню, которых в Дублине было тогда множество. Он нанялся ночным сторожем, там я с ним и познакомился. Бывшего моряка нетрудно распознать, так что я рассчитывал на интересные истории между обходами. Увы, ожидал я зря. Билл вообще мало говорил, а о чём-то, кроме текущих забот, не упоминал вовсе.

Джей Мэрфи, мой приятель, сошедшийся с Биллом поближе, узнал немногим больше. Ему повезло вытянуть пару слов о плаваниях, но ничего похожего на россказни, что сыплются из любого моряка ещё до первой кружки.

То, что Билл время от времени резко вздрагивает в «гнезде», устроенном для сторожа на крыше, заметили мы оба. Но вот спросить, в чём дело, у меня не получалось. Когда после обхода я поднимался на крышу, его вежливое приветствие словно затыкало мне рот вместе с вопросами.
А вот Джей не постеснялся спросить. Он и с хромым о беге потолковать мог запросто, да при этом ещё по зубам не схлопотать. Вот и Билл ему ответил, пусть и мрачно, и помолчав сперва. «Когда видно плохо, недолго задремать,» — сказал он и отвернулся, хлопнув по карману. Там Джей заметил ручку сапожного шила.

Сторож, колющий себя шилом, чтобы не заснуть! На месте хозяина пивоварни мистера О'Коннела я бы платил такому за двоих. Понятное дело, мистер О'Коннел и не думал об этом. Да и Билл Донован тоже.

В другой раз, когда мне выпало сторожить вместе с Биллом, изрядно разошлась непогода. Ветер и дождь лупили со всех сторон, где рядом не было стены. Временами небо вспыхивало, и следом каркал гром. Из порта доносились удары волн и стоны кораблей у причалов.

Билл метался по крохотной площадке «гнезда», вглядываясь в окрестные улицы. Когда я, обойдя все помещения и проверив засовы, поднялся к нему, места совсем не осталось, и он начал перетаптываться с ноги на ногу.
— Что-то заметил?
Такая погода — самое время вломиться и утянуть бочонок-другой.
— Нет. Никого вокруг.
И снова он завертел головой, шевеля губами. Я прислушался сквозь вой ветра и грохот дождя.
— Где угодно... хоть сейчас... смотрите, смотрите хорошо...
Билл выдернул из кармана шило и ткнул себя в бедро.
— Смотри хорошо, не спи!.. — хотя меньше всего он сейчас походил на спящего.
— Ничего... А!
До нас донëсся какой-то хруст. В порту что-то поломалось, как нередко бывает в бурю.
— Нет! Что же вы там? — Билл долго вглядывался в сторону порта. Потом сник и забормотал совсем неслышно.

Признаюсь, мне было страшно. Несомненно, Билл это заметил, чуток придя в себя. Когда между налётами ветра случилось затишье, он повернулся ко мне и виновато улыбнулся.
— В море при такой погоде очень легко проглядеть камни. Или берег, или другое судно.
— Привычка осталась?
— Да, — ответил он с облегчением. — Да. Привычка.

С тех пор с Биллом стало попроще. Он даже начал ходить с нами в паб, правда, никогда не соглашался на это накануне смены. «Слишком легко задремать потом,» — говорил он, скривившись.
О плаваниях Билл по-прежнему сам не рассказывал, но время от времени Джей вытягивал из него небольшие истории. Забавные случаи, но никогда ничего о штормах, ни слова о прохождении на волосок от рифов и мелей, чем обычно поражают слушателей моряки.
— Не люблю я об этом. Хватило.
Так Билл однажды ответил, когда Джей особо насел на него с расспросами. Хватило одного раза, что для моего бесцеремонного приятеля было не свойственно. Странный был этот Билл Донован, не встречал я другого такого, а повидал на своём веку немало.

Не сказать, чтоб я очень удивился, когда рано утром в окно забарабанил один из сменщиков и жëваной скороговоркой сообщил, что с Биллом творится непонятное. Ночью случилась буря, а в бурю этот парень всегда казался обитателем больницы Святого Брендана.
По дороге я добывал подробности из деревенского говора сменщика. Билл, оказалось, с ночи застрял в «гнезде» и не спускался. Дневной сторож послал за Джеем и мной, Джея дома не оказалось.

Проталкиваясь между бочками, телегами и людьми во дворе пивоварни, я глянул на крышу. Билл стоял в «гнезде», вцепившись руками в ограждение, и яростно крутился из стороны в сторону. Дневной сторож рядом с ним стоял растерянный и напуганный, даже снизу видно было.
— Эй, Билл, давно уж смена закончилась!
Проходя краем крыши к «гнезду», я изображал спокойствие и беспечность, да только толку не было.
— Пошли уже, Джея отыщем и двинем к О'Салливану. Джей обещал за пивом что-то новенькое рассказать. Ты ж его знаешь...
Билл переступал с ноги на ногу и бормотал. Я подошёл вплотную.
— Задремал. В шторм легко, когда долго. На минутку задремал, и вот оно. Не успели, не успели, некогда успеть было. Заснул, и вот...
— Всё время так. — вздохнул сторож. — Я его и тронуть-то боюсь.
Я порылся в памяти, собирая кусочки слышанных морских историй.
— Билл... Мистер Донован, сдать вахту!
Билл вздрогнул и замер, глядя на меня. Я резко тряхнул его за плечо.
— Мистер Донован, сдать вахту, во имя Господа и всех святых!
Билл обмяк.
— Да, сэр.
Он посмотрел на меня уже разумно.
— Спасибо, — прошептав это, он пошёл к окну в крыше.

Джей встретил нас сразу за воротами, так что я, выходит, и не соврал. И к О'Салливану мы сразу отправились, куда же ещё, когда такое дело.
Первую кружку Билл выпил, как вылил.
— Я служил на «Томасе Лоусоне», — начал он, принявшись за вторую.
— Это не секрет, приятель, списки в газетах были...
— Помолчи, Джей.
— На «Лоусоне». Когда вышли, сразу шторма начались. Без передышки. На вахту выходили, как черти из преисподней, прости Господи помин. К Каналу подошли плохо. На якорь встали, начало нас швырять.
Билл медленно допил пиво, будто уже и не хотел.
— Капитан решил сняться и идти, пока не сорвало с якорей. Раздали ром, я пошёл на марсовую. Часто вперëдсмотрящим ставили.
Билл оттолкнул кружку, чуть со стола не сбросил.
— Несколько дней почти не спали! На марсе как на качелях носит, волны через брызги еле видно. Меня умотало, впереди серое всё. А потом вижу пену! Камни там, и уже совсем близко. Увидел, и уже рядом. Задремал, значит. Кричу, сигналю вниз, а уже поздно. Ну и налетели.
— И...
— Заткнись, Джей, я ж сказал.
— Да и всё уже. Налетели. Разбился «Томас Лоусон» и утонул. На чëм я выплыл, не помню. Повезло, там же обломки железные все. Повезло мне.

Мы довольно долго пили молча, пока Джей всё же не прорвался.
— Слушай, а пошли к Добровольцам! Посмотришь, послушаешь, может, как раз тебе дело выйдет, и получше дело, чем пивные бочки сторожить! Сегодня как раз собрание, пойдём!
Биллу явно проще было идти куда угодно, чем тратить силы на отказ. Я отправился с ними, хоть и считал Ирландских Добровольцев остолопами, которые рано или поздно навлекут на всех гору беды. Оно потом так и случилось, а позднее и вовсе разное началось. Но сейчас я не хотел оставлять Билла без присмотра, а общество Джея выглядело явно недостаточным.

На собрании Добровольцев Билл немного оживился, хотя большого интереса речи о будущем у него не вызвали. Когда заговорили про обучение стрельбе, он и вовсе поскучнел.
Какой-то молодой и энергичный, явно пришедший из Гэльской Лиги, на свою беду подошёл к нему и назвал «Лиам Донован, собрат и товарищ». Глаза у молодого сразу разбежались между чугунным взглядом Билла и его рукой, собравшей пальцы в подобие кувалды. Мы ждали понятного продолжения, но Билл словно погас и безучастно сидел до конца собрания.

Мне несколько раз ещё приходилось забирать Билла с крыши после смены, когда в сильную бурю он застревал в своём, ну скажем честно, безумии. Это обходилось без особых сложностей и даже разговоры о его странностях со временем стихли. Ко всему привыкаешь, если это не кусается.
Джей пару раз пытался затащить Билла на собрания Добровольцев, но тот просто пропускал призывы мимо, как не слышал вовсе.

В декабре, это был пятнадцатый год, в Дублин опять пришла на редкость сильная буря. В пабах говорили про «бурю столетия», да только про неё уже третий раз за год вспоминали. Но штормило действительно очень сильно.

Большую часть ночи я провёл с Биллом в «гнезде», спускаясь только для обходов. Со мной он был спокойнее, даже шутил: «как вы внимательны к бедному моряку, доктор». Но ближе к утру его охватило оцепенение, он неотрывно смотрел в сторону порта, стиснув руками ограждение, и чуть заметно шевелил губами. Мне пришлось буквально прижаться ухом, чтобы расслышать шëпот, но он и этого не заметил.
— Все там. Все там, а я остался. Почему? Проглядел и сам остался. А все там. Почему остался?
Билл так навалился на ограждение, будто собрался рухнуть во двор. А в мыслях он, наверно, тянулся к штормящему морю.
— Все там. Я проглядел. Почему?
До утра я крепко держал его, чтоб он и впрямь не свалился.

С рассветом шторм не утих, но Билла я с крыши увёл. Джей появился у О'Салливана одновременно с нами, и мы принялись накачивать безумного моряка пивом и джином. Забавно, но взгляд его и впрямь прояснился. К тому времени, как Билл собрался идти на окраину к своей хижине, он куда меньше походил на пьяного, чем когда пришёл в паб.
— Спасибо, друзья. Тысячу раз спасибо. Пойду домой. Там шторм меня не схватит. Простите, что вам приходится со мной возиться. Спасибо.

Я собирался ближе к вечеру пойти проведать Билла, но Джей сказал, что ему это сподручнее, он как раз будет с собрания Добровольцев возвращаться, это в той стороне. На этом мы и распрощались.

Следующим утром Джей разбудил меня, как рабочих на завод, мелким камешком в окно. Такого он раньше не творил, так что я выскочил из дома в скверном предчувствии.
— Что?..
— Пошли к О'Салливану. Там расскажу.
Пока мы шли, Джей молчал. Это было настолько на него не похоже, что предчувствия меня уже просто грызли.

— Так. Пошёл я вчера к нашему чокнутому, — Джей начал рассказ на второй кружке. До того он только вздыхал и тряс головой.
— Уже стемнело, как мы разошлись, ну да я сто раз там ходил, развалюху ту всегда найду, ты знаешь, ты сам там бывал.
— Знаю, бывал, рассказывай! — только тут я понял, что Джей дико напуган.
— Нашёл, значит, домик, подхожу, свет слабый в окне, ну значит, не спят там ещё. А из-под стены скулит кто-то, ну точно щенок брошенный. Я смотрю, а там этот, чей домик-то, Рейли, Келли, никогда не мог упомнить. Он всегда внутри валялся, слюнями тëк, а тут под окном скорчился, трясëтся весь и скулит тоненько.
— А в доме что?
— Да непонятно ещё было, не сбивай, говорю! Я к окну подшагнул тихонько, пьяндыга этот в мою ногу вцепился, как в мать родную, и снова скулит. Ну, я в окно смотрю потихоньку, а там же стекло только на половине, так и слышно изнутри всё...

Тихо было в доме, рассказывал Джей. Билл на лежанке сидел, вытянувшись, спина как на парад. А возле двери свет клубился.
— Нехороший такой свет, ни свечи, ни фонари так не светят. И облаком он был, как тумана кусок, только светился.
Билл, говорил Джей, сидел и смотрел на этот свет. Ничего не говорил. Словно давно ждал и теперь только чуть-чуть ещё дождаться осталось.
— А потом там вроде люди начали проступать, в свете этом. И тут я понял, если ещё посмотрю, плохо будет, вся милость господня не выручит. Съëжился я под окном, рядом с пьяницей, разве только не скулил.

Потом были голоса, рассказал Джей. Как вой ветра в камнях, как плеск воды, как гудение натянутого полотна. Только со словами они были.
«Вот и свиделись.»
«Все тогда вымотаны были, любой мог проглядеть.»
«Мы тебя не виним.»
Билл Донован что-то спрашивал, но его было не разобрать.
«Всё оказалось странно.»
«Трудно, как и всегда. Но есть дело, оно и ничего.»
Билл что-то говорил ещё.
«Нет, мы не за тобой.»
«Бывает, что призывают кого-то. Кого-то, кто очень нужен. Не в этот раз. Не за тобой.»
«Нет, нет, так к нам точно не попасть. Душу погубишь, и всë без толку.»

Потом, говорил Джей, долго тихо было. Пока свет в домике не вспыхнул так ярко, что даже под окном пришлось зажмуриться.
«Прощай.»
«Нам пора.»
«Живи с миром.»
И стало так темно, будто никакого света никогда и вовсе не бывало.

Мы несколько раз начинали говорить о случившемся, но быстро замолкали. С тем и разошлись.

Следующей ночью опять штормило, но Билл вышел сторожить совершенно спокойным. Он не сказал ничего о прошлой ночи, не дëргался и ничего не бормотал. Даже непривычно это было, видеть его без тени безумия.

А вот удивить меня снова Билл смог. Он начал ходить с Джеем на собрания и занятия Ирландских Добровольцев. Научился неплохо стрелять. На мои вопросы, на кой ему это сдалось, Билл пожимал плечами и бросал «Дело хорошее». Он даже перестал злиться, когда его называли Лиамом. Когда он предложил мне так его звать, если мне удобно, я сказал, что он рехнулся. В ответ этот новоявленный Лиам снова пожал плечами.

Как мне рассказал Джей, когда в бессчëтный раз обсуждали, когда уже пора действовать, Лиам Донован в спорах не участвовал, отвечая лишь «Я уже готов».

Когда началась вся эта история на Пасхальной неделе, Лиам Донован был среди захвативших почтамт. В ночь он дежурил на крыше и оба раза, когда английские солдаты пытались подобраться, поднимал тревогу и начинал стрелять.

Говорят, что потом его видели на мосту через Лиффи. Лиам стрелял по солдатам на палубе английского корабля, разворачивавшим пушку. Солдат было полно и на берегу, и они быстро его продырявили.
Люди слышали, как Лиам прокричал странно «Наконец!» и клялись, что он кричал радостно. Потом он рухнул через перила в воду. Река там течёт полноводно и несомненно унесла Лиама Донована в море, как и многих убитых в эти дни.

Больше мне о нём ничего не известно.