Врата Доминиона

— НЕВЕРНО! — на тускло-красном фоне экрана вспыхнуло одно-единственное слово. Но в голове Алекса пронёсся целый рой мыслей, образов, сожалений и злости.

И что теперь? Всё-таки вариант А… Надеюсь, они правы… Как же мне не повезло, твою мать! Хотя нет… Это я сам всё испортил.

Окончательно выйдя из себя, он ударил ладонью по столу, на котором стоял учебный терминал, резко встал и посмотрел в другой конец кабинета. Там его товарищи, уже закончившие тестирование, что-то бурно обсуждали между собой. Герман выглядел слегка растерянным и молча слушал, уставившись в одну точку. Джон, похоже, пытался что-то доказать, активно жестикулируя перед Марией, которая лишь снисходительно улыбалась в ответ.

В помещении оставались только они, сам Алекс и ещё четверо — те, кто всё ещё возился с заданиями, транслируемыми машиной. Осознание, что он не последний, с одной стороны немного утешало… но с другой — навевало мысль, что, возможно, в последнем блоке он поторопился зря.

Ребята уже заметили его, и Джон махнув рукой, крикнул:

— Эй, мы тебя ждём!

Алекс выдохнул, стараясь погасить раздражение. Терять лицо сейчас — худшее, что он мог себе позволить. Не перед Германом, которому, несмотря ни на что, похоже, удалось собраться. И тем более не перед Марией, чья полуулыбка — вежливая и холодная — будто пронизывала изнутри. Он подошёл к ним, чувствуя, как остатки гнева растворяются в пустоте.

— Не повезло? — спросил Джон, хлопнув его по плечу. — Да не переживай. Всё равно работу получит только половина тех, кто сдал на высокие баллы.

— Да… — буркнул Алекс, усмехнувшись. — Кому — работа, а кому — виртуал.

Мария чуть вскинула бровь.

— Если у тебя плохо с тестом, советую не тратить кредиты на ерунду.

— А ты что, собираешься туда? — с ноткой яда спросил Алекс.

— Я — нет, — она холодно улыбнулась. — У меня контракт с "Крайден Интерлинкс". Начну через месяц. Просто... знаю, кто туда идёт.

"Как же бесит эта улыбка" — подумал Алекс.

В этот момент в помещении заиграл короткий сигнал — система окончательно завершила тест. Голос машины, всё такой же безжизненный и равнодушный, сообщил:

— Выпуск завершён. Каждому выпускнику начислено 1000 кредитов. Выход разрешён.

— Всё, свобода, — пробормотал Герман.

Детей граждан D-класса забирали у родителей сразу после рождения — тихо, по протоколу. Без драм. Без разрешения. Это была стандартная процедура, настолько рутинная, что никто даже не задавал вопросов. Детство проходило в так называемых "образовательно-воспитательных комплексах". Эти учреждения больше напоминали общежития, переполненные до отказа. Снаружи — унылые, серые блоки, встроенные в нижние секции жилых кварталов мегаполисов. Внутри — гулкие коридоры, общие залы, комнаты по восемь-десять человек. На самом деле, Алекс понимал, что они всегда были свободны идти куда угодно. Просто не было куда.

Джон хмыкнул, потянулся:

— Ну что, может, по-старой доброй — в "Фазу"? Отметим?

Алекс молчал. Он смотрел на свой наручный терминал. 1438 кредитов. Сумма выглядела одновременно значимой и ничтожной. Теоретически, этого хватило бы на год — может, полтора — скромного существования. Без излишеств, без неожиданных трат. Питаться регламентированными пайками, разогреваемыми в автоматах, арендовать ячейку, которая разве что не обвалится от старости, экономить на воде и не заходить в зоны, где берут оплату за воздух. Но это был не путь жизни — это было выживание.

В голове всплывали чёткие кадры из архивных хроник, которые иногда показывали в образовательном комплексе. Странно, как именно эти фрагменты отпечатались в памяти — не лекции, не мотивационные ролики о корпоративной лояльности, не истории успеха, а именно суровые документальные сцены из жизни самого многочисленного и самого бесправного слоя общества — E-класса. Настоящее дно Полиса. Люди, опустившиеся ниже точки возврата. Не работали, не учились, не играли — просто исчезали в чернильных пятнах городской анархии. Криминальные анклавы, бордели, подпольные клубы, куда корпоративные патрули заглядывали разве что для зачисток или подкупа очередного "лидера района".

Алекс знал: если оступиться — даже не сильно, всего на один шаг — окажешься именно там. Без права на переаттестацию. Без надежды вернуться. И никто тебя не спасёт. Он, Джон, Герман — они все это понимали. Это была одна из немногих вещей, в которых их взгляды совпадали полностью: только не получить статус E-гражданства. Только не туда. Доминион — может быть, и игра. Но сейчас это был единственный светлый остров на горизонте. Единственный шанс не просто уцелеть, а попробовать найти свой путь.

Ребята договорились о встрече в баре вечером следующего дня, забрали свои немногочисленные вещи из жилого корпуса и разошлись, каждый по своим делам. Теперь они официально являются совершеннолетними жителями Полиса и уже завтра нахождение на территории комплекса будет запрещено.

С жильём помог Джон — через одного из своих мутных знакомых. Сам Джон называл его просто “Трент”, хотя вряд ли это было настоящее имя. Алекс всегда знал, что у Джона были сомнительные связи и, если начистоту, пару раз помогал ему с поручениями. Теперь же он должен был встретиться с одним из них лично. Встречу назначили на 143-м перекрёстке Восточного Кластера, в одном из старых переходов между секциями, давно выведенном из официального пользования. Это место не охватывали камеры городского надзора, и даже сканеры коптеров старались не влетать туда без причины. Металлические стены были покрыты слоями граффити, часть из которых мигала в ультрафиолете. В воздухе висел сладковато-гнилой запах — смесь старой проводки, грибка и дешёвого стимулянта.

Алекс пришёл первым. Он не знал, чего ждать — кроме того, что лучше не опаздывать. Через несколько минут раздался скрип. Из-за угла появился высокий человек в длинном, сильно изношенном плаще с капюшоном. Под ним скрывались тени лица. Из-под капюшона торчал провод от нейроинтерфейса, свисающий, словно мёртвое щупальце. Один глаз — искусственный, светился жёлтым, другой — мутный, настоящий, с сеткой полопавшихся капилляров.

— Ты Алекс? — голос хриплый, будто через фильтр, искажённый микромодуляцией. Он не спрашивал — утверждал.

Алекс кивнул.

— Джон сказал, ты поможешь с жильём. Мне нужна капсула на первое время.

Трент молча достал из внутреннего кармана пластинку с чипом и приложил к терминалу на руке Алекса. Она проанализировала идентификационные данные и издала еле слышное: "одобрено".

— Капсула D28007, ряд 28, южный блок. Код доступа вшит.

Он шагнул ближе, и Алекс уловил запах — смесь машинного масла, синтетической кожи и никотина.

— Не задерживайся. Оплата через две недели. И не привлекай внимания. Это место не для туристов.

— А кто там живёт?

Трент осклабился. Уголки губ почти не двигались, но зубы блеснули в темноте.

— Такие же, как ты. Те, кому больше некуда.

Он развернулся и исчез за поворотом с такой же лёгкостью, с какой и появился. Его шаги утопали в окружающем шуме. Казалось, сам город не хотел запоминать людей вроде Трента. Алекс остался стоять, глядя в наручный терминал. Адрес был загружен, маршрут — проложен. Капсула, возможно, старая и ненадёжная. Но это было его место. Первый крошечный шаг в сторону свободы — или иллюзии свободы. Он вдохнул, оглянулся — и пошёл.

Коридоры южного блока были узкими, вонючими и гулкими. С потолка свисали пучки старых кабелей, среди которых то и дело мигали тусклые лампы, будто сомневаясь, стоит ли продолжать освещать это место. Стены из грязного металлопластика испещрены следами времени — облезшие наклейки с давно устаревшими логотипами, теги баллончиком, вросшие в поверхность, ржавые разводы, чёрные подтеки, капли засохшей неизвестной слизи. Пластик на стыках местами оттопыривался, будто стены сами пытались сбежать отсюда. Под ногами — изношенный пол с сетчатыми люками и прорезиненными вставками, давно утратившими цвет.

Каждое его движение отдавалось гулким эхом в замкнутом пространстве, перемешиваясь с гулом далёких генераторов, урчанием старых вентиляторов и редкими вспышками голосов, сливавшихся в одно: усталое, раздражённое, замкнутое существование людей на почти что дне Полиса. Иногда из-за приоткрытых дверей доносились обрывки жизни: кашель, шум воды, детский плач, ссоры, монотонный голос рекламы из старого терминала. Порой тянуло гарью — или хуже: тухлой едой, плесенью, канализацией. Воздух был насыщен смесью копоти, пота и дешёвых паров — химия, которой пытались скрыть запахи, лишь усугубляла их.

Алекс двигался по навигации на наручном терминале. Ряд 28. Повернув за угол, он чуть не столкнулся с коренастым мужчиной, тащившим на спине ящик с проводами. Тот буркнул что-то себе под нос, не обращая внимания, и исчез в одной из боковых дверей. Чуть дальше, у стены, на полу сидела женщина в поношенном одеянии с пустым взглядом, обнимая грязный рюкзак — вероятно, всё, что у неё осталось. У неё не было ноги. Вместо неё — старый протез с треснувшей оболочкой и обрывком шнура, болтающимся, как хвост дохлой крысы.

Спускаясь по узкой лестнице вниз, Алекс почувствовал, как воздух стал тяжелее, влажнее. Вентиляция работала через раз, а жар от труб под потолком давил на голову. Пот проступал на лбу уже после первых ступеней. Звуки наверху становились всё глуше, сменяясь капаньем воды и потрескиванием старых электрощитков.

Наконец он оказался в нужном коридоре — ряд 28. Панель с цифрами была покрыта налётом и следами пальцев. Сбоку на стене кто-то ножом нацарапал: «НЕ ВХОДИ, ЕСЛИ НЕ СВОЙ», а ниже — «МЫ ВСЕ УЖЕ ТУТ». Алекс подошёл к двери d28007. Никакой таблички, никакого приветствия. Только серый прямоугольник, чуть вдавленный в стену, с мутной панелью доступа. Края рамки испещрены копотью — кто-то явно курил здесь долго и часто.

Он выдохнул и поднёс руку к сенсору. Казалось, что за этими дверями он найдёт хоть крошечный уголок своего пространства. И пусть это было на самом дне D-класса — это было его.