Время Делирия

― Слоном! Слоном ходи! ― восклицал Лёха Гусев, миловидный кудрявый пацанчик в звании лейтенанта.

― Пешку! Пешку двигай! ― настаивал прыщавый прапорщик Валерка.

― Коня убирай. И потом рокировку, ― спокойным голосом советовал старлей Хлопунов.

Но Мишка сделал по-своему, зачем-то напал ладьёй на ферзя. Андрюха Голованов, Ботвинник местного розлива, увёл фигуру из-под боя с одновременным шахом, а ещё через несколько ходов поставил сопернику мат. Под оживлённые возгласы компании Мишка уступил место за доской Илье.

Майор Николай Сухарев не играл в шахматы от слова никогда. Ни на дежурствах, ни когда-либо ещё. Не то чтобы совсем не умел, просто не любил почём зря усиленно думать. Да и не солидно как-то взрослому командиру с молодыми подчинёнными в игры играть. Сколько им всем? Лет по двадцать, двадцать пять, не больше. А тут уже сорок второй годик, будьте любезны. Поэтому всякий раз когда в дежурной части начинались шахматные баталии, майор Сухарев просто садился на своё рабочее место ― за пульт оперативного контроля ― и молча сидел там.

― Не надоело белыми играть? ― подмигнул Илья Андрюхе, устраиваясь подле него на диване.

― Ну я же не виноват, что вы все такие тупые, ― хохотнул в ответ Андрюха. ― Вот одолеете меня, будете и вы играть бе…

На пульте запищал зуммер. Молодёжь тут же замолкла, и Сухарев принял звонок:

― Служба Экстренного Реагирования, оперативный дежурный.

На экране появилось заплаканное лицо молодой девушки. Совсем молодой, лет семнадцать.

― Помогите, прошу вас! ― прокричала она. ― Немедленно приезжайте, умоляю!

― Представьтесь, пожалуйста, ― потребовал майор, следуя инструкции. К истерикам ему было не привыкать.

Розовая девичья пятерня на мгновение заполонила экран, и спустя секунду в нижней его части вспыхнула информация:

Алёна Владимировна Степанова. Дата рождения 19.02.2007. Место регистрации: город Москва, Подкаменная улица, дом 26, квартира 127

― Внимательно слушаю вас, ― вежливо произнёс Сухарев, параллельно выясняя у компьютера откуда звонок. Оказалось, что адрес совпадает с указанной пропиской, а это означало, что девчуля сидит у себя в квартире. И это хорошо. Плохо было то, что Подкаменная, 26 входил в список так называемых стеклянных домов.

― Мама! Моя мамочка! ― всхлипывая, причитала девушка. ― И папа! Они оба остекленели!.. И теперь я боюсь, что…

― Погодите, ― перебил Сухарев. ― Когда и как это произошло? Расскажите подробнее.

― Да там нечего рассказывать. Полчаса назад мама пошла выносить ведро. На улицу мы не ходим, у нас мусоропровод на лестничной площадке между этажами. Вот она и пошла.

― Одна? ― хмуро спросил майор.

― Ну да. Ведь рядом же.

Сухарев почувствовал прилив досадливой злобы. Ситуация как из-под копирки. На прошлой неделе был точно такой же звонок. И в прошлом месяце тоже. Что за дураки все эти люди. Прекрасно знают, что живут в проблемных домах, и тем не менее позволяют себе лазить где и как попало.

― Дальше что?

― Минут через пять папа забеспокоился и пошёл посмотреть где мама. А когда и он через пять минут не вернулся, я уже сама пошла. Выхожу, а они… А они оба на лестнице лежат, уже наполовину прозрачные.

Алёна зарыдала. Выждав некоторое время, майор постучал по экрану пальцем и строго сказал:

― Возьмите себя в руки. Вам сейчас не плакать нужно, а о себе позаботиться. Рядом с вами есть ещё кто-нибудь?

― Н-нет, никого нет, ― всхлипнула девушка.

― А в доме? В доме есть заселённые квартиры кроме вашей?

― Нет, уже нет. Всех эвакуировали, мы последние оставались.

― Плохо. Тогда сидите на месте и ожидайте бригаду. Минут через сорок постараемся подъехать.

Не дожидаясь ответа, Сухарев разъединился, встал со стула и обвёл взглядом подчинённых, столпившихся возле пульта.

― Внеплановая эвакуация в Свиблово. Со мной едут Гусев, Хлопунов и Касаткин. Остальные остаются здесь и ждут указаний, за дежурного Голованов.

* * *

Душную июльскую ночь сковало безветрие. Сквозь облачную пелену огромная луна тускло освещала то, что было когда-то проспектом Мира. Автомобильные покрышки, перевёрнутые мусорные баки, чахлые берёзки, тут и там пробившиеся к жизни сквозь трещины в ухабистом асфальте. И чёрный УАЗик с белой надписью «СЭР» на борту, что шустро скакал меж берёзок, продвигаясь в сторону области.

― А красивая девчонка эта Алёна, правда? ― спрашивал у товарищей сидевший за рулём Гусев. ― И целуется, наверное, хорошо…

― Вечно ты об одном и том же, ― усмехался Касаткин. ― Совсем тебе пиписка жизни не даёт, Лёша.

― При чём тут пиписка, ― краснел в полумраке Гусев. ― Просто обаятельная девушка. Верно говорю, Витёк?

― Нормальная, ― соглашался Хлопунов с заднего сидения.

― А вам она понравилась, Николай Сергеевич? ― не унимался лейтенант. ― Вы бы пригласили такую девушку на свидание?

― Лет двадцать назад пригласил бы, ― флегматично отвечал Сухарев. ― Ты поворот не прозевай.

Не заметить нужный поворот в мусорно-растительных дебрях было проще простого. А ведь майор помнил времена, когда проспект был проспектом, да ещё каким: по шесть полос в каждом направлении, покрытие ровное как водная гладь, автомобили туда-сюда; жизнь кипела. Молодёжь-то всё это не застала. Счастливое поколение, если вдуматься. Ведь счастлив не тот, кому хорошо, а тот, кто не видел лучшего.

Лёха благополучно свернул с проспекта в требуемом месте, и минут через десять бригада достигла пункта назначения. Обшарпанная шестнадцатиэтажка, все окна темны, а нижние ещё и вьюном поросли ― характерный признак запустения. Из освещения лишь лампочка на столбе метрах в тридцати от подъезда.

― К машине, ― скомандовал Сухарев.

Спасатели высадились из УАЗика, зажгли фонари на касках и по очереди зашли в дом. На площадке перед лифтом под ногами заскрипели осколки стекла.

― Как мелодично хрустит, ― глумливо заметил Касаткин. ― Интересно, кто это был? Наверное, тоже какая-нибудь обаятельная девушка.

― Отставить, капитан, ― буркнул Сухарев и нажал кнопку вызова. Потом ещё раз. И ещё.

Лифт не работал. Между тем, несложный арифметический подсчёт говорил о том, что 127-я квартира находится на последнем этаже.

Выругавшись, майор достал сотовый и набрал номер Степановой.

― Что ж вы не сказали, что лифт не работает?! Мы бы вертолётом вылетели, с крыши бы к вам подобрались… Не знали? А надо знать. Теперь будем нескоро. Отбой.

Сухарев присел на ступеньку лестницы, закурил.

― Итак, господа офицеры, лифта у нас нет. Возможности проскочить незамеченными, соответственно, тоже нет. И вертолёт не выход: пока мы туда-сюда обернёмся, девка остекленеет. Готов выслушать ваши соображения. М?

― Может, в звезду встанем? ― предложил Гусев.

― Ага. И как мы на шестнадцатый этаж попрёмся? ― фыркнул Касаткин. ― Ты на лестницу посмотри. На ней тройной-то звездой не развернуться. А уж вчетвером…

Возникла пауза.

― Ну а ты, Витёк, чего скажешь? ― майор посмотрел на Хлопунова.

― Илюха прав, для звезды тесновато, ― старлей сплюнул в сторону. ― Подниматься по лестнице будет, мягко говоря, неудобно. Да ещё на последний этаж. Рано или поздно звезда разомкнётся, и тогда… А с другой стороны, разве у нас есть выбор?

Некоторое время молчали.

― Выбор есть, ― произнёс наконец майор. ― И все мы знаем какой. Просто сливаем девку. Возвращаемся на базу и оформляем неуспех операции. Так и так, не успели. Слишком поздно позвонила. Приехали, а она уже прозрачная. Угу?

И снова молчали. На сей раз подольше.

― Значит, так, ― Сухарев выбросил окурок и встал на ноги. ― С минуты на минуту засветимся, поэтому времени на размышления нет. Звездой ― значит звездой. Хлопунов ведёт, я пячусь. Касаткин с Гусевым приставным шагом по бокам. Занять позицию!

Четверо мужчин встали в тесный круг спиною внутрь и взялись за руки. Медленно поднимая ступни, начали взбираться по лестничному маршу ― осторожно, стараясь не оступиться. Мешали стены, мешали перила, мешали ступени. Мешали ноги, спины и плечи товарищей; мешало всё. Спотыкаясь и матерясь, за час подъёма преодолели три этажа. На площадке между третьим и четвёртым Сухарев коротко распорядился:

― Отдыхаем.

Пару минут стояли молча, тяжело дыша и таращась на пятна света, что оставляли фонари на стенах. Потом Гусев спросил, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно:

― Как вы думаете, Стекольщик уже знает о нас?

― А ты руки-то выдерни, вот и посмотрим, ― зло ответил Касаткин.

― Не шуми, Илюх, ― вступился за Гусева Хлопунов. ― Парень молодой, потому и спрашивает. Небось первый раз на стекло попал, а, Лёх?

― Первый, ― признался Гусев. И, воодушевлённый поддержкой, обратился к Сухареву: ― Разрешите вопрос, товарищ майор.

― Валяй, ― нехотя согласился тот.

― А вот Стекольщик, он один? Или на каждый дом свой?

― Хер его знает, ― не стал лукавить майор.

― А он вообще кто? Человек?

― Тоже хер его знает. Есть разные мнения на этот счёт.

― А ты, Витёк, как считаешь?

― Неизученная природная аномалия, ― отвечал Хлопунов. ― Мало ли на свете необъяснимых явлений.

― Скорее всего так и есть, ― согласился Касаткин.

― Пожалуй, это всё-таки человек, ― немного подумав, сказал майор. ― Обыкновенный человек, но с паранормальными способностями.

― Выходит, его никто не видел? ― спросил Гусев.

― Кто видел ― тот не расскажет, ― Сухарев усмехнулся.

После отдыха дело пошло веселее. Понемногу приноровившись к вынужденному способу перемещения, меньше чем за час группа одолела целых восемь этажей. Следующую передышку устроили на двенадцатом.

― Разрешите вопрос, ― снова стал приставать Лёха. ― А как мы эту Алёну спускать будем? Вчетвером-то еле передвигаемся, а если ещё и она в звезде будет, то совсем не сможем.

― Растёшь, Гусев, умные вопросы задаёшь, ― похвалил его Касаткин. ― Как, как. Внутри звезды пойдёт, вот и все дела.

― А она поместится?

― Поместится. Тут главное чтобы ты Витькину клешню не отпускал. А то как схватишь девку за жопу, так всем и пиздец.

Немного похохотали и двинулись дальше. У площадки перед шестнадцатым этажом Хлопунов остановился и доложил:

― По ходу здесь два стеклянных.

― Это её родители, ― сообразил Сухарев. ― Обойти сможем?

― Вряд ли, слишком широко лежат. Придётся перешагивать.

― Ну давай, коли так. Всем внимание: смотрим в пол, высоко поднимаем ноги. Не дай бог кто-нибудь заденет.

Перешагивая через мужскую фигуру и рассматривая освещённые фонарём внутренности, Касаткин заметил:

― А чуваку-то повезло.

― В каком смысле? ― спросил Лёха. Голос его подрагивал.

― В таком, что умер легко. Р-раз ― и всё. А то бы мучился. Видишь вон ту фиолетовую блямбу? Рачок у него был, неоперабельный. Я раньше в морге подрабатывал, навидался.

Уже переступили через стеклянных и собирались взойти по последнему лестничному маршу, как вдруг раздались громкие квакающие звуки.

― Что там? ― недовольно спросил майор.

― Гусев блевать собирается, ― пояснил Касаткин.

― Блять. Отставить, лейтенант!

Но было уже поздно. Не будучи способным себя контролировать, Лёха резко высвободил обе руки и зажал ими рот в попытке остановить рвоту. Звезда оказалась разомкнутой.

― Расход!! ― в тот же миг громовым голосом приказал Сухарев. ― Колонной по одному за мной бегом марш!!

Перескакивая через две ступеньки, майор буквально взлетел на этаж. Остальные бросились следом, но безуспешно. Первым остекленел Хлопунов ― красиво, с переливами, дымчато; так и застыл, схватившись за поручень. Вторым ушёл Касаткин ― солидно, успев присесть на ступеньку, словно бы отдохнуть, да так и оставшись на ней прозрачной скульптурою. Последним был Гусев. Лёха и здесь облажался: зашатался, попятился, да и рухнул навзничь, разбившись с оглушительным звоном о кафель на тысячи мелких осколков.

Несколько секунд майор молча смотрел на всё это, сжимая кулаки и ожидая собственной кончины. Смерть, однако, задерживалась.

Сухарев медленно повернулся лицом к квартирам. Дверь в 127-ю была приоткрыта.

* * *

― Степанова!.. ― выкрикивал он, перемещаясь из комнаты в комнату с табельным пистолетом в руке, который зачем-то вытащил из кобуры. ― Гражданка Степанова!.. Алёна!..

Девчонка не отвечала. И ему было, в общем-то, всё равно. Что толку с того, что она объявится? Её всё равно отсюда не вывести: для звезды нужно минимум три человека. Вызвать подмогу тоже не вариант: никто не станет повторно совать голову в пекло, с учётом того, что в этом пекле сгинули трое спасателей, вот только что.

― Степанова!..

Несмотря на бессмысленность поисков, он продолжал их, просто для того, чтобы что-то делать. И таки нашёл что искал.

Она лежала в ванне, прекрасная хрустальная кукла в человеческий рост. Прекрасная девушка и отвратительная гипер-нагота. Собралась ополоснуться в дорогу, может быть просто успокоить нервы, и… не успела.

Убрав пистолет в кобуру, он совершил ещё один бессмысленный поступок: зачем-то снял с крючка большое махровое полотенце и прикрыл им прозрачное тело.

Подумал вдруг, что неплохо бы выпить. В одном из кухонных шкафов нашлась бутылка с чем-то крепким. Отпил из горла семь глотков, занюхал камуфляжным рукавом. Увидал балконную дверь и решил выйти на свежий воздух.

С высоты шестнадцатого этажа открывался неплохой вид: зеленело у горизонта предрассветное небо, Москва мерцала тысячами огней. Перед подъездом ждал верный УАЗик.

«Жалко, что я не птица, ― пришла в голову дураковатая мысль. И тут же, следом: ― Какой хороший алкоголь!»

Скрипнула дверь. На балкон вышел кто-то ещё.

― Кто здесь?

― Я.

Майор обернулся. Позади него стоял пожилой мужчина. Морщинистое лицо, седая шевелюра, рабочий комбинезон. Сухарев вздрогнул.

― Кто вы? Здесь не должно никого быть.

― Почему? ― старичок приветливо улыбнулся.

― Просто потому что не должно.

― Кто так сказал?

― Здесь я задаю вопросы. Как вы сюда попали?

― По вызову пришёл, ― мужчина продолжал улыбаться.

― По какому ещё вызову? Кто вы?

― Мастер из ЖЭКа.

― Какого ещё ЖЭКа, на дворе ночь!

― Ну и что. Мы круглосуточно.

― Кто это «мы»?

― Мастера. Да ты не нервничай, Коль.

Сухарев снова вздрогнул.

― Откуда вам известно моё имя?

― А на лбу у тебя написано.

― Что за чушь! ― Сухарев вытащил телефон и посмотрелся в него как в зеркало. ― Там нет ничего!

― Так оно изнутри. Там, изнутри, у тебя на лбу много чего написано. И про полковника, которого ты пристрелить мечтаешь. И про жену твою, стерву, и про любовницу. И про то, как маешься ты, бедолага, потому что любишь-то всё равно жену.

― Дед, кто ты? ― шёпотом спросил майор.

― Мастер я. Стекольных дел мастер.

― Стекольщик? ― едва смог выдавить из себя Сухарев.

― Ага. А самое главное знаешь что?

― Что?

― Не заслужил ты страданий. Ты же хороший человек, добрый. И сердце у тебя чистое. Сам посмотри.

Николай опустил взгляд на грудь и увидал своё сердце. Багровый кусок мяса размером с большой кулак. Опутанный сизыми жилами, кусок мяса ритмично сжимался и разжимался. И чем дольше смотрел на него Николай, тем чаще и чаще.

― Да не волнуйся ты так, ― ласково сказал старичок. ― Сейчас остановится. И будет тебе хорошо и спокойно во веки веков.

Вплотную приблизилось утро. Зачирикали где-то первые птички, и зеленоватая дымка у горизонта начала быстро желтеть.

* * *

― Надо бы съездить машину забрать. Сгонял бы, Мишань, ― задумчиво произнёс Андрюха, двигая вперёд пешку.

― Ага. Что я, бессмертный, что ли?

― Да почему сразу бессмертный. Тебя же никто не заставляет в дом заходить. Просто приедешь и заберёшь, Димка тебя подбросит. Только дубликат ключа не забудь у Серёги получить.

― Нет уж. Звони Соболеву, пусть кого-нибудь в специальной амуниции посылает.

― Вот ты ссыкло, а. Давно бы уж сгонял, больше разговоров.

― Нет.

― А я тебя тогда Сицилийской защите обучу. Не всей, конечно, но основным вариантам.

Соблазн был велик.

― Точно обучишь? ― взгляд исподлобья.

― Сказал же. А мы подождём, без вас начинать не будем.

― Точно не будете?

― Сказал же.

Мишаня непроизвольно оглянулся и посмотрел на большой стол, что был накрыт в углу помещения. Несколько бутылок водки, тарелки с закусью, стопки. Рядом со столом на стене висели четыре фотографии в чёрных рамках.

― Ну я тогда мигом!

― Давай.