Время для жизни - 2

«Бляха-муха! Ни хрена ж себе!».

Именно такими были первые мысли Косова, когда он вышел из здания вокзала на привокзальную площадь. Еще на перроне он обратил внимание, что сам вокзал вполне узнаваем. Да, что-то не так, как он привык видеть там, в будущем. Побеленные кирпичные стены, входы и окна – немного другие. Вроде бы… Но – узнаваемо. А вот площадь… Площадь была совсем другая – больше, гораздо больше.

«Зданий знакомых там – здесь нет, вон – трамвайные пути с краю имеются… Хотя… не помню – ходил ли в будущем, в конце восьмидесятых здесь трамвай? Вообще-то, точно ходил, но вот здесь ли, прямо по площади? Похоже, это не тот город, который я знал в будущем. Придется все узнавать заново и ко всему привыкать. И справа, и слева от вокзала зданий нет. Хотя здания есть, но гораздо дальше, и они деревянные. И вид с площади ничего не закрывает, по-моему… Вон там пойма Иртыша виднеется!».

Самой реки видно все же не было. Здесь километра два до нее. Примерно.

«Ну ничего! Язык до Киева доведет. О! А вот это – вполне себе вовремя!».

Неподалеку от входа лоточница в белом халате выставляла на небольшой деревянный столик стаканы, а какой-то мужик в сером пиджаке подтаскивал ей из недр подвала вокзального здания коробки и большие термосы.

- Доброе утро! А нельзя ли у вас перекусить чем-нибудь? – подошел к женщине Иван.

Та покосилась мельком:

- Не видишь, я только раскладываться начала…

- Так, может, помогу чем? И опять же, не успели разложиться, а первый клиент уже тут как тут! Первый клиент – это к удаче, значит, торговля сегодня у вас пойдет бойко!

- Помощничек! Первый клиент! Балабол ты! У меня и так тут товар не залеживается – народ-то так и прет! Кто на поезд, кто – с поезда. По три, а то и четыре «ходки» за день делаю! Ну ладно, так и быть. Чего тебе, первый клиент?

- А что у вас?

- Пирожки. Есть с ливером, есть с картошкой, с повидлом тоже есть.

- Не, с повидлом, сладкие – это для женщин, чтобы жизнь послаще казалась. Мне бы мужских… Вот – два с ливером, а два – с картошкой! – указал пальцем Косов.

«Ну да, некультурно пальцем показывать, а что делать? Народ сейчас все же попроще, излишней культурой не страдает!».

- Ишь ты, мужские, женские! Как ты их разделил, а? Не слышала такого раньше. Говорю же – балабол! – засмеялась, продолжая возню, лоточница.

- Так девчонкам балаболы же больше нравятся, так ведь?

- А это – смотря для чего! Если просто посмеяться, время провести, то – да! А если всерьез чего-то как раз-таки лучше на молчаливых смотреть! – уже более внимательно посмотрела на него женщина.

«Хмыкнула! Видать – слишком молод ей показался. Ну да, ей на вид за тридцать, точно! Да и нет у меня никаких таких мыслей!»

- А пить что будешь? Балабол, гроза девушек! Есть чай, есть – компот!

- А вы что посоветуете, самая красивая работница общепита?

- Ты тут не озоруй! – чуть нахмурилась лоточница, - Молод еще, клинья ко мне подбивать! И муж у меня имеется.

Потом сменила гнев на милость:

- Компот бери! А то чай… у нас и так-то – не очень, честно сказать, да и заваривают его… Лучше сказать – запаривают! Веник веником получается!

Взяв свои пирожки и два стакана с компотом и поблагодарив продавщицу, он отошел чуть в сторону и пристроился к козырьку окна полуподвала. Перекусил: «А то хрен его знает, когда там в следующий раз доведется?!». Поглядывал по сторонам. Народ уже вовсю шнырял туда-сюда.

«Ну да… «жэдэвокзал» место такое… тут никогда не стихает!».

Вернув стаканы лоточнице, еще раз поблагодарил и спросил:

- Не подскажите, а где у вас здесь чуток продуктами прикупиться? Ну такими, чтобы небыстро портились? Сало там… хлеба краюху? На всякий случай.

К лотку уже подошли несколько человек, потому женщина была занята. Мотнула головой в сторону:

- А вон там… левее, если, небольшой рыночек есть. Там посмотри!

«Ага, где-то здесь потом будет ДК Лобкова, если не ошибаюсь!».

Сейчас же стояли какие-то склады, сараи, перемежаемые одноэтажными бревенчатыми домами и бараками.

У пожилого мужика он прикупил хороший такой шмат… Не меньше килограмма! одуряюще пахнувшего копченого сала. У какой-то бабули – также ароматный каравай домашнего хлеба. Затем – пройдясь по рядам – несколько луковиц, головку чеснока: «витамины, аднака!». Еще взял свежих огурцов и пяток вареных яиц.

«Запас карман не тянет!».

Упаковал все в ранец. С трудом, но все же вошло. И вернулся на привокзальную площадь. Покрутил головой…

«Ага, вот у кого я спрошу!».

На разворотном кольце путей, чуть в стороне от немногочисленных пока пассажиров, ожидающих транспорт, стояли три девчонки, в черных тужурках железнодорожников, в такого же цвета беретиках.

«У них даже юбки одинаковые, темно-серые. Это что – форма сейчас такая? Не обращал внимания!».

- Доброе утро! Извините за беспокойство! Не подскажите…

Стоявшая к нему спиной высокая блондинка, чуть повернув голову, поджала губы и отвернулась. Ее соседка удивленно покосилась, но тоже никак больше не отреагировала.

- А что вы хотели? – звонким голосом поинтересовалась третья, невысокого роста брюнетка, с немного детским лицом.

- Я хотел спросить: на каком трамвае я смогу доехать до центра?

«Эта «блонди», она что – решила, что я к ней «клеюсь»? Вот же дура! Да и не в моем вкусе она вообще – крупновата! Этакая дебелая, как говорят. Но сейчас, наверное, в тренде!».

Брюнетка расхохоталась:

- На каком номере? Да у нас, вообще-то, всего два и ходят – первый и второй. Пока – все. А вам, куда в центре надо?

Иван чуть обошел блондинку, чтобы не переговариваться с девушкой через эту красотку.

- Мне? Мне нужно к Омскому пехотному училищу.

- А-а-а… Понятно! Поступать приехал? – улыбалась девчонка.

- Ну да…

- А тогда давай с нами! По пути будет. А там я тебе подскажу, где тебе сходить.

- С радостью! Повезло, значит, мне!

Девчонка была смешная. Невысокого росточка, худенькая, но веселая и разговорчивая. Чуть курносая, глазки пуговками, как у маленького котенка.

- У нас второй номер только в этом году пустили. Первый-то уже года три, как ходить начал. Он идет прямо в центр, к стадиону «Динамо» и ТЭЦ. А вот второй – тот дальше. Почти до городка Водников доходит. А мы там и живем, в общежитии. А ты сам откуда?

- Из Красно-Сибирска!

- Ага! Слыхать – слыхала, но никогда не была. А мы, с девчонками, после «фэзэу» на железной дороге работаем. Вот – с ночной возвращаемся…

Они, покачиваясь по ходу трамвая, стояли на задней площадке второго вагона. Людей было много, но все же – не «битком».

— Это потому, что еще рано. А потом – ух! Что ты! Не пробиться! – поясняла ему девчонка, - И с чемоданами все, с баулами. А тебя как зовут? Я Катя!

И протянула ему ручку.

- Иван! – улыбнулся он девчушке.

- Ага… А вот, Светлана, - показала Катя ему на блондинку, - А это – Дуся!

Он кивнул головой: «Оч-приятно!».

Блонди опять его проигнорировала. «Точно дура!». А Дуся коротко кивнула.

- А Красно-Сибирск – большой город? Больше Омска? – продолжала тараторить Катя.

- Да я и не знаю даже, - пожал плечами Косов, - Омск же более старый город. А Красно-Сибирск – что? Он же вот только лет двадцать-тридцать, как строиться начал. И по населению – тоже не знаю. Я же сам не из самого города. Просто последний год там жил. Так что, толком ничего не могу сказать.

«И ведь непохоже, что она его – «кадрит». Просто болтает, любопытно ей и скучно!».

Девчонка принялась объяснять ему – что и где. И Косову, который с любопытством смотрел в окно, оставалось снова удивляться и поражаться.

В общем-то, того города, который он более или менее знал в будущем – просто не было. Вот просто – совсем не было! Так-то он отдавал себя отчет, что Омск начал бурно расти именно в военные и послевоенные годы. Но чтобы настолько отличаться?!

- Вон там… Мы уже проехали! Там поселок Куйбышева. Да его и не видно, даже если от вокзала, он в стороне! Ага… Вон там – городок имени Сталина, а немного дальше – поселок Буденного.

«Это там Порт-Артур, что ли? Ну, где он был в будущем?».

- А это улица названа именем летчика-героя Серова! Правда, жалко его, да? Такой человек и погиб! – продолжала знакомить его с городом Катерина.

- Ну, жалко, конечно! Но мне больше жаль Полину Осипенко. Серов, что? Он мужчина, который занимается опасным, но нужным делом. И аварии такие возможны. Даже – их не избежать, когда осваиваются новые какие-то, передовые приемы. А вот женщины… Женщины – гибнуть не должны. Ну, я так считаю!

- Да? Как по мне, так их обоих жалко… Такие герои и вот… Да! Вот площадь – она тоже названа его именем! Площадь Серова!

«Все-таки хорошо, что я не только морально разлагался, я же и газеты старался читать, не пропуская важных для страны событий!».

- Слушай, а чего у вас здесь так… Свежо? Если бы еще в поезде не решил, что нужно куртку накинуть, сейчас бы зубами щелкал! – поеживаясь, спросил Иван.

- Да не знаю… Несколько дней таких уже. Но это только ночью и утром. Днем вполне тепло будет! – пожала плечами девчонка.

А вот потом… Потом Косов опешил. Потому как город… Кончился. Потянулись какие-то пустыри, околки-перелески, перемещаемые редкими складами, сараями, и совсем уж редкими жилыми домишками. Но потом показался окультуренный сад, а вот за ним уже – потянулись жилые кварталы.

«Частный сектор, в основном!».

Слева, не так далеко и вполне видим, протекал Иртыш. И кварталы домов пока тянулись только по правую сторону по ходу движения.

«Интересно. А какие здесь улицы, справа!»,

Об этом он и спросил Катю. Та, наморщив лобик, вздохнула и ответила:

- А я и не знаю! Мы здесь только так… Мимо проезжаем. В-о-о-н… там! Справа! Там ипподром есть. Мы же с девчонками сами приезжие. В ФЗУ отучились, сейчас работаем. А еще – в техникум поступили, на заочный, вот!

«Гордая такая!».

- Вы молодцы! – улыбнулся Иван.

Потом уже потянулись улицы с обеих сторон трамвайного пути.

«Оп-с! – увидел он уличный аншлаг на крайнем доме, — Это Масленникова, что ли? М-да… Одна из главных улиц города там, в будущем! А сейчас так себе, деревня, можно сказать. Хотя это же после войны и улицу, и площадь, и мост построят! Ленинградские строители. Она так и будет называться, как и мост – Ленинградская!».

«А вот эти названия – уже привычны «оттуда» - 20 лет РККА, Съездовская…».

- Кстати! Тебе скоро выходить. Можно выйти здесь… Там пройти немного вниз, к Иртышу, через сквер. Да сейчас собор увидим, я тебе покажу! Или проехать немного дальше, до площади Ленина. Но там тебе идти дальше будет!

Когда, как он понял, они подъезжали к его остановке, Катюшка сказала:

- Ну, если хочешь… Можешь в гости к нам приехать. Доедешь до остановки «Поселок Водников», там спросишь общежития работников транспорта. В пятом – мы живем. А там… Моя фамилия – Соломина. Катя Соломина! Не забудешь?

- Не забуду! Но даже сам, Катюшка, не знаю – как там у меня дальше будет. Может, сейчас запрут на экзамены, а потом – какие-нибудь летние лагеря. Так что, обещать не буду. Спасибо тебе, Катя! Ты славная девушка!

Он чмокнул зардевшуюся девушку в щечку и вышел.

«Ага, это значит – улица Карла Маркса. А мне… во-о-о-н туда. Мимо Казачьего Собора!».

Здесь уже попадались вроде бы знакомые здания. Двух- и трехэтажные кирпичные старинные дома. Эдакие – купеческие особняки! Но все же – обычных деревянных домишек, а то и прямо – развалюх было куда как больше. А еще – двух- и даже трехэтажные бревенчатые!

«Как мне кажется – дома в два, или в три этажа, срубленные из бревен – примета только Сибири! Ну вот… Вот и оно, училище имени Михаила Васильевича Фрунзе. Посидим, покурим, пока время есть и не ввязался в процедуру прибытия, сдачи документов, заселения и прочего!».

Косов сидел, поглядывал по сторонам, косился на будущую «альма-матер».

«И опять – не то! А что не то? Ага… Парадное крыльцо выходит ступенями прямо к проезжей части. А позже будет – на две стороны, вдоль стен. Видно, улицу будут расширять и переделают. И еще – примета времени – статуи Сталина и Ворошилова по сторонам ступеней! Ладно, кури – не кури, а надо идти, сдаваться!».

В большом и светлом фойе главного корпуса его встретил курсант с красной повязкой на рукаве. Нормальный такой «курок»: сапоги юфтевые начищены до синевы; нынешняя гимнастерка с отложным воротничком отглажена на «ять!»; и желтоватые металлические буквы на петлицах «ОМПУ»; фуранька на голове. Невысокого роста, но крепышек, не отнять. Бравый такой «курок», «дневалит», значит! Осмотрел Косова, хмыкнул:

- Ну, чего тебе?

- Да вот… На поступление приехал. Кому и как доложиться?

- На поступление, говоришь? Ну-у-у… пошли, доложишься!

За курсантом Косов прошел налево от входа и зашел в небольшую, но такую – всю продуманную дежурку. За стеклянным окном в полстены – большой письменный стол с телефонами. Под стеклом на столе – таблицы, списки, схемы…

«Аж умилило! Пятьдесят лет вперед у нас в дежурке примерно так же было. Сколько ночей я провел вот так, опустив голову на сложенные на столе руки, или – в зимний период, подложив шапку под голову – для пущей мягкости, и «кимаря» вполглаза, чтобы дежурный не «спалил»!».

На стене – навесные полки, в ячейках которых журналы и амбарные книги, с наклеенными на переплетах бирками. Возле большущего окна, выходящего на улицу Республики – еще один стол, уже маленький. Тоже журналы, чернильница. Телефон, похоже – внутренняя связь.

«Для «помдежа» место!».

«А вот на нижней полке стола виднеется стакан с недопитым вроде бы, чаем. Судя по ложечке. Ха! Это – «косяк»! Ой, «косяк»! У нас так было, по крайней мере. Есть комната отдыха наряда, именно там отдыхают подсменные в ночное время, там осуществляется и прием пищи. А пить чай в дежурке? Как там говаривал у нас капитан второго ранга Паламарчук: «Это «залет», курсант! Это – невъебенный «залет»!». Вот сколько лет прошло, а как пахнуло, а?! Прямо вот – родным повеяло! Армия, мать ее так! Родная! А я и не понимал, как я все эти годы… ну… Не скучал, но – помнил об этом! И пусть я тогда учился в военно-морском, а здесь – пехотное, но – один хрен – погоны! Хотя сейчас – да, петлицы!».

Одна сторона «дежурки» была завешана брезентовым занавесом.

«А там, к бабке не ходи! «шконка» для дежурного. Ну и, быть может – тумбочка еще. А – точно! Еще – вешалка для верхнего обмундирования!».

Возле окна стоял еще один курсант, уже с синей повязкой – «помдеж»!

- Чего там? – повернулся второй.

- Ну чего, чего… А то сам не знаешь? Еще один явился – не запылился! – ответил дневальный.

- Ага… И чё вас так рано сюда несет? – не очень понятно для Косова пробормотал «помдеж», - Ну ладно, что делать-то?! Бум докладывать!

И он, накрутив ручку ТА-шки на столе, пробормотал:

- Тащ ктан! Помощник дежурного Семенов. Еще один поступающий явился! Да, понял, тащ ктан! – повернулся к Ивану, - Ну чего ж… Жди!

- Понял, жду…, - ответил Косов, - Только… стакан.

- Чего? Чего стакан? – удивился «помдеж».

- Стакан, говорю, убери! – и показал глазами на стакан в столе.

Семенов с недоумением повернулся, посмотрел и:

- Сеня! Мудень! Ты чего стакан за собой не прибрал?! Вот же…

Услышав за спиной четкие шаги, Косов повернулся, в то же время стараясь перекрыть собой вход в дежурку, дать парням время устранить «косяк». По широкому коридору к нему подходил командир со «шпалой» в петлицах и тоже – с повязкой на рукаве.

«Вот и дежурный!».

- Товарищ капитан! Разрешите обратиться! Иван Косов! Прибыл для сдачи экзаменов на поступление в Омское пехотное училище!

Но руку в кепку все же вскидывать не стал – «перебор»! Просто – встал по стойке «смирно».

- Как? Косов? Ну что, Косов… Понятно, что прибыл. Хотя… Ладно! Так. Где дневальный?! Семенов! Где твой дружок?

За спиной послышался бряк ложечки о стекло стакана, раздраженное шипение и шорох брезента.

- Здесь я, тащ ктан! – протиснулся мимо Косова бравый Сеня-мудень, — Вот – прибывшего привел!

- Привел он прибывшего… Ты, где должен быть? Привел и на пост… Шаго-о-м арш! Семенов. Что за бардак?! Где подсменный? Где рассыльный?

- Тащ ктан! Рассыльный в ружпарк убежал. Вы ж сами приказали майору Злобину Журнал унести, чтобы он расписался. А подсменный – так он, опять же по вашему приказанию, готовиться произвести влажную уборку дежурного помещения. За водой пошел!

- То есть вы, товарищ курсант Семенов, хотите сказать, что во всем этом бардаке, который царит на вверенном вам посту, виноват я?!

«Пиздец! Как это все знакомо – прямо слезы наворачиваются!».

- Никак нет, тащ ктан! Вы не виноваты! – браво гаркнул Семенов.

- Ну спасибо тебе, Семенов – вот прямо камень с души снял! Ай, молодец! – покачал головой капитан.

- Тащ ктан! Разрешите доложить – майор Злобин в Журнале расписался! Рассыльный по училищу курсант Камылин!

И Косов, и капитан повернулись ко вновь прибывшему персонажу. В отличие от Семенова и Сени, рассыльный курсант выглядел менее браво – и сапоги чуть запыленные, и гимнастерка немного сбилась под ремнем.

Дежурный поморщился, пожевал губами, как будто произнес про себя то, что вслух высказать не захотел, покачался с носка на пятку и, сделав для себя какой-то вывод:

- Камылин! Вот почему, как мне в наряд – так все время угадывает ваша гоп-компания? Что? Не знаешь? Вот и я не знаю! Так! Берешь с собой вновь прибывшего и ведешь его в кадры. Понятно?

- Так точно, тащ ктан! Увести прибывшего в кадры!

— Это не все, Камылин. Дождешься, пока его оформят, и отведешь к старшине Захарову! Теперь всё! Повторить приказание!

- Тов-а-а-рищ ктан! Что ж я - вовсе дурной? – протянул Камылин.

- Отставить, Камылин! Повторить приказание! – капитан, похоже, разозлился.

- Есть повторить приказание! Отвести прибывшего в кадры, дождаться его оформления, отвести к старшине Захарову!

- Ну вот… Можете, когда захотите! – чуть успокоился дежурный, - Выполнять!

- Есть выполнять! – и Камылин потянул Ивана за рукав, прошипел, - Пошли, чего стоишь?

Сзади послышалось капитанское:

- Семенов! Вот ты понимаешь, почему сейчас здесь, а не на войсковой практике?

- Пошли, пошли быстрее…, - тянул за собой Косова курсант, не желая подвергаться дальнейшему «вставлению пистона».

- А кто это был? – спросил Косов, вышагивая за рассыльным по коридору.

- Где? – почесал затылок тот.

- Ну… Дежурный по училищу.

- А-а-а… Капитан Кравцов. Не, так-то он нормальный командир, грамотный, справедливый. А знаешь, какой боец?! Что ты! И на кулачках – куда там всем боксерам, и в штыковом бою – лучший в училище. Инструктор! – поднял палец к потолку Камылин, - Но вот… Как эта цыпа начинает кобениться, то все, настроение у него – полный абгемахт! Вот и достается тогда наряду…

- А что за цыпа? – поинтересовался Иван.

- Д-а-а… Есть тут одна…, - махнул рукой рассыльный, покосился на Косова, но более ничего рассказывать не стал.

«Камылин-то, похоже, болтун. И чего он так со мной откровенничает? Я же здесь – никто и звать никак? Хотя вот если посмотреть на него со стороны, на Камылина… Пацан пацаном еще!».

В любом закрытом учебном заведении, даже с самыми сложными вступительными экзаменами, строжайшей дисциплиной, есть категория учащихся, которую можно назвать «группой риска». Не всегда это – полные разгильдяи или просто глупые. Залетчики, неуспевающие, расхлябанные личности – все они балансируют на грани отчисления, каким-то чудом или волей провидения оставаясь в списках курсантов.

«У нас также было! Самое большое количество отчисленных – на первом курсе, или сразу после него. Не справились с нагрузкой, разочаровались в выбранном пути, да и просто – распиздяи, которые не поняли, куда попали. Как они проходят вступительные экзамены – бог весть! Кто-то по блату, кто-то благодаря школьной базе знаний, а кто-то – вообще непонятно как! Потом тоже бывали отчисленные или отчислившиеся – и на втором курсе, и на третьем. Вот как сам – после третьего! Но там уже – либо если здоровье подвело… Редко, но бывает – сердце, зрение. Либо за огроменный «косяк». Чаще всего – за драки! И не просто драки – постукались кулачками, разбежались. А за такие, групповые, либо повлекшие какие-то последствия для здоровья оппонентов. Нечасто, но случается такое!».

Они шли по коридорам, поднялись по какой-то широкой лестнице, потом – спустились и снова пошли по коридору.

«Интересно – вот зачем раньше так строили? Потолки – как бы не все пять метров. Да еще и сводами! Нет, я понимаю, что – красиво, но это же и расходов насколько больше! А в спальных помещениях интересно, такие же? Вот уж точно – сие не есть гут и даже более того – полный абгемахт, как сказал Камылин. Там же помещение хрен протопишь, а значит, и ни хрена зимой нежарко… Мягко говоря! Как они называются… Дортуар вроде бы?».

- А ты сам откуда? – поинтересовался Камылин.

- Из Красно-Сибирска…

- А я – из-под Тюмени.

- Иван! – протянул руку Косов.

- Петр! – чуть подумав, ответил ему рукопожатием Камылин.

- И как тут, Петя? – неопределенно повел рукой Косов.

В ответ Камылин почесал нос, подумал:

- Нормально! По «физухе» только гоняют в хвост и гриву. А так - вполне.

- А ты чего здесь, а не в войсках? – спросил Иван.

- Ты чего-то… Много вопросов задаешь! – «окрысился» Камылин, но сразу же успокоился и махнул рукой, - Да… Пару «хвостов» оставил, вот – отрабатываю. Ну и наряды, куда же без них?

«А-а-а… Ну да! У нас примерно так же было – на лето, в нарядах остаются разгильдяи-«залетчики» и вот такие, не сдавшие. Не на все лето, но да… Лучше уж не «залетать» и «хвосты» не делать!».

- А этот… Семенов! Он тоже с хвостами? – стало интересно Косову.

Камылин ухмыльнулся:

- Да нет… Данила… Он – неудачный такой, по жизни. Вечно куда-то встревает! А так-то – и учиться неплохо, и с дисциплиной у него тоже все хорошо.

«Ага! И такое бывает – когда типусу постоянно не везет. Выпили многие, а влетел он один. В «самоход» пошли компанией, а попался только он. «Зашкерились» от приборки полвзвода, а он один виноват! «Непруха» по жизни у парня. Может, перемелется, а может… Да по-всякому может быть!».

Тем временем они зашли в короткий, темноватый коридор.

- Здесь… эта… В общем, кадровики всякие, писари и прочий штаб, - скривился Камылин, давая понять, что ко всей этой бумажной братии особой любви и уважения не имеет.

Подошли к двери.

- Стой! Там капитан Волков. Смотри, он зануда изрядный, и не ляпни там ничего. Говорят – злопамятный! И еще… Там письмоводитель, дамочка. Ничего так… Пашей зовут. Прасковья Семеновна. Важная… Ага, а самой лет двадцать пять, ну может – двадцать семь, не больше. А гонору, гонору… Поговаривают, что у Волкова с ней шуры-муры. Так что – особо не заглядывайся, ага! – дал ему шёпотом напутствие Петя, - Все! Топай, я тебя здесь подожду… С этими кадровиками лучше вообще не встречаться, и уж тем более – не ссориться! Вмиг оформят тебе направление в Кушку. Или в Анадырь какой-нибудь!

- Ладно! Буду сдержан. На письмоводителя – косяка не давить! Правильно?

Петя ткнул его кулаком в плечо: «Все правильно!». Скучно парню, вот он и откровенничает. И еще, похоже, особым авторитетом у курсантов не пользуется, а значит – найдя «свежие» уши, демонстрирует опыт, знания, навыки. «Бывалый, чё!».

Постучал, выждал пару секунд.

- Разрешите?

За метровым деревянным барьером располагался неширокий, но довольно длинный кабинет, с несколькими канцелярскими шкафами, столами и прочими атрибутами типичного российского «присутствия». За ближайшим к барьеру столом что-то писал военный в звании капитана. Среднего телосложения, немного удлиненное, породистое такое, чистое лицо, высокий лоб с явно видимыми залысинами, аккуратная щеточка усов.

«Служака похоже!».

Кадровики в армии, флоте… Да и других «силовых», как говорят в будущем, органах – это особая каста. От них и правда – многое зависит, и служивые с ними стараются не связываться – себе дороже! А уж ругаться – боже упаси! Наговнить могут – легко! Не такие вредные, как политработники, но не менее весомые люди в жизни «портупейных»!

За столом возле окна сидела такая… Фифа – чуть старше юного возраста, лет двадцати пяти, не более. Светлое летнее платье, с пиджачком на плечах, светлый же легкий беретик на голове. Из-под беретика были видны легкие блондинистые кудряшки. Чуть курносенькая. Даже, в общем-то, приятная, но все портила ее гримаска на губах – то ли недовольная, то ли – чуть презрительная. И эта гримаска, она была привычной, как давно надетая маска:

«Ах, отстаньте, досужие! Как вы мне все обрыдли!».

Фифа покусывала какую-то конфетку, припивая чаем из стакана в металлическом подстаканнике, пролистывала какую-то папку, лежавшую перед ней. Явление Косова лишь на секунду отвлекло фифу от занятия. Взгляд мимолетный, никакого интереса.

«Ну да, много тут таких бродит. А я еще даже не курсант. Ей интереснее и важнее… Вон тот шкаф у стены. Там документы, там нужные вещи. А курсант - серая скотинка, тут таких пучок за пятачок, и даже больше пучка!».

- Товарищ капитан! Разрешите обратиться! Иван Косов! Прибыл для прохождения экзаменов на предмет поступления в училище! – постарался браво доложиться Иван.

Капитан молча встал, потянулся с похрустыванием:

- Косов? Направление при себе?

- Так точно, при себе! – из внутреннего кармана куртки достал стопку бумаг, протянул ее кадровику.

Тот молча пролистал, отобрал несколько, ему необходимых, развернувшись, протянул фифе:

- Пашенька! Зарегистрируйте прибывшего!

Опять мимолетный взгляд фифы на Косова, теперь уже с недовольством: «Работы подвалило!».

Молча дождавшись окончания процедуры, глядя перед собой, Косов взял возвращенные документы, аккуратно сложил их назад в карман.

- Свободны, Косов! Следуйте в распоряжение дежурного по училищу! – по-прежнему невозмутимо подал команду кадровик.

- Есть, в распоряжение дежурного по училищу!

Уже выходя, услышал голос кадровика, обращенного к фифе:

- Некоторые прибывшие… Ничего так! Соответствуют! Чувствуется военная косточка!

- Ну как? – отлепился от стены Камылин.

Косов пожал плечами:

- Молча! Доложился, подал документы, дождался команды, вышел!

- Правильно! Молоток! – кивнул Петр, - Пошли! Сейчас еще старшину Захарова искать. Где он может быть…

По пути Косов спросил:

- А старшина Захаров у нас кто?

Камылин пожал плечами:

- Да он у нас недавно совсем. После ранения с Дальнего Востока из госпиталя прибыл. Ничего про него сказать не могу. Вроде бы будет старшиной второй роты первого батальона. Сейчас хозработами заведует…

Удачно, что старшину искать не пришлось: проходя мимо окна, Камылин увидел построение на плацу у выхода во двор училища.

- А вот сейчас в училище пустовато. Где все? В отпусках, или там… На практике?

Петя явно загрустил:

- Да кто где! Кто уже в отпуск уехал, кто – в войсках на практике…

- А вот эта практика – кем вообще курсанты туда едут?

- А это уже кому как повезет. Кто замкомвзвода, а кто – и замкомроты. В штабах тоже частенько практику проходят – всякие карты там, приказы, журналы, - было видно, что Камылина такая практика не вдохновляет, - Еще часто инструкторами по огневой и физической подготовке назначают. А командиры и преподаватели сейчас почти все в отпусках, разъехались…

- А вообще… Какая структура в училище? – продолжал выяснять интересное для себя Косов.

- Чего в училище? – не понял Петя.

«Ну да, сюда же и после девятого класса можно поступать. И училище – вовсе не командное, а простое. Дает обычное среднеспециальное образование. Это, по нынешним временам, конечно – очень неплохо. Но база знаний все же… Да и разносторонность их – оставляют желать лучшего. Интеллектуалов высокого ранга здесь встретить вряд ли возможно. Может, из «преподов» еще кто-то из старых остался. Ну я же знал об этом? Знал! И вообще, не знаю даже – сейчас в СССР есть ли высшие военные училища или нет!».

- Я имею в виду… Какова численность курсантов училища, как они разбиты по взводам, ротам…

- Ну ты прям… Как шпион какой – выведываешь! – усмехнулся Камылин.

- Петь! Я ж сюда поступать приехал! – глядя на Камылина укоризненно, ответил Косов, - Все равно же узнаю.

- Ты еще поступи! – хмыкнул курсант.

- Да уж поступлю, не сомневайся!

Тот почесал затылок, сдвинув фуражку:

- Ну да… Наверное, поступишь. Слушай! А у тебя есть что закурить?

- Ну да, есть!

- О! – повеселел Петр, - Пошли тогда… Тут есть один закуток, где покурить спокойно можно, и никто не заметит. А на построение успеешь еще. Все равно о тебе там еще никто не знает!

Вслед за Камылиным Иван прошел по коридору. Потом они свернули в коридор поменьше, потом еще один поворот и лестница вниз, в подвал. Пройдя чуть дальше по подвальному коридору, зашли в какой-то чулан с небольшим окном под потолком помещения. Судя по расположению окна и освещению, окно полуподвала выходило куда-то во внутренний двор училища.

- Во! Здесь и покурить спокойно можно. Командиры сюда не заходят почти. Там дальше по коридору старые склады, сейчас почти пустые. «Жбонь» всякая… Старые матрасы, койки сломанные, мебель…

Косов достал портсигар, пока Петр, кое-как дотянувшись со своим невеликим ростом, открывал форточку окна.

- Не, ты посмотри, какой поступающий пошел богатый – и портсигар у него, и часы на руке, и папиросы – не из худших! – пробормотал Камылин, - И одет как инженер не из последних.

- Петь! Ты слышал такую мысль: «Зависть – плохое чувство!»? - хмыкнул Косов.

- Да не… Я не завидую. Просто… Немножко удивительно. Обычно сюда приезжают такие же пацаны, как я – ни хрена за душой. Хотя, вон – сержант этот из новых. Тоже поступать приехал и тоже – с Дальнего Востока. Он, вроде бы со старшиной Захаровым – знакомцы. Ну да ты еще с ним познакомишься – этот сержант, он хозвзводом командовать назначен. То есть – твой будущий «замок». И представь – у него медаль «За отвагу»! Точно – из «дальневосточников»! Геройский парень, значит. Ну, еще бывает, конечно, парни, обычно городские, если из местных… Те да, чуток получше обеспечены. А если такие, как я – из села… Так, голь перекатная! Вот отучусь, «кубари» повесят! Денежное довольствие, «хромачи» со скрипом, галифе, габардиновое синее, гимнастерка – двойная диагональ! Приеду домой, в отпуск – все девки мои!

«М-да… Косов! Вот такие немудреные мечты. Только недолго Пете так форсить. Либо на Финскую, а нет – так мимо сорок первого не проскочит! А сам-то ты… Раздухарился – и деньжата всегда в кармане, и дамы – одна лучше другой! А большинство народа… Вот так вот и живет! Мечты невысокие, чаяния – простые. И ведь что еще утром – зацепилось в сознании, а никак оформиться не могло! Только сейчас понял: руки у этой девчонки, Кати Соломиной! Поцарапанные, с пятнами то ли масла, то ли – мазута. То есть, девчонка постоянно с железками дело имеет, физически «пашет». Вот – с ночной ехала! А у тебя в знакомых кто? Дамы из богемы, или – как Лиза с Лидой – учительницы. И сколько таких по стране? Много. Но гораздо больше вот таких Петек, да Кать… Сволочью себя чувствуешь, да? Страна пашет, не разгибаясь, заводы строит, к войне готовится… А ты – «бабло рубишь», красивых дамочек охаживаешь! Тьфу, блядь! Самому противно стало!».

Чтобы занять себя чем-то, Косов решил заполнить уже изрядно опустевший портсигар, открыл ранец, достал пачку папирос, принялся перекладывать их.

- Гля… И ранец у тебя отличный. У нас в селе, у дядьки моего похожий был. С Империалистической с собой принес, германский. Еще телячьей шкурой клапан обшит! Потрепался уже, конечно… Слышь! А чем это так пахнет, ажно рот слюной захлестнуло! – продолжал разглядывать его «богачества» Камылин.

Вот – сидит, носом водит!

— Это я на рынке, у вокзала, сало купил, да хлеб. На всякий случай – мало ли… Когда еще покормят. Будешь?

- Спрашиваешь! Конечно! Нет, так-то нас здесь подходяще кормят. Только подхарчиться – никогда не помешает!

«А вот это – совершенно точно!».

Иван развернул серую оберточную бумагу, которой базарный дядька упаковал сало, достал нож, принялся отрезать пласт копченого, в сантиметр толщиной, не меньше.

- Ни хрена ж себе, у тебя «свинорез»! Дай посмотреть! – «загорелся» Петр.

- Сейчас погоди, сооружу бутерброды! - «Дурень! И нож «засветил»!».

Отрезав пару ломтей хлеба, накрыл салом. Один – подал курсанту. Обтер нож уже изрядно пропитанной пятнами бумагой, протянул Камылину:

- Смотри… Только осторожно, острый! – сам принялся жевать, хотя есть еще и не хотелось.

«Армейский принцип: «Ешь не тогда, когда хочешь, а тогда, когда есть чего съесть!».

- Шикарный нож! Просто – кабздец! – вертел клинок в руках восхищенный Петр.

- Подарок…

- Гля… Какой ты запасливый. Все-то у тебя есть! – отложив нож в сторону, Камылин аккуратно взял бутерброд двумя руками, с удовольствием осмотрел его со всех сторон, и с наидовольнейшей улыбкой вгрызся в него.

Косов засмеялся:

- Слышь! У тебя щеки так не лопнут? Куда ж ты так… Вон и ушей не видно, все щеками скрыло!

- Фто? – приостановился в работе челюстей курсант.

- Фто, фто… Подавишься, говорю! Глотай пореже!

- А-а-а фон фего… Это – да! Это я дело люблю! Фолько ведко… дофофиться такую фкуснятину…, - Петр чуть прожевал, - Говорю же… кормят-то нас… хорошо! Только столько бегать приходиться… что и на горшок сходить нечем. То ли ел, то ли не ел! А уж сальца-то… и фофсе… ф фимы не ел!

- Чего? – не понял Иван.

- С зимы говорю… не ел сала! Нам, когда на огневую зимой… на стрельбище… фыдфигаемся… быфает, как допфаек… выдают. Но – не всегда!

Тут «любитель фала» замер, не дожевав.

- Ты чего, Петя? – удивился Косов.

Камылин, уставившись в стену, пробормотал:

- Бли-и-и-н… Перед парнями-то как не удобно! Это ж я здесь сало трескаю, а они… Учуют же, точно – учуют! Дух-то какой! Его – никаким мылом с рожи не смоешь!

- Да ладно тебе! Ты сейчас о Семенове и этом… Сене, да?

Петя молча кивнул.

- Давай я еще тебе бутербродов сделаю! Сколько нужно? Два?

- Три…, - чуть слышно сказал Камылин, - Там еще подсменный. А себе что оставишь? Неудобно мне!

- Не переживай! Неудобно штаны через голову одевать. И на потолке спать неудобно – одеяло спадывает! А себе… Тут мне… если одному… То и за неделю не съесть! – отмахнулся Косов.

- Так как одному-то? Там же таких, как ты, человек десять уже! Что же ты… Ночью под одеялом жрать будешь, что ли? Да и негде хранить продукты! В каптерку – не примут, в тумбочке – нельзя. Что принес – то сегодня же и съесть надо!

- Ну, значит, и съедим! Чего там есть-то, если на десять человек? – усмехнулся Иван.

— Это правильно, конечно. Только жалко, что все так быстро кончится, - вздохнул с сожалением Петр.

- А что – на рынок сбегать нельзя? Ну, если не в «самоволку», а в увольнение, к примеру?

- А я не знаю, будут ли вас выпускать. Вот мы, допустим, почти до конца первого курса, до весны, увольнений не видели. Вообще, представь! А в увольнении… Сколько нам там в месяц денежного довольствия? Слезки… В город вышел, в «киношку» сходил, газводы выпил… Ну там – мороженое еще съел – и все! Кончились денежки! Где там того же сала купить…

- Решаемо это все! Ты мне, кстати, так и не рассказал про структуру училища… Давай – я пока буду парням бутерброды резать, хоть наспех мне что-то расскажи.

- Точно! Да и бежать уже надо, а то меня так и потеряют! Опять «вне очереди» схвачу! В общем, слушай. В училище – два курса. То есть два батальона. Еще пару лет назад – был один батальон, но потом набор увеличили вдвое. В каждом батальоне – четыре роты. Три – пехотных, одна – минометно-пулеметная. В роте – четыре взвода, примерно по сорок человек. Ну вот так, если вкратце…

- В «кубарях» – по сколько человек? – спросил Иван.

- В каких кубарях? – не понял Камылин.

- Ну, в спальных помещениях?

- А-а-а… А я не понял сразу-то. Рота! В спальном помещении – рота! Двухъярусные кровати стоят!

«Писец, мля! У нас в училище было по взводу. Это какой же «духан» там к утру стоит? Ну да, теперь понятно – такие потолки теплу не помеха! Где сто двадцать организмов спят – топить вообще не надо. И пятиметровые потолки низкими покажутся!».

Получившиеся бутерброды Косов завернул в кусок все той же бумаги, передал Петру.

- Я их сейчас в «заначку»! А потом, как в дежурке никого не будет – с парнями «схарчим»! – Камылин был доволен, аки слон!

- А вы во сколько меняетесь? Или только заступили? – поинтересовался Иван.

- Не… Развод в семнадцать нуль-нуль… Так что… Немного отстоять осталось! – продолжал знакомить Косова с училищем Камылин, - А ты, Иван, чем занимался?

- Да чем… Десятилетку закончил. Потом на Северах поработал, там, кстати, и деньжат на это все заработал, - «объяснил» наличие всего у него Косов, - Потом вот зиму в Красно-Сибирске перекантовался, у знакомых, и – сюда.

- У тебя десятилетка? – удивился Петя, - Ну, так-то сразу видно, по разговору. А лет тебе, получается сколько?

- Да вот, весной девятнадцать исполнилось.

- А когда же ты на Северах поработать успел? Чтобы столько денег на все заработать?

«М-да… Так вот и запутаться можно, в своих «сказках»!».

- Так, я еще пока в школе учился, подрабатывать начал. У тетки, в Тобольске, когда жил. Потом уж в Самарово, потом – в Обской губе.

- У тетки? А родители что?

- А родители, Петя, у меня померли… На Иртыше под лед провалились, на санях переезжая... Я еще малой был. Детдомовский я, Петруха. Вот так…

- Эвон как! Понятно…

Так, за разговорами, они дошли до выхода во двор училища. Как и следовало ожидать, построение уже закончилось, но и старшина, и сержант были еще здесь – разговаривали, покуривая в курилке, в тени елок.

Камылин доложился. Косов – представился. Испросив разрешения, Петруха удалился.

- Старшина Захаров, Мефодий Лукич! – проявляя вежливость, представился «пила».

- Сержант Ильичев! – коротко буркнул «серж», - Временно исполняющий командира хозяйственного взвода.

«Старшина, сразу видно – матерый! «Пила» в петлицах, на груди – «За боевые заслуги» и «ХХ лет РККА». ЗБЗ сейчас еще не девальвировалась, как после Войны, и вполне уважаемая медаль!».

Был старшина невысок, но ладный, весь какой-то… строевой. Обильная проседь в темных волосах короткой стрижкой, взгляд с прищуром, оценивающий.

Сержант – почти на голову выше старшего товарища, волосы цвета зрелой пшеницы, широкоплеч. Взгляд нахальный. На груди и впрямь – «За отвагу».

«Сейчас это – круть неимоверная! Для рядового и младшего комсостава. Звезда Героя? Ну да, есть такая. Но она же… Для летчиков всяких, заслуженных и весьма героических. А для пехотного Вани – вот эта медаль заменяет героическую звезду небожителей. Это что же нужно было совершить там, на Хасане?».

Молчание затягивалось. Младшие командиры продолжали изучать внешний вид вновь прибывшего. Косов кашлянул, и старшина повернулся к сержанту:

- Ну что, Степан, принимай бойца в свою команду. Сейчас мы с ним пройдем, я его размещу, экипирую для хозяйственных работ, вещички его приму в каптерку…

- Есть принять бойца в команду, тащ старшина! – не отрывая от Косова взгляда, ответил «серж», - После того, как с тобой закончат, боец Косов, найдешь нас во-о-о-н там, на хоздворе. Понятно?

Иван проследил, куда указал рукой сержант, кивнул:

- Так точно, товарищ сержант, понятно!

Следом за старшиной, Иван зашел в здание училища через другой вход. Увидел его удивление, старшина пояснил:

- Здесь отдельный вход в столовую… Это – на первом этаже. Второй и третий этаж – расположения батальонов. Спальные и служебные помещения. За мной, не отставай! С непривычки здесь заблудиться – очень просто. И спросить будет не у кого… Почти пустое здание сейчас.

Иван обратил внимание, что старшина при ходьбе отчетливо прихрамывает.

«Ну да, Петруха же говорил, что он после госпиталя. Они с Ильичевым воевали, что ли, вместе? Тогда понятно, отчего они знакомцы!».

Лестница была и широкая, и высокая. Они поднялись на второй этаж и повернули налево.

«Ох, ни хрена себе – вот это «взлетка»! А еще – здесь все тот же драный, мать его! паркет! А значит – циклевка, мастика, «машенька»! Вот такой ностальгией я точно не страдал!».

Косов скорчил морду, как от зубной боли. Это же сколько времени он провел, занимаясь в прошлом в училище, всеми этими «половыми» вопросами! Подавляющему большинству населения этой страны было вовсе невдомек, что значит – привести место построения, или же, по-другому – «средний проход», «в надлежащий вид»! А вот курсанты разных училищ, в большинстве своем – это знали! И Сергей Елизаров, ака Иван Косов, прекрасно помнил, как они, будучи зелеными «душками», искренне недоумевали: «ну сколько можно мыть этот паркет?». Как оказалось, мыть его можно и нужно! Много раз, чтобы ни малейшей грязи не осталось. А лучше – и пыли тоже! И это – только первый подготовительный этап!

Потом всей ротой, босиком, чтобы – не дай бог! От резиновых подошв курсантских ботинок черных полос не осталось, они елозили нарезанными кусками старых пожарных рукавов эту «взлетку». Куски рукава сантиметров по тридцать длиной, прорезались еще и вдоль одной из сторон. Получались этакие «тапочки», с двумя дырками – впереди и сзади. Тапки надеваются на ноги и вперед, как на лыжах! Только вот пространство ты бороздишь в пределах отведенного – примерно квадратный метр!

Высыхая, такой паркет становится ослепительно-белого цвета. Это второй подготовительный этап, ага!

И-и-и! Самый цимес! Циклевка паркета! Когда старшина притаскивает несколько больших кусков стекла… И – шварк! его об паркет.

«Ну что, товарищи курсанты?! Не стесняемся, подходим, наклоняемся, выбираем кусочек стекла по вкусу… или виду… или – запаху… И начинаем – тщательно, аккуратно… Не пропуская ни миллиметра паркета! Ни миллиметра, я сказал! Иначе вся рота будет ночевать на этом паркете. Лично буду проверять! Не постесняюсь, извиняюсь за выражение, раком проползти всю «взлетку»! И не дай бог, увижу хоть одну, самую тонкую полосочку нециклеванного паркета, мля!».

И так… по сантиметру… всей ротой, подвывая и матерясь сквозь зубы!

И раз за разом ежевечерне, до отбоя и даже некоторое время после – потому как учебных занятий, нарядов, и прочих военно-морских премудростей – никто не отменял! А времени другого – нету, товарищи курсанты!

Это, конечно, не «Шишнадцать тон-н-н-н!» товарища Луи Армстронга! Но немногим лучше. И херня все это… Самая настоящая «байда», «ботва» и прочая… Что если человека «про себя», сквозь зубы, поминать тихим, ласковым словом, – он икать начинает! Вон он пример! Старший мичман Чубарь, собственной персоной! Его тут сто двадцать молодых языков всячески… А он и не чешется, хотя помереть уже в корчах должен!

А еще, периодически, командир роты, капитан третьего ранга Шестаков Прокофий Прокопьевич, лично! Выходит из командирской комнаты и этак укоризненно и огорченно вопрошает:

- Товарищ старший мичман! Александр Григорьевич! Что-то в этом году… как-то… неважнецки работа организована, а? Ну сколько можно приводить в порядок этих несколько несчастных метров?

М-да… Несколько несчастных метров… Примерно с двести квадратов!

И мичман, разводя руками, виновато гундит:

- Тащ командир! Ну дык… Лишний состав – ну просто никуда не годится! Они ж на ходу засыпают. Вон… елозят-елозят… И никакого толка! Как только с женами потом управляться будут? И ведь… тащ ктранг… С каждым набором – все хуже и хуже! Куда катится наш Краснознаменный флот? Какие из них будущие флотоводцы и командиры боевых кораблей? Какие там боевые стрельбы… или там… ракетные пуски? Если они, мля, деревяшку стеколкой поскоблить толком не могут! Папа Карла – вон – мальца какого заделал! А эти… Буратины…

Потом, когда огорченный перспективами развития родного флота командир скрывался в глубине предназначенного ему помещения, мичман командовал:

- Старшины учебных взводов! Ко мне!

И начинал ипать мозг бедным старшинам!

«Это что за нах? Это как понимать, мля! Я это воспринимаю как диверсию против меня лично!».

А старшины… Это, как правило, матросы, поступившие в училище с кораблей! Службу знают! И научать младших – должны уметь!

Потом… Потом после тщательнейших и неоднократных проверок, мичман вытаскивал сорокалитровые бачки с мастикой ядовито оранжевого цвета и с мерзким чесночным запахом. И намазанные этой мастикой паркетины тщательно натирались кусками списанных шинелей. Вот только тогда «средний проход» приобретал должный вид!

И в течение всего года наряд по роте развлекался с уже готовым паркетом и «машенькой».

- Вы не знаете «машу»? И кто вы после этого?

«Маша» — это такая чугунная плита, килограммов десяти весом, с прикрученными снизу щетками и длинным железным черенком. Хотя «маши» бывают малыми и большими. Десять «кэгэ» — это малая «маша». Натирают «машей» паркет! А чтобы лучше натирался – один «курок» становится на плиту сверху, присаживается, держась за черен, а еще двое курсантиков, ухватившись за тот же черен, катают боевого товарища по «взлетке». Весело! Бегом! Бегом, я сказал, мля!

А потому как днем это сделать сложно – личный состав мешает, снует туда-сюда, производиться все это ночью. Звуки… соответствуют. Хорошо еще, что разбудить «отбитого» курсанта не в состоянии даже нападение условного противника, с применением всех средств поражения, включая ОМП. Только команда «Рота! Подъем!» его может разбудить. Но и это – неточно.

И это только паркетная «взлетка»! А впереди у «курков» были еще взводные кубрики, в числе – четыре!

Две недели! Две недели продолжался этот… «Половой» марафон на первом курсе.

Но! Что характерно… Вот и называй это – военно-морской долбоебизм! Или – армейский, как вариант.

«Правильная и четкая отработка поставленной задачи достигается многократными, не ограниченными в количестве повторений, тренировками!».

На втором курсе та же задача была выполнена за неделю. А на третьем – вообще за три дня! Вот и кто тут дурак? Старший мичман Чубарь? Или подобные ему мичмана и прапорщики? Как бы не так, яйцеголовые умники! Результат достигнут? Навыки – привиты? Так точно! Что и следовало доказать!

«А вы, физики и лирики, ни хрена не понимаете в суровой прозе жизни! И даже строем ходить не умеете!».

Тут отдельные, шибко умные, могут спросить: «Зачем это все? Что за мазохизм с садизмом? Есть же циклевочные машинки! Вот – еще Шурик, перевоспитывая Федю, ими паркет циклевал!».

Ну да, есть. Где-то. Только где эти машинки и где - Советская Армия и Военно-морской флот? В разных измерениях, не иначе. Скажите про них мичманам и прапорщикам, и они искренне удивятся: «На хрена? У нас же солдат/курсантов – в ассортименте! Лишнее это, от лукавого!» и покрутят пальцем у виска.

«Не множь сущего сверх необходимого!».

Вот такие Оккамы, в погонах.

Да и еще один аспект имеется… Дай такую машинку курсанту – много она отработает? Час, много – два! А то и вовсе – нисколько. Им же, что не дай – либо сломают, либо… потеряют. Не стоит забывать суровой армейской философии, выстраданной поколениями людей в погонах: «Солдаты – те же дети, только хуи у них большие, и автоматы – настоящие!».

Так что… не надо нам этого… всего. Ибо – не хер! Значит – на хер!

Внимательный старшина не упустил гримасы Косова:

- Ты чего, боец? Зубы болят? Или брюхо закрутило?

Косов покачал головой и кивнув вниз:

- Паркет!

- Ага! Опытный, значит! – хмыкнул «пила», - Ну, значит, тебе будет проще!

«Проще?! И чем же мне будет проще? Пониманием процесса и результата?».

— Это – расположение батальона! – мимоходом знакомил Косова старшина, - Здесь пост дежурного по батальону. Это – комната комбата. Здесь – командирская комната. Дальше двери в расположение рот.

Хоть и прихрамывая, старшина шагал четко, почти как на плацу.

- Здесь – первая, там дальше – третья и четвертая. Вот и наша вторая рота. Запоминай: пост дневального, помещение комроты, Ленинская комната…

Косов мельком полюбопытствовал.

«Ни хрена ж себе, какое большое помещение! Не каждый читальный зал приличной библиотеки таким будет. У нас в роте Ленкомната была максимум на тридцать посадочных мест. А так… Все привычно – плакаты и стенды по стенам. Шкафы с разной литературой… В основном агитационно-пропагандистской направленности. Три ряда столов, уходящих вдаль. Х-м-м… Даже школьная доска в торце помещения есть! Тут что – какие-то занятия проводятся?».

Старшина терпеливо дождался, пока он удовлетворит свое любопытство.

- Пошли дальше! Здесь спальное помещение первого взвода. Вы пока располагаетесь здесь.

«Ну да… Двустворчатая деревянная дверь, здоровенная, уходящая под потолок. Толстая – такую «с ноги» хрен вышибешь! И помещение соответствует. Какие-то близкие к циклопическим, размеры. И здесь все привычно, кроме размеров, конечно. Двухъярусные «шконки» армейского образца, выкрашенные в оливковый цвет… У нас – синие были! Кровать называется – панцирно-пружинная. Скрипучая – страсть! По две тумбочки между кроватей, две табуретки… По-флотски – «баночки» - в торцах каждой. Матрасы на «шконках». А в углу – ряд кроватей заправлен серо-зелеными одеялами. Здесь, значит, располагается хозвзвод!».

— Вот твое место! – указал старшина на крайнюю к заправленным, кровать в нижнем ярусе, — Вот тумбочка! Мыльно-рыльные все причиндалы – в тумбочку.

Косов покосился на старшину, который ждал выполнения распоряжения:

- Тащ старшина! У меня здесь харчи с дороги остались. Куда их? Сюда же нельзя? Я правильно понимаю?

- Понимаешь правильно! Но…, - старшина поморщился, - Первый день… Вечером, чтобы все уничтожили путем поедания!

- Есть уничтожить вечером путем поедания!

- Все? – старшина начинал излучать раздражение.

- Еще вопрос… В процессе уничтожения нам понадобиться некоторые инструменты. Вот…, - Косов показал старшине нож в ножнах.

- Ишь ты! – протянул старшина, - Ну-ка, покажи!

Иван протянул «пиле» нож.

- М-да… Знатный нож, ничего не скажешь! Откуда?

- Подарок знакомого!

- Ладно… Утром сдашь в каптерку, в твоих вещах будет храниться. Все? Пошли!

- Здесь каптерка! – с натугой старшина открыл большой навесной замок.

«Тоже немаленькое помещение. У нас это называлось – баталерка. А заведующий ею – баталер, значит. А здесь – каптерка, значит – каптер, каптенармус. Или – старшина, как сейчас. Хотя каптером может быть и другой. У старшины же и других вопросов – масса!».

Все было знакомо: настенные дощатые стеллажи начинались от полутора метров и уходили к потолку. Под стеллажами хранится в летний период в развешенном виде зимнее обмундирование.

«Вот на этих длинных горизонтальных трубах, на плечиках!».

В торце помещения у окна – большой, похоже, двухтумбовый стол. Место каптера, или старшины. Стеллажи, за исключением дальнего угла, были пустыми. Да и в углу какой-то формой было занято всего несколько ячеек.

- Здесь, - указал старшина, - Моя комната!

«Ага! А дверь-то я сразу и не заметил!».

В правом стеллаже была выемка, в которой и скрывалась побеленная известью дверь в указанное «пилой» помещение.

- Так, все! Экскурсия окончена! – пристукнул ладонью по крышке стола старшина, - Сейчас я тебе выдам форменное обмундирование… Второго срока службы. Это – чтобы свое, партикулярное платье, не пачкать, при производстве хозяйственных работ.

«Точно – строевик! И как бы – не до мозга костей! Не наплакаться бы, с таким-то уставником!».

Старшина окинул Косова внимательным взглядом, почесал пальцем подбородок и, уверенно подойдя к стеллажу, выбрал в одной из стопок гимнастерку, шаровары, они же – галифе. Потом откуда-то снизу извлек ботинки черного цвета, из другой стопки набрал: два ремня, узкий брезентовый, и изрядно потертый кожаный, пилотку, и два тканевых рулончика.

«Ага, второго срока, значит? Ну что сказать – очень сильно «бэу». Прямо вот – совсем сильно! Форма даже цвет почти полностью потеряла. Да и порвано в некоторых местах, но, надо отдать должное – заштопано аккуратно. И еще – чистое, стиранное все. Похоже, что не второго, а как бы не четвертого срока это обмундирование. Но, что, верно, сказано – чтобы свое не рвать и не изгваздать! Ботинки… Подметка хоть и изрядно стоптана, но без дыр, и каблук поменян, и подбит!».

— Вот! Давай, прямо здесь переодевайся! – распорядился «пила».

Косов споро скинул «гражданку», напялил форму, подпоясался, одернул гимнастерку.

Старшина одобрительно хмыкнул:

- Из родни кто служил? Ловко ты, привычно так…

- Нет, товарищ старшина, детдомовский я. Поэтому – не знаю, служил ли кто. А привычно… Может, потому что я с осени и до самого последнего дня в Красно-Сибирском «цэдэкэа» занимался. Сначала – стрелковый кружок, потом – зачеты сдавал на «Ворошиловского стрелка», потом – на Золотой значок ГТО. А там и в воинских частях бывать приходилось часто. И форменное обмундирование носить… И кроссы, и походы, и на стрельбищах…

- Ага… Ну значит – не совсем «молодой, необученный».

- Только вот…, - Иван показал на рулончики обмоток, - С этим дела не имел. Не знаю, как их наматывать.

- Ну, дело-то нехитрое.

Трижды старшина показывал Косову, как наматывать эти серые ленты.

«Хрень полная, конечно. Но, а что делать? Да и… И у французов, и у англичан – тоже были, или даже сейчас еще есть эта «трихомудия». Или у них гамаши? Или краги?».

Семь раз Захаров заставлял Косова наматывать обмотки. Поправлял, показывал.

«Рассказ, показ и отработка!».

На шестой-седьмой уже начало что-то получаться…

- Ну вот, теперь уже не стыдно людям на глаза показываться! – удовлетворенно осмотрел Ивана старшина, - Так… По распорядку сейчас обед скоро… А после обеда – вместе со всеми – на хозработы! Понятно?

- Так точно, тащ старшина! – вытянулся Косов.

«А что – пора уже соответствовать, раз форму надел!».