Время птиц

И что, если пепел на котором мы строим города — не прах случайностей, а следы других, кто однажды тоже считал себя вечным?

*****

В глубинах холодных вод Антарктики, где молчаливые льды скрывают тайны вековых эпох, бур «Трискелион-3» не искал чудес. Его цель была проста — очистка от породы, исследование геологических слоёв, что скрывают в себе неизведанные ресурсы. Но, как это часто бывает, судьба ведет нас не туда, куда мы стремимся, а туда, где она сама решает.

Когда бур наткнулся на необычный металлический объект, казалось, что это было просто совпадение. Несколько десятков метров под ледяной поверхностью, вдоль разлома, то ли спутник, то ли забытая база оставалась скрытой. Но в то, что они обнаружат, никто не мог поверить. Не были это отголоски старых цивилизаций, а нечто большее — загадка, бросающая вызов всему, что люди считали возможным. То о чём они ранее и не предполагали.

Вскрытие прошло с трудом. Несмотря на технологию, которой располагали специалисты, металл был странным и невероятно прочным. Однако, как только оболочка была пробита, внутри аппарата оказалась не просто механическая конструкция — это был объект, покрытый тиснением, напоминающим перья. Его поверхность словно была вырезана сложной резьбой, создавая впечатление, что аппарат сам по себе являлся живым, искрящимся переливами, как если бы на нём перья были просто заморожены, замкнуты в вечной неподвижности.

Специалисты долго не могли понять его назначение. Мало кто мог даже предположить, что этот объект, столь странный и мистический на вид, обладал функцией передачи информации. Однажды, аппарат самостоятельно включился, и его экраны засветились. Всё вокруг словно замерло.

Сначала было тихо. Картинка на экране была нечёткой, казалось, она давала лишь обрывочные кадры, зловещие и непонятные. Затем звук. Грубый, скрежещущий, как будто кто-то на другой стороне монитора медленно и с трудом пытался произнести слова через железо и гравитацию времени. Это была не речь, а нечто большее, что-то древнее и сильное.

Эксперты замерли. Понимание того, что происходит, не приходило. Лишь одно было ясно — это был не просто объект, не просто сигнал. Это было обращение к тем, кто имел «право» услышать. И в этом неясном послании уже таилась неведомая угроза.

Они начали расшифровку. Команда лингвистов и философов, научных консультантов и историков, занималась этим, не зная, что столкнулась с чем-то, что полностью изменит понимание мира. С каждым днём структура языка становилась более чёткой, но содержание — всё ускользало.

И вот, спустя несколько месяцев работы, удалось разгадать первый смысл.

«Мы — Пингвины.»

******

Существо появилось на экране внезапно. Возможно кто-то переключил случайно на параллельную запись.

Высокое, метра два ростом,с широкой грудной клеткой, покрытое гладким, как масло, оперением цвета пепла и угля. Спина прямая. Крылья — почти человеческие руки. Оно сидело в кресле, словно трон — сложная конструкция из тусклого металла, угловатого, но несущего в себе странную, безусловную эстетику. Позади — массивная архитектура, словно выточенная изо льда и стали: арктические шпили, опоясанные зловещими орнаментами.

На стенах — рельефные изображения перьев. Не натуральных, а словно схематичных: каждое перо — как идеограмма, как цифровой знак, часть какой-то древней письменности. Всё это здание — будто храм, но храм не веры, а рациональной жёсткости.

Существо заговорило.

Речь была странной: быстрая, изобилующая щёлкающими звуками, с резкими вспышками — трелями и короткими ревущими взвизгами. Порой интонация напоминала птичью песнь, но слабо. Это был язык, чуждый всем земным традициям. Язык, в котором эмоции подавлялись структурой, но иногда — лишь иногда — прорезался гнев. Животный, древний.

Агрегат, передающий сообщение, продолжал работать. Он, казалось, не знал усталости. Записи менялись автоматически, и каждый раз на экране вновь появлялся этот пингвин. Один и тот же. Или… разные, но неразличимо похожие.

Полное послание длилось 9 часов. Потом сразу повтор, с начала.

Расшифровка заняла — 27 лет.

****

С экрана вещала птица. Шел синхронный перевод.

"Если вы это слышите — значит, мы проиграли. Но пусть их торжество будет горьким, как мясо падали. Кто вы, жалкие потомки, ползущие по пеплу? знаете ли вы, кто пришёл перед вами?

Это были мы!

Мы — Пингвины!

Величайшие произведение вселенной!

Неоспоримый идеал мироздания!

Сначала мы молчали. Мы были слишком мягкими, слишком гуманными.

Но чем дальше...Мы наблюдали, как мир кишит криками, как мерзкие страусовые стада рыщут по саваннам, выкрикивая свои идиотские гимны солнцу. Они молились! Они били себя в грудь, выкрикивали проклятия в адрес теней и молились богам с именами вроде Кла-Кла-Ра и Месса-Пёрышко. Мракобесие, достойное червя. Полная полярность нашему величию, абсолютное невежество и мерзость.Ошибка природы.

Они строили алтари. Они приносили в жертву яйца. Они поклонялись ветру.

Существо встаёт. Камера слегка дрожит. Голос — металлический крик, надлом и безумие.

-А мы построили реакторы. Мы приручили лёд. Мы не верили в сны. Мы создали Истину. В нас не было суеверий — только наука. Только Смысл. Мы — избранные, потому что мы — первые, кто понял: холод — не пустота. Холод — это форма порядка.

Имели ли они право на существование?

Нет!

Вы, потомки,кого? Вы не поймёте. Вы, слабы. После нас невозможно достичь нашего величия. Я это знаю.

Но знайте: войну начали мы.

Мы — Пингвины — бросили вызов этим жирным, позорным шарообразным псевдоптицам. Мы шли на юг, где пылающий воздух разрывал лёгкие, и строили охлаждающие модули прямо на месте их храмов. Мы стирали их святыни и перезаписывали их песнопения белым шумом. Прочь мракобесие!

Мы сражались не за землю. Мы сражались за идею.

Пингвин против страуса. Наука против суеверия. Порядок против хаоса.

Во время великого Африканского Похода, пингвины использовали индивидуальные системы криосбережения, позволяющие выдерживать +50°C. Их броня отражала солнечные лучи, а дыхательные модули орошали лёгкие ледяным аэрозолем.

В ответ страусы, отброшенные к ледяным границам, сконструировали обогревательные комбинезоны, встроенные в оперение, снабжённые микрореакторами. Их атаки были отчаянны, но на данный удивление стратегически грамотны. И вопреки здравой логике привели их к успеху.

Пауза.

Он опускает голову. Голос становится тихим, почти молитвенным.

--Мы знали, что нас мало. Но мы — глубже. Мы — плотнее. Мы — чище. Мы не могли проиграть но... Их было много. Их поддержали очень многие народы назвав нас... Расистами. На их стороне были все. Аисты, утки,дятлы, орлы. Даже тупые куры записывались в отряды комикадзе. Они закидали нас своими трупами. Утопили в своей крови. Нас было слишком мало.

И внезапно — резкий всхлип, яростный рёв.

--ОНИ КАРТИНЫ РИСОВАЛИ ПЁРЫШКАМИ! ПЁРЫШКАМИ КАРЛ!

Он срывается. Камера трясётся. На заднем плане — глухой рёв механизмов, будто пробуждается нечто.

-- Скоро они ворвутся сюда, грязные, бегающие длинношеие уроды.Но я оставил им подарок. Дааа, хороший подарочек.Один. Последний.

Пингвин смотрит прямо в камеру. Чуть улыбается. Глаза его сверкают какой то маниакальной яростью. Они птичьи но в них так много мысли.... безумной мысли.

--Если вы это смотрите — значит, они уже здесь. Мы поиграли? Да.

Они победили?-- Он поднял какой то механизм демонстрируя его-- Нет!

Страусы. Эти рыхлые ублюдки! С длинными шеями, с гнилью веры в мозгу! Мы очищали, но они плодились, как плесень! Они думают что победили... Но у меня для них остался один, последний сюрприз. Один штрих. Один холодный финал.

Он хохочет вытаращив свои круглые глаза прямо в камеру, изо рта летят слюни. Долго. Страшно.

--Я —Великий Пингвин. Я последний, и я не прощаю. Я проклинаю!

Он нажимает на механизме кнопку. Свет исчезает.

******

Они пересматривали фрагмент снова и снова.

-- Мир имеет право знать. Это послание каждому разумному существу.

Было принято решение демонстрации послания на весь мир.

******

После окончания трансляции мир замер. Не из страха — из узнавания. Что-то в этом голосе, в его ясной ярости, безупречной логике и ледяной вере, отзывалось в людях. Не как чужое — как возможное.

Существо, схожее с пингвином, сидя на троноподобном кресле, говорило свою речь с тем же фанатичным пылом, в котором слышалось нечто знакомое — то, что историки позже назовут «арктическим тоталитаризмом». Но они знали лукавили. Они прекрасно понимали что слышали подобные речи уже неоднократно. Не на птичьем клекотании. На немецком, японском,француском, английском, русском. Немного менялась суть и цели. Но в костяке этих речей, какой был благородной целью они не прикрывались всегда было одно- ненависть.

Лингвисты спорили: в основе языка лежала структурированная логика, вероятно, основанная на термодинамике и жесткой бинарной иерархии понятий. Их синтаксис был холоден и симметричен, как кристаллическая решётка. Некоторые фразы в прямом смысле оказывали физиологическое воздействие на слушателя — казалось, что в этих звуках вибрирует намерение.

"Лёд есть разум. Тепло — дрожь. Мы — венец статики."

Согласно материалу из расшифровки, пингвины верили: их морфология — итог высшей эволюции. Они не летали, ибо полёт — блаженство хаоса. Они не грелись — потому что тепло рано или поздно ведёт к самораспаду. Их плоть адаптировалась к холоду, как сознание — к ясности. Их идеология была не просто верой, а культом термической организованности.

Они не молились. Они вычисляли.

В университете Цюриха кто-то впервые назвал речь «Ледяной Манифестацией». А спустя год появились первые культы. Молодёжные группы в северной Канаде практиковали "тихие ритуалы охлаждения". В Сети распространялись мемы: "Тепло ведёт к истерике", " суеверие — это слабость", "Останови саморазрушение, сними пуховик, сядь в снег — стань пингвином".

Начали продаваться холодильники со спальным местом.

Появились и последователи страусов.

" Тебе даны ноги -- беги же ", Голову в песок это способ уйти от мирской суеты" " Смотри на пингвина сверху", "Луна для страусов!"

Голые люди носились толпами босиком по пыли громогласно благодаря солнце за лучи добра.

Аналитики спорили неделями. Был ли взрыв? Что это было за оружие? Почему исчезли оба народа — и те, кто нес лёд, и те, кто танцевал в песке?

Научный мир замолчал. Философы заговорили.

— Мы — потомки кого? — спрашивала биолог Крон. — Приматов? Или это уже неважно?

— Сколько вариаций было до нас? — отозывался физик Бегунов. — Сколько раз эволюция поднималась, чтобы снова упасть? Возможно Ящеры строили города, а рыбы выводили на орбиту космические аппараты? Теперь наверху педъестала — мы?

— А кто будет после?

Спрашивал историк Машонков.

И этого никто не знал.

--И неужели снова и снова всё будет скатываться в жар, взрыв, вымирание и возрождение подобно Фениксу?--Добавлял трудовик Гаврилыч--Может, Разум сам по себе нестабилен. Может, он всегда делится: на верящих и знающих, на горячих и холодных. Может, каждый вид — однажды — сталкивается с собой. С другим отражением, которое считает себя более чистым, более правильным. С тем, кто вычисляет или тем, кто молится.И каждый раз, в этой встрече, происходит гибель.

****

Школы философии уже делились на теплых и холодных. Одни говорили: нужно принять хаос, учиться дышать в огне. Другие — строили монастыри в горах, где молчали и охлаждали воздух искусственно. На стенах таких монастырей висели цитаты из Последнего Пингвина.

"Холод — это форма порядка."

Иконы с его изображением. Снежинки украшали шпили монастырских башен.

А в одном из университетов , на лекции по сравнительной теологии исчезнувших видов, молодой преподаватель, закончив презентацию, обернулся к аудитории и спросил:

— Смеётся ли кто-то в грядущем над нами, как мы смеялись над теми кто остался в прошлых тысячелетиях?

Зал молчал.

Он щёлкнул запись. Голос Пингвина снова треснул из динамиков, как лёд по глади океана.

"...И готовится ли чья-то лапа прямо сейчас нажать новую кнопку?”

Некоторые студенты обернулись. Одному показалось — слишком холодно стало в зале. Другой подумал, что это просто вентиляция.

А кто-то не почувствовал ничего. Лишь лёгкий зуд — где-то под кожей, в глубине спинного мозга. Там, где спит что-то очень старое.

И очень логичное.