Время туманов

I

Полуденный зной накрыл берега реки густым тяжелым одеялом. Ни шума ветра в зарослях кустарника, ни обычного в этих местах многоголосого треска насекомых, ни щебета птиц – только глухая тишина. Строго говоря, это был самый край огромного, простирающегося до горизонта леса, упирающегося в медленную полноводную реку, вдоль берега которой лежала пыльная, заросшая жесткой серой травой дорога. Вдали, на противоположном берегу, возвышались одинокие корявые деревья, и чем дальше от берега, тем гуще становилась серо-зеленая стена леса. Далеко на севере, в тех краях, откуда начинала свое течение эта величественная река, можно было разглядеть подернутые дымкой синеватые силуэты гор, столь далеких, что кое-где они сливались в единую неровную серую полосу между небом и землей.

У самой кромки берега, в узкой полосе колючего кустарника отчетливо слышалось шуршание, приглушенное ворчание и кряхтение. Виновником всей этой череды звуков был большой рыжий кот, гроза неловких пташек и водяных крыс. Он растянулся в тени кустарника в совершенно немыслимой позе и теперь перекатывался с боку на бок, поднимая пыль - казалось, ничто не может отвлечь его от этого неземного наслаждения. Но так только казалось. Он вдруг поднял крупную квадратную морду, жадно принюхался и настороженно повел большим и мохнатым, разорванным когда-то в драке, ухом. Потом с глухим урчанием встал, недовольно глянул на дорогу и чинно, неспешно нырнул в густые заросли. Вскоре послышался мерный стук копыт.

***

- И почему обязательно нужно было послать туда именно нас? В этакую-то жару?

- Ну… Им виднее.

Тучный бородатый всадник, отдаленно смахивающий на медведя, недовольно посмотрел на спутника. Тот сосредоточенно свел брови и вглядывался в горизонт, словно ожидая ответа.

-Нет, я понимаю, приказы не обсуждаются, тем более с самого верху. – он многозначительно ткнул пальцем в небо и сделал важное выражение лица, - но это же не наша работа. Для этого существуют гонцы, разъезды, наконец…

- Просто на нас им наплевать, если что. Не самые ценные бойцы в городе. Разведаем – хорошо, не разведаем – никто не расстроится. Новых пошлют, но, думаю, уже с отрядом.

Лысый всадник (а он был именно таким, блестящим и загорелым, как начищенный медный котел) всадник испуганно уставился на бородача.

-Как так не разузнаем? Думаешь там опасно?

- Да тут везде опасно. Полдня пути от Города – и все, дикие земли. Причем дикие до безобразия. То волки путника загрызут, то лихие люди налетят – сначала стрелами утыкают по самое.. А потом волосы отрежут и стремена себе из них заделают. Хотя тебе то что… - бородач прошелся взглядом по лысине спутника, хмыкнул и замолчал.

- Нагнал жути, хрен старый, - Лысый достал флягу с водой и несколько раз с удовольствием хлебнул. – А ведь из твоей бороды можно десяток стремян сплести да и узду в придачу!

Его спутник опасливо пригладил свою роскошную бороду и злобно глянул на лысого. Дальше ехали молча. Каждому хотелось поскорее добраться до отдаленной заставы, куда их с утра отправил тэн. Оба всадника были городскими стражами, далеко не лучшими в своем ремесле. По части кабаков, выпивки и пьяных драк Бородачу не было равных, бывало, весь его заработок уходил на оплату сломанных в трактирах столов и челюстей, а Лысый обычно всегда сопровождал его в этих похождениях. Конечно, настоящие имена у них тоже были, но в Городе все знали обоих только по прозвищам. И не особенно-то жаловали. Бородач был абсолютно прав, говоря, что о них не будут переживать в случае чего.

Мерный перестук копыт усыплял всадников, они попеременно клевали носами и, резко просыпаясь, терли руками глаза. Жара становилась все сильнее, Лысый обрызгивался водой и жадно пил. Бородач же через каждые сто шагов смачно плевался и расчесывал бороду. Так и ехали.

- К Излучине, наверно, через час - другой подъедем, - неопределенно вздохнул Лысый.

-Да чтоб ей провалится! Вместо того, чтобы отстоять положенную вахту на стене, да пойти отдыхать, я должен полдня трястись в седле, и это только туда!

- Слышь, а ты чего собственно в стражники подался? Раньше-то чем занимался? – Лысый вопросительно глянул на Бородача.

- А чего только теперь спросил? Второй год вместе служим, - проворчал тот.

- Да вот смотрю на тебя и думаю: рожа-то у тебя разбойничья, хоть сейчас топор в руки и вон в те кусты, обозы и путников поджидать.

- Ну, топор, положим, есть, – Бородач хищно ухмыльнулся и заботливо погладил пристегнутую к седлу секиру.

- Да пошел ты! – нервно крикнул Лысый и пришпорил коня. Бородач громко захохотал, его лошадь встрепенулась и тоже ускорила шаг.

Лысый опять замолчал и ехал насупившись, всем своим видом показывая, что он на голову выше этого дикаря и ему не по чину даже ехать с ним рядом, не то что разговаривать. Все, что Лысый знал о заставе на Излучине – она очень важна кому-то из городских начальников и дозор там несут отлично подготовленные воины. В чем ее важность, ему было как- то все равно, меньше знаешь – крепче спишь. Северная дорога к Городу тянулась вдоль берега реки и особенной популярностью не пользовалась. Река – та же дорога, и местные рыбаки из прибрежных деревень предпочитали добираться в город на лодках. Гораздо быстрее и безопаснее было спуститься вниз по течению, чем несколько часов глотать дорожную пыль, подвергаясь опасности со стороны лесной чащобы. Застава была самым северным поселением, дальше начинались каменистые предгорья, и страж толком не знал, живут ли там люди. Караванщики, ходившие на север, в дальние деревни горцев, рассказывали разные небылицы, но Лысый им не слишком верил. Да, собственно, ему и дела-то не было до этих предгорий.

Жители Города всегда отличались равнодушием ко всему, что расположено дальше пары дней пути от городских стен. Они крепко держались за свои «особые права», звание «горожан», немногие владеющие грамотой даже само слово "Город" всегда писали именно с заглавной буквы. И произносили с придыханием: «Город!». За несколько десятилетий выросший на самом краю лесов, Город стал надежной защитой жителям этих мест. Многочисленные полудикие ватаги с востока перестали совершать набеги на прибрежные деревни, столкнувшись несколько раз с доблестными отрядами горожан. Городу не требовалось имя, на много дней пути вокруг он был единственным, а что было еще дальше, не беспокоило горожан. Многие знали о неких городах за морем, на северных островах, но все эти места казались простым жителям скорее вымышленными, чем реально существующими. Купцы, конечно, торговали и с островитянами и с поселениями дикарей-мермутов на северном побережье, но в крупные города заходили редко и неохотно. Врожденная гордость рождала в них пренебрежительное отношение ко всем другим городам, и о них не принято было говорить. Даже неприлично. Не лучше горожане относились и к своим ближайшим родственникам - жителям деревень и лесных поселений в необъятной чаще по обоим берегам реки Альды. Лесные альдены, как те себя называли, платили им той же монетой, считали разжиревшими за их счет городскими свиньями, и, бывало, под настроение грабили городских купцов на лесных дорогах. На сам Город напасть давно никто не пытался, слишком хорошо были научены горожанами и разбойники, и северные племена горцев, забывшие уже дорогу на юг вдоль Альды.

Однако одиноко стоящую заставу вполне могли разорить, рассуждал про себя Лысый. Может, именно поэтому от Излучины уже десять дней не было вестей, хотя они всегда отправляли гонца в Город не реже, чем раз в два-три дня. Если кто-то действительно перебил дозорных, то случилось это по крайней мере неделю назад. И нападавшие ушли, с чего бы им там оставаться. Эта мысль существенно успокоила Лысого – очень уж ему не хотелось встречи с врагом, которая вряд ли закончится в их с Бородачом пользу. Он всегда был трусоват, и служба городским стражем совсем не добавила ему храбрости, лишь принесла новые страхи и испытания характера.

Ближе к вечеру подул летний восточный ветер – сухой, теплый и, в общем-то, приятный. Жара спала, но духота как будто даже усилилась. С приходом сумерек оживились птицы, насекомые и прочие лесные твари. Спящий до того лес воспрянул, заискрился живыми звуками, зашумел раскидистыми кронами на мягком ветру.

Лысый выдернул пробку из фляги, поднес ее к губам, ловко поймал на лету последние капли воды. И чуть не поперхнулся, когда из леса, прямо под ноги его лошади, выскочил молодой олень. Он был явно чем-то напуган, его рыжий круп содрогался, как от лихорадки, а ноги ходили ходуном. Рогатый красавец как от огня шарахнулся от всадника, взрыл копытами придорожную пыль и задал стрекача к берегу реки. Стражники недоуменно проводили его взглядом. Бородач пожал плечами и махнул рукой, мол, всякое бывает, подумаешь, зверь дурной какой-то. Лысый молча с ним согласился и направил кобылу дальше по дороге, но странный, неприятный осадок в его душе от встречи с оленем остался. Стражник то и дело поглядывал на темную, но вполне безобидную опушку леса по правую руку от себя, словно ожидая оттуда какой-то напасти. Бородач заметил его озабоченность и презрительно скривился.

Впереди река делала крутой поворот, огибая холм со скальным основанием, поросший редким лесом и кустами. Дорога шла как будто мимо, дальше на север, но скромная утоптанная тропа, отходящая от нее, извиваясь между деревьев, убегала наверх по холму.

- Кажется, приехали… - пробормотал Бородач.

На возвышении виднелась небольшая бревенчатая хижина с двускатной соломенной крышей, за ней еще одна подобная, но поменьше, и на самом высоком месте холма – деревянная башня на четырех опорах, между которыми висела веревочная лестница. Застава была окружена низким частоколом, поставленным скорее для видимости защиты, и, в целом, ничто не производило впечатления крепкого оборонительного сооружения. Над всей заставой царила тишина, странная и настораживающая.

- Не нравится мне все это, - покачал головой Бородач, - бьюсь об заклад, не ладно там что-то.

- Может они все уснули, перепились и уснули… - неуверенно пробормотал Лысый.

Бородач фыркнул и направил лошадь к воротам. Подъехав поближе, он спешился, отстегнул топор и несколько раз мощно ударил обухом по ближайшему столбу.

- Эй! Есть кто живой!

Все та же тишина была ему ответом. Стая мелких птичек вспорхнула с соседних кустов и с беспокойным щебетом унеслась ввысь. Бородач дернул на себя створки ворот, они подались и с тоскливым скрипом открылись. Сжав топор обеими руками, он сделал несколько шагов вглубь двора, остановился, огляделся и выругался себе в бороду.

- Поди сюда, хватит у ворот топтаться, - поманил он Лысого, - нет тут никого – ушли.

- Как ушли? Куда? – Лысый осторожно подошел и, озираясь, встал рядом. В руках он сжимал копье с коротким древком, костяшки его пальцев побелели, руки слегка дрожали, да и на лицо он выглядел не лучше. Бородач молча показал ему на дальнюю хижину, а сам направился к башне. Не обнаружив никого на заставе, он явно приободрился и даже насвистывал какую-то песенку, надо думать весьма похабную даже по меркам городской стражи.

Лысый на дрожащих ногах приблизился ко входу в хижину. Дверь ее была распахнута настежь. Сперва он прислушался, осторожно заглянул внутрь и лишь затем вошел. Маленькое окно давало совсем немного света, но та часть хижины, что находилась напротив двери, просматривалась хорошо. Посреди стоял большой стол, уставленный разнообразной глиняной посудой, кое-где валялись объедки, пустые бутылки и деревянные пробки от них. Потертые бочонки, стоящие у стола, соломенный топчан у стены, погасшие жировые светильники и пустой очаг в камине, но ничего необычного. Лысый облегченно вздохнул. Ни крови, ни обезглавленных тел, которые он так страшился здесь найти, не было.

Снаружи стремительно сгустилась ночь. Небо осталось ясным, высыпали мириады звезд, а огромное ночное светило неспешно поднялось из-за горизонта и теперь заливало заставу таинственным бледным светом. Где-то в соседней роще ухнул сыч, в далеких черных кронах гудел ветер, а в прибрежной траве застрекотали цикады. Лысый еще раз окинул взглядом хижину, развернулся и вышел наружу. Там он чуть не столкнулся с довольным и что-то жующим Бородачом.

-Куда голову задрал, чтоб тебя? – добродушно толкнул он Лысого.- Что в хижине?

Вопрос не требовал немедленного ответа, так как Бородач был всецело поглощен большой грязной бутылкой с дурно пахнущей жидкостью. Он , видимо, уже неплохо принял на грудь, но не мог успокоиться, не довершив начатое.

- Да ели там, похоже… - растерялся Лысый.

- Кого ели?

Лысый не ответил. Он вылупил глаза, выхватил бутылку из рук Бородача и жадно присосался к горлышку. После нескольких глотков сморщился, оторвал бутылку от губ, сплюнул, зачем-то осмотрел бутылку со всех сторон… и приложился еще раз. Для верности.

- Вот если б ты еще и не шарахался от каждой тени, цены б тебе не было, - одобрительно произнес Бородач. - Ладно давай обратно, хватит с тебя!

Лошадей стражники загнали в подобие стойла, приспособленного к задней стене одной из хижин, напоили из лежащего во дворе корыта, полного дождевой воды. Можно было отвести их к реке, но никому не хотелось выбираться ночью с более менее защищенной заставы.

Речные берега тем временем ожили. Многоголосый хор насекомых, ночных птиц, каких-то других неведомых тварей – жутковатая череда ночных звуков долго не давала Лысому заснуть. Он ворочался на топчане с боку на бок, старался отогнать дурные мысли. Бородач громко храпел по соседству, иногда что-то ворчал себе в бороду и громко портил воздух, в общем, чувствовал себя как дома. Был ли у Бородача дом, Лысый не знал, да и его это мало волновало. Сам-то он родной дом помнил смутно, еще мальчишкой оставшись без родителей, он подался искать пропитание в Город. Там он стал слугой у богатого торговца, и в тайне питал надежду когда-нибудь стать ключником. Все свои детские годы Лысый считал ключника высшим существом, ведь именно он распоряжался домом и командовал слугами, а хозяева дома разговаривали с ним почти как с равным. Но удача отвернулась от него, когда старый ключник, готовивший его своим приемником, умер, и хозяева выгнали молодого слугу за надуманные провинности. Ноги сами понесли Лысого в трактир, где на последние деньги он в стельку напился и, поддавшись внезапному душевному порыву, разбил стул о голову здоровяка за соседним столом. Здоровяк шутку оценил, поэтому, свернув бедолаге челюсть и пересчитав ребра, взял к себе на службу - он оказался одним из мастеров городской стражи. Сложно сказать, чем старый вояка руководствовался при выборе, но стоять на стене, опираясь на копье, Лысый мог, а большего от него и не требовалась. Двенадцать лет он провел на стене, торчал после дежурства в трактире, спал на пыльной койке в казарме. Все эти годы Лысый был почти счастлив, до тех пор, пока тэн не указал на него пальцем и не отправил сюда, на эту проклятую заставу, да еще и в компании с Бородачом.

Несмотря на тревожные мысли о пропавшем дозоре, Лысого вскоре сморил сон. Ворочаясь на засаленном топчане, он спал неспокойно, семенил ногами, временами выкрикивал что-то нечленораздельное. Казалось, стражника одолевали кошмары. Но на самом деле ему снилось детство: дремучий сосновый лес, старое ветвистое дерево, на которое Лысый – в те годы совсем еще русоволосый и лохматый – забирался, чтобы увидеть вдали за рекой башни и стены Города. Он пил из ледяного источника, бьющего в чаще, куда так любил прибегать мальчишкой, пугаясь каждого шороха, но все равно продвигаясь к заветной цели. Вот он - спрятавшийся в сочных зарослях лопухов, в тени раскидистых сосен - весело бьющий из под камней родник. Осталось лишь зачерпнуть ледяной воды ладонями, с наслаждением выпить ее, и станет хорошо, спокойно, тело наполнится прохладой…

Лысый резко проснулся, перед глазами еще маячили картины детства, а тело ощутило сильный пронизывающий холод, идущий от стен. Никогда он еще не замерзал так, как сейчас. И почему вдруг его тело сковало, будто кто-то невидимый крепко держит его за руки и ноги, не давая ни встать, ни хотя бы просто пошевелится? Лысый испытывал дикий ужас, лежа в темноте, скованный и замерзший. Но внезапно наваждение стало ослабевать, в комнате потеплело, и он смог немного оглядеться. Глаза сами выдернули из темноты место, где ложился спать Бородач. И сейчас его там не было.

Суеверный страх охватил Лысого снова. Он не мог ни пошевелиться, ни крикнуть, лишь коротко вздрагивал и пучил глаза в темные углы хижины, надеясь что-то разглядеть. Где-то во дворе призывно заржала лошадь – и, как ни странно, этот звук вывел стражника из оцепенения. Он вскочил, схватил с пола свое копье и выбежал из хижины.

Пегая лошадь Лысого стояла на привязи, там же где он ее оставил. Рыжую кобылу Бородача неспешно вел под уздцы к распахнутым воротам сам хозяин. Из ворот внутрь заставы стелился густой пепельный туман, мягко обнимающий копыта лошади Бородача и его грязные щербатые сапоги. Туман заполнял все большую часть заставы и , казалось, становился значительно гуще у входа. Бородач спокойно шел сквозь него и держал в руке топор, держал совсем не так, как вечером, рука его расслабленно висела, а топор болтался на тесемке, опоясывающей запястье стражника. Внезапно он резко остановился, обернулся в сторону Лысого, посмотрел на него с укором и пояснил:

- Уходить надо.

Лысый был потрясен открывшейся ему картиной. Жуткий туман, странное поведение Бородача и, он только сейчас обратил на это внимание, какой-то невообразимый мерзкий запах, витавший в воздухе. Он никогда не сталкивался с чем-то подобным и вряд ли смог бы описать это запах. Мерзкий, тошнотворный и удушающий – Лысый готов был поклясться, что запах шел из тумана.

- Куда пора? Посреди ночи? – крикнул он Бородачу.- Что случилось?

Бородач остановился, отпустил лошадь, и та вдруг испуганно шарахнулась в сторону.

- Я уезжаю, а ты... – он поднял топор и указал им в сторону Лысого, - останешься здесь.

-Но..

Лысый не успел договорить. Он с ужасом видел как Бородач, сжимая в обеих руках топор, медленно приближается к нему. На его лице играла хищная кровожадная улыбка, лезвие отражало холодный свет ночного светила, и это жуткое сияние завораживало Лысого. Бородач подошел на расстояние вытянутой руки и с видом превосходства оценивающе оглядел жертву. Лысый силился что-то сказать, но в горле пересохло, он просто тупо смотрел на топор, и только когда Бородач замахнулся, пришел в себя. Он пронзительно, совсем по-женски, завизжал, рванулся в сторону и бросился к воротам…

Бородач взревел и ринулся следом, но Лысый уже нырнул в плотный туман. Тысячи игл впились в его грудь, тошнотворный запах, казалось, выворачивает внутренности наружу, шаг, другой, третий… еще немного и Лысый начал терять сознание. На мгновение ему показалось, что за сплошной стеной тумана медленно движутся странные размытые силуэты, но страх настолько заполнил его разум, что ноги сами несли его прочь, не давая опомниться. Возможно, этот страх и спас его - внезапно туман рассеялся, и Лысый кубарем выкатился на ночную дорогу. Бежать! Пока хватит сил… подальше от этого проклятого места….

***

Ветер стих, отдаленные стоны верхушек деревьев прекратились. Жаркое летнее солнце лениво поднималось из-за горизонта. Его первые лучи осветили пушистые колоски прибрежных трав, роящихся в речной дымке мошек, саму воду в реке и часть прибрежной дороги. Из кустов выбрался крупный рыжий кот с надорванным ухом. На его довольной морде была совсем человеческая ухмылка, а из клыкастой пасти торчало птичье перо. Кот подошел к воде и, учуяв неподвижно лежащего в кустах человека, неодобрительно фыркнул. Человек был жив, хотя дышал тяжело и надрывно, и потому кот опасался подходить к нему близко. Все же, набравшись храбрости, он налакался прохладной речной воды и побрел вдоль кромки берега, с вожделением поглядывая на порхающих вокруг стрекоз и бабочек.

II.

- Значит, говоришь, Лысый. - задумчиво произнес высокий сухощавый мужчина, седой и давно уже не молодой, но обладающий, тем не менее, волевым взглядом и твердым властным голосом. Он стоял посреди просторного зала, дорого, но весьма незамысловато украшенного ткаными гобеленами с простыми орнаментами и кованными держателями для факелов на стенах. За его спиной на небольшом постаменте стоял деревянный трон, обшитый медвежьими шкурами. Одна из них, увенчанная скалящейся пастью зверя, была небрежно накинута на спинку трона на манер шубы или мехового плаща.

- Абсолютно лысый, господин, - поспешил согласиться один из собеседников, тучный мужчина в клепаном доспехе. - Разъезд нашел его за городской стеной в придорожной канаве. Бедняга совсем выбился из сил, бежал всю ночь. Все твердит про какой-то туман, холод... Свихнулся парень. Я думаю, кобылу свою он там на заставе бросил. Но мы взыщем с него, господин, не сомневайтесь…

Пожилой властно поднял руку, чтобы прекратить словесный поток толстого стражника. Тот благоразумно замолчал и покорно склонил голову. Ему явно было не по себе в этом мрачном зале, освещенном крохотными, похожими на бойницы окнами. Второй же воин, стоящий подле него - крепкий рыжеволосый и рыжеусый мужчина в перехваченной толстым кожаным поясом кольчуге, выглядел невозмутимо. Сложив руки на груди, он думал о чем-то своем и молчал.

- Оставь его, - продолжал пожилой. - Парень свое дело сделал, не так ли? Пусть теперь отдохнет. А этот твой Бородач? Ушел он значит… Так и ты уходи пока , я узнал все, что хотел. Рауд, останься.

Он подошел к окну, посмотрел с высоты на простирающийся на другом берегу реки Город и замолчал. Нахмурил брови, и видно было, что в его голове кипит напряженная работа мысли. Старик опирался на посох с медным навершием, искусно выполненным в форме медвежьей головы, а на его шее висела толстая серебряная цепь, украшенная несколькими отлитыми из драгоценного металла головами драконов. Он тяжело вздохнул, обернулся к стоящему посреди зала собеседнику и горько спросил:

- Что же это происходит, а, Рауд?

Рауд и сам хотел бы это знать. За прошедший месяц тэн лишился двух дюжин отличных воинов. Его люди гибли и раньше, в боях с горцами, разбойниками и даже чудовищными порождениями дикой чащи, которые временами, особенно в ветреную пору, забредали к обжитым берегам у Города, но сейчас все было по-другому. Неизвестность страшила, заставляла его покрываться холодным потом всякий раз, когда приходили вести о пропаже бойцов. Две заставы на северной дороге, разъезд дозорных и несколько рядовых стражников. Приходили вести и о пропажах простого люда из отдаленных деревень на север по Альде. Люди терялись в догадках - кто-то грешил на разбойников, кто-то на диких зверей, слышал тэн и совсем уж невнятные версии, вроде нападений горных троллей. Рауд никогда не был трусом, о чем свидетельствовали многочисленные шрамы на его теле, не раз смотрел в лицо смерти, но даже он испытывал какой-то безотчетный страх перед неизвестной напастью.

Пожилой мужчина не дождался от Рауда ответа и неспешно, опираясь на посох, подошел к нему. Он пристально посмотрел тэну в глаза, наклонился к его плечу и тихо, как будто кто-то мог услышать его слова, прошептал:

- Мы должны найти их, Рауд. Чего бы нам это не стоило. Узнать, что за напасть случилась и кто в этом виноват... Но сам не смей уезжать, ты нужен мне здесь. Отправь на поиски кого-то, кому доверяешь, но только не из Города, здесь ты не найдешь достойных воинов... Местные только и думают, как бы осложнить мне жизнь, им все это даже на руку.

Рауд понимающе кивнул. Он всегда понимал короля с полуслова, и именно это качество, вкупе с недюжинным воинским талантом, сделало его тэном Города. Это была, возможно, важнейшая должность, ведь тэн командовал стражей, а именно стража была всегда опорой королевской власти. Она защищала Город от врагов, поддерживала порядок внутри стен и за их пределами. Стражи подчинялись только королю, но были единственными, кем тот по-настоящему руководил. Всем остальным, как и сто лет назад заправлял городской совет, в который входили старейшие и наиболее знатные жители Города. Некоторые из них, те, чьи бороды и волосы уже давно покрыла седина, помнили времена без короля и его прославленной стражи, когда Город был свободен и независим. Но за кажущуюся свободу окружающий их мир брал жестокую цену – пришлые лиходеи разоряли отдаленные селенья и обозы, на дорогах буйствовали местные разбойники. Однажды, в суровую зиму, когда под стенами уже стояла кровожадная орда лесных людей, диких альденов с востока, впервые напавших на Город и готовых разорить его, в порт зашли корабли. Длинные и остроносые, они легко преодолели отмели у побережья и взрыли песок в городском порту. Из них высыпали десятки людей в крепких доспехах, вооруженные до зубов и общавшиеся на странном наречии альденга - языка альденов и, в частности, горожан. Это были жители северных островов Соленого Камня - вердеги, известные на весь мир мореплаватели и разбойники, много лет державшие в страхе все побережье. Городские старейшины в тот день молча вышли к пришельцам и вручили их вождю символ власти над городом – резной дубовый посох, украшенный головой медведя. Кочевники были разбиты в пух и прах, немногие уцелевшие спаслись бегством, а предводитель вердегов - северян стал именоваться королем и защитником Города.

Не все альдены смирились с таким решением старейшин - горячая кровь толкала многих из них на сопротивление вердегам, но последние быстро навели порядок в Городе. Вердеги были воинами и мореплавателями, и под их властью Город только расцвел - стража короля стала ему надежной обороной, а мореходные знания северян - основой для обогащения горожан. Если раньше городские торговцы довольствовались мелкой сухопутной торговлей с лесными альденами и горцами, то теперь они начали осваивать и морские просторы, корабли Города отправлялись на юг, к священному острову Годенхельм, и на север, к родным островам вердегов и отдаленным поселениям диких мермутов. Однако даже тогда свободолюбивые умы в Городе продолжали задумываться об освобождении от вердегов.

Шли годы, король дряхлел, слабел телом, но не рассудком, а горожане все чаще вспоминали о «старых свободных временах», сидя в уютных трактирах за кружкой пива. Как того и следовало ожидать, спокойные времена породили в городе отнюдь не спокойные настроения. Рауд прекрасно знал о думах знатных горожан, и потому нисколько не удивился просьбе короля.

- Все будет сделано, господин, - заверил он, - у меня уже есть некоторые мысли на это счет. Есть один человек, которого можно попросить об услуге...

Король благодарно посмотрел на Рауда, кивнул и положил руку ему на плечо.

- Я и не сомневаюсь в тебе… И я даже знаю, к кому ты решил обратиться... - его глаза несколько мгновений пронизывали душу Рауда, потом взгляд потеплел, и на лице появилась доброжелательная улыбка. Этот пронизывающий, читающий все помыслы человека взор, король унаследовал от своих предков, древнего рода вердегов, возводящих свое происхождение к самому Ньянлиру, суровому Богу Моря.

Рауд склонил голову в знак почтения, развернулся и быстро зашагал к резным дубовым дверям. Два дюжих стражника, стоящие за ними, открыли створки и Рауд, спустившись по лестнице и пройдя через внутренний двор замка, поднялся на стену. И крепость, и стену, да и все строения, стоящие теперь на этом речном острове к западу от Города, выстроили в свое время пришельцы - вердеги. Не то чтобы они не доверяли горожанам и не хотели жить среди них, просто их родиной были многочисленные каменистые острова Соленого Камня, лежащие на северо-западе, и, наверное, этот речной остров напоминал им об оставленном доме. Впрочем, ни король, ни Рауд, ни прочие вердеги, не сильно тосковали по дому - каждый из них уже большую часть сознательной жизни прожил на берегах Альды и по праву мог считать эти места своей новой родиной.

Рауд стоял на стене, на прочных досках из сосны и чернолиста, которые когда-то обтесал своими руками, и наслаждался свежим речным воздухом - ветер дул с запада, и не приносил с собой неприятные запахи городского порта, как его восточный брат. Тэн задумчиво посмотрел на чернеющий на горизонте лес, как будто хотел кого-то там разглядеть, и негромко произнес:

- Главное, чтобы он согласился.

***

Утренний свет молодого свежего солнца пробуждал к жизни небольшую деревню, расположенную на поляне в чаще леса. Ветер приносил с собой запах моря, чуть солоноватый, отдающий рыбой и водорослями. Несколько широких плотно сбитых сосновых срубов распахивали ставни, покрытые диковинными узорами, и неспешно выпускали из своих уютных недр заспанных людей. Те разминали бока, щурились на солнце и лениво перекрикивались. Кто-то уже разводил в печи огонь, чтобы приготовить нехитрую пищу, другие, тем временем, взяв огромные кожаные бурдюки и деревянные ведра, направились к устью реки.

Звонкая стая ребятишек, с радостными воплями пронеслась мимо них к речному берегу, к покрытым густой сочной травой лугам, где стояли, лежали, подогнув под себя мощные мускулистые ноги, и щипали траву большие, заросшие густой шерстью животные с невероятными рогами. У многих они были закручены спиралью, угрожающе торчали вперед и почти у самого конца изгибались вверх. Животные равнодушно смотрели на подбегающих детей и пережевывали свою сочную пищу, лишь нервно подергивали ушами, отгоняя назойливых слепней. Дети, подбежав к стаду, начали рвать росшую вокруг жесткую колючую траву, собирать из нее небольшие охапки, поочередно хлеща друг друга по оголенным спинам. Один из них вдруг пригнулся к самой земле и осторожно начал подкрадываться к крупному черному зверю с такими огромными рогами, что казалось он вот-вот зацепит ими проплывающие облака и устроит проливной дождь. Мальчишка подкрался ближе и достал из-за пазухи свернутый кожаный ремень, толстый и с виду очень прочный. Когда до зверя оставалось несколько шагов, мальчишка внезапно прыгнул словно дикий кот, взлетел на спину лежащему великану и ловким движением закрутил его рога ремнем. Бык с ревом поднялся на ноги и замотал головой, но сбросить седока не смог – тот крепко вцепился в густую жесткую шерсть на загривке зверя, а свободной рукой с силой натягивал на себя ремень. Вскоре бык успокоился, маленький наездник хлопнул его по спине и направил вперед, к реке. Стадо нехотя поднялось на ноги и отправилось за своим вожаком. Дети с пучками колючей травы в руках россыпью двинулись за ними и хлесткими ударами подгоняли отставших животных. Утренний воздух наполнился утробным ревом винторогих зверей, звонкими детскими криками, посвистом и негромкими шлепками травяных пучков.

За всей этой разудалой процессией наблюдала стройная молодая женщина, стоящая у самого порога избы. На ее лице играла улыбка умиления, иногда она непроизвольно вздрагивала, переживая за детей, или, наоборот, посмеивалась над их суетой вокруг стада. Ветер слегка развивал ее длинные черные волосы, а в глубоких серых глазах отражалось чарующее небо побережья. Женщина проводила стадо и детей взглядом, вздохнула и изящно присела на длинную деревянную лавку, стоящую у стены дома. Она подвинула к себе большую плетеную корзину, извлекла оттуда охапку больших корявых кореньев, и, ловко орудуя небольшим ножом, принялась чистить их от грубой кожуры, мелко резать и складывать в заранее припасенную глиняную миску.

Вскоре наружу вышел высокий, статный мужчина. Даже для полудиких лесных альденов его внешность была несколько необычной. Кожа его была значительно светлее, чем у женщины, но зато все тело покрывали разнообразные рисунки – изображения животных, птиц, странных, причудливых созданий и загадочные символы. Короткие, торчащие вихрами волосы, небольшая борода, заплетенная в косу, длинные мускулистые руки. Он жадно вдохнул свежий лесной воздух, широко зевнул и нежно погладил сидящую рядом жену по голове. Та тотчас обернулась к нему, лукаво улыбнулась и спросила:

- Ты ведь собирался сегодня в Город на торг, Ишвар? Не советую тебе снова пройти мимо медной лавки.

Ишвар невольно взглянул на изящные медные браслеты на ее тонких смуглых запястьях и на медное кольцо-печатку с вычерненным на нем символом солнца. Да, пожалуй ко всей этой красоте, женщине не хватало лишь ожерелья, и лучше серебряного. В прошлый раз, когда он впервые посещал городской торг он и правда ничего не купил ей, не потому что не хотел, но из-за великого смятенья, охватившего молодого охотника, впервые попавшего в столь людное и шумное место. Впрочем, украшения всегда мало интересовали Ишвара, он находил их чем-то вроде детских игрушек и дарил жене со снисходительной улыбкой.

- Когда дети приведут винторогов с водопоя, - кивнул он, - я отберу пару молодых бычков, и мы со старым Харулом отведем их на торг. Надо еще продать вяленую оленину – думаю, в этот раз мы выручим побольше. Пойду пока снаряжу лошадей.

С этими словами Ишвар направился к нескольким низкорослым мохноногим лошадям, неторопливо пасущимся у кромки леса. Их пепельно-серые гривы были заплетены во множество косичек, хвосты собраны и перепоясаны ремешками. Особняком стоял рослый жеребец бурой масти с косматой гривой, он угрожающе ржал и мотал головой, а вокруг него суетился тщедушный старичок с жидкой седой бородкой. На его плече висели многочисленные кожаные ремни, веревки, отрезы расшитой ткани. Со стороны было смешно наблюдать за его потугами заплести непокорному коню гриву, но Ишвар все же ускорил шаг.

- Харул! Оставь его в покое! Ему не нравятся все эти кобыльи штуковины!

Старичок обернулся и чуть было не пропустил опасный удар копытом в колено. На удивление ловко увернувшись, он бросил поклажу на траву, махнул рукой и пошел прочь. Поравнявшись с Ишваром, старик осуждающе посмотрел на него, покачал головой и назидательным тоном заметил:

-Сотни лет его предкам заплетали гривы и хвосты! Сотни лет твои предки не смели перечить старшим! Сотни лет…

Ишвар не стал слушать дальнейшие нравоучения и с улыбкой направился к своему коню. Конечно, слышал он все эти россказни стариков о лошадиных хвостах и гривах. Альдены верили, что ветер приносит с собой злых духов от самого подножья северных гор, и те поселяются в распущенных космах кобыл и жеребцов, сводя животных с ума и заставляя впадать в бешенство. Ну что ж, его конь пускай будет бешеным, тем хуже для всякого, кто встанет у них на пути. И вообще, этот жеребец родом с севера, и сам по себе еще тот злой дух. Вот он, красавец, стоит, смотрит свысока на своих лесных собратьев.

Конь встретил хозяина добродушным ржанием, тряхнул головой и взрыхлил копытом землю. Несколько лет назад Ишвар купил его, еще совсем жеребенка, у мрачных, закутанных в темно-синие одежды кочевников из Полуночной Степи, лежащей далеко на севере. Как и зачем они добрались тогда до побережья, он не представлял, но бойкий и сильный бурый жеребенок настолько ему понравился, что Ишвар отмерил за него тройную цену. И никогда не жалел о своем решении, видя как растет и матереет его конь. По лесным дорогам и просекам может и удобней передвигаться на низкорослых лошадках альденской породы, но по скорости и выносливости этому жеребцу не было равных на открытой местности.

Как и большинство альденов, Ишвар был охотником, сыном охотника и внуком охотника. Его род издавна жил в лесах на левом берегу Альды, охотился и собирал дары леса, понемногу возделывал землю в пойме и разводил винторогов, иногда торговал с поселениями у Великой реки. Альдены везли на торг мясо, шкуры, разнообразную дичь, сушеные грибы и ягоды, кое-какие ремесленные изделия, вроде плетеных корзин, тканых покрывал и даже замысловатой посуды. Обратно они увозили оружие, украшения, необходимые в хозяйстве деревянные и железные орудия.

Когда умер его отец, Ишвар стал вождем своего рода. Кто-то, конечно, считал его слишком молодым и неопытным для вождя, и когда-то так оно и было. Ровно до тек пор, когда побережье стало регулярно подвергаться рейдам работорговцев с моря – целые семьи попадали в плен и навсегда исчезали на невольничьих рынках далеких островов. В те тяжелые годы, Ишвар проявил недюжинный воинский талант, раз за разом вместе с другими мужчинами рода вступая в кровопролитные схватки. Но война привела почти к полному уничтожению прибрежных деревень, и род Ишвара, изрядно поредевший, двинулся на север, к самым стенам Города, справедливо полагая, что наученные горьким опытом работорговцы не рискнут нападать на них в тех краях. Здесь Ишвар нашел спокойные земли, обильные травянистые луга в устье Альды и здесь же решил остаться и выстроить новый дом для своей семьи.

Теперь Ишвар уже не был тем простым охотником, хотя его сердце желало мирной и спокойной жизни. Он понимал, какую ответственность взвалил на свои плечи и чего от него ждут люди. Ишвар стал воином и временами такое положение вещей ему все же нравилось. Особенно, когда альден ловил на себе настороженные взгляды торговцев и горожан, с которыми встречался на лесной дороге. Ему нравилось свое превосходство, страх в их глазах, но все, к чему воин на самом деле стремился – спокойная сытая жизнь в своей деревне, достаток и уверенность в будущем своего рода - племени.

Когда сборы были закончены, кони оседланы, и даже старый Харул уже прекратил свои нравоучительные речи, жена Ишвара подошла к нему, по обычаю три раза взмахнула маленькой кожаной тесемкой перед его лицом и протянула холодный, покрытый испариной, глиняный кувшин с молоком винторога. Ишвар бережно принял кувшин, крепко сжал его руками и с наслаждением выпил. Протер рукавом рубахи бороду, крепко обнял жену и зарылся лицом в ее густые волосы.

- Мне неспокойно, - тихо сказала она. – Будь там осторожнее, ты же знаешь, горожане не любят нас.

«Скорее боятся»,- подумал Ишвар. Но ничего не сказал, лишь кивнул жене, одним ловким прыжком взлетел на коня, обернулся и помахал рукой столпившимся у околицы детишкам.

- К вечеру мы уже вернемся, если успеем продать быков, - заметил Харул.

С этими словами он достал длинную кожаную плетку, хлестнул ей одного из винторогов, громко присвистнул, и процессия двинулась в сторону реки. Ишвар несколько раз оборачивался и улыбался жене, до тех пор пока ее стройная фигура не скрылась за деревьями.

Лошади неспешно ступали по едва заметной лесной тропе, быки покорно плелись перед ними. Резкий порыв ветра накренил верхушки старых елей и оттуда с режущим слух криком поднялись два черных ворона. Пролетев над путниками, они направились в сторону Города, оглашая окрестности своим жутковатым смехом.

- Дурной знак, - невесело заметил Харул.

Ишвар в приметы не верил. Он деловито достал из заплечного мешка свернутую тетиву из бычьей жилы, вынул короткий легкий лук из особого кожаного налучья, пристегнутого к седлу. Приладив со знанием дела тетиву, альден обхватил лук пятерней, несколько раз слегка натянул и отпустил, затем так же привычно достал из седельного тула стрелу с небольшим зазубренным наконечником, хищно посмотрел по сторонам. Харул невольно вжал голову в плечи и что- то невнятно пробормотал. Ишвар захохотал:

- Твой следующий дурной знак не улетит далеко, старик!

***

На левом берегу полноводной неспешной реки Альды, чье русло рассыпалось на множество ленивых заболоченных протоков, огибавших Город и впадающих в море, раскинулся широкий, жужжащий и шевелящийся улей. Это и был знаменитый городской Торг, куда свозили товары со всех окраинных селений, дары леса и моря, туда же приводили на продажу коз, овец, быков и коней. Многочисленные городские ремесленники выставляли на продажу разнообразный товар: глиняную и деревянную посуду, расшитые ткани, оружие, украшения и все, что только мог представить себе неискушенный покупатель. Богатые купцы города занимались все больше морской торговлей с жителями островов и Торг, как правило, обходили стороной, считая его сборищем шарлатанов, воров и жалких торговцев-разносчиков. Завсегдатаи Торга отвечали им тем же, и если кто-то из толстосумов все же заглядывал сюда, его неизменно встречали непотребными выкриками, свистом, закидывали тухлыми овощами, костями или даже коровьим навозом. Наемники, охраняющие торговца, решительно ничем не могли помочь, толпа вокруг шумела так, что найти виноватого было задачей никому не посильной. Городские стражи тоже присутствовали на Торге, но проблемы купцов их не волновали, ведь многие из них знали о взаимной неприязни знатных горожан и короля, и по понятным причинам лишь посмеивались над происходящим.

Разномастного ворья на Торге действительно было предостаточно, как и азартных игроков, честных и не совсем. Некоторые крестьяне умудрялись проиграть в кости и наперстки почти все, что выручили на Торге и теперь с горя напивались в расставленных тут и там «веселых шатрах». Те, кто мог себе позволить, разбавлял выпивку доступными женщинами, в изобилии предлагавшими себя здесь же. От желающих не было отбоя, но большинство простоватых деревенщин не были согласны с ценой, потому у каждого такого шатра величественно поигрывали мускулами вышибалы разной степени зверообразности. Переполненный запахом рыбы, овощей и фруктов, подгнивающего на жаре мяса, плохой выпивки и немытых тел, Торг был настоящим праздником для всей округи, и торговля на нем неизменно приносила ушлым торговцам заметные барыши.

Среди этого шума и водоворота людей, Ишвар и Харул подъехали к торговым рядам незамеченными, несмотря на свой необычный вид. Они оставили лошадей, привязав их к длинной, в сто шагов, изгороди, где любопытно поворачивали головы по сторонам множество других четвероногих работяг и низкорослых горских лошадок. Вскоре Харул уже торговался с толстым мужичком-торговцем из города. Тот упорно хотел сбить цену, но когда Харул отказывался и делал вид, что собирается поискать другого покупателя, мужичок хватал его за рукав, размахивал руками и что-то выкрикивал.

Ишвар стоял достаточно далеко и не мог слышать их разговора, но он знал, что Харул неплохо умеет торговаться и уж точно не отдаст винторога за бесценок. Внимание молодого охотника было приковано к оружейной лавке, где аккуратно лежали многочисленные кинжалы, наконечники стрел и копий, топоры, булавы и даже несколько мечей. Был тут и украшенный искусным чернением северный меч, какому вряд ли найдется хозяин на Торге, по причине баснословной цены такого оружия. Чтобы купить его, Ишвару пришлось бы продать все свое стадо и пару лошадей в придачу. Да и зачем ему меч? Как истинный сын своего народа, он предпочитал хороший тугой лук, удобный топор или большой нож, одинаково полезные как на войне, так и на охоте.

По пути на Торг, альдены продали одного своего быка странствующему торговцу, который во главе обоза с товарами и охраной, тоже направлялся в Город. Потому теперь, в кошеле у Ишвара кое-что звенело, а в заплечной суме уже лежало, бережно обернутое кусочком ткани изящное медное ожерелье, работы мастеров с островов Соленого Камня. Оно было украшено множеством подвесок, изображавших диковинных рыб, каждая из которых была отчеканена мастером особой, не похожей на других. Ишвар гордился своей покупкой и представлял, как обрадуется его дорогая Айла такой удивительной вещице.

Харул, тем временем, успешно продал оставшегося винторога и, довольно похлопывая по тугому кошелю на поясе, с лукавой улыбкой подошел к Ишвару.

- Ну что, парень, загляделся на оружие? Оставь его до войны. Да и с твоей статью не нужно оружия, голыми руками всех зашибешь, - смеялся старый альден, пребывая в хорошем расположении духа после удачной сделки.

Молодой охотник все же не удержался и купил дюжину наконечников стрел с ровными краями, для охоты на мелкую дичь, пару топоров попроще – в лесу часто приходится иметь дело с деревом. Уже собравшись уходить, он углядел на прилавке оружейника незамысловатый, но с виду прочный и удобный засопожный нож. Скрепя сердце, Ишвар отдал за него последние монеты из своего кошеля и тут же отправил покупку на свое место – в особый потайной карман в голенище сапога, какой обычно устраивают для удобства ношения такого оружия. Харул покачал головой, но в его глазах читалось одобрение.

- Теперь из тебя эту воинственность и не вытравишь, малец, - улыбнулся он.

Прикупив еще кое-каких товаров для нужд деревни, альдены решили немного отдохнуть, перекусить горячими сырными лепешками и выпить душистого, хмельного пива. Для этих целей на Торге повсеместно стояли вереницы небольших столиков, где ушлые трактирщики кормили и наливали прямо с телеги, подогревая пищу здесь же, на крохотных, наспех сооруженных жаровнях.

Ишвар с аппетитом поглощал третью по счету копченую куриную голень, предпочтя их лепешкам, когда его внимание привлекла развалившаяся неподалеку ватага. Трое рослых и плотных горожан в недешевых, расшитых рубахах шумели так, что иначе как ватагой назвать их было сложно. Они громко ругались, хохотали и заливали в себя непомерно огромные кружки с ягодной брагой. Прислуживающая у трактирщика девка не успевала бегать к стоявшей неподалеку бочке и заново наполнять опустевшие кружки. Когда один из здоровяков изловчился и поймал ее за руку, а потом играючи забросил себе на колени, она как будто даже обрадовалась наступившей передышке. Одной лапой горожанин сжал девушку за талию, а другой небрежно подозвал к себе услужливого трактирщика. Тот подбежал к столику. Выслушал здоровяка, немного задумался, но потом часто закивал. За что получил крупную серебряную монету и благоразумно вернулся к жаровне. Здоровяк мерзко захохотал, что-то сказал товарищам и, встав из-за стола, потащил девку к раскинутому у телеги шатру.

Ишвару не нравилось происходящее, но он понимал, что не стоит лезть в Город со своими лесными законами и обычаями. Он проводил здоровяка взглядом и хотел уже продолжить свою незамысловатую трапезу, когда услышал голос одного из оставшихся за столом горожан.

- Эй, оборванец разрисованный! – прохрипел тот, - чего уставился? Тоже хочешь, да денег нет? Так с тобой, дикарь, и за деньги-то никто не пойдет, сожрешь еще ненароком!

Здоровяк захохотал и его дружно поддержали почти все, сидящие за столами горожане, включая трактирщика, и даже увлекаемая красномордым боровом девка нервно посмеивалась. В голове Ишвара помутнело от ярости, он резко вскочил, оттолкнул пытавшегося его остановить Харула и набросился на двоих за столиком. Мощным ударом в челюсть охотник выбил из-за стола ближайшего здоровяка, тот слетел с лавки и растянулся на траве. Его собутыльник тут же выхватил неприметную до того булаву, а красномордый оттолкнул девку и сбил с ног попытавшегося вмешаться старика. Ишвар рванул на себя стол, обрушив гору объедков и кружек с брагой на громилу с булавой, и ловким движением выхватил из сапога нож. Толпа, готовая до этого присоединиться к трем горожанам, испуганно отхлынула назад.

Подпустив третьего здоровяка поближе, Ишвар молниеносно ударил его ногой в грудь, так что у того хрустнули ребра и горожанин покатился по земле. Охотник отклонился от пролетевшей над самой головой булавы и, извернувшись как змея, всадил нож по самую рукоятку в жирное, мягкое пузо нападавшего. Тот пошатнулся, выронил булаву и начал заваливаться назад, схватившись за рану, из которой густо сочилась кровь.

Собравшаяся вокруг толпа загудела, кто-то ринулся вперед, но вид разрисованного кочевника с окровавленным ножом охладил пыл самых боевых зевак. Краем глаза, Ишвар видел выскочивших из толпы стражей, и уже готовился подороже продать свою жизнь, как вдруг по затылку разлилась пронзающая боль, в глазах вспыхнули искры и охотник провалился в темноту.

III

Близился полдень и яркие капли росы, искрящиеся на листьях папоротника, молодых побегах и мягком травяном подшерстке, постепенно высыхали, испарялись в пахучем лесном воздухе, чтобы вновь украсить собой лес следующим утром. Солнечный свет с трудом пробивался через густую крону деревьев, озаряя лишь небольшие прогалины, усыпанные тянущейся к солнцу земляникой и скромными венчиками лесных цветов.

Рауд в сопровождении нескольких дюжих воинов ехал по узкой, покрытой хрустящим валежником, лесной тропе. Нередко всадникам попадались упавшие поперек нее деревья, ощетинившиеся острыми сучьями, словно какая-то неведомая лесная сила мешала пришлым людям вторгаться в эти заповедные края. Лес Сваартвид всегда, сколько Рауд себя помнил, пользовался не самой лучшей репутацией у горожан, да и жители лесных деревень к западу от городских стен старались не заглядывать сюда без необходимости. Старики говорили, что лес живет своей жизнью, древние духи чащобы не рады людям, приходящим за лесными дарами, если те не приносят ничего взамен. Потому, отправляясь в Сваартвид за ягодами, грибами, лесным зверем или даже хворостом, каждый благоразумный крестьянин приносил с собой дары лесным духам – краюху хлеба, кувшин молока, какие-нибудь искусные безделушки, развешиваемые на деревьях, кто-то делился зерном и бобами, а люди побогаче жертвовали вино или жареное мясо. Непреложный обычай строго запрещал лишь две вещи – жертвовать духам кровь или сырое мясо и заготавливать древесину. Потому Сваартвид веками оставался густым, местами непроходимым, с каждым годом разрастаясь и наступая в сторону Разлома, огромной каменистой расщелины, отделявшей его от обширных, но совсем не священных лесов, окружавших Город с запада.

Рауд не впервые въезжал в Сваартвид, но каждый раз его охватывало странное многогранное чувство, сотканное из восторга, ощущения тревоги и здорового любопытства. Он с жадностью вдыхал благоухающий смолой воздух, ощущал кисловатый запах опавших листьев и хвои, вслушивался в шум ветра в кронах деревьев и деловитый перестук дятлов, всегда стремился выхватить взглядом притаившуюся на стволе белку или шуршащего в кустах ежа. Крупные звери хоть и водились здесь в изобилии, были не столь беспечны и загодя прятались в непроходимой чащобе, подальше от проезжей тропы. Сама же эта тропа казалась единственным напоминанием о том, что люди все же не забыли Сваартвид, и вела к единственному в этих краях жилью. Именно туда, к затерянному в лесах обиталищу, сейчас направлялся Рауд со своими всадниками. Прошло много месяцев с тех пор, как тэн последний раз наведывался сюда, и сейчас ему было немного не по себе. Служба королю требовала от Рауда множества сил, несмотря на относительно спокойные времена. Конечно, при желании он мог приехать сюда и раньше, чтобы проведать своего старого друга, но все ждал, когда представится подходящий повод. И вот теперь такое время наступило – самому королю понадобилась помощь в деле, доверить которое можно было только особому человеку. Поэтому Рауд был здесь, в этой непроходимой чаще, и направлял коня вглубь леса по узкой заросшей тропе.

Вблизи мохнатой столетней ели, грозно взирающей на всадников и широко раскинувшей свои поседевшие лапы, тропа делала крутой поворот и убегала вперед немного под наклоном. Рауд остановился, знаком приказал стражам спешиться и, обернувшись, негромко сказал:

- Ждите меня здесь. Никуда не уходите с тропы, не разводите огонь и не шумите. Мой вам совет – поспите немного, не помешает. Ночь мы проведем в седле.

Воины с охотой приняли его предложение и начали неспешно располагаться у изгиба тропы, стелить на землю снятые с лошадей седла, развязывать походные мешки со снедью. Один из них, молодой парень из лесной деревушки на восточном краю Разлома, достал небольшой кусок козьего сыра, оторвал край и положил на мягкий лист лопуха под большой елью. Рауд одобрительно кивнул ему и направил коня вниз по тропе.

Повернув и проехав несколько сот шагов, он увидел впереди подобие арки, образованной двумя склонившимися друг к другу деревьями. Их ветви причудливо переплелись, а в просвете между стволами взгляду открывался край залитой солнцем поляны. Рауд улыбнулся и уверенно двинулся к этим загадочном лесным вратам.

Поляна была залита полуденным солнечным светом только в той части, где не возвышались густые старые сосны. На другой же стороне, накрытой прохладной лесной тенью, как тонкой воздушной вуалью, стоял массивный длинный дом. Над его мощными, справленными из широких и толстых досок, дверями были приколочены огромные оленьи рога, а угловые столбы сруба были украшены грубоватой, но красивой резьбой. Вдоль стены дома тянулась стройная поленница, а неподалеку, плотно прижавшись друг к другу, стояли хозяйственные постройки, как небольшие холмики рядом с горой-великаном. Дом был поистине громаден, меньше королевского зала, но строже и основательнее. Забора не было, сам лес служил этому жилью стеной, он же и кормил хозяина дома, хотя от внимательного взгляда Рауда не укрылись спрятанные за маленькими срубами грядки, покрытые кучерявой сочной ботвой.

Он уже подошел к дверям, когда из ближайшей постройки, со скрипом отворив дверь, вышла девушка. Она громко прикрикнула на кого-то внутри, в ответ послышалось глухое урчание, повизгивание и похрюкивание. Девушка закрыла хлев и, обернувшись, увидела Рауда. Еще совсем молодая, но крепко сложенная, она была удивительно красива в своем простом платье, едва доходившем до щиколоток. Пшеничного цвета волосы ее были заплетены в толстую косу, ниспадающую до пояса. Большие голубые глаза без тени испуга смотрели на незваного гостя, и непринужденная улыбка озаряла ее нежное румяное лицо.

- Доброго дня тебе, путник, ты здесь по делу или просто заплутал? – ласково спросила красавица.

Рауд никогда не замечал в себе робости перед женщинами, но необычность представшей перед ним картины – чаща священного леса, огромный, словно великаном построенный дом и эта девушка – все это погрузило его в странное, зачарованное состояние. Он задумчиво пригладил рукой усы, фыркнул и поправил висевший на поясе меч.

- Я пришел увидеть Бергофа… - ответил, наконец, тэн.

Девушка многозначительно кивнула, подошла к Рауду и взяла его коня под уздцы, отчего тот радостно и призывно заржал. Его хозяина бросило в пот, хотя он совершенно не понимал почему.

-Я позабочусь о твоем красавце, - все так же ласково продолжала девушка, – а ты проходи в дом, Бергоф уже ждет тебя.

Это был, наверно, первый раз, когда Рауд с радостью поменялся бы местами со своим конем, и не столько девушка была тому причиной, сколько ожидание предстоящего разговора. Откуда это Бергоф мог знать, что он направляется к нему? Не птицы же напели?

Несмотря на свою тяжесть, мощная дубовая дверь отворилась легко и тихо, и солнечный свет понемногу проник в заставленную всевозможными корзинами, бочонками и мешками горницу. Все это добро, однако, не было разбросано беспорядочно, пыли на дощатых полках совсем не наблюдалось, и чувствовалась хозяйственная женская рука. В доме витал все тот же приятный лесной дух, запах сушеных трав и чего-то необычайно вкусного, доносившейся из главного зала. Рауд пересек горницу, и откинув тканый полог, проник в просторное, освещаемое через узкие окошки под скатами крыши, помещение. Его взору открылась поистине удивительная и немного даже жутковатая картина.

Посреди зала возвышался массивный деревянный стол, окруженный такими же грубыми, но очень прочными даже на первый взгляд лавками. В конце длинного стола, напротив входа, восседал человек. Но Рауд – то знал его уже давно, и потому с уверенностью мог сказать, что это действительно был человек, тогда как другой путник, увидев такую картину, просто бросился бы бежать куда подальше. Бергоф был огромен, на полтора локтя выше отнюдь не маленького Рауда и настолько же шире его в плечах. Его руки и грудь настолько заросли густой черной шерстью, что светлая кожа не просматривалась вовсе. Косматые темные волосы срослись с широченной бородой в единое целое, густые брови сильно выступали вперед и под ними горели в полутьме зала настороженные глаза. Из одежды на великане ничего не было, кроме огромной медвежьей шкуры, небрежно брошенный на колени. Все внимание Бергофа было поглощено крупной оленьей ногой, которую он громко поглощал, время от времени прихлебывая что-то из большой деревянной кружки. Рядом с ним, облокотившись на стол, сидела пышногрудая темноволосая девушка в легком, почти прозрачном льняном платье и с явным обожанием смотрела за трапезой гиганта.

Рауд встал в дверном проеме, ожидая когда Бергоф все же заметит его присутствие, и внезапно почувствовал легкое прикосновение к своей руке. Он обернулся и окончательно обомлел, увидев в дверном проеме еще одну красавицу, светловолосую и белокожую, очень похожую на ту, что забирала его коня, разве что заметно меньшую ростом. Она несла медное блюдо, на котором дымились печеные овощи и ароматный фаршированный карп, крупный и жирный, с выпученными глазами, зубастой пастью и колючими плавниками. Рыба видимо запекалась с какими-то неведомыми травами, что придавало ей невероятно притягательный аромат. Девушка изящно прошмыгнула мимо Рауда и, поставив дымящееся блюдо на стол, обернулась к изумленному тэну и жестом пригласила к трапезе. Тот несколько неуверенно подошел, и только сейчас Бергоф оторвался от сочного окорока.

- Ну, здравствуй, старый друг Рауд, - прогремел он, - давненько не видно тебя в наших краях!

- И тебе не хворать, Бергоф Ходрлейф по прозвищу Зверь!

- Теперь и вправду, самый настоящий! – захохотал Бергоф, - Зверь из леса Сваартвид! Как тебе мой новый дом, а, тэн?

Рауд многозначительно поднял ко времени поднесенную светловолосой девушкой чарку душистого хмельного пива. Когда он был здесь в прошлый раз, Бергоф жил один в старой охотничьей землянке и только подумывал о том, чтобы начать строить этот дом. Несмотря на запрет, древесину он брал здесь же, справедливо полагая, что лесные духи сами должны его бояться.

- А мои красавицы? – хитро оскалился сквозь густые заросли бороды Бергоф. Красавицы заинтересованно посмотрели на Рауда, и тому вновь стало не по себе. Темноволосая девушка улыбнулась и, жестом поманив подругу, направилась в горницу. Они принесли еще кувшин с вином, одарили Рауда лукавыми улыбками и скрылись вновь.

- Я даже не буду спрашивать, где ты их нашел, Бергоф.

- Они не рабыни, если ты так подумал. Они сами пришли сюда в разное время и сами решили остаться, – я просто был не против. Они счастливы, Рауд. И я счастлив с тех пор, как ушел из вашего проклятого Города.

- Тебя же изгнали, насколько я знаю, - поправил великана Рауд. В ответ тот лишь махнул рукой, насупился и проворчал:

- Не хотел бы уходить, не ушел бы.

Старые друзья выпили еще и не спеша продолжили трапезу, ибо каждый знал, что негоже начинать важный разговор на пустой желудок. Рауд был потрясен, настолько вкусной оказалась поданная ему печеная рыба. Как и все вердеги, он здорово разбирался в рыбе, но никогда, даже на родных островах, такого он не пробовал. Вскоре от блюд остались лишь кости а от пенного напитка и ягодного вина только пустые кружки и кувшины, Бергоф, наконец, пристально посмотрел на гостя и спросил:

- А ты ведь не просто так заглянул ко мне, друг.

Рауд кивнул. После сказочного обеда неудержимо тянуло в сон, но тэн нашел в себе силы рассказать Бергофу историю о странных, необъяснимых вещах, происходящих к северу от Города. Он упомянул и о неудачном походе на северную заставу двоих стражей, про загадочные пропажи торговцев и разъездов. Внимательно выслушав, великан глубоко задумался, запустив пятерню в свою косматую бороду.

- Это все очень плохо, - протянул он.

- Я хотел повести отряд лучших своих стражей на север, но в Городе зреет недовольство королем, - объяснял Рауд. – Богатые горожане и альденские старейшины не хотят больше над собой иноземной власти - они в открытую кричат об этом на каждом углу! Я просто не могу оставить короля без защиты.

- Стало быть, друг, ты предлагаешь мне отправиться на север, не известно куда и не известно зачем? - на слове "мне" Бергоф сделал особое ударение, и пристально посмотрел в глаза Рауду.

- Пока все действительно не ясно, но я уже послал за человеком сведущим, который много времени посвятил постижению мудрости и возможно знает, что делать. Твоя помощь, Бергоф, будет не менее важна! Возможно, я найду еще кого-то, но без тебя все они погибнут на севере…

- Если бы я хотел взять кого-то с собой, я взял бы тебя, Рауд. Но тебе предстоит остаться в городе, и судя по всему ты не сможешь отпустить со мной ни единого стража?

Рауд кивнул. Бергоф действительно был ему нужен. Может он и не был достаточно учен, толком не умел даже читать и писать, но воинская удача всегда была на стороне косматого гиганта, и, казалось, сам Ньянлир благословил его при рождении.

- Я знаю, ты не доверишь этот путь мне одному, - продолжал Бергоф, - точнее этот старый пройдоха Йор не доверяет мне. Он, видишь ли, теперь король, а я опасный бунтовщик, враг мирной и спокойной жизни в вашем горячо любимом, грязном и вонючем Городе. Так ли давно все мы ходили под одним парусом и грабили этих ожиревших куриц?

В глазах гиганта загорелись безумные огоньки, он схватил лежащую под рукой обглоданную кость и с силой ударил ей о стол. Крепкое дерево, под стать самому вердегу, лишь натужно скрипнуло от удара. Рауд поймал рукой покатившуюся было к краю стола кружку и водрузил ее на место.

- Ты хочешь вернуться на море? – резко спросил он.

- Стал бы я тогда сидеть в чаще, как тот медведь… - прорычал Бергоф, успокаиваясь, - но в отличии от вас с Йором, я не стал изнеженной городской цыпой, моя душа все так же требует битвы – даже если она станет последней!

- Я знал, что ты поможешь мне, друг. Если тебе что-то понадобится, говори сейчас, и я достану все необходимое.

Бергоф отрицательно покачал головой.

- Скажи своим людям, что завтра на закате я буду ждать их у Мудрого Старца. Если они опоздают – уйду один.

Рауду не нравилось, что гигант навязывал свои условия, но каким-то внутренним чутьем он понимал – без Бергофа поход обречен на провал. Потому и согласился без возражений. Дело было за малым – до завтрашнего вечера найти ему подходящих спутников, да притом не из стражей или горожан. Задача не из легких, но Рауду приходилось решать кое-что и потруднее, он был уверен в успехе. Обнявшись как старые друзья, тэн и лесной гигант вышли из дома. Рауд поблагодарил красавиц за роскошный обед, за накормленного и вычищенного коня, и получил в ответ прекрасную улыбку девушки с пшеничными волосами, которая окончательно убедила его в успехе будущей затеи. Отдохнувший конь, словно чувствуя настроение хозяина, бодрой рысью пересек поляну, и вскоре отряд городских стражей выдвинулся в обратный путь - через священный Сваартвид, вокруг Разлома, туда, где высились башни королевской крепости.

***

Внутренний двор был заполнен звоном мечей, глухими ударами, выкриками и отрывистыми командами мастеров. Тренировка молодого пополнения городских стражей была в самом разгаре. У стены казарменного барака стоял невысокий мускулистый мужчина и, сложив на груди мощные руки, с интересом наблюдал за бойцами, всякий раз хмуря брови, когда кто-то из них пропускал удар в голову или подсечку копьем и грузно, как мешок с репой падал на землю, поднимая столб пыли. Внимание мастера давно уже занимал худощавый, но поразительно ловкий юноша, отменно орудующий простым деревянным шестом. Он играючи сбивал с ног бойцов намного старше и сильнее себя. После очередной такой победы, мужчина у стены жестом подозвал к себе одного из ходивших между сражающимися бойцами мастеров.

- Видишь парня с шестом? Передай ему, что он принят в стражи. Пусть готовится к настоящей службе.

Мастер удивился, но тут же покорно склонил голову.

- Как вам будет угодно, господин.

С этими словами он приложил правую кисть к массивному медному диску, закрепленному на его груди толстыми кожаными ремнями. Мужчина у стены носил такой же, только серебряный, поверх нового клепаного доспеха. Он был старшим мастером стражей и его приказания выполнялись здесь беспрекословно. Отчитывался старший мастер только перед королем и тэном. Сейчас он как раз ждал возвращения последнего, чтобы сообщить ему о некоторых важных событиях, случившихся в пору его отсутствия. И тэн не заставил себя долго ждать.

- Всадники у Западных ворот! – раздался крик дозорного с башни.

Западные ворота крепости выходили в сторону альденских лесов, тогда как восточные – прямо к мосту, ведущему в Город. Именно с запада и должен был вернуться отряд, ведомый Раудом. Старший мастер велел бойцам продолжать тренировку, а сам неспешно направился к воротам.

Рауд въехал во двор крепости, спешился, передал коня подскочившему слуге и широким шагом направился навстречу мастеру. Они, как и полагалось по старой, вердегской еще традиции поприветствовали друг друга, поочередно приложив руки к металлическим дискам на груди. Серебряный, с затейливым чернением символ тэна нес на себе давнюю вмятину оставленную копьем врага. Рауду много раз предлагали заново перековать его, но он всегда отказывался, желая сохранить память о сражении, где чудом выжил.

- Как обстоят дела в крепости и Городе? – на ходу спросил тэн.

- Рекруты тренируются, господин, дозорные выставлены на всех башнях. Утром прибыл гонец с Береговой заставы – у них все в порядке, вот только брага заканчивается… Но я ему показал брагу, так его… А вечером на городской площади будет казнь.

- И кого же казнят? Что натворил-то?

- Охотника - альдена с побережья. Вы бы его видели! Разукрашенный, свирепый - я не устаю поражаться, насколько все же горожане отличаются от жителей лесов, хотя вроде бы один народ. Этот дикарь убил на торге уважаемого торговца из Города. Что-то они там не поделили, слово за слово и…

- С побережья, говоришь? Свирепый? – задумался Рауд. – И где он сейчас?

- В крепостной темнице. Стражи думали оставить его в Городе, но жители слишком уж жаждали его крови, и мы боялись, что парень не доживет даже до утра. С ним еще был старик, он тоже в камере…

- Отведи меня к ним! И держи пока язык за зубами. –Приказал Рауд.

- Да, господин, следуйте за мной.

С этими словами старший мастер подвел Рауда к массивной окованной двери в одной из башен, открыл ее и начал спускаться вниз. Тэн последовал за ним, по пути обдумывая услышанное.

Молодой парень с шестом уже не дрался, а просто ходил по двору, осматривая свой новый дом на ближайшие годы. Он остановил свой внимательный взгляд на возвышающемся над стенами королевским залом и о чем-то крепко задумался. Лицо юноши выражало полное безразличие, но в глазах блуждали какие-то нехорошие огоньки, и лишь Богам ведомо, что было у него на уме.

***

Ишвар ходил по камере из стороны в сторону, как лесной кот в клетке. Если б у него был хвост, сейчас он бы точно охаживал им себя по бокам, подхлестывая и без того кипучую злобу и разжигая ненависть к проклятым горожанам. Но больше всего ему не давала покоя мысль о жене, которая вот уже вторую луну пребывает в неведенье о его судьбе. И судя по словам, которые Ишвар слышал от обезумевшей толпы на торге, когда стражи тащили его в крепость, Айла дождется его домой разве что по частям. Старый Харул сидел на сыром каменном полу и временами странно раскачивался, словно шаман из Полуденной степи, призывающий ветер. Харул был ни в чем не виновен, но стражи схватили и его, заперев вместе с Ишваром в этой сырой темнице. Наверное, они правильно сделали, иначе горожане могли бы сорвать свою злость на беззащитном старике. С них станется. Если доведется выжить, Ишвар дал себе зарок навсегда забыть дорогу в Город. Но время неумолимо шло, казнь приближалась, и все его надежды таяли.

Охотник сел на пол и с отрешенным лицом наблюдал, как с покрытого плесенью потолка падают капли затхлой темничной влаги. Мерно, звеняще и неотвратимо они с необъяснимым усердием бились об пол камеры, где за долгие годы образовалась небольшая ложбинка. Капли представлялись Ишвару живыми существами, так же как и он сам, стремящимися к свободе, ежеминутно жертвуя своими недолгими жизнями, ради того, чтобы однажды пробить камень темницы и вырваться на волю.

Ишвар не был каплей воды, но даже его немалая сила не позволяла разжать прутья решетки на двери. А если бы он и выбрался из камеры, расправился с тюремщиком и охраной – во дворе крепости его просто-напросто расстреляли бы из луков. Возможно, ему удастся бежать по дороге на казнь, но шансы все равно очень малы. И все же Ишвар не собирался идти на заклание спокойно, как винторог. Он обязательно выберется, и спасет старого ворчливого Харула, если будет на то воля Богов. Может, прав старый Харул? Может зря так насмешливо относился он к приметам и Богам, зря не чествовал их в дни, предписанные древними традициями? Может именно сейчас расплачивается он за свою беспечность и неуважение? Ишвар погрузился в эти мысли с головой, не сразу даже услышав новые звуки где-то в глубине коридора.

Наверху скрипнула дверь, и вскоре в тюремном коридоре послышались шаги. Своим тонким слухом лесного жителя Ишвар уловил, что по коридору шли двое, воины в доспехах, судя по тяжести, с которой они ступали по дощатому полу. Когда люди почти подошли к камерам, один из них развернулся и пошел обратно, а другой наоборот ускорил шаг. Ишвар встал и подошел вплотную к прутьям решетки, стараясь угадать, кто же решил посетить его в сырой темнице. В небольшом коридоре перед камерой, освещенном закрепленным на стене чадящим смоляным факелом, появился внушительный мужчина в дорогой кольчуге, опоясанный длинным мечем. Его суровое немолодое лицо, украшенное длинными рыжими усами, было покрыто отметинами шрамов. Незнакомец держался уверенно и с интересом оглядел Ишвара.

- Меня зовут Рауд, - сказал он, наконец. – Я тэн и предводитель стражей Города. Нам нужно поговорить о твоем преступлении.

Ишвар отвернулся, сделал несколько шагов вглубь камеры и вновь опустился на холодный пол. У него совсем не было желания общаться с очередным стражником, пускай хоть с самым главным в Городе. Но, услышав Рауда, внезапно оживился отрешенный от всего Харул. Он вскочил на ноги так быстро, как мог после долгого сидения на одном месте, подбежал к зарешеченной двери и запричитал:

- Господин, Ишвар ни в чем не виновен. Он защищал мою и свою жизнь! Тот человек напал на нас, и видят Боги, мы ничего не могли поделать, пришлось защищаться. А стражи на торге даже не думали утихомирить наглеца!

Рауд приблизился к решетке и крепко сжал своей рукой холодную худую кисть старика.

- Я знаю, почтенный. Пока что в этом Городе я тэн стражей, и у меня везде есть глаза и уши.

Ишвар удивленно обернулся, услышав его слова. До сих пор он ни разу не слышал, чтобы кто-то в Городе принимал сторону чужака пусть даже в самом пустяковом споре. Кроме того, Ишвар прекрасно помнил, что это он первым напал на горожан, и его удивляло, зачем тэн лукавил.

Тем временем Рауд сделал знак рукой, и к камере приблизились двое воинов, до того стоящих в глубине коридора. Один из них с опаской открыл тяжелым железным ключом замок и распахнул дверь.

- Ишвар, следуй за мной, - скорее попросил, чем приказал тэн, - нам следует поговорить об обстоятельствах твоего заключения. Возможно, король помилует тебя.

Альден мог прямо сейчас прыгнуть на стража, выдернуть из его ножен клинок, и вероятно получить какие-то шансы на спасение. Но, что если этот Рауд говорит правду? Что если все образумится, и он вскоре сможет вернуться к жене и сыну? Конечно, он все равно убедит их покинуть эти места, но для начала хорошо бы самому покинуть темницу. Возможно, у него появился шанс.

Единственное, что сильно не нравилось Ишвару – какой- то едва различимый нехороший блеск в глазах тэна. Так купец смотрит на удачное приобретение, а разбойник на неохраняемый обоз с добром. Рауд явно что-то хочет от него. Что ж, ради свободы, Ишвар был готов на многое, и его природная осторожность постепенно сменилась живым интересом. Охотник встал с пола камеры и вышел к Рауду. Стражи обступили его по бокам и медленно повели по коридору.

- Жди пока здесь, почтенный старец, - задумчиво сказал тэн сгорбившемуся в дверях Харулу. – Как только твой сородич ответит согласием на мое предложение, я отпущу тебя домой.

С этими словами Рауд закрыл замок и быстрым шагом отправился вслед за стражами, ведущими Ишвара.

- А если он вдруг откажется? – с дрожью в голосе крикнул Харул вслед уходящему тэну, - Что тогда с нами будет?

Ответом ему было молчание и удаляющиеся по коридору шаги.

IV

Заросшая бурьяном лесная дорога, извиваясь между стволами могучих деревьев и зарослями кустарников, вела на север. В сумерках все вокруг казалось серым, бесцветным - и листва, и цветы, и затянутое тучами небо, и даже силуэт одинокого всадника, что правил лошадью, почти засыпая на ходу, сгорбившись и опустив глаза. Стоило хозяину совсем заснуть, умное животное разворачивалось и пыталось пойти в обратную сторону, но седок тотчас вздрагивал, просыпался и грубо возвращал ее назад, кляня кобылу последними словами и ворча в густую черную бороду что-то нечленораздельное. Боевой топор всадника болтался привязанным к седлу, как и широкий нож для разделки шкур.

Бородач уже который день ехал по этой полузаброшенной лесной тропе на север. Пару раз ему попадались на пути груженые телеги торговцев с гор и лесных поселений, но он разве что мельком оглядывал их и продолжал путь, даже не здороваясь со встречными. Страж был полностью поглощен одним только желанием - спешить на север. Зачем? Куда? Бородач не знал этого. Лишь одно виденье раз за разом возникало у него перед глазами - исполинская каменная глыба, гора черного цвета, покрытая багровыми жилами, укрытая шапкой серых облаков. Он просто знал, что нужно во что бы то ни стало достичь ее.

Временами, Бородач видел клочья пепельного тумана, сопровождавшие его через лес, а в тени деревьев он пару раз заметил чьи-то силуэты, но ему было совсем неважно, что все это значит. Ничто не имело значения, кроме пути. Лысый, стражник, с которым он отправился к заставе. хотел ему помешать. Глупец! Что он знает о воле Богов? Если в ту ночь Бородач увидел эту скалу и понял, прямо во сне, что он должен ее достичь, разве имел Лысый право препятствовать ему? Нет. Никто не сможет помешать. Если только сон все же не возьмет верх, и он сам не свалится с лошади, сломав шею. Но что это за люди впереди?

Двое крепко сложенных парней неожиданно вынырнули из придорожных зарослей и встали посреди дороги. Бородач потянулся за топором, но один из них уже схватил его лошадь под уздцы, а второй направил длинное копье в грудь всадника.

- С Торга едешь, братец? - парень с хитрым прищуром смотрел в глаза Бородачу. Тот молчал и даже не взглянул в сторону разбойника.

- Эй, немой что ли, отвечай когда спрашивают, - прикрикнул второй и потянул лошадиную морду вниз, чтобы тоже видеть Бородача. Лошадь жалобно заржала и засеменила ногами.

- Давай делись монетами, коли есть, и ножик твой я прихвачу, - парень с копьем ловко шарил по седельной суме Бородача. Для удобства он решил вообще отцепить ее и, поставив на землю, принялся рыться в ней в поисках поживы.

- Забирай, что надо, и я поеду. - угрюмо ответил страж. - Мне надо на север.

Разбойники переглянулись. Тот, что держал лошадь с усмешкой спросил:

- И что ж тебе там надо-то, борода? Там же дальше одни предгорья да хребты, а на горца ты не похож.

Бородач начал багроветь лицом. Он раздул ноздри и с нажимом посмотрел на парня, немного даже приподнявшись в седле. Руки страж сжимал в кулаки - топор уже перебрался в руки разбойников.

- Прочь с дороги! Я еду на север! - зарычал он и наотмашь ударил стоящего перед лошадью противника. Тот потерял равновесие и упал назад, раскинув в стороны руки, а его товарищ, отвлекшийся было на потрошение вещей Бородача, подскочил и перехватил двумя руками копье. Бородач замахнулся и на него, но острая сталь молнией пробила его грудь, и страж мешком завалился на лошадиный круп, сползая понемногу набок. Почуяв запах крови, лошадь взвилась на дыбы и, не разбирая дороги, бросилась в лес с выпученными от страха глазами.

Разбойник с копьем проводил лошадь взглядом, помог своему товарищу встать, и они начали на пару собирать награбленное, чтобы вновь скрыться в лесу. Получивший чувствительный удар парень тер рукой висок, приговаривая:

- Вот есть же безумцы... Ехал бы себе дальше, раз за деньги не трясется. Зачем в драку полез? Пошел теперь на прокорм волкам. И откуда такие дураки вообще берутся?

Словно в поисках ответа, разбойник взглянул на еле различимую в темноте дорогу и замер. Его глаза округлись, он открыл рот и силился что-то сказать, но язык не слушался его, словно он в миг онемел. Тогда парень начал тормошить друга руками, но то лишь отмахнулся, продолжая рыться в суме Бородача в поисках съестного. Наконец, не выдержав, он поднял голову и прикрикнул на товарища, но увидев его перекошенное лицо, тоже взглянул на дорогу.

- Что еще за... - успел лишь выкрикнуть он, как вдруг почувствовал сзади удар нечеловеческой силы и отлетел в сторону. Его друг вновь обрел голос и верещал как свинья в руках мясника. Дорога тонула в тумане, лишь тени метались по ней пока крик насмерть перепуганного разбойника не прервался и не наступила тишина, изредка прерываемая ночными звуками леса, в которых уже не было ничего необычного.

***

Старая корявая сосна отчаянно вгрызалась своими кроваво-красными корнями в склон оврага, именуемого у местных альденов Разломом. Ее подножье было усыпано опавшей хвоей, сухими ветками и длинными смолистыми шишками, а неподалеку, в тени не менее древних елей, примостилась небольшая покосившаяся хижина. Ее стены местами поросли мхом, под кровлей блестела на солнце кружевная паутина, а из печной трубы на сложенной из лапника крыше вился белый дымок. Кому-то эта хижина могла показаться обыкновенным домом охотника, каких много в этих лесах, но местные знали, что здесь жил старый ведун, и нередко обращались к нему, если возникала необходимость. Впрочем, беспокоить мудрого человека по пустякам никто не решался, и потому тропа, ведущая к дому ведуна неделями оставалась нехоженой. Но сегодня десяток всадников примяли копытами своих лошадей начавшую было пробиваться на тропе растительность, и сейчас первый среди них, высокий седовласый вердег, восседающий на вороном жеребце, осматривал хижину и окружающий ее лес.

Наконец, Йор спешился, вручил повод одному из своих воинов и направился к избушке, опираясь на свой королевский посох. Заприметив чужака, гревшийся на пороге хижины большой черный кот угрожающе зашипел, изогнул спину и юркнул в приоткрытую дверь.

Король замер у входа и прислушался. Из хижины не доносилось ни звука, только тянулся пряный аромат трав и сушеных грибов. Дверь, то ли от сквозняка, то ли по собственному разумению, со скрипом отворилась шире, приглашая гостя войти, и Йор воспользовался столь необычным предложением.

Земляной пол хижины был утоптан почти до каменной твердости, на стенах и потолке в изобилии висели пучки разнообразных трав, связки грибов и ягод, длинные корявые коренья причудливых форм и даже странные, пугающие обереги из связанных между собой костей. Прямо над входом, с внутренней его стороны, скалился белый зубастый череп, волчий или собачий, покрытый выведенными сажей символами. Йору стало немного не по себе, и он даже вздрогнул, когда услышал голос за спиной:

- О! Ко мне пожаловал могучий воин и мудрый правитель! Жаль, нечем мне, старику, тебя угостить, король... Не ждал я гостей. Хотя... Постой-постой, был у меня... кхе... в подполе горшочек оленьих глаз...

При других обстоятельствах, Йор не отказался бы от такого щедрого угощения, но сейчас он был не в настроении пировать.

- Благодарю, мудрец. Я пришел поговорить с тобой - не откажешь ли мне в совете?

Мудрец был пожилым сгорбившимся альденом с высохшим морщинистым лицом, одетым в бесформенный черный балахон. Он внимательно посмотрел на Йора своим единственным глазом, притаившимся под заросшей бровью. На месте второго глаза был виден лишь рубец, окруженный несколькими страшными шрамами.

- Какого рода хочешь ты совет, король? Не ошибусь ли я, если тебе хочется заглянуть в будущие времена?

- Так и есть, ведун, но не только это.

Старый одноглазый альден отвернулся от Йора и принялся рыться в высокой плетеной корзине, стоявшей у окна. Черный кот навострил уши, услышав шорох, но разглядев его причину, снова отвернулся и принялся презрительно наблюдать за незваным гостем.

- Всем бы знать. - Ворчал ведун. - Но нельзя. Я если что и увижу - все равно не скажу. Простому человеку не понять того, что доступно вещему. Да я и сам половину видений не понимаю! Не скажу, что тебя ждет - и не проси. Сам увидишь если - понимай как хочешь.

Ведун достал из корзины свернутые в трубочку сушеные листья и маленький мешочек с чем-то сыпучим. Листья он бросил в кипящий на печи горшок, а мешочек положил на стол.

- Беда в моих землях, ведун. - Сказал Йор.

- В твоих? - Удивился старик, а потом вдруг залился хохотом, закашлялся и оперся рукой на стену. - Кха...Да разве они твои?

Йор было вспыхнул и схватился за меч, но тотчас взял себя в руки и лишь вопросительно смотрел на старика. Ведун вскоре успокоился и неторопливо принялся размешивать отвар в горшке, не прекращая ворчать:

- Сколько лет ты правишь Городом? Десять? Пятнадцать? Этого мало. Вердеги не хозяева этих земель, и даже альдены не хозяева. И ста лет мало, чтобы пустить корни, слиться с землей, стать ее частью, как звери и деревья, грибы и травы...

Йор молчал, но уже понимал, что имеет в виду старик.

- Хочешь знать, куда пропадают твои люди, король? - Ведун развязал тесемку на мешочке и высыпал немного порошка в котелок, отчего то зашипел с двойной силой и даже затрясся. - Не ищи их. Они все мертвы.

Слова мудреца прозвучали как приговор, хотя Йор и сам уже догадывался, что вряд ли найдет пропавших воинов живыми.

- Но кто мог одолеть их, мудрец? На северной заставе были лучшие воины, и даже вердеги из моей старой дружины! И почему мы нигде не нашли тел?

Ведун повелительно взмахнул рукой.

- Слушай меня, король! Знаешь ли зачем я пожертвовал Богам свой глаз? Вижу, что нет. Я теперь вообще много вижу - больше, чем мог видеть раньше. Один глаз у меня живой, а второй мертвый... Вот и открыто мне и то, и другое.

Йору стало слегка не по себе. Он много пожил и многое успел повидать, но кое-что в дремучих альденских лесах его по-прежнему удивляло. Рядом с эти старцем, король, несмотря на свой преклонный уже возраст, чувствовал себя неопытным юнцом, и ничего не мог с эти поделать. Ведун заметил его замешательство.

- Хех... - он пригладил рукой свою всклокоченную бороду. - Тебя моя собачка у дверей не потревожила?

- Не было там пса, кот только вот этот...

- Да... хороший пес у меня... - упавшим голосом произнес ведун. - помер в прошлом году. Только все равно ведь стережет дом - бегает вокруг, язык наружу и хвостом виляет... А сам поди и не догадывается, что только я его и вижу теперь...

Йору теперь казалось, что он и правда услышал за дверью частое собачье дыхание. Но он бы не был вердегом, если бы не ударил по лавке на которой сидел и не повысил на ведуна голос:

- Меня не интересует твоя живность! Что станет с Городом? Как мне его спасти?

Ведун лишь сокрушенно покачал головой. А потом вдруг резко перевернул горшок на печи, и кипящее в нем зелье мгновенно разлилось по горячим камням и широкому листу каленого железа и с яростным шипением стало заволакивать хижину паром.

Йор вскочил с лавки, бросился на знахаря, но тот куда-то исчез, будто испарившись в воздухе. Пара вокруг становилось все больше, и король шагнул было к двери, но остановился, как вкопанный.

Двери не было. Вместо нее он увидел гигантские железные ворота, скованные десятками цепей, мощными засовами, а стены хижины превратились в мрачные серые скалы вокруг него... Кто-то толкнул Йора, и он резко обернулся, выхватив меч. Его окружали десятки людей - альденов с охотничьими луками, горожан, стражей и даже собратьев-вердегов. Все они покорно и будто во сне брели к железным вратам. Король пораженно смотрел на то, как люди подходили к ним и просто растворялись в воздухе, издавая при этом душераздирающие крики.

Меж тем стены хижины вновь приняли первозданный вид и тотчас вспыхнули огнем. Йор увидел вокруг себя пламя, горело все - крыша, стены, стол и лавки... Вот только сам он совсем не чувствовал жара. Он увидел за стеной огня красивую, смутно знакомую девушку, держащую на руках плачущего ребенка. Огонь не вредил им - король ясно это видел - лишь младенец кричал и тянул в его сторону свои маленькие ручки. И Йору вдруг стало страшно, страшнее, чем когда либо еще. Он почувствовал удушье, схватился за горло и упал на колени, судорожно хватаясь руками за край горящего стола.

Огонь исчез так же внезапно, как и появился. Земля под ногами Йора вдруг стала сырой, а потом и вовсе превратилась в толщу воды. Сам король наблюдал теперь хижину словно со стороны, как будто и не находился в ней. Он видел, что его посох, символ власти над городом, покачивался на воде, даже не думая тонуть, несмотря на тяжелый медный набалдашник. Но вот гигантская тень мелькнула в толще воды под ним, и Йор с ужасом узрел, как огромные мерзкие щупальца вырвались из глубины, схватили посох и с треском сломали его пополам...

- Глубинный... - прошептал Йор - Почему он?

Щупальца канули под воду, выпустив оставшиеся от посоха щепки, а море в хижине снова стало твердой землей.

Йор сидел прямо на земляном полу и с удивлением оглядывался вокруг. Черный кот забился в угол, шерсть на его спине встала дыбом, а глаза в ужасе смотрели на короля.

- Плохи твои дела... - проворчал невесть откуда явившийся ведун. - Темные боги проснулись, да ты и сам видел, поди....

- Ты видел то же, что и я? - Король, отряхиваясь, поднялся на ноги и первым делом поднял свой посох, целый и невредимый.

- Не знаю, но уходи отсюда! Моему жилищу нужно очиститься теперь!

- Объясни, что значат видения! - рассвирепел Йор. Он сделал шаг к ведуну, и тот в страхе попятился.

- Я не могу! - взмолился ведун.- Ты сам должен понять!

Йор был взбешен, но любой вердег или альден знал, что поднять руку на вещего человека - прогневать Богов. Отец как-то говорил Йору, что сами же вещие люди и придумали такое поверье, потому что часто бывали побиваемы за свои предсказания и колдовство. Тем не менее, король махнул рукой, развернулся и вышел прочь из хижины.

Если Городу угрожал сам Глубинный, этот жуткий властитель морской пучины, то плохи дела, думал Йор. Но почему старец сказал о темных богах? Это древние Боги, которым поклонялись исчезнувшие жители этих земель много веков назад. Глубинный же, как и Ньянлир, несмотря на их вечное противоборство, пришли в эти земли вместе с вердегами... Йор не так хорошо разбирался во всем этом, но он и представить не мог себе человека, добровольно поклоняющегося темным богам. На все свои вопросы он так и не получил ответа. Эти врата, ребенок, пламя и щупальца... Королю казалось, что еще немного, и он поймет смысл видений, но верно ли он их истолкует? Нет. Ведун не развеял его сомнений и тревог, а лишь усилил их. Оставалось надеяться на Рауда, на то, что он найдет выход, как делал это и раньше.

Когда Йор дошел до своих всадников, пережитое вновь дало о себе знать. У короля заболели ноги и острая боль пронзила спину. Лишь с помощью своих воинов он смог забраться на коня и выдвинуться назад в крепость.

"Пора немного отдохнуть, - думал по дороге Йор. - Выкинуть до поры, до времени все эти мысли из головы, откупорить бочонок хорошего вина, да позабавиться с какой-нибудь молодой служанкой." Но холодные, скользкие и отвратительные щупальца, тянувшиеся к нему в видении, никак не забывались. Ко всему прочему. на побережье подул холодный, пробирающий до костей ветер, заставивший короля покрепче запахнуть медвежью шубу и скорее поспешить в свою крепость к теплому камину.

***

Старый ведун вышел из хижины, закинув на плечо котомку, и, пугливо озираясь по сторонам, отправился вглубь леса по заросшей тропе. За ним семенил черный кот, изредка оглядываясь по сторонам и алчно наблюдая за птицами в ветвях деревьев. Те смотрели на него без всякого страха, но и близко не подлетали, опасаясь за целостность своего оперения.

Старик уверенно держал путь на запад, в пределы священного Сваартвида, этой обители духов-покровителей альденов. Тропа по которой он шел, спускалась в разлом, а потом вновь поднималась по его крутому склону, извиваясь меж камней и растущих по обрыву сосен. Путь предстоял не близкий, но ведун просто боялся оставаться теперь в своей хижине.

- Не отставайте! - приговаривал он коту и еще кому-то, кого видел только он сам. Старичок довольно бодро вышагивал, что было удивительно для такого немолодого и сгорбленного человека с клюкой.

Ведун начал медленно спускаться в овраг, цепляясь рукой за оголенные корни деревьев и облезлые кусты. У кота слезать получалось не в пример лучше, во многом за счет природной ловкости и когтистых лап, он быстро достиг дна оврага и теперь сидел там, ожидая хозяина. Это было поистине необычное животное, наделенное множеством вот таких вот совсем не кошачьих повадок, и местные альдены порой шептались, что кот этот - то ли лесной дух, то ли сам колдун-оборотень. Как бы там ни было, пока он ждал внизу хозяина, поблизости раздался подозрительный шорох, и кот развернул свою большую ушастую голову в сторону, откуда он исходил.

По дну ущелья, вдоль русла небольшого ручья, прямиком к коту направлялся человек. Кот ведуна, вообще-то, не сильно жаловал людей, но этот был какой-то другой, и имел приятный для кошачьего обоняния запах.

Ведун слезал с обрыва осторожно, чтобы не сорваться и не поломать и без того старые больные кости. Он знал, что его четвероногие друзья дожидаются на дне оврага, но для верности все же посмотрел вниз. От внезапно охватившего его удивления напополам с испугом, старик неудачно схватился за корень, не удержался и покатился по склону, прижимая к себе котомку, пока не упал прямо под ноги к стоящей на дне оврага девушке. Да, это была девушка, невысокая и стройная, с длинными волнистыми волосами, рыжими, словно застывшее пламя, она держала на руках безмерно довольного кота. Увидев такое неприятное падение старого ведуна, она опустила животное на землю и поспешила помочь старику подняться.

- Прошу прощения, если стала причиной вашего падения, - сказала она, отряхивая одежду ведуна от пыли.

Девушка и сама была одета в дорожный плащ, а на ее спине висела почти такая же котомка. что и у старика. Плащ на незнакомке был застегнут причудливой медной фибулой в виде солнечного диска с множеством убегающих в сторону лучей. Лучи эти закручивались все в одну сторону, и, казалось, что медное солнце движется, катится по кромке плаща, словно по небосводу.

- Годенхельм... - уважительно произнес ведун, глядя на фибулу. - Я так и чувствовал, что кто-то из вас прибудет сюда. Добро пожаловать в наши края, красавица.

Девушка улыбнулась и кивнула. Она была совсем молода, но в ее милом лице читалась немалая мудрость и острый ум.

- Я ухожу в Сваартвид, - словно оправдывался старик. - Темные боги здесь грядут...

Он чуть не плакал, его подбородок трясся, а кот терся об ноги хозяина, успокаивая его. Девушка обняла ведуна и, расправив ему косматую бороду, сказала:

- Отдыхай под сводами священного леса, знахарь, и проси о защите Мать Богов. Благо, в этом краю не перевелись еще воины, способные противостоять любому врагу, даже самому темному.

Затем она повернулась и пошла к тропе, по которой спустился вниз знахарь. Девушка ловко забиралась вверх по склону, пока не исчезла на краю Разлома между деревьев. Старый ведун вздохнул, сгреб в охапку кота, и с кряхтением заковылял по оврагу к тропе, ведущей в заповедные леса.

Сваартвид встретил вещего старца уважительным гудением ветра в кронах сосен, благодатным смоляным духом и мерным жужжанием пчел у венчиков лесных цветов. Любопытная белка выглянула из дупла и тут же юркнула обратно при виде чужака и хищного черного зверя, что вышагивал рядом с ним.

Неприметная лесная тропка бежала дальше на запад, но знающий старец уже свернул с нее в чащу и теперь с трудом пробирался через густой подлесок. Витающий в воздухе грибной дух дурманил кота, отчего тот тряс головой, фыркал и жалобно мяукал.

Наконец, ведун достиг старого высохшего дуба, покрытого сухой, корявой корой, поросшей седым мхом и древесными грибами. На его могучих, но дряхлеющих уже ветвях, были развешаны многочисленные обереги из костей, сухих веток и даже металлических и кожаных полос. Одни из них изображали зверей и птиц, другие воинов и охотников. Ведун взял в руки небольшое резное изображение женщины в плаще из листьев. Он провел по ней рукой, прислонил к губам и что-то долго шептал, стоя под сенью священного дерева.

V

Места к северу от Сваартвида нечасто принимали гостей. Жители Города и окрестных деревень не видели необходимости отправляться так далеко на север, потому как сразу за густыми чащами и темными ельниками начинались окутанные дурными слухами предгорья. Лишь немногие охотники, не слишком суеверные и весьма умелые, забредали сюда, преследуя рыжих оленей и могучих бородатых лосей. Они же и дали название одиноко стоящей на опушке и тоскливо взирающей на вечно сонную реку скале. В предгорьях множество каменных глыб причудливо громоздились друг на друга, укрывая от ледяных северных ветров узкие, неизвестно кем протоптанные тропинки, но здесь, южнее, одинокая скала неизменно притягивала взгляды редких путников. Ее заросшее мхом и цепкими кустами подножье напоминало окладистую бороду, а массивные каменные выступы - грозно сведенные брови и нос. Видимо за такой необычный вид скала и получила свое имя - Мудрый Старец.

Далеко на западе, за кромкой черного леса рдел завораживающий огненно-красный закат, и, словно крохотный его отблеск, переливаясь теми же густыми красками, весело трещал небольшой костер у подножья скалы. Огонь согревал одинокого путника, разгоняя чересчур свежий, прохладный воздух наступающей ночи. На исходе лета в этих местах было нежарко, и чем дальше на север, тем холоднее становились ночи и пасмурнее дни. Жестокие северо-восточные ветра, набирая силу на просторах Полуночной степи и перекатываясь по узким горным перевалам, доносили свое ледяное дыхание даже сюда, на удаленные редколесья и луга по правому берегу Альды. По-настоящему суровыми они становились зимой, и тогда все живое - люди, звери и птицы - неизбежно начинали искать теплые укрытия и норы.

Человек поднес руки к костру так, что языки пламени обжигали его большие грубые пальцы, он ласково погладил огонь, как пушистого рыжего котенка. Бергоф любил огненную стихию. Ему вообще всегда были близки разрушительные явления природы - гигант ощущал в них некую вечную, божественную силу, способную созидать и уничтожать одновременно. Когда-то, в дни своей юности, он впервые лицом к лицу столкнулся с этой первозданной мощью. Воспоминания о том дне обычно возвращались к нему именно в такие вот одинокие вечера вдали от дома.

Как и многие их сородичи, семья Бергофа промышляла рыбной ловлей и охотой на морского зверя - на скудных и холодных островах Соленого Камня почти невозможно было что-то вырастить, и жители всегда обращались за пропитанием к морю. Оно обычно было благосклонно к островитянам, но временами небо наливалось свинцовой тяжестью, волны вспенивались, и яростные ветра превращались в грозные ураганы, уносящие множество рыбацких жизней. В тот день морские боги приходили за Бергофом, но раздробив в щепки лодку и утащив в темные ледяные глубины его друзей-рыбаков, выбросили бездыханного парня на прибрежные скалы. Лишь необыкновенная живучесть спасла его от смерти на волнах прибоя у изъеденных соленой водой каменных берегов.

Бергофа нашли местные жители, поставили на ноги и, поразившись мощи и росту молодого рыбака, доставили его к правителю, называемому на языке жителей островов Соленого Камня, хольмаром. Тот по достоинству оценил мужество спасенного и, раз уж тому некуда было податься, оставил его в своем доме до поры. Нелюдимый хольмар долго присматривался к Бергофу и одним долгим зимним вечером все же пригласил его к себе на разговор. Правитель острова поведал ему о своей давней мечте - отправиться на восход за море, где в изобилии живут непуганые слабые люди, чтобы мечом завоевать себе власть и богатство. Молодой вердег и сам грезил морскими походами, а потому с радостью поддержал стремление своего господина. В тот день хольмар великодушно вручил Бергофу тяжелый обоюдоострый меч из оружейной и усадил за длинный пиршественный стол между своими людьми. Так ураган, чуть было не лишивший Бергофа жизни и отнявший у него друзей, дал ему жизнь новую, опасную и порой полную жестокости, но превратившую его в настоящего воина.

Конь, то ли спящий, то ли глубоко погруженный в свои лошадиные мысли, вдруг дернул гривастой головой и негромко заржал. Бергоф и сам уже почувствовал приближение всадников, но, оценив бдительность умного животного, встал и одобрительно похлопал его по загривку. На всякий случай вердег взял в руки увесистую булаву с длинной, окованной железом рукояткой, усиленную торчащими в стороны зубами пятнистой акулы. Такие зубы высоко ценились и на его родных островах, и на побережье, они были прочнее железа и не боялись ржавчины. Это оружие, да еще, наверное, громадный рост и нечеловеческая сила - все, что досталось Бергофу от его отца. Но это скудное наследство позволило ему выжить и победить во многих сражениях, и он, мысленно всегда благодарил старика за него.

Последние лучи заходящего солнца еще пробивались из-за горизонта, когда на тускло освещенную костром поляну выехали три всадника. Первый приветственно поднял руку, остальные остановились в тени. Бергоф, стоящий посреди поляны, лишь легким кивком ответил на жест гостя.

- Мы не опоздали, Бергоф, - продолжил всадник, - и я нашел тебе добрых спутников.

Гигант неопределенно пожал плечами.

- Я рассчитывал ты приведешь больше воинов, но тем проще будет мне. Надеюсь эти двое не будут сильно мешаться под ногами.

Один из всадников спрыгнул с коня, широкими шагами подошел к Бергофу и встал в двух шагах напротив. В отсветах костра его глаза горели ярким пламенем, а рисунки на коже словно двигались в причудливом танце.

- А может даже пригодятся, - остановил его Бергоф, - я вижу, ты силен духом и телом, воин, и польза от тебя будет. Располагайся на ночлег - с рассветом выступаем.

Ишвара слегка смутила такая перемена в настроении гиганта, со стороны могло показаться, что тот испугался. Но то со стороны, а Ишвар сразу понял, что спорить с вердегом, с этой живой горой в человечьем обличье, ему не по плечу. Он не только грозно выглядел, но и излучал какую-то первобытную силу, подавлял взглядом и гулким, металлическим голосом.

Рауд меж тем что-то тихо сказал третьему всаднику, потом приподнялся в седле и обратился к стоящим у костра воинам:

- Я не знаю что ждет вас в пути, но да прибудут с вами Боги! Город надеется на вас!

Бергоф нахмурился. Уж для Города он явно не собирался стараться. Помочь старому другу можно...

"Старый друг" же лихо развернул коня, отчего тот даже встал на дыбы и весьма поспешно исчез в ночи. Вердегу совсем не понравилось такое отступление Рауда, и еще больше не нравился третий всадник в длинном плаще и опущенном на лицо капюшоне, все так же стоящий посреди поляны и непринужденно расчесывающий гребнем гриву своей лошади. В сгустившейся темноте разглядеть его было сложно, но и ростом и шириной плеч всадник немало уступал даже Ишвару, не говоря уже о бородатом гиганте. Подозрения Бергофа подтвердились тотчас же, когда всадник все же подошел к костру, кинул на землю дорожную сумку, и скинул на плечи капюшон.

- Да чтобы этого Рауда перекрутило! - взревел Бергоф. - Козел старый! Подсунул мне бабу!

По лицу девушки пробежала хитрая улыбка, а гигант глядя на нее захохотал, но уже совсем по-доброму.

***

Трое всадников неспешно ехали по каменистой дороге, то и дело объезжая гигантские глыбы, все чаще встречающиеся на пути по мере того, как лес редел, а деревья становились мелкими и неказистыми. Кроме того, дорога почти постоянно шла в гору, едва заметно, но достаточно для того, чтобы чувствовать постепенный подъем. К седлу возглавлявшего процессию охотника были пристегнуты тушки небольших серых зверьков, похожих на кроликов, но с небольшими, круглыми, как у мышей, ушами. Вечером Ишвар собирался зажарить подстреленных каменных зайцев, как называли зверьков его родичи, и предвкушал неплохое пиршество, зная, как вкусны эти пушистые жители предгорий.

Следом за альденом ехали двое путников, один из которых вполне сошел бы за упитанного медведя, зачем-то взгромоздившемся на бедную лошадь. Он задумчиво расчесывал бороду всей пятерней и, глядя куда- то в спину Ишвару, повторял:

- Значит тебя зовут Мираен и ты родом из Годенхельма? И как же тебя занесло сюда? Откуда вообще этот старый пройдоха Рауд тебя знает?

- До нас тоже дошли новости о людях, исчезающих на Альде, - ответила вердегу невысокая молодая девушка с большими зелеными глазами. На ней был все тот же дорожный плащ, но капюшон всадница откинула на плечи, обнажив локоны рыжих волос, рассыпавшиеся яркими живыми волнами.

- А ты видимо из дремучей чащи родом и зовут тебя - медведь, - весело продолжала она, - раз тебя так удивило мое появление прошлой ночью. Не знаю, как относятся к женщинам на твоей родине, но у нас на Годенхельме, не встретишь такого неуважения... У нас многие женщины владеют мечом не хуже мужчин!

Бергоф недовольно фыркнул.

- И ты, стало быть - воин ? - глаза гиганта выражали недоумение. Случалось, острова Соленого Камня тоже рождали воительниц, но это хрупкое рыжее создание не шло ни в какое сравнение с теми мощными мужиковатыми красавицами, которых он встречал.

- Нет, я не воин, - улыбнулась Мираен, я - интереснее...

С этими словами девушка догнала Ишвара и принялась о чем-то расспрашивать охотника, то и дело указывая на многочисленные рисунки на его теле. Милая и беззаботная на первый взгляд, Мираен была сильной и крепкой внутри, Бергоф чувствовал это своим особым, звериным чутьем - не за один лишь рост и нечеловеческую силу прозвали его Зверем. Не менее загадочным было и происхождение рыжеволосой спутницы. Что Бергоф знал о Годенхельме? Перво-наперво - это далеко на юге. Большой скалистый остров, омываемый буйными водами океана, в центре которого возвышается среди скал огромный, сложенный из вековых сосен Чертог Богов. И несмотря на то, что остров был преимущественно населен теми же альденами, они немного отличались от своих северных собратьев тем, что сохранили веру предков и почитали многих Древних Богов. Жрецы Чертога, бывшего, по сути, большим сводным храмом альденских божеств, славились своей мудростью и, по слухам, были сильными колдунами. Вердег не особенно верил в эти россказни, но полагал, что за счет накопленных жрецами знаний, они могли действительно вытворять что-нибудь этакое. Бергоф никогда не был на Годенхельме, но слышал истории от купцов, якобы торговавших со жрецами, истории путаные, противоречивые и все как одна невероятные. Сложно было представить себе тамошних простых жителей - рыбаков и охотников, редких земледельцев - но Мираен показалась вердегу совсем привычной с виду, как если бы она была его соплеменницей.

С наступлением полудня путники расположились у небольшого огибающего скользкие валуны ручья, чистого и прозрачного. Вода в нем была ледяная, но такая свежая и вкусная, что они с удовольствием напились сами и напоили уставших лошадей, перекусив поджаренным на самодельном вертеле камневым зайцем, Бергоф впервые после встречи с Раудом заговорил о цели их похода. Он обстоятельно обглодал последнюю ароматную косточку, обтер покрытые жиром руки о полы рубахи и заверил:

- Никто точно не знает, что там, на севере, и почему мы туда идем. Так захотела левая пятка короля Йора, а мой друг Рауд попросил моей помощи. Не знаю, чем он заманил вас обоих, да мне и все равно. Но я чую - легкой прогулкой мы не отделаемся.

Ишвар кивнул. Рауд пообещал ему свободу, если альден поможет Бергофу в его деле. Больше он не знал ничего и его мало волновали подробности. Придется драться - он будет драться, неважно где и с кем. Сказать по правде, не далее как прошлой ночью его посещала мысль о побеге, чтобы вернуться в лес и до поры до времени спрятаться где-нибудь в чаще. Но старый Харул, прощаясь, взял с Ишвара обещание выполнить договор с тэном, а нарушить свое слово охотник не мог. Не в этот раз, по крайней мере.

- Так уж и никто не знает, - возразила вердегу Мираен, - не суди всех по себе. Мне немного известно о цели похода, но я расспросила Рауда, потом нескольких местных охотников, и примерно представляю себе эти места... Давайте, идите поближе.

Девушка вытянулась словно заправская кошка, уперлась коленями в землю и достала из-за пояса кинжал. Стряхнув ладонью с земли листья и мелкие камни, она принялась что-то вычерчивать на ней клинком. Волосы девушка заплела в тугую косу еще по дороге, что было очень кстати, не мешало ей рисовать и неплохо даже смотрелось. Бесформенный дорожный плащ ее, как оказалось, скрывал под собой легкий и прочный, но изрядно уже потрепанный кожаный жилет с длинными рукавами и свободные шерстяные шаровары, вроде тех, что зимой носят состоятельные горожане. Бергоф невольно загляделся на южанку, но все же поспешил перевести взгляд на ее рисунок.

- Мы сейчас здесь, - Мираен вонзила нож в землю, - в начале Предгорий. Идем вверх по течению реки Альды. Чем дальше на север, тем выше станут скалы. Пару дней пути, и мы окажемся в горах, а там рукой подать до истока реки. И места там такие, что весь Город можно спрятать, не говоря уж о нескольких десятках пропавших.

- А зачем нам исток? - не понял Бергоф.

- В твоем родном краю нет таких полноводных и больших рек, Зверь. Но для альденов река - это что-то вроде божества, доброго, спокойного, дающего жизнь. Если бы наш славный воин Рауд или его многоуважаемый король удосужились поговорить с местными - не с этими зажравшимися торгашами и бездельниками из Города, а с жителями деревень на реке и в лесах, то узнали бы много интересного. Например, скажи, вердег, как в твоих землях поступают, если хотят наслать на человека гнев Богов?

Бергоф задумался.

-В детстве я слышал, что в таких случаях вырезают из дерева фигурку зубастой рыбины, пишут на ней имя врага и вверяют ее морю. И если Ньянлиру будет угодно, он оживит рыбину, превратит ее в огромное чудовище, которое пожрет твоего врага и уничтожит его лодки и корабли.

- Вот видишь, - продолжала Мираен, - а местные верят, что добрые и злые пожелания, проклятия и благословения можно передавать с течением реки. Нет, я хотела бы поверить, что здесь обошлось без всякого колдовства, но судя по рассказу того стража... И знаешь почему ты не повел нас по берегу Альды? Тебе подсказало твое обостренное чутье опасности. Нам все же стоит вернуться к воде и дальше на север идти вдоль нее. Здесь, - она прочертила клинком линию, - начинаются пороги, река мельчает так, что ее можно перейти вброд, но течение там, должно быть, очень сильное и полно острых подводных камней. Мы преодолеем пороги и будем подниматься в горы к истоку.

Мираен внимательно оглядела спутников. Ишвар обещал помочь в походе Бергофу, а не рыжеволосой, потому молчал и ждал решения бородача. Тот задумчиво разгладил рукой всклокоченные сальные волосы и, наконец, ответил:

- Теперь я понимаю, почему Рауд выбрал тебя. Мы пойдем вдоль реки.

***

Дикая серая утка чинно кружилась на спокойной водной глади недалеко от крутого каменистого берега. Следом за ней, гордо выпятив цветастую грудь, плыл большой селезень с яркой переливчатой изумрудной головой. Он призывно горланил птичью балладу, но утка всем своим видом показывала безразличие, при этом постепенно подпуская ухажера все ближе. Река здесь образовала обширный омут, скорее похожий на пруд или небольшое озеро со стоячей водой. Густые заросли камыша на берегу надежно укрывали от посторонних глаз птичьи гнезда и мелких водяных крыс, эти гнезда разорявших.

Там, где заросли становились реже, на песчаном берегу круп к крупу стояли и пили прохладную речную воду кони, хлопали ушами, отгоняя назойливых мух. Бергоф ломал большие охапки сухого тростника на растопку костра, а Мираен и Ишвар занимались приготовлением нехитрого ужина. Охотник неторопливо разделывал очередного зайца, а девушка чистила свежую рыбину. Видно было, что ей не очень-то привычно это дело, но Мираен не сдавалась и сосредоточенно скоблила склизкую чешую, вцепившись в рыбий хвост, как в шею врагу. Занимаясь всеми этими приготовлениями, путники вернулись к утреннему разговору.

- Не стали бы кони пить плохую воду, - заключил Ишвар.

- Вода здесь не причем. - покачала головой девушка, - гонец несет плохую или хорошую весть, ему то что с того? Так и река не станет плохой от произнесенного проклятья.

- Не верю я во все эти сказки, - повторял Ишвар.- всем известно, что люди не способны дурным словом подчинять или уничтожать целые отряды воинов. Вы, женщины, всегда удивляли меня - считаете себя самыми умными в мире и при этом верите в стариковские россказни!

- Я ведь просто предположила, воин. Рауд говорил мне, что случилось на северной заставе. Один из стражей видел некий таинственный туман в ту ночь. Он клянется, что чуть не задохнулся в тумане, который был очень вязким и холодным. Быть может, все это не просто так. И я не впервые слышу об этом тумане - кое-кто помнит старые легенды о духах, живущих в горах и пожирающих людей и скот. Разве не может в этой легенде быть доли правды?

- У короля Йора полно врагов, и правда скорее в том, что они переманивают на свою сторону лучших воинов, чтобы поднять восстание. Я не поверю ни в какие темные силы, пока не увижу их своими глазами...

- Если бы не туман, я так бы и подумала, - согласилась Мираен. - но, сдается мне, ты очень скоро и сам все увидишь... Я согласна, никто не в силах совершать такое колдовство, но если здесь дело в темных богах?

Бергоф, до того отрешенно разводивший костер, недоуменно и даже тревожно посмотрел на девушку.

- Причем здесь темные боги? Они все давно сгинули!

- Да, гигант. Сейчас многие из них позабыты, загнаны в чащобы, неприступные горные пещеры, далекие ледяные острова. Но когда-то все народы поклонялись им. На заре времен людей окружали сотни страхов и ужасов, насылаемых темными богами, им приносили жертвы, чтобы задобрить и упросить не чинить больше вред. И лишь много веков спустя люди обратились к добрым и справедливым богам, которым мы служим сейчас.

Бергоф внимательно слушал, согласно кивал, но когда Мираен остановилась перевести дух и собраться с мыслями, вдруг улыбнулся в бороду, ткнул в девушку пальцем и выпалил:

- Ты жрица! Вот почему ты так много знаешь о Богах!

Та засмеялась в ответ, отмахнула рукой палец гиганта и принялась рыться в своей походной суме. Вскоре она извлекла оттуда небольшую статуэтку, искусно посеребренную и покрытую непонятными знаками. Статуэтка изображала сидящего лесного кота с высоко поднятыми ушами и округлыми глазами. Мираен аккуратно взяла кота двумя руками и показала спутникам.

-Это Фарли, Любопытный кот. Его почитают на Годенхельме среди прочих Богов, он помогает в путешествиях и торговле. Богов намного больше, чем ты думаешь, и у каждого есть свое собственное дело или предназначение в этом мире. Как и у людей. Есть Боги-воины, Боги - ремесленники, Боги - песнопевцы. Ты прав, Бергоф, я служу в храме с самого детства.

Мираен так же заботливо убрала ушастого божка обратно в суму и, подложив ее под голову, вытянулась на траве. Бергоф совсем по отечески наблюдал, как она засыпает с самой красивой улыбкой на лице, какую он когда-либо видел. И ему все больше начинало казаться, что видит он эту улыбку уже не впервые. Какие-то отдаленно знакомые черты в девушке навевали на него смутные воспоминания из прошлого, но он не мог понять как со всем этим может быть связана Мираен. Что ж, когда все закончится, не раньше, вернувшись домой, он, пожалуй, расскажет Мираен о своих догадках. А пока... Со стороны Рауда было разумно отправить с ними молодую жрицу, ведь далеко не все в этом мире можно решить мечом. Вердег полагался, конечно, всегда на себя, но ему все больше нравились его попутчики, и Мираен, и молчаливый лесной охотник Ишвар. Огорчало лишь то, что сам Рауд не пошел с ними, но тому были причины - долг для тэна всегда был превыше всего. Как его отец всегда верно служил отцу хольмара Йора, так и он неустанно шел рядом с новым королем, хотя и не во всем был с ним согласен. Вердег никогда не ощущал в себе такой же преданности кому-либо, ни королю, ни женщине, ни Богам. Бергоф поймал себя на мысли, что он действительно больше походит на двуногого зверя, чем на обычного человека. Он тяжело вздохнул, отвернулся и откупорил флягу с вином, припасенную как раз для таких вот случаев. Глотнув терпкого, согревающего напитка, вердег передал флягу Ишвару, который сидел у костра и подкладывал туда по мере прогорания сухие полешки и охапки тростника.

Во избежание неприятностей, могущих приключиться со спящими в этих местах - кто его знает - путники поделили ночь на три части, и хотя мужчины не собирались допускать жрицу к ночному бдению, та оказалась очень настойчива. Бергоф, скрепя сердце, назначил ей бодрствовать в предрассветные часы, сразу после него, надеясь, что успеет выспаться и потом будет приглядывать за Мираен. Совсем не потому что не доверял ей, конечно, просто не привык он сваливать заботы о себе на слабых. Разукрашенному дикарю Бергоф почему-то полностью верил, полагаясь на свое отточенное чутье, очень редко его обманывающее. Он допил остатки вина, растянул на земле мохнатую медвежью шкуру, которую всегда возил с собой, используя то как одеяло, то как одежду, улегся на нее, едва уместившись, и постепенно провалился в глубокий, но чуткий сон.

Ишвар задумчиво слушал ночь, поглядывая на спящих спутников. Хвороста и сухого тростника должно было хватить еще надолго, но пламя от них было уже не таким жарким, как от настоящих дров, и охотнику становилось все холоднее. Он не впервые ночевал в предгорьях, но сегодняшняя ночь была чересчур холодной, даже по меркам этих негостеприимных краев. Обитавшим здесь шерстистым винторогам ледяные ветра были нипочем, и они все так же паслись на каменистых лугах предгорий. Растительности становилось намного меньше, но винтороги - удивительно неприхотливые существа. Зачастую огромное животное довольствовалось маленьким клочком луга, поросшего жесткой сухой травой, таким, что можно преодолеть в два прыжка. Задумавшись о винторогах, Ишвар невольно вспомнил о своей семье. Тэн обещал лично явиться к Айле и объяснить, что случилось с ее мужем. Рауд производил впечатление человека слова, альден верил ему, но смутная тревога за свою семью отчего-то не покидала. Некому позаботиться о них, если что-то произойдет - стычки, болезни и дикие звери обескровили деревню Ишвара в последние годы, лишили его почти всех молодых и сильных мужчин и женщин. Он сам, Айла, Харул, еще несколько стариков, да дюжина женщин и детей - все, что осталось от некогда большого и сильного рода.

Ночь была ясной и по-горному прохладной. Мириады звезд усыпали небосклон, мерцая и переливаясь, некоторые из них вдруг стремглав падали вниз и пропадали где-то за горизонтом, заслоненным темными силуэтами гор. Близилась полночь, и сидящему у костра охотнику становилось все холоднее, пальцы его рук и ног онемели и неприятно покалывали, а веки невольно опускались, не в силах бороться со сном. Ишвар поежился, оторвал взгляд от костра и оглянулся в поисках вязанки толстых сучьев, припасенной Бергофом на всякий случай. И обомлел.

В нескольких шагах от него, у прибрежных кустов стояло существо, точнее какая-то непонятная тень, своими чертами напоминавшая человека. Она была слегка сгорблена и плавно двигала своими непропорциональными конечностями - руками, раздвигая камыш, пробираясь к воде. Но вдруг тень замерла, почувствовав взгляд, и посмотрела на Ишвара. Посмотрела конечно всего лишь в его сторону, слишком темно было, чтобы увидеть ее глаза, но охотник буквально почувствовал на себе тяжелый, леденящий душу взгляд. Тень дернулась и прыгнула в заросли.

Мгновение спустя раздалось тихое, едва слышимое, шипение. Его сменила тишина, а Ишвар все продолжал вглядываться в темноту. Он крепко сжимал в руке нож, на лбу выступила испарина, но страха не было. Была внутренняя напряженность, готовность к прыжку, решительной драке. Но тень больше не появлялась. Вместо того, со стороны реки медленно, но необратимо сгущался плотный пепельно-серый туман. Сперва Ишвар принял его за дым, но он не почуял гари, и ощутимая густота тумана убедила его в надвигающейся опасности. Туман полз по кустам, как живое существо, переваливая через них свои мягкие клубы и постепенно окружая поляну с костром и путниками. "Ледяной пепельный туман, заполнивший заставу" - пронеслось в голове Ишвара. Он резко вскочил на ноги, выхватил из костра горящую головню и закричал что было сил:

-Туман! Бергоф!

Вердаг удивительно быстро для своих размеров вскочил на ноги и, схватив обеими руками огромную свою булаву, уставился на неведомую напасть, стелящуюся вокруг. Зарычав, он в два шага преодолел расстояние до Ишвара, оттолкнул его и ринулся в пепельно-серую гущу.

-Стой! - окрикнула его Мираен. Она уже бросилась следом, размахивая тканевым мешочком, невесть откуда оказавшемся у нее в руках. Растрепанные рыжие волосы и заспанное лицо в отсветах костра придавали ей вид еще более варварский, чем у ее спутников. В больших зеленых глазах горело бешенство и неподдельная ярость.

Бергоф, окруженный со всех сторон зыбким туманом, и правда встал как вкопанный, выронил булаву и, неестественно изогнувшись, начал оседать на траву. Гигант судорожно хватался за горло, как будто пытаясь отнять невидимые руки. сжимающие его. Он страшно хрипел и силился встать.

Ишвар ринулся на помощь, но не сделал и шага, как в спину ему точно ударила кувалда или лоб разъяренного винторога, он отлетел вперед и, оглушенный, уткнулся носом в траву.

- Лежать, варвар! - не своим голосом кричала Мираен, - падай на землю и не дыши!

С этими словами девушка резво раскрыла мешочек, повернулась к костру и вытряхнула его содержимое в огонь.

Что происходило дальше, Ишвар уже не видел , а что видел того не понял и не запомнил. Пламя поглотило порошок, затем яростно затрещало и вдруг взметнула к небу огромный язык в два человеческих роста. Этот гигантский сполох словно лизнул небосклон, так же молниеносно рухнул вниз и разлетелся на тысячи частей вокруг костра. Огненные стрелы пронзили темноту, перед ними пронеслась волна горячего воздуха, с ревом срывающая листья с деревьев и ломающая мелкие ветки и кусты. Ударив в надвигающийся туман, волна разнесла его на мелкие клочья, тающие в воздухе и очистила весь берег, сбросив остатки в воду. Так же внезапно все затихло, пламя успокоилось, костер с новой силой горел на прежнем месте, весело потрескивая, словно посмеиваясь над содеянным. А вокруг него, на поляне, лежали три неподвижных тела, покрытых черной сажей.

Ишвар первым пришел в себя. Он почуял резкий запах гари, поднялся на ослабевших руках, сел на землю и огляделся. Немногочисленные деревца вокруг поляны были обожжены и оголены, невысокий подлесок переломан, а трава примята и частично выжжена по всей ширине поляны. Рядом отплевывался и тяжело дышал Бергоф, невнятно ругаясь, он стряхивал с себя пепел и осторожно поднимался на ноги. Мираен лежала совсем рядом с костром и, по всему было видно, чувствовала себя очень неважно. Кожа на ее сапогах потрескалась и все еще дымилась, лицо и руки покрывал толстый черный слой сажи, а волосы почти сгорели и невнятными клочками разной длины торчали в стороны. Жрица не шевелилась и вообще не подавала признаков жизни.

Ишвар все-таки встал, на шатающихся ногах доковылял к Мираен, упал на колени и начал что было силы тормошить ее, схватив за воротник. Та безвольно откинула голову и не реагировала. Со спины подошел Бергоф с флягой воды в руке, откупорил ее, набрал воды в рот и мощной струей выплеснул ее в лицо девушки. Она тут же очнулась, вскрикнула, часто задышала и попыталась перевернуться на левый бок. Только сейчас Бергоф заметил, что правая рука девушки сильно обожжена. Он заботливо поднял ее на руки, стараясь не касаться ожогов, и велел Ишвару приготовить ей удобное ложе из медвежьей шкуры и нескольких сумок. Бергоф уложил жрицу и принялся было расстегивать на ней одежду, но вдруг остановился и помрачнел.

- Раздень ее! - бросил он альдену, - я скоро вернусь.

Гигант встал и зашагал в сторону реки, прихватив с собой походную суму. Ишвар хотел было остановить его, но понял бесполезность подобной затеи. Он стянул с девушки сапоги, затем расстегнул и принялся снимать толстый кожаный жилет, служивший жрице броней. С ним пришлось повозиться, перевернуть девушку на бок, отчего она вновь застонала. Ишвар резко стянул жилет, отбросил его в сторону и вернул Мираен в удобное положение. Оставшуюся на ней тканевую сорочку, альден просто аккуратно разрезал ножом, не найдя другого выхода. Он накрыл девушку войлочным одеялом, обнажив только обожженные участки тела.

Вскоре со стороны реки из темноты вышел Бергоф. Его борода и длинные волосы были мокрыми, с них стекала вода, будто он нырял. Ишвара поразила живучесть вердега, и он искренне надеялся, что тот сможет помочь Мираен. Бергоф подошел к нему и высыпал из сумы несколько крупных продолговатых черных раковин речных молюсков.

- Мы называли их каменным салом, - пояснил он. - в них полно жира. заживляющего мелкие раны и ожоги.

С этими словами вердег сжал всей пятерней одну из раковин, та с хрустом треснула, и в ладонь Бергофа закапала густая желтая жидкость, распространяя зловоние подгнившей рыбы.

Мираен поморщилась и очнулась. Она с трудом открыла глаза и, глядя на Ишвара, простонала:

-Будь добр, убери его от меня.... пусть едет к себе на острова со своей тухлой рыбой...

Не обращая никакого внимания на ее стоны, гигант начал уверенно втирать полученный жир в кожу девушки. Мираен сжала зубы и, пытаясь отвлечься от боли, вымученно смотрела на звезды.

- Туман ушел? - вдруг спросила она через силу.

- Да, можешь быть спокойна, - ответил Ишвар, - твоя магия спасла нас всех.

Жрица улыбнулась и закрыла глаза. Ее дыхание понемногу становилось ровнее и вскоре она уже дремала, почти проваливаясь в сон. Бергоф намазал ее тело остатками жира, накрыл спящую покрывалом и сказал куда-то в сторону:

- Теперь остается только ждать, когда оно подействует. Если подействует вообще.

Ишвар молча кивнул и занялся костром. О том, что он видел ночью, говорить не хотелось, может быть потом, когда спадет потрясение. Меж тем щебет ранних птиц возвестил о начале нового дня, где-то в лесах на другом берегу Альды заунывно провыл волк, и ему ответил порыв ветра, согнувший вершины юных сосен. Приближался рассвет.

VI

Харул сидел, скрестив ноги, на толстой войлочной подушке, набитой мягким душистым сеном. Вся его фигура выражала озабоченность и досаду, старик нервно теребил пальцы и хмурил брови в напряженной задумчивости. Стоящая напротив статная темноволосая девушка споро укладывала в наплечную суму лепешки, оборачивая каждую в крупный лист лопуха.

- Тебе лучше будет остаться здесь, с нами, Айла, - уговаривал девушку старик, - твой муж хотел бы, чтобы ты поступила именно так.

Айла не отвечала - она туго сворачивала большое шерстяное одеяло, каким обычно укрываются охотники, ночуя в лесу.

- Он уже далеко на севере, ты не найдешь Ишвара, а себя погубишь! Вот упрямая! Оставь это, девочка моя... Как же твой сын?

- Ему нужен отец. - Не глядя на старика, ответила девушка.

Харул обхватил голову руками, сгорбился, словно под тяжестью невыносимого груза и обреченно вздохнул. Айла собрала свои нехитрые пожитки и теперь накрепко стягивала тонкие кожаные ремешки на походной суме.

- Мама! Харул! - внезапно раздалось снаружи. Вслед за тем послышались голоса выбегавших из домов соседей, тревожные возгласы и собачий лай. Айла и за ней Харул вышли из избы и увидели толпу сородичей вокруг пыльного, запыхавшегося мальчика лет десяти, одетого в тканую рубаху и засаленные кожаные штаны. Он что-то говорил и указывал рукой в сторону реки. Айла подошла к нему и обняла.

- Там всадники, мама, - с трудом продолжал он, - это горожане, десять коней...

Жители деревни столпились возле Айлы и на все голоса принялись обсуждать приближение стражей. Кто-то считал, что их следует встретить как дорогих гостей, чтобы не портить добрососедские отношения, кто-то боялся, что стражи решили поквитаться за преступление Ишвара, а один старик молча сжимал в руке короткое копье, и было похоже, что он готов хоть сейчас дать бой всем городским стражам во главе с королем.

Немного не доезжая до деревни, всадники перешли на легкую рысь и последние сто шагов проделали вообще шагом, как того требовал старый обычай. Еще издали один из них взмахнул рукой и поприветствовал собравшихся, чем окончательно убедил их в своем дружеском настроении. Несколько женщин ушли по своим домам, вознамерившись готовить угощение для горожан. Айла же осталась стоять на месте, только шепнула сыну, чтобы он скрылся в избе.

Всадники действительно оказались стражами - они были одеты в легкие клепаные доспехи из бычьей кожи и носили такие же кожаные шлемы, усиленные стальными пластинами. Лишь у одного, по-видимому старшего из них, шлема не было, зато тело защищала блестящая на солнце короткая кольчуга. Он спешился и подошел к толпе альденов, затем обвел их взглядом и произнес:

- Почтенные сыны и дочери Альды! Король Йор приветствует вас, и желает видеть жену славного воина Ишвара и его сына!

Мы пришли проводить их в Город!

Айла напряглась. С чего бы она понадобилась самому королю? Этого девушка не знала и знать не хотела. Она резко вышла из толпы и вплотную приблизилась к стражу.

- Передай своему королю, - ответила она, глядя воину в кольчуге прямо в лицо, - что мы никуда не поедем. Если он желает видеть меня - пускай приезжает сам.

Страж недоуменно посмотрел на нее, но тотчас его лицо расплылось в мерзкой улыбке, и он захохотал.

- Приедет? В эту дыру? Да кто ты такая, чтобы отказывать королю?

Стражи подошли ближе, и толпа немного сдвинулась назад, к своим домам. Многие поняли, что добром дело не кончится.

- Впрочем, мы ожидали подобного ответа, - продолжал страж. Он взмахнул рукой, и его люди, обнажив оружие, окружили своего командира и Айлу.

- В таком случае, я заберу тебя силой, - мрачно добавил воин.

Айла поняла, что дело плохо. Руки сами выхватили из-за пояса нож, старый и тупой, но все еще способный убить человека. Страж ловко увернулся от ее выпада и встретил девушку мощным ударом в челюсть, отчего она потеряла равновесие и рухнула на землю. Женщины закричали, кто-то схватился за оружие, и стражи ринулись в сторону защитников деревни. Один из них вдруг неуклюже споткнулся, вскинул руки, и упал с торчащим из груди копьем. Альдены не собирались просто так сдаваться - Харул увернулся от удара напавшего на него стража и наотмашь огрел того посохом по незащищенной шее. Но на том удача селян и кончилась. Стражи выхватили короткие поясные топорики и, прикрываясь легкими деревянными щитами, наносили удар за ударом по незащищенным людям. Те, обливаясь кровью, падали замертво, а воздух наполнялся воплями, глухими ударами и чавканьем железа, вонзающегося в человеческие тела. Один из стражей схватил Харула за бороду и с силой ударил топором в висок - тот даже не вскрикнул, падая на траву с проломленным черепом. Обе деревенских собаки, мужественно защищавшие своих хозяев, тоже полегли в луже крови у стены дома, который столько лет усердно охраняли.

Какой- то седой старик, сидевший до того в избе, выскочил оттуда с перекошенным лицом и огромным луком в руках, усиленным костяными пластинами. Его губы тряслись, выкрикивая проклятия, глаза горели безумным огнем, а лук в руках дрожал и ходил ходуном. Он с трудом натянул тетиву и, почти не целясь, выстрелил. Тонкая пернатая смерть чудом нашла свою цель, вонзившись в горло одному из стражей - тот сразу обмяк, схватился рукой за стрелу и упал, захлебываясь собственной кровью. Воин в кольчуге спокойно, обыденно точным броском копья пригвоздил старика с луком к стене дома, отчего та покрылась обильными брызгами крови.

- Девок и щенков не убивайте! - кричал командир Стражей - за них дадут хорошие деньги!

Когда бой был уже почти закончен, стражи принялись обшаривать избы, потрошить кладовки, и выгонять на улицу прятавшихся там женщин и детей. Тех, кто пытался сопротивляться, убивали на месте, остальных связывали между собой прочными веревками, найденными в одном из домов. Глядя на своих воинов, командир в блестящей кольчуге тоже решил воспользоваться представившейся возможностью пограбить.

Он вломился в один из домов, по пути зарубив мечом толстую, противно визжащую старуху, и осмотрелся в поисках чего-нибудь стоящего. В полумраке все предметы были едва различимы, но его внимание привлек шорох за грудой бочек и мешков у стены. Выставив на всякий случай меч прямо перед собой, страж подошел к ним и, отбросив ногой с дороги мешавший ему хлам, зарычал словно пес перед сочной костью. Перед ним сидела молодая девушка, очень худая и длинноволосая, в одной шелковой рубахе до колен, она, не мигая, с ужасом смотрела на воина и нервно вздрагивала. Тот швырнул меч на пол, бросился на нее, схватив одной рукой за волосы и подмял под себя. Но тут же вскочил, с ужасом в глазах, попятился и упал, споткнувшись о мешок с зерном. Девушка осталась лежать неподвижно и уже не дергалась. Из ее груди торчала рукоять ножа, и все платье было в крови...

Страж на коленях выполз из избы на дневной свет и только тогда перевел дух, а страх сменился дикой злобой на весь этот безумный народ. Он вспомнил про Айлу, о которой с началом бойни все позабыли, но настроение все равно было безнадежно испорченно. Над деревней уже кружили несколько воронов, и надрывно кричали в предвкушении своего мрачного пира.

Айла очнулась, когда стражи добивали последних вооруженных жителей деревни. Увидев, что происходит, она попыталась подняться, но почувствовала путы на руках и ногах. Осмотревшись, насколько позволяло положение, девушка попыталась найти свой нож, но его, видимо, кто-то уже подобрал. Она скрежетала зубами от бессильной злобы и проклинала себя за неосмотрительный шаг. Нужно было согласиться ехать в Город, и бойни бы не было. Но эти мысли быстро отступили, и весь неукротимый дух девушки сосредоточился на поиске путей спасения, благо, что стражи были сильно заняты уцелевшими жителями. Неожиданно кто-то вынырнул из-за ближайшей избы и подкрался к ней.

- Тише, Илсур, сынок, - прошептала она. Мальчишка пытался перерезать стягивающие Айлу ремни, но те с трудом поддавались.

- Илсур, не пытайся... Тебе нужно бежать, - со слезами на глазах продолжала Айла, - беги на восток, по берегу моря, пока не увидишь большую деревню, обнесенную частоколом... Слышишь меня, Илсур?

Мальчик кивнул, но продолжил сосредоточенно перерезать ремни. Наконец его усилия увенчались успехом и ноги Айлы были свободны. Она тут же вскочила и, схватив сына за руку, бросилась с ним к опушке леса.

Со стороны стойбища раздались возмущенные крики стражей, которые добили раненых и уже поджигали избы. Увидев беглецов, они ринулись за ними, но было слишком поздно. Айла с Илсуром успели нырнуть в чащу и теперь ни один самый умелый охотник не смог бы их догнать - они были в родной стихии. Убегая, Айла обернулась к горящей деревне, где еще раздавались крики и брань Стражей. Густой черный дым поднимался к ясному голубому небу, словно символ смерти. Слава Богам, что ее сын сейчас рядом, и хотя бы ради него нужно во что бы то ни стало спастись.

Вскоре деревня осталась далеко позади, но девушка продолжала бежать что есть сил, и Илсур не отставал. Прошло много времени, прежде чем Айла успокоилась и решила передохнуть. Илсур помог матери избавиться от оставшихся пут и несмело спросил:

- А долго еще до той большой деревни, о которой ты мне говорила?

Айла улыбнулась. Хотелось бы ей самой знать ответ. Не один день и не два - это точно. Что действительно беспокоило ее, так это отсутствие воды и пищи, но сын в очередной раз приятно удивил ее - мальчишка успел-таки прихватить с собой сверток с лепешками, что она собирала в дорогу, да и в лесу в конце лета уже можно было найти съестное.

-Ну тогда как-нибудь доберемся, Илсур, - ласково сказала Айла и обняла сына.

На востоке сгущались тучи, черные и тяжелые, низко идущие над горизонтом, словно стадо рассвирепевших диких винторогов. Их мохнатые крупы сталкивались в небесной битве, и грохот тысяч тяжелых копыт предвещали яростные вспышки молний, которые отражались в бездонных глазах Айлы, и такая небесная ярость Богов была подобна ярости, рожденной в ее душе в этот день.

***

Рауд задумчиво пересекал двор королевской крепости. В полуденной жаре воздух был тягучим и плотным, полным пыли и острых навязчивых запахов Города и соседнего порта. Тэн морщил лицо, но не от жары и вони, а от тягостных вестей, навалившихся на него утром. В Город прибыл наполовину поредевший отряд израненных, но необыкновенно довольных воинов, посланных королем в отдаленную лесную деревню за Альдой. С собой они привели нескольких связанных женщин и детей, которых выгодно распродали городским купцам. Рауд ничего не знал о том , зачем направлялся отряд, но допросив их предводителя, был потрясен.

Зачем король сделал все это в обход него? Если бы тэн сам отправился в деревню, люди были бы живы и свободны... Он мог бы убедить стражей отпустить пленников, но не стоило даже пробовать надавить на торговцев - он преступил бы все мыслимые законы Города. Теперь тэн шел к Йору с одной целью: получить ответы. Стражники, возможно, действительно защищались, но теперь, когда Айла спаслась - слава Богам - городу грозит опасность. Рауд не знал к кому она может обратиться за помощью, но нутром чуял, что преступление не спишут стражам с рук. И уже будет неважно, оборонялись они или нападали, если на город нападут дикари - и необдуманный шаг короля всему виной. Обвинить правителя в недальновидности и излишней жестокости? За такое многие мигом лишились бы головы, но Рауд был, пожалуй, единственным в Городе, кто мог позволять себе такие речи.

Тэн убийственным взглядом отодвинул в сторону стража, пытавшегося преградить ему путь, и мощным толчком распахнул двери в королевский зал. Йор сидел за длинным дубовым столом и обедал. Его трапеза не выглядела поистине королевской, как урожденный вердег, король был во многом аскетичен, да и возраст начинал сказываться в последние годы. Правда, все это отнюдь не распространялось на женщин. Подле него сидела смазливая девица, уже изрядно пьяная и без умолку болтающая. Жены король не завел и законных наследников у него не было, но он обожал общество таких вот девиц из Города, и, надо полагать, имел на стороне нескольких незаконных детей. Хорошо, что ни у кого из них не хватило ума явиться к отцу и потребовать свои права. Зная нрав Йора, Рауд был уверен - в лучшем случае незадачливых наследников просто выкинут за порог.

Увидев Рауда, старый король взмахом руки выгнал девицу прочь, и та, не выпуская из руки кубок, неуверенной походкой скрылась в опочивальне.

- А, добрый друг Рауд, - приветствовал его король, пережевывая кусок ароматной оленины, - присаживайся, угощайся. С чем пожаловал?

Рауд покачал головой и остался стоять посреди зала.

- У меня прискорбная новость, господин.

- Ты про тех немытых деревенщин? Мне уже все сообщили. Что в этом такого особенного? Они напали на наших людей и получили по заслугам.

- Может случиться война.

- С кем? Да мне доводилось в одиночку убивать больше людей, Рауд! Эти изгои давно поселились на окраине моих владений. Моих, слышишь. Я слишком долго терпел вольность горожан и всей этой соседней голытьбы. И к чему это привело? К тому, что мне открыто говорят в лицо - не твои это земли, Йор!

Рауд вздохнул. Возможно, Йор был слишком пьян, или болезни понемногу повредили его рассудок. В былые годы, он был жестоким, но справедливым воином, и не одобрил бы бойню в деревне. Теперь же король сильно изменился, и Рауд никак не мог взять в толк, почему.

- Жена этого твоего охотника, - продолжал король, - нужна мне здесь в качестве заложницы.

"Или наложницы" - усмехнулся про себя Рауд. Теперь он был уверен, что король пьян.

- То есть, ты хотел быть уверен, что Ишвар не сбежит и не натворит лишнего? - резко, на равных, спросил тэн Стражей - Ты не доверяешь моему выбору?

Йор удивленно посмотрел на него, поперхнулся и закашлялся. Хлебнув из кубка и вытерев пышные седые усы рукавом, король презрительно улыбнулся.

-Узнаю своего боевого товарища... Всегда вы со мной спорили - ты и Зверь. Только ты всегда был умнее и служил мне, а Зверь оказался в лесу, и сейчас вообще отправился на верную смерть.

Когда-то король может и был другом Рауду, но те времена давно прошли. Сейчас тэна больше волновала судьба Бергофа. Услышав слова Йора, он почувствовал неладное.

- Что? Йор, о чем ты говоришь?

Король в ответ лишь захохотал. Потом резко помрачнел и упавшим голосом произнес:

- Я был у ведуна в Западном лесу. Совсем скоро мы все умрем.... Все бесполезно. Я не сразу понял, что мне показали, но теперь я все знаю...

Йор смотрел на Рауда безумными глазами, полными ненависти и страха. Он вдруг истерически рассмеялся и достал из под необъятного одеяния небольшой сверток.

- Ты знаешь, что это Рауд? Даже не догадываешься?

Рауд покачал головой, не отводя от короля внимательного напряженного взгляда. Тот развернул сверток и показал тэну небольшую деревянную фигурку - резную рыбку, искусно выполненную, с красивыми плавниками и чешуей. На одной стороне рыбки были вырезаны три символа.

- Знаешь, что тут написано? - взревел вдруг король.

Рауд оставался невозмутим.

- Догадываюсь.

Король снова сел, выронил деревянную рыбу на пол, и закрыл лицо руками. Он глубоко вдохнул и продолжил:

- Ее нашли рыбаки утром. Эти дураки не ведают наших обычаев, они принесли ее в крепость, думая, что это моя вещь! Но ты то знаешь... Там написано мое имя... У меня предостаточно врагов. Но я чувствую - мне конец, Рауд, а умирать я не хочу. Этот Город - дело всей моей жизни, и пока здесь не будет порядка, я буду жить. А порядок среди этих лесных животных можно навести только огнем и мечом. Может темные боги и бросили мне вызов, но пока я король, ни один человек не посмеет пойти против моей воли! Я прикончу каждого такого наглеца, не взирая ни на что!

Рауд понял, что не только вино стало причиной помешательства короля. Безудержный страх перед неизвестной напастью, страх смерти от рук наемных убийц, подосланных горожанами - все это повредило королевский разум. Пора было брать контроль над стражами в свои руки. Тэн развернулся и пошел прочь.

-Куда собрался? - донеслось ему вслед. - Искать этого зверюгу Бергофа или свою лесную шлюху? Я всегда знал, что не стоит так уж на тебя полагаться!

Рауд не ответил. Он широким шагом достиг двери, но путь ему преградили трое дюжих стражей, охранявших короля.

- А ну прочь, - рявкнул тэн и вломился между ними, растолкав своими широкими плечами. Король едва заметно кивнул, и на Рауда посыпались удары. Он успел выхватить из ножен меч, и, развернувшись, огрел им плашмя одного из стражей. Но двое других заломили ему руки и несколько раз огрели по затылку тяжелой рукояткой клинка.

- Потише там, не убейте. - Йор подошел к дверям, на ходу вытирая пропитанные жиром руки - Киньте его в темницу, потом решим, что делать. Там есть еще свободные клетки?

Страж кивнул, а удовлетворенный Йор вернулся в зал, с глухим стуком захлопнув входные двери. Стражи лишь услышали его пьяный окрик:

- Эй, как тебя там! Иди ко мне - я сейчас покажу тебе преимущества настоящего вердега перед твоими соплеменниками...

Глупо заулыбавшись, троица потащила обмякшего Рауда по крутой лестнице, незатейливо держа его за руки и ноги. Один из стражей, слегка пошатываясь, все трогал рукой часть лба отбитую тэном. Шаги их гулко отдавались по всей лестнице, и вскоре где- то в самом низу скрипнула тоскливо открываемая дверь. Оттуда высунулась голова человека - абсолютно лысого и очень недовольного.

- Кого там несет? - гаркнул он в темноту лестничного спуска.

- Еще гостей к тебе! Сейчас челюсть потеряешь, как увидишь! - донеслось сверху.

- Девка что ли?

- Сам ты девка, клоп лысый! Тэн Рауд к тебе в гости пожаловал, да умаялся по дороге слегка.

Фраза сопровождалась хохотом и непринужденной бранью. У Лысого и в самом деле отвисла челюсть. Может над ним смеются? Тэна - и в темницу? Что ж в Городе творится-то?

Трясущимися руками он схватил со стола связку ключей и показал стражам нужную камеру, то и дело косясь взглядом на лежащего без сознания Рауда. Королевские стражи бросили его на кучу гнилой соломы, и, переругиваясь между собой, ушли наверх. Лысый вытер пот со лба и уселся на свою кушетку в темничной прихожей. С тех пор как он вернулся с заставы, его постоянные россказни про туман и Бородача так всем надоели, что командир отправил его со стен сюда, в тюремщики. Страж всегда уважал Рауда, выделяя его среди других командиров, и считал его лучшим примером для подражания, а того вдруг бросили в темницу по слову короля. В это сложно было поверить - все годы, что Лысый провел среди стражей, Рауд был не просто командиром, а другом короля Йора, почти все знали об этом. Вердеги по рождению, они происходили с соседних островов и с юных лет вместе скрещивали клинки с врагами. Сейчас, когда среди стражей все больше горожан и альденов из лесных деревень, и только некоторые мастера и старые вояки остались от прежнего отряда Йора, народ уже не так опасается этих суровых северных воинов. Горожане все чаще ропщут на короля, чувствуя его слабость, может по их навету Рауд оказался здесь?

Из-за дверей в темничный коридор донесся сдавленный стон, кто-то пытался подняться и ворочался с боку на бок. Лысый поспешно закрыл дверь, прилег на свою кушетку и попытался заснуть. В сущности, он и сам был здесь как за решеткой и никак не мог к этому привыкнуть.

Вскоре Рауд очнулся и огляделся по сторонам. Он лежал на сыром полу в той же самой камере, из которой совсем недавно вытащил Ишвара со стариком. Что ж в этом была ирония, но такое положение дел отнюдь не устраивало опального тэна. Ему стало очевидно безумие Йора. Король, конечно, сможет и сам держать в кулаке стражей, но без Рауда, чей авторитет всегда был очень высок и в Городе, и в крепости, ему придется намного труднее. Или Йор просто решит опустить руки в безумном страхе и старческом слабоумии - может статься.

Из темного угла камеры выглянула любопытная серая крыса с длинным гадким хвостом. Она принюхалась, посмотрела на узника своими маленькими черными глазками и шмыгнула куда-то в проем каменной кладки. Мышцы Рауда болели, на голове вздыбилась огромная шишка, его пошатывало и мутило. "Будь на моем месте Бергоф, он раскидал бы этих щенков без труда, - подумалось тэну. - Бергоф. Хотелось бы знать, как он сейчас"

***

Айла и Илсур сидели возле небольшого родника посреди зарослей высокой травы, окружавшей его. В густых альденских лесах, по крайней мере в прибрежной их части, на каждый день-два пути путники встречали небольшие ярко-зеленые заросли среди бурого и серого подлеска. Эти яркие пятна сочной травы вырастали вокруг небольших болот с затхлой водой, но теперь беглецам повезло найти действительно свежий и чистый родник, ставший настоящим спасением.

Лепешки уже были съедены, но по расчетам Айлы деревня ее отца была совсем недалеко, и назавтра, самое позднее к закату, они достигнут своей цели. Отец... Давно они не виделись, с тех самых пор как Айла ушла с Ишваром. Будучи одним из старейшин своей деревни, отец всегда был против ее решения связать свою судьбу с молодым охотником из малоизвестного рода. Он прочил ей в женихи многих славных воинов, удачливых охотников из своей деревни, но своенравная Айла сама сделала выбор. С тех пор они с отцом ни разу не виделись, и до последнего времени она не надеялась на встречу. Сейчас, когда такие беды свалились на ее плечи, муж пропал, а жилище его уничтожено, по всем альденским законам отец должен помочь ей. И Айла верила, что так оно и будет.

Ее родная деревня, затерянная среди лесов на восток от Альды, была своего рода мощной лесной крепостью. Располагаясь на каменистом холме, опоясанном широким топким болотом, в котором запросто можно было сгинуть, не зная пути, деревня вдобавок ощетинилась высоким частоколом и двумя смотровыми вышками, за которыми прятались, прижимаясь друг к другу, добротные срубы и ветхие хижины. Местные жители называли свою деревню не иначе как Волчий Кряж, хотя волков в округе водилось не так уж и много. По приданию, прародитель всех коренных родов деревни, впервые попал на этот кряж, спасаясь болотами от стаи голодных волков.

Утомившись после долгой ходьбы и пережитых опасностей, Айла устало опустилась на траву и решила немного вздремнуть. Илсур наполнил водой кожаный бурдюк и принялся бродить вокруг родника, выискивая в траве сочные алые бусины земляники. Он был настолько поглощен этим занятием, что совсем не заметил приближения двух незнакомцев, неожиданно выбравшихся из леса на поляну с родником.

Один из них держал наготове лук, а второй, постарше и с виду поопытнее, поигрывал легким боевым топором с прямым топорищем. Они удивленно уставились на Илсура, и, подойдя ближе, оглядели его с ног до головы.

- Ты, парень, как тут оказался? Вроде не из местных... - наконец спросил воин с луком.

Илсур немного растерялся, но, набравшись храбрости, уверенно ответил:

- Мое имя Илсур, и я с берегов Альды. Я иду в Волчий Кряж к своим родным!

- Один? - удивился охотник постарше и усмехнулся в свою короткую, посеребренную сединой бороду.

Меж тем на поляну уверенной походкой вышла Айла. Гневно глянув на охотников, она подошла к сыну, взяла его за руку, и сказала:

- Он сказал куда мы идем и назвал свое имя! А ты даже не представился! Впрочем, ты никогда не был особенно вежлив!

Прищурившись, словно глядя на солнце, охотник оглядел девушку и, казалось, узнал ее. Он немного удивился, но потом вдруг расхохотался, а его спутник непонимающе оглядывал Айлу и Илсура.

- Брат, знакомься, - с улыбкой сказал старший охотник, - это Айла, дочь старейшины Мистивара, и твоя бывшая невеста, вас сосватали еще младенцами!

И он снова залился хохотом. По лицу Айлы пробежала улыбка, а молодой охотник даже слегка смутился. Седовласый вдруг стал серьезен и вновь обратился к Айле:

- Помню, ты не очень хорошо рассталась с родней, уходя замуж. Ты не вернулась бы, не случись что-то с твоим новым домом.

Девушка сокрушенно кивнула.

- Горожане убили всех в деревне и сожгли ее, а мой муж в темнице Города, - не вдаваясь в подробности ответила Айла, - мне больше некуда идти.

Седовласый озабоченно почесал затылок.

- Да... кто бы мог подумать, что они на такое способны... Это все вердеги с их кровожадностью, все беды с тех пор как они заправляют в Городе. Но не бойся, девочка. У нас никто не сможет до вас добраться, и даже если отец не захочет с тобой мириться, всегда можешь пожить в моем доме. А сейчас собирайтесь, я вижу, вы устали, и мы отведем вас в Волчий Кряж, вдруг ты забыла болотные тропы?

Айла действительно смутно помнила проходы через топи, но она и не собиралась идти по ним сама. Она с самого начала собиралась выйти к болотам и развести огонь, ожидая, пока будет замечена с одной из смотровых вышек. Тем не менее, встреча с соплеменниками, была как нельзя кстати. Теперь она была уверена, что все будет хорошо.

***

Волчий кряж впечатлял. И хотя Айла никогда не бывала в Городе, он представлялся ей громоздким, грязным и шумным, что, в общем-то, было недалеко от истины. Здесь же было чисто, спокойно и уютно, и даже испарения болот, терпкие и пряные казались весьма приятными и такими родными.

Множество разнообразных изб, сосновых срубов, небольших пристроек и сараев жались друг к другу, освобождая лишь широкую площадь перед просторным общинным домом. Трава на площади была давным-давно вытоптана, и плотная сухая земля почти не отличалась от мощенных площадей Города и поселений вердегов, разве что была даже поровнее. По центру площади возвышался величественный столб, увенчанный резным деревянным изображением оскаленного волка - старого символа деревни. Немного ниже висели четыре искусно украшенных красками и яркими стеклянными бусинами кабаньих черепа. Каждый из них был особым: почти весь черный, с торчащим на лбу рогом, был обращен на север, охристо - желтый, украшенный круглыми медяшками - смотрел на юг. Красный, в ореоле разноцветных птичьих перьев обращал взор своих пустых глазниц на запад, а пепельно-серый, с невероятными лепными наростами по всему лбу - на восток.

Айла была еще совсем девчонкой, когда в деревне появилось это изваяние. Дети тогда сбежались посмотреть на диковинку, а старики рассказывали всем древнюю легенду о четырех могучих вепрях. О том, как сотни лет назад четыре брата-альдена привели первых поселенцев в эти дикие чащи, населенные до них неведомыми народами. Они долго и мудро правили всеми родами альденов, пока однажды не погибли все в одном бою у подножья Колыбели Ветров, огромного горного пика, что возвышается где-то на севере в Полуночной степи. Легенды молчали о том, зачем братья отправились в такую даль, и кто победил этих великих воинов. Братья погибли, но их духи вселились в четырех вепрей, каждый из которых стал божеством и покровителем альденов. О них заботились, относились с всевозможным почтением, а когда те умерли, четыре кабаньих черепа украсили тот самый столб, что возвышался теперь в Волчьем Кряже, как священный символ альденского народа.

Путники шли по широкому проходу через деревню и, немного не доходя площади, остановились у большого красивого дома с множеством пристроек.

- Ступай к родне, Айла, - сказал альден с поседевшей бородкой. - И не забудь зайти к нам, как будет время!

Охотники ушли, а Айла с Илсуром так и остались стоять у дома. После стольких лет, даже решительная Айла не могла найти сил зайти внутрь и слов, которые могла бы сказать отцу. Со всех сторон на них смотрело множество любопытных глаз, в которых читался обыденный интерес, жалость и даже осуждение. Дверь отворилась, и из прохладной тени вышел седой кряжистый старик с обветренным лицом и хитрым прищуром голубых глаз. Он увидел Айлу, Илсура, помрачнел и молча встал напротив них.

- Здравствуй, дед, наконец-то мы добрались до тебя! - нарушил молчание мальчишка.

Мистивар тяжело вздохнул, его глаза увлажнились и, сделав несколько неуверенных шагов, он вдруг резко сгреб в охапку дочь и внука и разрыдался. Тут уже и соседи, добрая половина которых приходилась Айле родней, бросились обнимать нежданных гостей, весело подбадривать старика и наперебой расспрашивать о жизни Айлы в деревне мужа. Кое-как отбиваясь от них, старейшина отвел дочь и внука в дом и сердечно попросил остальных оставить их в покое, хотя бы на сегодня. Соседи понимающе закивали и понемногу разошлись, чтобы тут же вернуться с угощениями и подарками для девушки и ребенка. Айла их искренне поблагодарила, обещала побеседовать со всеми и с каждым в отдельности, зашла в избу и, присев на войлочную подушку, осмотрелась по сторонам - она снова была дома.

VII

Ветер яростно раскачивал верхушки сосен, те отвечали ему тягучим скрипом и тяжелыми усталыми стонами. Огромные валуны в два, а то и в три человеческих роста, как вечные стражи возвышались по берегам студеной горной реки. Да, именно такой была сонная и широкая Альда, взрастившая в заболоченном устье Город, в своих горных верховьях. Быстрая, неукротимая, как любая горная река, сложно было представить насколько она присмиреет южнее. Подъем в этих местах становился все круче, предгорья понемногу сменялись настоящей гористой местностью, а маячившие пару дней назад на горизонте темные силуэты вершин, теперь угрожающе нависали своими оскаленными отрогами над каменистой тропкой, сопровождавшей реку. Трое путников, то и дело косясь в сторону скал, настойчиво продвигались вперед.

Бергоф, сам похожий на горного великана, заросшего черным мхом, выступал впереди. Его огромная булава, висящая за спиной, мерно раскачивалась в такт шагов, а полы дорожного плаща едва доходили до колен.

Следом шла Мираен, но Ишвар постоянно помогал девушке преодолевать сложные подъемы и перелазить редкие валуны на тропе. Жрица закуталась в теплый шерстяной плащ, с непривычки она с трудом переносила прохладу северных гор. После той злополучной ночевки на берегу и борьбы с призрачным туманом, Мираен долго приходила в себя, но Бергоф - откуда только этот варвар столько знает? - вскоре поставил ее на ноги. Правда, красивые рыжие волосы теперь превратились в несуразную мальчишескую копну, еще и неровно остриженную. Ну так Ишвар стриг все больше овец, а не женщин, спасибо и на том. Рука Мираен еще была перемотана чистой тканью, смоченной соком какой- то травы, которую Бергоф ласково называл "вырвиглазка", на любые вопросы предлагая капнуть этим соком в глаза. Ишвар всю дорогу не отходил от жрицы, и она уже было начала подумывать о возможном интересе к ней со стороны охотника, о чем-то большем, чем просто совместное путешествие. Но вскоре, Мираен убедилась, что ошибалась, и Ишвар помогает ей только из чувства благодарности за их нежданное спасение. Сперва это расстроило девушку, но уже через пару часов она обо всем забыла. Гораздо больше жрицу интересовала до сих пор неясная цель их путешествия и загадочный северный край, виденный впервые.

- И это здесь такое лето? - жаловалась она Бергофу, когда очередной яростный порыв ветра чуть не сбил жрицу с ног. Вердег усмехнулся, похлопал девушку по плечу крепкой широкой ладонью и ответил:

- А что не так? Зимой-то вообще сугробы в мой рост, не проехать.

Той ночью, когда Мираен сожгла свои прекрасные волосы и спасла путников от гибели, они потеряли лошадей, животные сорвались с привязи и бесследно пропали, хорошо хоть пожитки и седельные сумки были сняты и лежали невдалеке от костра. Ишвар не беспокоился за своего коня - он наверняка уже вернулся в деревню, а если и нет - сожалеть бесполезно. В этих диких землях самим бы в живых остаться, мало ли кто или что еще может встретится по дороге.

Словно в подтверждение его мыслей посреди тропы, прямо перед ними вырос человек. Он резко выскочил из-за большого валуна и встал в пяти шагах от Бергофа. На незнакомце была теплая меховая куртка, дубленые штаны и мохнатая, съехавшая на один глаз, шапка. В руках он сжимал копье с длинным узким наконечником - таким здорово пробиваются кольчуги.

Бергоф нехорошо улыбнулся и неспеша вытащил из-за спины большую булаву. Незнакомец слегка опешил, но лишь на мгновение, и, собравшись с духом оглушительно свистнул и крикнул что-то на непонятном языке. Тут же из-за соседних валунов, из расщелин в скалах, с уступов над тропой показались его соратники - такие же угрюмые, в меховых одеждах, вооруженные копьями, топорами и готовыми к стрельбе луками. Несмотря на явное численное превосходство, они с опаской поглядывали на косматого гиганта с булавой.

Бергоф упер свое оружие в землю, облокотился на него обеими руками и лениво спросил:

-Ну и что вам нужно? Смерти своей ищете?

Незнакомец в шапке нервно сплюнул.

- Большой и сильный, да? Что ты и твои спутники здесь забыли? Это наша земля и без платы никто тут не пройдет, особенно мерзкие горожане!

- Мы можем и заплатить, - подала голос Мираен. Как самая разумная из всех троих путников, она понимала, насколько малы их шансы в драке с горцами.

- Еще бы! - ответил главарь, по прежнему обращаясь к Бергофу. - давайте сюда половину ваших припасов и монет, и половину оружия.

Мираен решила, что все не так уж плохо. Припасов было в избытке, а деньги в такой глуши вроде и не требовались.

-Ну и девку в придачу, - закончил горец и скривил рот в похабной ухмылке. Ответом ему стало одобрительное гудение товарищей по ремеслу, уже окружавших путников. Дюжина бойцов по обочинам тропы и несколько лучников на скальном уступе выше нее.

У Мираен перехватило дыхание, но она вдруг почувствовала сильный толчок и упала от неожиданности в траву. Ишвар сбил ее с ног и догадливая жрица юркнула за камень, на миг опередив стрелу с красным оперением, что с леденящим душу свистом врезалась в землю у ее ног.

Главарь горцев бросил копье в Бергофа, и видно было, что он умеет обращаться с эти оружием. Только вот сегодня был не его день - гигант играючи увернулся, на лету поймал копье рукой и, словно щепку, сломал пополам. Горец схватился за нож, но тяжелая булава уже опускалась на его непутевую голову, в мгновение ока размозжив череп, словно ореховую скорлупку.

Ишвар ударил одного из нападавших ножом, увернулся от второго, но внезапная стрела предательски пронзила его колено, отчего охотник запнулся и неуклюже упал наземь. Бергоф с ревом ринулся на помощь и, тараном влетев в окруживших Ишвара горцев, раскидал их в стороны. Пара сокрушительных ударов отправила к праотцам еще двоих нападавших, и привела в ужас остальных.

Один из горцев подобрался к Мираен, но та ловко увернулась от его цепких рук, угостила посохом по причинному месту и ласково приложила согнувшегося, задыхающегося противника булыжником по затылку. Тот обмяк и замертво рухнул к ногам жрицы. Девушка пожала плечами - ее вера совсем не запрещала время от времени убивать всяких зарвавшихся бандитов для очистки совести.

Все кончилось так же быстро, как и началось. Несколько уцелевших горцев решили не пытать судьбу и резво скрылись из виду. Бергоф вырвал кусок ткани из плаща, крепко перемотал ногу Ишвара выше колена и выдернул стрелу. Тот взвыл от боли, но тут же сжал зубы и крепко зажмурился.

- Бергоф... - через боль начал он, - почему лучники больше не стреляли?

- А тебе мало? - искренне удивился вердег.

Ишвар улыбнулся. Мираен подошла к ним, отряхиваясь от пыли, и помогла Ишвару подняться.

- Ну вот, тебе теперь костыль делать, - ворчала она, осматривая рану. Всем своим видом Мираен была сейчас похожа на древнюю лесную колдунью, а не на ту молодую жрицу кошачьего Бога, которой ей вроде как полагалось быть.

-Не нужно костыль - донеслось откуда-то сверху.

Путники разом обернулись на голос. Над их головами, на том самом утесе, где засели горские лучники, стоял коренастый парень, почти еще мальчишка, в меховой безрукавке и пращой в руках. На перекинутых крест-накрест ремнях у него висели небольшие кожаные мешочки и короткий кинжал. Лучников на утесе уже не было, только окровавленная рука одного из них безвольно свешивалась со скалы. Потому-то путники и не удостоились дождя из красноперых стрел. Парень, ловко прыгая по уступам, спустился со скалы и подошел к Бергофу.

- Приветствую, воин, - он кивнул в знак почтения. - Мое имя Карн.

- И тебе день добрый, незнакомец, - ответил Бергоф, - хотя, какой он, к медузам, добрый? Я Бергоф Ходрлейф, а это мои спутники, Мираен и Ишвар. Что это за горцы такие были? Я всегда считал, что ваш народ славится гостеприимством!

- Так оно и есть, только вот времена меняются... Этих я не знаю. пришли откуда-то с восточных склонов, пару дней назад напали на соседнюю деревню, увели коз. Я решил за ними проследить, и вот... Ты, Бергоф, надо сказать, страшен в гневе.

- Но и без тебя нам пришлось бы туго, - заметил вердег.

Парень неопределенно пожал плечами.

- Если ты о тех лучниках, то они же все равно стрелять толком не умели. Случайно попали в твоего друга, видимо. Поднимайте его - я отведу вас в деревню.

Бергоф молча помог Мираен поднять альдена, закинул его руку себе на плечо и побрел вслед за Карном.

Тропа становилась все круче, и, сделав несколько резких поворотов, выходила на открытую каменистую площадку, открывая взору потрясающий вид. С обрывистого горного склона приличной высоты стремительная горная Альда низвергалась потоком, разбивающемся о камни, переваливающим пороги, бурлящим в водоворотах и рассыпающимся на тысячи брызг. Гул падающей воды напомнил Бергофу рокот волн, бьющихся о скалы его родного острова, но речной водопад был стремительнее, звонче и ярче, местами в туче брызг сияла радуга. Кочующие по небу мрачные серые тучи то и дело закрывали собой солнце, отчего радуга тут же пряталась в толще воды, а сам водопад превращался в мрачное и леденящее душу зрелище.

Впрочем, в горах действительно было прохладно. Ветрам негде было разгуляться среди скал, но сам воздух, кристально чистый и свежий, был холодным и вдобавок влажным, возможно, от близости падающей воды. Какое-то время путники продолжали подниматься в горы, пока Карн не указал взглядом узкую тропку над самым обрывом, что змеей убегала между низкорослых лиственниц и исчезала среди утесов. Незнающий человек вряд ли вообще заметил бы ее, и тем более не рискнул бы двинуться туда, рискуя сорваться в пропасть.

Осторожно ступая по камням, раздвигая руками густые лапы деревьев, путники пробирались по тропе в горы. Совсем скоро пропасть оказалась позади, и перед ними открылась расщелина между двумя скалами. Склоны ее были достаточно пологими, чтобы в них вырубили удобные для подъема ступени. Они выводили на узкую террасу перед полукруглым сводом пещеры. Внутри эта пещера оказалась сырой и затхлой, с потолка капала вода и в нос ударял противный сладковатый запах. Природный тоннель уходил в темноту с небольшим подъемом и резко поворачивал куда-то вглубь скалы.

Мираен не без брезгливости ступила на влажный пол пещеры. Бергоф тащил на себе хромающего Ишвара, держась следом за Карном, а девушка замыкала процессию, закинув на плечо суму с пожитками.

Дойдя наконец до поворота, путники ускорили шаг - подъем перестал быть таким крутым. В лицо ударил посвежевший воздух, какое-то странное благоухание трав, сразу же отбившее зловоние пещеры. Повернув еще раз, тоннель обрывался, открывая взору небольшую долину, окруженную со всех сторон скалами. На дальнем конце долины виднелась пещера, значительно превосходившая по размерам ту, через которою путники прошли. Перед ней, похожие на заросшие мхом валуны, скучились каменные домики с односкатной крышей из веток, коры и лишайника невиданных размеров. Над парой домов курился дым, а по близлежащему лугу бродили несколько крупных черных коз.

- Вот тут и живем. - Карн подмигнул спутникам и направился в долину бодрым шагом человека, вернувшегося домой с хорошими новостями.

Продравшись сквозь заросли можжевельника и миновав крайне озадаченных коз, путники последовали за Карном, хотя и с трудом догоняли его. В деревне уже заметили их приближение, и из домов вышли несколько женщин, двое дюжих бородачей, старик с клюкой и толпа ребятишек. Они, естественно, восхищенно уставились на Бергофа, который на низкорослых горцев производил совсем уж дикое впечатление. Дети перешептывались, тыкали в него пальцами и норовили потрогать. Двое горцев забрали у вердега раненого Ишвара и, несмотря на его вопросы, потащили бедолагу в крайнюю хижину в зарослях можжевельника. Бергоф отправился за ними - должен же он был знать, что делают с его спутником.

Мираен осталась одна посреди толпы местных. Вид девушки оставлял желать лучшего - остриженные волосы, перемотанная рука, отпечаток многодневной усталости на лице, покрасневшие глаза. Она уже очень туго соображала - хотелось спать. Наконец, из толпы выбрался Карн в сопровождении дородной немолодой женщины в темно-зеленом шерстяном платье и с замысловатой прической. Та жалостливо оглядела девушку, потом схватила ее за руку и потащила в дом. Карн ушел вслед за ними, а толпа горцев постояла еще немного, посудачила о насущном и разошлась по своим делам.

В доме горцев было тепло и сухо, хотя несколько тесновато. Большую часть главной комнаты занимала широкая печь, на которой готовили еду, и, судя по всему, даже спали в сильные морозы. В углу, у небольшого окна, стоял стол, за который хозяйка и усадила Мираен. Карн присел рядом на лавку и уставился на жрицу, чем немного смутил ее.

- Ты ведь с юга, Мираен? - наконец спросил он.

-Да, из Годенхельма.

- Никогда не слышал. Наверное, очень далеко...

Действительно далеко. Мираен всю свою жизнь прожила на каменистом острове, среди столетних лесов и задумчивых серых скал. Детство помнилось плохо, но отдельные картины иногда всплывали в сознании или приходили в снах. Маленькая лачуга на окраине прибрежной деревни, мокрая соленая пристань на берегу, шумная торговая площадь возле Чертогов по праздникам. Мать умерла, когда Мираен была совсем крохой и ее черты с трудом вспоминались, а отца она вообще никогда не знала. Удивительно, как при всем этом она попала на обучение в Храм Древних? Сначала многие считали, что жрицы приняли ее из-за необычной внешности - столь редкого среди альденов рыжего цвета волос, но позже Мираен узнала правду. Одна старая жрица незадолго перед ее уходом из храма, поведала, что за обучение рыжеволосой девочки на годы вперед заплатил некий северянин. Мираен хотелось верить, что это мог быть ее отец, или родственник, но надеждам не суждено было сбыться - она так и не смогла узнать примет или имени своего благодетеля и найти его...

Карн выглядел старше своих лет, но Мираен видела его насквозь. Она, без сомнения, нравилась юному горцу, но ответного стремления в своей душе не находила. Сама жрица, как и все в их храме, не отличалась излишним целомудрием и скромностью, а парень видимо впервые ощутил подобные чувства. Мираен было забавно наблюдать за его бегающими глазами и срывающимся голосом, не более того.

Вскоре мать Карна принесла к столу дымящиеся блюдо с аппетитным жарким из куропатки. Вслед за ним на столе появились вино, козий сыр и ароматный пышный хлеб. Мираен с наслаждением отломила благоухающую

краюшку, жадно вдохнула сладковатый пшеничный аромат, лишь затем попробовала на вкус.

- Мы торгуем с жителями равнин... - с улыбкой пояснила хозяйка. - У них покупаем муку, а уж где они ее берут, не знаю.

Мираен блаженно улыбнулась и протянула:

- Такой хлеб пекли и у меня на родине...

Запах дома был как нельзя кстати. Но и в этих диких северных землях была своя красота и гармония. Что-то глубоко внутри нее находило все окружающее таким близким, родным, словно и родилась она где-нибудь на берегах Альды или в предгорьях. Да и Бергоф с Ишваром казались ей едва ли не братьями.

У двери послышалась возня и недовольное фырканье, Карн тут же схватился за лежащий на столе нож, но завалившийся в дом зверь на поверку оказался Бергофом.

- С Ишваром все в порядке, - обратился вердег к Мираен, - местный знахарь взялся залечить ему колено, и, похоже, доверять ему можно.

- Старый Дархег знатный лекарь, - подтвердил Карн. - Он и колдун порядочный, как говорят. Живо поставит на ноги вашего друга. Вы так и не рассказали, но нам важно знать - куда вы идете, путники?

-А у вас в горах не случались ли пропажи людей или внезапные помешательства последнее время? - ответила Мираен.

-Да нет, с чего бы. Ну, бывает, пещерные медведи или волки загрызут охотника, или со скалы кто упадет...

- А туман? Не видели тумана? - настаивал Бергоф.

Карн задумался.

- Здесь такое редко бывает, но если ниже спуститься, там может и есть... Так вы за этим здесь? Обо всем таком расспросите Дархега, он уже лет сто тут, все знает.

Путники хорошо подкрепились домашней едой, поблагодарили гостеприимную хозяйку и неспеша двинулись к дому знахаря. Мираен захватила для Ишвара немного еды и вина из дома Карна, а то на одних отварах из трав и жировых мазях долго не протянешь.

Дом знахаря располагался чуть в стороне от остальных, у подножья скалы, окруженный зарослями можжевельника и молодыми хвойными деревцами. Рядом с домом стоял высокий камень, плоский и глубоко врытый в землю, украшенный странными рунами.

- Это не язык вердегов, и вообще не один из известных мне языков, - заметила Мираен.

Бергоф недовольно покосился на жрицу.

- Ты знаешь все языки?

- Не все, но многие, те, на которых говорит весь известный мир.

Жрецы должны были знать языки, ведь именно им предстоит во славу Богов изучать дальние острова и страны, составлять карты и даже писать летописи. Это не было такой уж сложной задачей, ведь языки вердегов и альденов были весьма схожи, а большинство мермутов на севере могли общаться на вердегский манер, если вообще имели желание общаться.

Искусству боя жрецов не обучали за ненадобностью, однако здесь, на севере, умение сражаться пригодилось бы Мираен сполна. Жрица утешала себя тем, что по крайней мере знала об этих краях намного больше почти "местных" Бергофа и Ишвара - не зря все-таки изучала старинные записи в храмовых сводах.

Местные жители в этих трактатах, назывались горными альденами, и именно с этих горных склонов много веков назад спустились, как говорили одни легенды, первые поселенцы, которые обжили теперь берега Альды. Правда, во многих других сказаниях альдены приходили с востока, из-за горных хребтов, так что достоверно ни один жрец не мог подтвердить или опровергнуть подобные суждения. Редкие путешественники, забредавшие сюда, описывали горцев как народ угрюмый, нелюдимый, однако Мираен казалось иначе. Жизнь в горах не сахар конечно, но а где она проста и безоблачна? Кроме того, горные альдены, по легендам, тоже заселили отнюдь не безжизненные долины, но народ, обитавший здесь до них, ни разу нигде не описывался.

- Пришли справиться о здоровье своего друга? - раздался вдруг скрипучий голос откуда-то сзади.

Мираен вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял сгорбленный старичок в ветхой одежде, опирающийся на кривой посох. Длинная борода. спутанные волосы и лукавое выражение спрятанных под зарослями сросшихся бровей глаз - именно таким жрица и ожидала увидеть местного знахаря. Тот сделал несколько шагов, опираясь на палку и, тяжело вздыхая, поравнялся с Бергофом и покачал головой.

- Ваш охотник крепок, и рана затянется быстро. Я дал ему целебный вересковый отвар, чтобы ускорить выздоровление.

-Благодарим вас, - почтительно склонила голову жрица.

-Э... - протянул старик и махнул рукой, - не за что пока благодарить, красавица. Я может стар и глуп, но и мне понятно, зачем вы пришли сюда. Из города в устье, верно? И там начали люди пропадать?

Бергоф и Мираен переглянулись.

- Что ты знаешь, почтенный? - требовательно спросил вердег.

- А что я могу знать? Всегда так было - то охотник не вернется, то и отряд воинов целый пропадет. Да, конечно, горы... Жители списывают на обвалы, диких зверей, мало ли тут опасностей... Но я думаю, все намного хуже. Наверно с тех самых пор, как первые люди пришли сюда с запада, их преследуют тени... Они нападают по ночам на одиноких путников и пожирают их или утаскивают в свои тайные горные логова! Мы называем их унбуртами.

Речи старика показались бы Бергофу бредом, если бы Ишвар, после случая с туманом на реке, не рассказал вердегу об увиденном ночью существе. Тогда он тоже не поверил охотнику, но теперь старый знахарь говорил о похожем.

- Ваш друг поправится, - продолжал старик, - и езжайте домой. Вам не за чем кликать беду на свою голову, это проклятье горцев - им и останется до конца времен.

- Но Город теперь тоже в опасности, - возразила Мираен. - Да и неужели, вы никогда не пытались выяснить, что это за умбурты, что за туман? Неужели вы не знаете, как им противостоять?

- Кто пытался, тот уже мертв, - знахарь нахмурился. - Нам не стоит ничего знать. Это бремя возложили на нас Боги, за грехи наших предков. И, возможно, умбурты - и есть Боги, а вы собрались им противостоять? Вы безумцы!

Старика лихорадочно трясло, он нервно взмахнул рукой и, сердито ворча что-то неразборчивое, скрылся в хижине.

- Не доверяю я ему, - озабоченно сказал Бергоф, - как бы не траванул Ишвара на всякий случай. Чтоб мы точно никуда не пошли.

- А куда идти? Старик, может, что и знает, но никогда не скажет. Местные очень боятся этих... унбуртов. Почему только об этом ни слова нет в описаниях горского народа? Я проштудировала все, что смогла достать в храме.

- Не важно, что это за твари, - рассудил Бергоф. - Я обещал Рауду все разузнать и, если смогу, прекратить эти напасти. Знаешь, что только меня смущает? Ладно, туман, ладно, тени эти... Люди-то куда пропадают? Их не убивают - крови вроде как никто не видел, тем более тел. Их пленили? Но зачем?

Мираен задумалась. Они все так же стояли у дома знахаря, и она была уверена, что тот слышит их разговор. Девушка жестом поманила Бергофа и не спеша пошла к дому Карна. Вердег все понял и молча последовал за ней, пока Мираен не остановилась и тихо, почти шепотом, не сказала:

- Пусть думает, что мы уйдем, как только Ишвар сможет ходить. Но когда он поправится, мы выбьем из старика все, что он знает об этих существах, если, конечно, это не пустая легенда. И местные не смогут нам помешать.

Бергоф согласно кивнул. Может это и неправильно - поднимать руку на людей, приютивших тебя, но без знаний старого знахаря их задача станет невыполнимой. А вернуться к Рауду ни с чем вердег не мог, для него это было бы еще большим бесчестием. Если унбурты и правда существуют - он найдет способ их остановить.

Карн уже поджидал их у порога, сидя на широком обрубке, предназначенном для колки дров. Он непринужденно улыбался и вопросительно смотрел на девушку.

- Надеюсь все в порядке? Какие-то вы невеселые.

- Все хорошо, Карн, но думаю, нам не помешало бы поспать.

Парень с готовностью пригласил Мираен в дом, остановился у двери и обратился к Бергофу:

- Извини, друг, у нас тебя совсем негде положить спать, но ты можешь сходить в дом Хуга, - Карн показал на широкий и приземистый дом на окраине. - Он живет один, и места у него много, я уже договорился - старина Хуг тебя приютит.

- Благодарю, горец. - Вердегу все меньше нравилась идея жрицы силой давить на этих замечательных гостеприимных людей. За Карном закрылась дверь, и гигант, тяжело вздохнув, направился к этому самому Хугу, напевая под нос, что-то весьма безрадостное из напевов вердегских рыбаков. В горах холодало, день неотвратимо завершался, чтобы смениться совсем уж холодной горной ночью. Солнце медленно скрывалось за отдаленными горными пиками, где-то вдалеке слышались приглушенные завывания ветра, будто тот ненароком залетел в извилистую пещеру и теперь метался по ней в поисках выхода.

Хуг оказался широким кряжистым горцем, почти таким же крепким, как и сам Бергоф, но, по свойственной здешним жителям природе, заметно ниже ростом. Он вдобавок оказался еще и немым, а может просто чересчур молчаливым. Пригласив Бергофа в дом, Хуг первым делом предложил тому чарку свежего козьего молока. Бергофу хотелось поговорить с радушным хозяином о здешних жителях, особенно о знахаре, но тот категорически молчал и мотал головой на любой вопрос вердега. Бергоф неизменно жал плечами, что, мол, взять с немого, но какое-то странное предчувствие не давало ему покоя, он ясно ощущал, что Хуг смертельно боится чего-то. Как и любой зверь, запах страха вердег различал лучше всех, и в доме не просто пахло, а именно воняло жутким, ледяным страхом. И боялся хозяин, старавшийся держаться бодро, явно не Бергофа.

Чарка ароматного молока все же успокоила гиганта. Что поделать, и чутье бывает подводит, да и мало ли чего так боится этот Хуг. Кто-то, например, пауков боится, кто-то змей... Стараясь не думать больше ни о чем, Бергоф решил дать телу отдохнуть, остыть после утреннего боя и дневных хождений. Он буквально свалился с ног на стоящую поблизости кривую кушетку и начал проваливаться в сон. Уже из-под смыкающихся глаз Бергоф увидел, как хозяин, достает с полки большой моток прочной волосяной веревки, понемногу разматывает и подходит к нему с нехорошей улыбкой. Вердег хотел вскочить с кровати, но почувствовал, что все его мышцы онемели, и так и остался лежать бревном поперек кровати. Он попытался собрать в кулак всю свою волю, но только потратил последние силы. Перед тем, как окончательно провалиться в сонный дурман, Бергоф услышал пронзительный женский крик - и узнал голос Мираен.